Луковица в молоке
   
Затонск, февраль 1923
Веру задержали дела и домой она смогла добраться только с утра в воскресенье. Несмотря на ранний час, домашние были уже на ногах – и мама, и Ваня, и даже отец. Только Вася не стучал привычно топором около сарая.
Товарищ Смирной и после нелегкой недели на службе находил время, чтобы  обиходить немудрённое хозяйство Штольманов. Благо, Вася обладал массой умений, сделавшихся весьма ценными в постреволюционной разрухе. Наколоть дрова, прочистить дымоход, поднять завалившийся забор… В старом флигеле как-то незаметно не осталось ни одного сломанного табурета или покосившейся двери, а апофеозом стало совместное с мамой осеннее квашение капусты  Таких высот не достигал даже дядя Карим. Причем мамино участие тогда, по её же словам, заключалось в том, чтобы снимать пробу.
   
Но так же тоже нельзя! И на прошлой неделе Вера не то в шутку, не то всерьёз сообщила папиному помощнику, что крепостное право отменили шестьдесят лет назад. И Вася, кажется, об этом забыл.
Вообще-то она имела в виду, что когда-то нужно и отдыхать — сходить в клуб, например. Или нанести новый визит в музей — более удачный. Покататься на санках, наконец! На дворе стояла масленичная неделя, и с высоты стройки Вера Яковлевна постоянно наблюдала, как зареченские ребятишки, парни и девушки, оседлав все, что под руку придется, с визгом летят с крутого берега Затони.
Ей тоже хотелось. И её звали — и Веня с Ульяной, и Федя Белов, и Андрей Горшков, новый комсорг строительства. Вот только товарищ Смирной не звал. А она вдруг поняла, что хотела бы прокатиться на санках именно с ним, смеясь и визжа от летящего в лицо снега, и чтобы Васины руки удерживали её, как он это обычно делает — бережно-бережно…
Нужно было просто взять и сказать ему об этом. А она принялась подшучивать — и должно быть, снова его обидела. Без Васиного сопения во флигеле было как-то непонятно пусто. Вера даже удивилась этому ощущению. Все же здесь…
Стараясь не подавать виду, Вера весело поинтересовалась:
— Василий Степанович решил всё же соблюдать трудовой кодекс относительно времени труда и отдыха?
Папа внезапно дернул щекой и смеяться ей расхотелось. Что-то случилось? Где-то в дальнем углу насмешливо фыркнул Ванька:
— Васька батю вчера от расследования отстранил!
— Как? — Вера изумленно вскинула бровь. Мама посмотрела на Ивана с упрёком. А сам папа, ничего не сказав, решительно прошёл мимо Веры в прихожую и стал натягивать пальто.
— Схожу в отделение, — доложил он ровным голосом, плотнее заматываясь в шарф. – Нужно же узнать, чем дело кончилось.
     
Дверь со стуком захлопнулась за начальником затонского угро. Вера не выдержала:
— Да что случилось?
— Человек вчера вечером пропал, — мама вздохнула и направилась к самовару. – Ты раздевайся, Верочка, я чаю налью… Намерзлась? Вася с милиционерами ищет.
— Бабка там старая, — вставил Ванька, перебираясь ближе к столу. – Вроде как из ума выжившая.
— Да, старушка ушла из дому, — подтвердила мама, сосредоточенно нарезая хлеб. – Кто-то видел, что шла к реке. Поздно уже было. Папа дома был. Прибежал мальчик молоденький из милиции, черненький такой, кажется Круглов его фамилия, рассказал, что произошло. И что Вася людей с реки выгнал, сам вместе с другими милиционерами там сейчас полыньи обшаривает. И прибавил, что самому папе беспокоиться пока не нужно, ничего криминального нет.
— И папа рассердился? – вскинула бровь Вера. – Что его попросили дома остаться?
Мама вздохнула и поставила перед ней чашку с чаем.
— Немножко рассердился. Но ему надо это принять, в конце концов. С чем-то Вася может справиться и сам. Потом, ищут на реке, а ты знаешь, какой сейчас лёд. И в зарослях вдоль берега…
Вера молча кивнула. Зима стояла теплая, но снежная, по берегам намело метровые сугробы, покрытые коркой наста. Папе ли там лазать? Начальник затонского угро многим казался двужильным, а то и вовсе бессмертным , но ведь это только сказка… И настоящий крепкий лёд в устье Затони так и не встал, а к концу зимы сделался и вовсе ненадёжен. Не пустил бы Вася папу на такой лед ночью. Помощник никогда не стремился оградить Штольмана от всего, но сейчас он всё сделал правильно. Наверняка и папа это понял. Но конечно, распереживался.
— Погулял Васька на свадьбе, — хмыкнул Иван, засовывая в рот кусок ситника, щедро намазанный малиновым вареньем. Вера вдруг подумала невпопад, что вареньем этим они тоже обязаны Васе, это он летом водил Ваньку и своих племянников по ягоды в какие-то только ему известные дебри. И её звал, но она почему-то пойти не смогла, а жаль. Вася в лесу преображался, даже разговаривать начинал, не краснея и не запинаясь. Наверное оттого, что это были его родные места. Это для Веры даже хоженый-перехоженный и совсем нестрашный затонский лес был в новинку.
— Что за свадьба, Ваня? — быстро спросила Вера, пытаясь вернуться к делам сегодняшним. – И прекрати облизывать пальцы!
— А одного из милиции как раз, — охотно сообщил названный братец, нахально игнорируя её призыв и нарочито напоказ облизывая палец, испачканный вареньем. – Тимохой которого зовут, помнишь такого? Он с батей и Васькой часто ездит, батя говорит – нормальный парень.
— Панютин? Тимофей Панютин? Он что, женился?
— Ага. Отец говорил, Ваську тоже на свадьбу звали, а он не пошёл. Праздники, то да сё, милиция на посту… Серьёзный, как гвоздь. А Стёпка мне разболтал, что Васька просто водку пить не любит. А на свадьбе перепились все и за старухой не уследили. Вылезла из-за печки и усвистала.
— Откуда такие подробности? — вскинула бровь Вера.
— А мальчишки рассказали, когда я за ситником в лавку бегал, — Ванька снова полез ложкой в варенье. – Что потом всполошились, кинулись бабку свою искать, всей толпой на лёд ломанулись. И все пьяные! Ну, кто-то милицию позвал. Васька с постовыми прибежали, всех повыгоняли с речки, пока кто еще по пьяни не утопился. А сами вроде как до сих пор ищут. А батю не взяли. Он и надулся.
Разумеется, надулся. Вера уже давно поняла, как папа реагирует на любое напоминание о собственном возрасте. И ведь он всё понимает, старается не показывать, но натуру в карман не спрячешь.
Лишь бы они с Васей снова не поссорились. Мысль об этом оказалась неожиданно болезненной.
   
Мама, молча слушавшая их с Ваней разговор, чуть нахмурилась и открыла уже рот, собираясь что-то сказать, как вдруг входная дверь грохнула, заставив Веру вздрогнуть. Папа вернулся? Но в дверях гостиной возник не начальник затонского угро, а его помощник.
— О! Мороз-воевода дозором!.. — немедленно съехидничал Ванька. Вася не обратил на него внимания.
— Яков Платоныч дома? — спросил он хрипло. Лицо Василия было осунувшимся, измученным. Полушубок, штаны, шапка молодого сыщика – всё было в снегу и кажется, даже обледенело.
— В отделение ушел, — торопливо сказала мама, поднимаясь. – Вася, что там?
— Разминулись, значит, — тяжело выдохнул Вася и принялся поворачиваться обратно к двери. Кажется, его пошатывало.
— Стой!
Вера сама не заметила, как вскочила из-за стола и кинулась к Василию.
— Вася, ему там всё доложат. Куда ты такой пойдешь? Раздевайся! Ты что, в воду упал?
— Да боком чуть-чуть, — хрипло сказал Вася. Вера решительно расстёгивала на нём стоявший колом полушубок, и, похоже, у товарища Смирного не было сил этому сопротивляться.
С обмерзшего полушубка с хрустом осыпались льдинки. Вера недрогнувшей рукой стащила с папиного помощника еще и шапку и подтолкнула его к дивану.
— Сапоги снимай тоже!
Мама торопливо наливала дымящийся чай в большую кружку. Ваня, еще раз посмотрев на Василия, молча возившегося с сапогами, подвинул ей варенье.
— Мам, малины добавь. А то Васька аж звенит. Ты чего, за утоплой бабкой в прорубь нырял?
Вася внезапно сгорбился еще сильнее и тяжело вздохнул. Вера почувствовала, как защемило сердце. Видеть Васю таким измученным ей еще не приходилось.
— Вася, пей чай, — подошедшая мама почти силком сунула ему в руки кружку. – Ты замерз весь.
— Ага, — внезапно зло пробурчал Васька. — Только я сам дурак. Искали вчерашний день!..
— Чо, и бабки не было? — ехидно изумился Ванька. Мама на него сердито шикнула. А Вася против обыкновения даже не глянул — сделал большой глоток из кружки и почему-то виновато посмотрел на Веру.
— Была. Бабка Лукерья. Тимохиных сватов помешанная тётка. Только ни в какую прорубь она не кидалась – побродила малость и вернулась домой. Сейчас вот прибежали от них.
— Всю ночь бродила? — удивилась мама.
— Не, — Вася мотнул головой и снова отхлебнул из кружки. Руки у него подрагивали. — Пока её всей свадьбой в проруби искали, она обратно приплелась. Водочки хлебнула, закусила и обратно за печку повалилась. Родня вернулась, первым делом бабку помянули. Потом за печкой нашли – обрадовались, за это дело тоже выпили. Ну и сели свадьбу догуливать. Только утром кто-то дотумкал, что нужно в милицию сообщить. Что бабка нашлась… А ребята всю ночь искали!.. — вымолвил он внезапно зло. – Померзли все. Круглов чуть под лёд не провалился. Хреновый из меня командир вышел…
Вере почему-то сделалось не по себе. Вася до ругани никогда не опускался. Бедный, как же он устал! Глаза – мутные. И голос совсем осип.
— Вася, но причем тут ты? — возмутилась мама. Отобрала у него кружку и принялась заново её наполнять. – Откуда вы могли знать?
— Ну… Могли… — Васька неуверенно пожал плечами. – Я же видел, что там все пьяные. Что они соображают? Нужно было послать кого-то… Но и другие говорили, что старуху видели, как к речке шла. Я и не подумал… Не проверил. Говорю – сам дурак.
— Прекрати, — Вера решительно поднялась. – Вместо того чтобы за своей бабушкой следить, эти Панютины всей семьёй водку жрали, а ты виноват?! Снимай гимнастерку!
— Фёдоровы, — устало вздохнул Вася. – И бабка их. Панютиных там один Тимоха. Он сирота. А что напились… так свадьба ведь. Как не погулять? Семья богатая, стол ломится, водки много… Корова, три перины… А гимнастерку зачем? – спросил он вяло и сделал попытку подняться. – Я пойду… Яков Платоныч…
— Вася, никуда ты не пойдёшь, — Вера тревожно переглянулась с мамой. – Ложись тут, на диван. Сейчас одеяло принесу. Рубашка мокрая вся, снимай. Я тебе папину дам. И штаны снимай тоже. Ванька, что сидишь, ноги в руки и к Смирным! Скажешь, что Вася заболел.
— Ага, — Ванька проворно соскользнул со стула, но прищурился ехидно. – Скажу, что заговаривается. Перины какие-то… Да понял я, понял! — быстро добавил он, уворачиваясь от подзатыльника. – И одежу сухую спрошу. Батина рубашка на Ваське треснет.
       
Когда вернулся отец, Вася лежал на диване, укрытый одеялом, а поверх одеяла еще и папиной шинелью, и весь дрожал. Мама пыталась снова напоить его чаем с малиной, но он даже кружку в руках удержать не мог. Папа, на миг остановившись на пороге, вскинул бровь, строго обозрел эту картину и заметил саркастически:
— Похоже, мой героический помощник героически утратил работоспособность? Выбрали времечко, Василий Степанович. Собирались завтра в Отложье ехать, а вы тут сопли на кулак мотаете. Да еще и под моим форменным пальтишком. Примеряетесь, никак?
Вася повернул голову и попытался что-то ответить, но слышен был только отчетливый стук зубов. Мама выпрямилась и посмотрела на папу сердито. Но Вера понимала, что папа язвит потому, что ему тоже стало страшно. Как и ей. Вася, всегда такой сильный, такой выносливый, никогда ни на что не жаловавшийся…
— П-п-п-рим-меряюсь, Як-к-ков П-пла-латоныч, — Васе удалось кое-как совладать с голосом. – Р-руб-башку ва-ваша уже п-присво-воил. А к ш-шине-нельке при-ри-рисматриваюсь по-пока.
Вера почувствовала, как защипало в носу. Папа резко выдохнул и хотел еще что-то сказать, но тут снова хлопнула входная дверь, и, деловито отодвинув отца в сторону, в комнату протиснулся Ванька со здоровенным узлом в руках.
— Вот. Стёпкина мать насовала, — заявил он, развязывая узел и выставляя на стол какие-то горшки. – Это мёд, а вот варенье. Малиновое!
— Ванька! У нас же есть варенье! — возмутилась Вера.
— Ч-что-то ты там мо-моим набо-болтал? — одновременно с ней просипел Вася.
— Дают – надо брать! – авторитетно высказался Иван. – Если Ваське не нужно, я сам съем. Ничего я не наболтал, сказал всё, как есть. Что под лёд провалился. А то тётка Наталья не верила еще! Всё из меня душу доставала, не подстрелили ли Василия опять…
Он внезапно смешался, вытащил из узла стопку каких-то вещей и, помолчав, добавил неуверенно:
— А потом испугалась. Говорит, что мол, в жизни Вася не хворал.
       
Они тогда все испугались. Особенно под вечер, когда озноб у Васи прошел и начался сильный жар. Вера с мамой принялись протирать его водой с уксусом – Васька поначалу смущался и противился, так что мама внезапно рассвирепела и на него прикрикнула, заявив, что она двоих сыновей вырастила и нечего от неё прятаться… А потом Васе вдруг стало все равно. И это было очень страшно.
Они сидели в гостиной по очереди, боясь оставить его одного – папа, мама, Иван. И она тоже, разумеется. Сидела и гнала мысли, такие же чёрные, как в тот кошмарный день, на плотине. Если Вася… Если с Васей…
В семействе Штольманов болели редко. Разве что маме иной раз становилось плохо из-за какого-нибудь зловредного духа. Сама Вера последний раз болела еще в детстве. Даже тиф и испанка, свирепствовавшие в голодном и холодном Петрограде, её миновали. Но она видела, как болеют и умирают другие.
Утром ей нужно ехать в Зареченск. Строить электростанцию. Зачем в этом мире нужен свет, если в нём не станет Васи?
А что, если у него тоже началась испанка? Это было невыносимо – чтобы из-за чьей-то дурости, безответственности… из-за каких-то пьяных ничтожеств мог так глупо погибнуть хороший человек! И даже в этот раз он упрекал себя – не доглядел, не предусмотрел. Вася всегда думал первым делом о других. А о нём кто подумает?
Наверное, именно тогда Вера поняла, что это будет она. И никто другой. Никому она его не отдаст. И в первую очередь – той черной тени, что ползёт в окошко флигеля. Вера решительно подкрутила керосинку, добавляя света и принялась вымачивать тряпку в воде с уксусом.
От прикосновения холодной тряпки ко лбу Вася вздрогнул и приоткрыл глаза.
— Вера?..
— Я здесь, здесь. Ты спи — торопливо проговорила она.
— Весна будет… Пойдем с тобой?.. — спросил Василий не очень внятно. Похоже, он был не в себе. Вера очередной раз внутренне похолодела, но собралась с силами и шепнула уверенно:
— Конечно, пойдём. Ты поправляйся.
         
К счастью, её мрачные предчувствия не оправдались. Жар продержался недолго. Но к утру у Васи открылся такой кашель, что в старом флигеле, казалось, тряслись стены — Вера послушала, как он хрипит, и решительно засобиралась за врачом.
— Не надо врача, — просипел Василий, с трудом отрывая голову от подушки. – Вера Яковлевна, ну смешно ведь! У здорового бугая горлышко болит…
— И вправду, не будем пока беспокоить Николая Евсеевича, — папа, слушавший их перепалку, хищно прищурился. – У нас свой специалист имеется. Иван!
— Чего я-то? — всполошился Ванька, уже устроившийся у стола в ожидании завтрака.
— Ну, ты у нас специалист по народной медицине, — хмыкнул отец. — Твой чудодейственный лопух часом от кашля не помогает?
— Не знаю, бать, — Иван неуверенно покосился на Васю. – При кашле это… молоко с маслом хорошо помогает.
— Гм. А масло у нас есть? — папа повернулся к маме. – Что-то мне давно не попадался на глаза этот продукт…
— Саломас есть, — коротко ответила мама. – Но он вряд ли сгодится.
— Что есть саломас? — папа вскинул бровь.
— Твёрдый жир, получаемый промышленным путём при гидрогенизации жидких жиров, — машинально ответила Вера. Химию в электротехническом институте тоже давали. На диване громко хрюкнул Василий. Папина бровь поползла еще выше.
— Им э-э… сапоги смазывают?
— Его едят, — спокойно пояснила мама. Выражение лица папы стало непередаваемым.
— Воистину, меньше знаешь – лучше аппетит… Нет, так мы рисковать не будем. Василий Степанович нам еще пригодится.
— Луковицу еще можно в молоке сварить, — подал голос Иван. — И пить.
Папа только головой покачал в изумлении.
— Александр Францевич нас не слышит. Народная медицина – страшная вещь… От чего это должно помочь – от запора?
— Ну, бать, ты даешь! — осклабился Ванька. – Нет, средство верное. При глотошной то, что нужно.
— Не надо луковицу в молоке! — почему-то испугался Василий и зашелся в новом приступе кашля.
— Надо. Аня, грей молоко! – скомандовал папа. – А Иван чистит луковицу.
— Только это гадость неимоверная, — предупредил Ванька, поглядывая на Васю с опаской. Судя по выражению лица товарища Смирного, ему тоже был известен этот факт. У папы весело заблестели глаза.
— Две луковицы! – распорядился он отрывисто. – Василий Степанович, это для вашей же пользы. Я понимаю, что вы там пригрелись под моей шинелью, но мне помощник для дела нужен. Придется потерпеть. Ванины медицинские советы нас еще не подводили.
— А в нос чеснок можно засунуть, — посоветовал совсем расхрабрившийся братец. – Чеснок на тряпку выжать, а тряпку в ноздрю заткнуть. Прошибает, только держись!
— Яков Платоныч, я здоров! И это… нам на службу пора! — мужественно сообщил Васька и сделал попытку подняться, но тут же зашелся в новом приступе кашля.
— А горло изнутри лучше керосином смазать! – авторитетно сообщил Ванька. – А лучше всего… Бать, ты налей ему самогонки! Горячей.
— Так. А подобные познания откуда? — папа воззрился на Ивана с подозрением. Тот проворно отодвинулся подальше.
— Ты чо, бать! Не, я не пробовал. Так, слышал краем уха. Мужики в Твери так делали, с которыми я кантовался. Горячую самогонку с мёдом и перцем. Правда, кой-кого наизнанку выворачивало…
— Ну, доктор Штольман, доберусь я до тебя! — похрипел Вася, откидываясь на подушку.
— Ваня, ты главное, сам не заболей теперь, — предупредила Вера. – А то мы уже тебя лечить начнём. А дядя Карим и вовсе считал, что все болезни от злых духов. И метелки какие-то жёг. Чтобы болезнь уходила. Может, нам тоже попробовать?
— Отлично! – отозвался папа. – Вон у порога старый веник. Поджигай!
— Тогда из дому не только злые духи, мы все сбежим… — сдержанно заметила мама.
Вася уже давился не столько кашлем, сколько смехом. Вера улыбнулась тоже. Ей вдруг стало легче. Всё с Васей будет хорошо. Он справится. Они ему помогут.
Хотя на санках им уже вряд ли придется покататься… Зато у них есть луковица в молоке!
     
Вера решительно повернулась к плите. Луковица в молоке, конечно, та ещё замена. Но с точки зрения вечности, она, несомненно выиграет. Попробуй такое забудь!

Особенно учитывая, что свиного жира наверняка тоже нет, и добавлять пришлось бы пресловутый саломас . Пожалейте Васю! Думаю, он с одного перепугу поправился.

Василий перечисляет детали невестиного приданного. Берет Тимоха богатую, свадьбу широко гуляют - ну как тут не напиться?
Это у самого Васи - Верочка, у которой ни коровы, ни перины, одно солнце за спиной.

В Затонске-на-Сене дети как -то незаметно становились общими)) Но да, Анна Виктровна имела в виду именно Максима - в том плане, что она аж двум взрослым парням, если приходилось, ставила примочки и припарки, и нечего тут Ваське стесняться своего голого торса))

К весне того же года Вася жив и нос на месте - видать, обошлись без чеснока)))

По духу да, но композиционно, по всей видимости, никак.
Естественно, впихнуть хочется ВСЕ, включая историю каждой из трех перин))).
Сначала этот кусочек просился в главу "Счастье новой формации", но туда набилось столько всего, что от чего-то пришлось отказываться, иначе бы мы увязли. Хуже нет, когда хорошее начинание превращается в триста метров тряпки. А теперь, когда перед нами с Афиной уже есть весь "скелет повести", стало понятно, что без потери темпо-ритма луковицу в молоке мы туда не воткнем. Повесть и так выходит структурно-сложная, все время опасаемся, что действие перекосит.
Но поверьте,  рассказ и в таком виде ничего не потерял, даже наоборот - драббл уже можно было без опаски расширять и приукрашивать)))

Точно))) Но это у Васьки просто из памяти лезет, а та Машка или не та - доподлинно неизвестно)))

Ну, тут устал Вася сильно))) А то бы больше стеснялся. До настоящих взаимоотношений им еще долгих три месяца, в течении которых Вася не раз успеет почувствовать себя не в своей тарелке. Самоед-с...

И вам спасибо за столь высокую оценку нашим, авторским героям, которые уже на самом деле третья производная от канона))