Разведка боем
   
С каким чувством возбуждённого превосходства он обживал апартаменты в доме № 500 по улице Республики! Как перестраивал и украшал по своему вкусу полукруглый кабинет в здании Сената, изгоняя дух прежнего хозяина, канцлера Валорума… С какой заботливостью собственноручно протирал свои любимые статуи и мебель, как радовался великолепной ванной комнате – настоящему дворцу свежести...
Это был триумф его воли. И когда всё было устроено так, как он хотел, и уже состоялось первое совещание глав комитетов, которых он принимал, сидя в самом высоком кресле Галактической Республики, и закончился рабочий день, и он остался один – ему, впервые за много лет, было даже хорошо и просторно. Погасив свет, он долго стоял у знаменитого панорамного окна, глядя на разноцветную корускантскую ночь. А потом мысленно отсалютовал своему отражению красным клинком.
[indent]
Была, конечно, во всём этом великолепии небольшая складка, и он, мастер-проектировщик текущей действительности, понимал, что она проявится. Чем раньше она переросла бы в волну, тем было бы лучше, он сам нарочно поторопил события. У складки было имя: Падме Наберрие, новоизбранная королева Амидала, сменившая обанкротившегося короля Веруну. Юный возраст монархини обуславливался традицией: после особенно неблагоприятного хаотического правления на трон избиралась не сведущая в дворцовых интригах девочка. На это Палпатин предусмотрительно сделал ставку – манипулировать девчонкой, казалось, не составляло ни малейшего труда.
Неудачливый монарх, при всей его жадности и неразборчивости в связях, проявлял настоящее политическое чутьё и противодействовал всякому изменению транзитной политики. В первый же месяц правления новой королевы планеты Чоммельского сектора, в том числе и Набу (без малейшей экономической необходимости, а из солидарности со своим регионом), приняли новый закон о транзитных тарифах. Одним из авторов закона был юрист Кинман Дориана, которому Палпатин доверил проведение операции. Главы торговых домов Федерации были подробнейшим образом проинформированы, с каких солнц пылит ветер на их трассах – за эту часть плана отвечал Нуте Гунрай, главный контрагент Дарта Сидиуса со стороны федератов. С ним Кос познакомился еще в бытность свою замминистра внешней торговли Набу на одной из экономических конференций.
Коллизию, вытекавшую из столкновения суверенитета планет с положениями двусторонних транзитных договоров, можно было обострить вплоть до военных демаршей – что и было блестяще проделано командой тайных сторонников Палпатина на Набу и в руководстве Торговой Федерации.
Складка переросла в волну, когда королева Амидала, спасенная с оккупированной планеты джедаями-миротворцами, не захотела остаться правительницей в изгнании. В планах ситха такой поворот событий тоже допускался: на её месте он сам отказался бы от незавидного статуса мёртвой политической фигуры и попытался бы вернуть контроль над ситуацией. Тем более, утвердив на посту канцлера своего соотечественника Палпатина, монархиня получала невиданные в истории Набу преференции в галактическом масштабе – но лишь в том случае, если бы проявила волю к борьбе, не позволив списать себя и свою планету со счетов. Она проявила.
Уже в статусе Верховного канцлера Палпатин с показным беспокойством и как бы деятельным протестом сам подвел королеву к мысли о возвращении на Набу – и с внутренней усмешкой отправил её на родину, «под опеку» Дарта Мола.
Все развилки, которые вытекали из этого узлового момента, приводили к усилению позиций Палпатина в истэблишменте Республики. В один из вечеров канцлер даже позволил себе пораньше завершить текущие дела, отключить комлинк с поминутно выскакивающей надоедливой голограммой Нуте Гунрая и отправился домой. С наслаждением принять ванну, а не торопливый душ.
То, что в его выверенном плане появились нестыковки, он понял, когда, желая усилить запах ароматических масел, потянулся к кранику – и внезапно налетел взглядом на отражение своей «сестры» в зеркальной стене. Это было настолько неожиданно и, прямо скажем, неприятно, что канцлер выключил воду, вылез из ванны (надеясь, что морок развеется, когда он подойдёт к зеркалу ближе) и большим махровым полотенцем принялся протирать чуть запотевшую зеркальную поверхность.
Но ни морщинистое женское лицо с линялыми мокрыми волосами, ни жилистая фигура с маленькими обвислыми грудями не претерпевали ожидаемой трансформации. Старая носатая ведьма с остервенением тёрла стекло полотенцем, бросая на Дарта Сидиуса взгляд, полный злобного страха. «Соберись немедленно!» – просипела она из зазеркалья.
То есть это сказал Палпатин. Несомненно, он сам и сказал, кто же ещё…
Надо собраться. Он отбросил полотенце и закрыл лицо руками. Представил, как из костяшек кистей проступают привычные черты его лица, его повседневная маска. Когда он воссоздал в воображении всего себя, от макушки до пальцев ног, то отвёл руки и снова посмотрел в зеркало.
Его приветствовало лицо стареющего джентльмена, не лишённое некоторой растерянности. Оно, конечно, не гармонировало с каменной белизной его круглых плеч, широкой грудью и втянутым бугристым животом, об который можно было разбить хоть всю колоннаду центрального входа в Сенат, но эта дисгармония была в своём роде естественной. Просто его тело и душа отражали разные грани мироздания.
Однако теперь во весь рост встал вопрос: что же такого случилось в мире и в Силе, если его посещают подобные видения?
Палпатин поднял полотенце, машинально повесил его на крючок, взял другое, маленькое, и принялся сушить свои поредевшие и поседевшие волосы.
Что-то хрустнуло у него под ногой. Оказалось, выскочила напольная плитка.
«Ну, халтурщики! – помянул Дарт Сидиус недобрым словом строительных рабочих. – Ведь только что сделали ремонт! У меня дома четыреста лет облицовке – и нигде ни трещинки, а тут… И это Столица, резиденция канцлера!»
Впрочем, он почувствовал, что напрасно метал словесные молнии в сторону ни в чём не повинных строителей. Просто перемены тонкого плана вызывают вибрации в материи, с которой он так или иначе связан. «Сила дрожала с каждым его шагом» – очень точные слова. И записаны они были в давние-давние времена вовсе не для того, чтобы со страниц комиксов пугать (или приводить в восторг?) нынешних сопливых мальчишек. Похожих на его ученика.
Подумав о Дарте Моле, он понял, что его ученик ушёл из мира живых.
Тут уже было отчего ругаться. Рассыпая проклятья по всей галактике, Дарт Сидиус надел халат и быстро направился в свой кабинет. Вытащив из сейфа цитатник Дарта Плегаса, он начал в спешке пролистывать манускрипт.
Вот. Наставление о стихиях Дарта Занны. Дурной мальшишка, беспокойный. Слишком беспокойный, теперь бы понять, как его успокоить. Не предусмотрел. Вот этого как раз не предусмотрел...
«А ведь джедаям, наверное, тоже уже сообщили... Проклятье!»
Он начал немедленно собираться в путь.
[indent]
Да, волна перехлестнула через расчётные параметры, когда выяснилось, что королева Амидала заручилась поддержкой невероятных союзников – гунганов, которых ни один набуянский политик вообще никогда не принимал в расчёт! – и разгромила блокирующую Набу армию Торговой Федерации.
В спешке прилетев на родную планету, Палпатин молниеносно оценил обстановку – и даже при всех минусах она ему понравилась. На похоронах джедая, убитого Дартом Молом, он чувствовал себя триумфатором. Пусть прежний его план пошёл прахом, значит, нужен новый, только и всего. Теперь, с клеймом агрессора и санкциями Сената, галактический гигант будет нести огромные убытки, которые, может быть, и не перевесят преимуществ от использования единого экономического пространства Республики… Но может быть, что и перевесят. Если и дальше стараться в том же направлении.
А гибель ученика его не особенно-то и огорчила. Ресурс израсходован, первая ступень отгорела и отвалилась. Это естественно.
«Ущемлённая национальная гордость федератов – это уже кое-что. А уменьшение доходов собственно элит, входящих в Федерацию? Это вы просчитали, ваше величество? Вы и ваши министры, которые через одного мои ставленники и партнёры, хотя они сами об этом не догадываются? Нет? Ну, и хорошо, потому что я просчитал… Просчитал, что военные заказы и военные приготовления вернут им утраченное. И знаете, я вам очень благодарен за подбор кадров. Когда начальник вашей охраны прилюдно оскорбил и без того униженного поражением Нуте Гунрая – «можете поцеловать вашу торговую лицензию», стиль казармы, очень хорошо – он подписал смертный приговор Галактической Республике. Видимую часть истории творят именно такие мужланы в фуражках».
Пышные дворцовые торжества и народные гулянья, устроенные юной королевой Амидалой по случаю победы над Торговой Федерацией, на самом деле во все литавры и фанфары прославляли его, Дарта Сидиуса, гений. Он был творцом и хозяином этой действительности, как же ему было не радоваться и не поздравлять себя?
[indent]
Тем более что сама Сила вознаградила Палпатина за труды! Когда перед ним промелькнул светловолосый мальчонка, чудо-пилот, сбивший боевую станцию Торговой Федерации, Палпатин уже знал, что это будет его новый ученик.
Мальчик был ослепительно яркий, он сиял в Силе как огромный неотшлифованный драгоценный камень. Им хотелось любоваться и любоваться, такой он был открытый, искрящийся, отзывчивый, любопытный, подвижный и страстный. Родная стихия, пластичная, текучая, всегда находящая лучшее место, свой собственный путь. Дарт Сидиус уже предвкушал, как интересно будет обрабатывать такой дар.
Наблюдая за татуинским найдёнышем, он даже спросил себя, не его ли это нечаянное произведение? Для своих экспериментов с мидихлорианами он выбирал отдалённые малолюдные миры... На этот вопрос он не нашёл ответа, но не зацикливался на рассуждениях о том, как может появиться в мире одарённый с таким потенциалом. Он прекрасно знал, что в мире есть место всему. В том числе и открытому проявлению воли Силы. После некоторых преобразований формула выглядела так: Сила вызвала к жизни мидихлорианового мальчика, чтобы Дарт Сидиус получил нового ученика. Потому что в конце концов воля Силы и его воля должны стать одним. Тогда состоится их алхимическая свадьба, как выразился бы Дарт Плегас. Он, Дарт Сидиус, носящий имя самой школы «красной нитки», станет Абсолютом.
Печать горя на маленьком личике и заплаканные глаза порадовали Тёмного владыку в той же степени, что и потерянное лицо ученика погибшего джедая, которому поручили опекать сына Силы. Палпатин сразу же взял мальчонку в оборот. Первым делом приветствовал его как героя, спасшего Набу от жестоких оккупантов, и затем уделял ему внимание всякую минуту, когда мальчик оказывался рядом. Пусть это были краткие мгновения, но ребёнок интуитивно почувствовал их родство в Силе и единство их стихии.
Присмотрелся Дарт Сидиус и к победителю Дарта Мола. Тот оказался совсем зелёным юнцом, незрелым, тугодухим и плотным. До такой степени плотным, что в нём совсем не было пустоты. Внезапное сиротство и нежеланное учительство вмиг иссушили его негибкую душу, и весь он был как растрескавшаяся бесплодная земля. Рядом с ним у Палпатина то и дело пересыхал язык, приходилось загибать этот важнейший орган восприятия особым крючком, чтобы не оставаться без слюны. Зато выражение скорби при этом получалось отменное.
Канцлер так хорошо играл в переживания по поводу гибели соотечественников и произнес такую прочувствованную речь на праздничном приёме, что юная монархиня сама подошла к нему со словами ободрения. Набуянские народные поверья сулили несчастливое правление вождю, для которого первой официальной церемонией станут похороны. В вежливых фразах Амидала выразила надежду, что поскольку власть канцлера Республики выше королевской, то и примета окажется для Палпатина недействительной, а все тяготы правления под знаком траура она возьмёт на себя. Дарт Сидиус благодарно прижал руку к сердцу и поспешил заверить королеву, что в ближайшее время вся галактика почувствует деятельный поворот к лучшему, а родная планета – в первую очередь, после чего официальные лица обменялись поклонами.
Он отметил, что в присутствии королевы у него тоже подсыхает язык, но тогда не придал этому большого значения. Таково уж влияние людей «земли» – тяжёлых, инертных, принципиальных. Тяжесть и неповоротливость – их «знак» в ткани мироздания. В «земле» Амидалы не было мощи одарённых, это был просто крепко сбитый тугой комок живой энергии. Но когда к беседующим высоким особам подошёл губернатор Тида Сио Биббл и попросил содействия канцлера в скорейшем получении репараций, Палпатин даже почувствовал облегчение оттого, что внимание юной монархини уже не концентрируется только на нём.
Хотя вообще-то он надеялся больше никогда не видеть Биббла во дворце.
В беседе с губернатором родного города, дальним родственником своего сводного брата, канцлер обещал заняться вопросом репараций лично, как только вернётся на Корускант. Улыбаясь Бибблу, Дарт Сидиус заметил в зале для приёмов ещё нескольких человек, которых благополучно считал покойниками. Они были живы, веселы, в праздничных одеждах...
«И ведь просил же Гунрая: убрать всех по списку. А они и до половины не дошли, горе-исполнители. Снова всё должен делать я один. Всегда один».
[indent]
Ему нужно было побывать и у шахты, в которую упал его незадачливый ученик. Время поджимало, безотлагательные столичные дела требовали скорейшего включения в работу – а он вынужден был сидеть на Набу и ждать, пока уедет джедайская делегация. Ждать и переживать в глухом бездействии. Пока джедаи находились рядом, нечего было и думать о том, чтобы нейтрализовать дух младшего ситха. Как ни мало знал его ученик о трансформациях энергий, Палпатин понимал, что дух Мола никуда не исчезнет, если не принять необходимых мер. А вдруг по своей ограниченности он начнёт болтать с джедаями и сдаст своего учителя? Особенно с тем одним, который постоянно возвращался к злополучной шахте и часами сидел, а то и лежал на полированном полу, так что у ситха не было никакой возможности установить контакт.
В своём особняке на улице Цветов Дарт Сидиус затворился наглухо и ушёл в глубокий транс, чтобы не нервничать зря и не навести вражеские силы на свой ментальный след. Непозволительная роскошь для главы галактического государства – трое суток выключения из жизни из-за траурно-праздничных мероприятий на его родной планете. А ведь ему потребуется как минимум ещё двое дополнительных суток...
Наконец, джедаи отбыли на Корускант, и Палпатин смог пробраться в служебные помещения дворца без риска быть обнаруженным и разоблачённым.
Дубина Мол откликнулся на его зов немедленно и – Дарт Сидиус даже замялся – радостно.
– Учитель! Какое счастье! Я знал, что вы заберёте меня отсюда! Великая Сила, я думал, что сойду с ума! Если бы не ваша считалка... «лежишь, как камень, сидишь, как облако, стоишь, как дерево, идёшь, как дождь», я бы... я бы... Сколько раз я повторил её про себя! Наконец-то вы здесь! Я тут уже все плиты пересчитал, все светодиоды, все винтики...
На памяти Палпатина, такими длинными фразами его ученик раньше никогда не выражался. Вот что значит – получить время на размышления.
– На твоём месте я бы уж так не радовался, – неприветливо оборвал старший ситх. – Ты подвёл меня. Очень подвёл. Столько лет шааку под хвост. Эх, ты...
Призрачная фигура опустила голову, стала ещё более прозрачной.
– Простите меня, учитель, – виновато пробормотал ученик. – Я понимаю, я... Но их было двое против меня одного! А я ведь победил, победил обоих!
– Да что ты говоришь, – саркастически протянул Палпатин, нащупывая в кармане бесценный красный кристалл. Один из тех немногих, что оставались у него в запасе. Священный подарок учителя.
– Победил, клянусь Силой! Сначала убил старшего, потом и младшего столкнул в шахту. Но он там зацепился! А я же не знал, что дух джедая не сразу уходит в Силу. Вы мне не говорили! Он сковал меня по рукам и ногам, меня как перемкнуло! Это было всего пару секунд, но я ни вдохнуть, ни пошевелиться не мог! И этот сопляк воспользовался. Я не виноват, учитель!
– Правильно умереть не менее важно, чем правильно жить, – заметил Дарт Сидиус. – Ладно, не будем терять времени. Узнаёшь?
Увидев ярко-красный кристалл, зажатый между большим и указательным пальцем Владыки, Мол не только закивал, но и слова нашёл:
– Конечно, учитель! И... я так виноват перед вами... потому что во время поединка мой меч был разрублен, и второй конец не упал в шахту, а остался здесь, на полу... и, в общем, джедаи забрали его. А там ведь ваш кристалл... И они теперь... всё узнают о нас?
– Ничего они не узнают, – сухо прошелестел Дарт Сидиус. – Не тем местом они смотрят, чтобы узнать что-то по-настоящему важное. Хотя это, конечно, очень большой промах с твоей стороны. Надеюсь, сам-то ты держал язык при себе?
– Ну, что вы, учитель, разве я не понимаю? Я же лежал, как камень! Как вы меня учили! Они ничего не заметили. Я верил, что вы придёте за мной и спасёте меня. Хотя, признаюсь, у меня было искушение... когда этот тут выл и катался по полу... Но я победил это искушение! Преодолел себя! А искушение было огромное, учитель.
– За это хвалю.
– Но я знал, что вы спасёте меня, – повторил глупый мальчишка снова. – Тоже спасёте. Вернёте мне настоящую жизнь, настоящее тело. Им это не дано, а нам дано. Правда, учитель? Но вот сейчас, когда вы показали камень между пальцами... Я вспомнил, как тогда, на пляже... Вы ведь обманули меня.
«Просидел бы ты в этой шахте лет тысячу – глядишь, получился бы второй Дарт Плегас Мудрый», – с сарказмом подумал старший ситх.
– В чём же я тебя обманул?
– Вы добывали воду из своих тканей, а не из камня.
– Ты ошибаешься.
– Но тогда почему у меня такое чувство, что...
– Ты в последнее время постоянно ошибаешься, – оборвал его Дарт Сидиус. – Смотри, не ошибись и на этот раз, иначе он будет для тебя последним. Ты меня понял?
– Да, учитель.
[indent]
На орбите корабли разделились. Капитан гвардейцев остался в твёрдом убеждении, что Верховный канцлер имеет все основания рисковать своей драгоценной жизнью в ближайшие шесть-десять часов. Спросил бы старого служаку кто-нибудь посторонний, как в его мозгу может помещаться два взаимоисключающих приказа – охранять высокую особу любой ценой и одновременно спокойно дожидаться, пока челнок канцлера снова не окажется в ангаре корабля, – он бы вошёл в логический ступор. Но посторонних на корабле не было, неуместных вопросов задать ему никто не мог, поэтому гвардейцы без зазрения совести играли в сэббэк с компьютером в ожидании возвращения его превосходительства.
Покончив с делом на Татуине, Палпатин собирался затем пересечь всю галактику, чтобы сдержать слово. Во-первых, начать обещанный при инаугурации антикоррупционный спектакль. («Клянусь, что буду поддерживать законность, порядок и стабильность в нашей Республике». Можно, например, свалиться как снег на голову телосийским магнатам, а затем и их конкурентам с Лососа.) Во-вторых, забросить камень на Коррибан. Пускай не совсем тот камень, который с насмешкой просил Симус, но всё-таки – тоже камень и тоже исполненный духом Огня.
«Огню на пользу герметичный сосуд, – думал ситх, заходя на посадку в горячее жёлтое марево. – Может быть, он научится думать настолько, что даже догадается, как просачиваться сквозь кристаллическую решётку. Лет так через двадцать, пожалуй. Всё-таки он мой ученик, что-то в нём есть и от меня... То-то удивится рогатый, когда обнаружит себя в такой приветливой компании!»
Свой лёгкий челнок он оставил в пустыне, в самом пекле татуинских песков, так что опасность обнаружения и ограбления была минимальной. Королева Амидала рассказала ему достаточно, чтобы он без труда нашёл жилище татуинской рабыни Шми Скайуокер в убогом городке Мос-Эспа, а в нём – радостный приём, когда показал матери голограмму сына, одетого в джедайскую тунику. Из вежливости жуя лепёшку с бобами, предложенную рабыней в качестве угощения (с подобным удовольствием он грыз бы песчаник, из которого местные жители строят здесь свои дома-гнёзда), Палпатин сообщил Шми, что сын её принят в Орден джедаев, бодр, весел и ни в чём не нуждается.
Пока женщина рассматривала изображения салюта над Тидом в честь Энакина Скайуокера и снимки юного героя Набу на фоне истребителя, Дарт Сидиус внимательно за ней наблюдал. Это была маленькая темноволосая женщина того типа, который он особенно не выносил. «Земля». Внешнего сходства матери с сыном он не нашёл совсем.
– Даже не знаю, как вас благодарить, – вздохнула мать Энакина с улыбкой, в которой грусть немного перевешивала радость, когда нежданный гость выключил электронный блокнот.
Ситх положил свои холодные мраморные руки поверх грубых изработанных рук женщины и с приятной улыбкой и милыми ямочками на щеках задал сакраментальный вопрос:
– А кто был его отец?
Это изменило всё, мгновенно. От благодарного расположения хозяйки дома не осталось и следа.
– Я не знаю, сэр, – ответила она с твёрдостью, которой он не ожидал, высвободила свои руки и встала. – Но я знаю, что это великая тайна жизни, перед которой недоумеваю я первая и... и, простите, не хочу об этом говорить.
– Тайна жизни, – усмехнулся он, тоже поднимаясь со стула и стараясь поймать её взгляд. – В таком Силой забытом месте, кто бы мог подумать...
– Я благодарю вас за то, что вы принесли мне новости от Эни и... и не смею вас больше задерживать, – отрезала Шми.
– И не хотите ему ничего передать? – спросил он, безмерно удивляясь, почему отступает, но ведь отступил же – сначала буквально выдавленный хозяйкой на порог, а потом и за дверь.
– Нет, спасибо. Вы же сами сказали: у него всё есть.
«Но какова женская интуиция!» – с насмешкой прозвучал в памяти Палпатина голос учителя.
Она уже собиралась закрыть дверь, когда он всё-таки воткнулся своими зрачками в её темные глаза.
– Тайна жизни, говоришь? А ты знаешь, что вся галактика будет проклинать тебя за то, что ты дала ему жизнь?
– Пошёл вон, – сказала Скайуокер, с неженской силой толкнула его в грудь и захлопнула дверь.
Дарт Сидиус негромко, но от души выругался. За дверью услышали и не остались в долгу.
– Только попробуй прикоснуться к моему ребёнку – тебе же хуже будет! – прозвучало напоследок.
Палпатину не оставалось ничего другого, как повернуть восвояси, потому что его интуиция тоже работала хорошо и подсказывала ему: эта женщина ещё пригодится в игре, она должна оставаться живой и здоровой.
[indent]
«Да, нравы тут специфические», – пофыркивал он про себя, скользя над барханами на своём любимом виндглиссере. Машина, не рассчитанная на такие температуры, тянула только по милости Силы. Цепляясь взглядом за бант на выпасе, ситх прикидывал, чего можно ожидать от сына такой матери. Однозначно – упрямства. Безрассудства. Смелости на грани сумасшествия. И – веры. Тоже на грани. Или даже за.
«Ну, ничего. Иногда надо ввязаться в бой с налёту, а там поглядим, – успокаивал он себя. – По крайней мере, я приехал сюда не зря».
Он засунул руку в потайной карман, куда положил красный кристалл, в котором сейчас содержалось то, что осталось от Дарта Мола, – чтобы иметь точку отсчёта для представления о реальной температуре окружающего воздуха. Термометр на приборной панели повредился ещё по пути в Мос-Эспу.
Но кристалла не было на месте. В кармане обнаружилась только дырка с обожжёнными краями. Когда Палпатин выходил от Шми, горячий камень был ещё при нём, он это хорошо чувствовал...
«Выпал, значит, где-то в этих барханах. Хоть что-то в жизни сделал сам. Как говорил дядька Отер, олухи летают, мух отгоняют. Туда ему и дорога. Станет местной достопримечательностью. Чем-то вроде говорящего оазиса. Со спецэффектами».
[indent]
     
Содержание