Саша сделала над собой усилие и спросила:
— Слушай, Витя, вот почему ты раньше у нас не появлялся? Я Мишку с таким шилом в заднице ещё никогда не видела, на него любо-дорого смотреть!
— Секи, что говорит твоя прекрасная половина! Я воздействую на тебя, как первоклассный катализатор. На быстрых нейтронах!
Михаил хмыкнул:
— Он потому раньше у нас не появлялся, что… как там в «Гостье из будущего»? «Мой друг давно покинул родину, сказал Весельчак У, и из вежливости предпочитает говорить на языке Земли».
— Я есть смотреть миелофон, — согласился Виктор, хотя и жуя, но точь-в-точь воспроизводя скользкие интонации актёра Кононова в роли Крыса с планеты Крокрыс.
Все засмеялись, и Виктор тоже.
— Наверное, я глупость скажу, — продолжала Саша, теперь обращаясь преимущественно к Светлане (и подумала: «Правду молвить, молодица уж и впрямь была царица»; уж очень красиво двигались с ножом и вилкой ухоженные руки женщины, и перстень с красным камнем мимо воли приковывал взгляд). — Но уж очень любопытно! У вас было такое, чтобы «встреча с женой», как у Штирлица?
— К счастью, так надолго он не пропадал, — ответила гостья после того, как проглотила кусок. — И потом, это же кино. По большому счёту, кому какое дело, что там с женой? Вон, у нас в Пакистане — помнишь, Витя? — жена военного атташе допилась до белой горячки. И кого это интересовало? Закрытый коллектив, все друг друга знают до изжоги. Мужчины хотя бы на работе, а нам... Натурально — вешайся. Если бы не сын, я бы тоже тронулась, а так — большой Витя в полях, маленький под рукой…
— Причём под горячей рукой! — покивал Виктор, чуть выпятив вперёд нижнюю губу. — На самом деле Света даже сама как-то раз меня внедряла. Нужно было срочно попасть в тюрьму, и она сдала меня в полицию. Как жена российского дипломата, к которой на улице пристал какой-то оборванец, попрошайка без документов.
— Так это уже в Иране, там было проще, — поправила Светлана. И пояснила для Саши: — Витя вырос в Азербайджане, и на фарси говорит с азербайджанским акцентом, как местный из дикой глубинки. Его и в Иране принимали за своего, и в Турции, когда он говорил по-турецки, выдавая себя за иранца. Турецкий с азербайджанским — как русский с белорусским.
— Да, мой отец все самые гиблые округа вытер, и ЗакВо с ТуркВО ещё были не самыми худшими, — снова покивал Виктор. — Я пока учился, сменил шесть школ за десять лет. Даже не думал, какое это будет преимущество для карьеры — бесконечные Агдамы да Сары-Озеки, шахты и полигоны. А мама не выдержала, бросила отца. Посчитала его бесперспективным. Вот и я каждый раз возвращался домой с замиранием сердца: как там моя ненаглядная, ждёт ли? Или только пустой шкаф и записка на столе.
Светлана поправила причёску — стильно растрёпанный чёрный боб — и, смеясь, тоже проявила откровенность вслед за мужем:
— Вот ума не приложу, как его убедить, что он один моё солнце ясное? До сих пор не верит! А я как Витю увидела…
— Да, познакомились мы как в сказке, — проговорил Виктор и тепло посмотрел на жену, поощряя её продолжать.
— Сама я тогда работала на рынке, в цветочной палатке. Как Элиза Дулиттл. После школы поехала в Москву — в артистки, не меньше, сами понимаете! Ну, вернулась не солоно хлебавши домой, в Ижевск. В ученики токаря меня не взяли, кругом дефолт, помните то страшное время? А тут хоть такая работа нашлась, соседка-армянка пожалела мою бабушку, устроила к своему родственнику. Рядом продавали всякие разные железки, по большей части с нашего же «Ижмаша», и такая публика там была... Чёрный рынок для всего СНГ. Вот я бабушкин платок повяжу, очки с нулевыми стёклами на нос надену, руки в старых печатках, вся такая потрёпанная тётя — и дрожу с утра до ночи на том проклятом рынке между уркаганами и барыгами. Повезло ещё, что я тогда была как тростиночка, а хозяину моему нравились такие Венеры… И вдруг к столу с этими железяками подходит он! И я поняла, что — всё!
— Да это я понял, что всё! — рассмеялся Виктор. — Подстрелила меня Света выстрелом в упор в славном городе Ижевске!
— Подожди, Витя, не скромничай, дай рассказать! — остановила его жена взмахом ладони. — Понимаете, друзья, вроде бы обычный парень, как говорится, не Ален Делон…
— Да куда там тому Делону, да, Света? — улыбнулась Саша и предложила гостю в опустевшую тарелку большой фаршированный перец.
Виктор с благодарностью принял добавку, заметив мимоходом:
— Ален Делон, между прочим, тоже сменил шесть школ и пошёл в десантуру. Для него как раз подвернулась война в Индокитае.
— Витя, ты в сто раз лучше, чем твой Делон! Перед ним… Вот верите — было бы перед ним море, так расступилось бы, честное слово!
— Светик, радость моя, мы все тебе верим, — добродушно фыркнул Виктор.
— Так это была любовь с первого взгляда? — усмехнулся Михаил. — Долгожданное лекарство для твоего разбитого сердца? Помнишь, как ты клялся-божился, что никогда-никогда-никогда не женишься?
Виктор, оставив вопрос без ответа, снисходительно пошевелив редковолосыми бровями:
— Как она меня высмотрела — это уму непостижимо. Я говорю хозяину развала: «Дуры с очками есть?» И вдруг слышу хрустальный голосок: «Молодой человек, купите цветы для вашей девушки! Такие цветы, что нипочём не откажет!» Оборачиваюсь, а там…
— Дура с очками! — сказала Светлана, глядя на мужа. И пояснила для Саши: — Это винтовка с оптическими прицелом в комплекте так называется. Жаргон.
— Да-да, я поняла, — кивнула Саша и подложила гостье в тарелку индюшиные мини-котлетки. Светлана с короткой благодарностью приняла ещё тёплые ресторанные изделия и даже попробовала, но глазами была с глазами Виктора.
— Ты, наверное, приезжал в Ижевск на тесты? — спросил Михаил, загребая оставшиеся котлетки с большого блюда на свою тарелку.
— Угу. Дорабатывали СВ-99, но меня взяли с собой просто как третьего молодого, принеси-подай. И я решил ещё по базару пройтись. Приезжал на СВ, вот и нашёл её, мою Светлану!
— Он подошёл и как глянул… «Девушка, — говорит, — я в вашем городе проездом, и дико проголодался — подскажите, какой тут есть хороший ресторан, только чтобы действительно хороший, с минимумом уголовной шушеры. Такой, чтобы вы оказали мне честь». А я говорю: «Сказать про хороший ресторан — скажу, а с вами пойти не смогу, мне же нужно цветы продать, выторг сделать. Хозяин спросит!» А Витя: «Так мы сейчас мигом всё продадим, а потом пойдём в ресторан». Что тут началось! Он как стал орать на весь рынок, разными голосами и с разными акцентами, а то и на разных языках: «А ну, дорогой, подходи за букетиком — маму давно радовал? девушку давно радовал? Я твоя сакля шаталь, цветы в твоём огороде считаль! Что ж ты за мужик, что идёшь к своей женщине без цветов, вах-вах! Барлым-барла, бурлум-бурла! Друга могилку давно проведывал? Да что ж ты за друг, совесть-то есть у тебя? А кому венки, братва, налетай, завтра перережут-перестреляют, никто венок не принесёт! Рыночная экономика, славяне, рыночная экономика! Сами-сами-сами! Самообслуживание, самообеспечение! На первый-второй рассчитайсь! Первый: шаг вперёд — и в рай! Свадьба, похороны! Всем сюда и всем туда! А кому жёлтые тюльпаны? А кому чёрные тюльпаны?» И так буквально за часа полтора мы распродали всю мою палатку. А пока продавали…
— Да, она так ловко все эти цветочки-букетики увязывала и деньги принимала в сумочку на поясе, что...
— Подносила патроны! — задорно воскликнула Светлана.
— Именно, — подтвердил Виктор. — И я подумал: так, срочно брать! Но как же, как же, как же окрутить её, чтобы не сбежала, если мне послезавтра в путь?
— Да я бы с ним до бесконечности продавала всё, что угодно, лишь бы эта сказка не кончилась! Пока мы торговали, я же тысячу биографий ему надумала, а спросить боюсь. И понимаю: сам сказал, что проездом, где его потом искать? Господи, думаю, он же не бандит, не бандит? Лишь бы только не душегуб, не убийца! И возьми и брякни: «Витя, скажи честно, ты не киллер?»
— А у меня сердце прямо вниз ухнуло, буквально в ад, а там довольный такой вопль: «Взявший меч, мечом погибнет!» Что ответить? Решил, как «Во всаднике без головы»: правду, правду, и ничего, кроме правды. «Нет, — говорю, — Светик, я не душегуб. Тот, кто сам себя погубил, свою вину уже ни на кого не может переложить. Я, — говорю, — снайпер спецназа. Раньше это называлось Первое главное управление КГБ. Не побрезгуешь с таким типом в ресторане за один стол сесть?»
— А я говорю ему, — отразила улыбку мужа Светлана, — да я с тобой не то, что в ресторан, я бы и на край света пошла, только позови! Кому расскажу — не верят! И при этом чистая правда.
— Светик, но ты и сейчас не жалеешь? — спросил Виктор.
— Нисколько. И никогда не жалела.
Теперь Саша очень хорошо увидела, какой глаз Виктора остался живым, и вдруг подумала, насколько этот человек больше подходит её мужу как друг, товарищ и брат, чем дурак Юрка. «Катализатор» — это он очень точно подметил».
— Щедра к нам, грешникам, земля, — вздохнул Михаил. — Когда я пошёл в школу милиции, Александра свет Олеговна тоже благословила меня словами Евангелия: «И тот, у кого нет меча, пусть продаст свою одежду и купит меч».
— Я слышал, ты тоже на международной ниве Родине служишь, да, Саша? — обратился к ней Виктор.
— Это слишком громко сказано, — ответила хозяйка дома. — Я всего лишь преподаю китайский в Институте стран Азии и Африки и консультирую группу переводчиков-библеистов, которые работают с китайским языком. Я обыкновенный книжный червь, которому только дай какие-нибудь буковки подъесть. Вот только недавно узнала, что ты соблазнял Мишу работать вместе с тобой. Господи, как же я ему благодарна за то, что он никогда ни во что такое меня не посвящает! Я бы так, как Света, не смогла. Снимаю шляпу. Я только один раз чуть-чуть почувствовала, что это за работа, и… И хочу служить моему мужу только как подушка и перина. На большее у меня нет сил.
— Что ты, рыбка моя, это я тебе благодарен за то, что ты меня терпишь! Все эти звонки по ночам, и летний лагерь…
— О, да! Летний лагерь — это мой персональный ад, — вздохнула Саша. — Представьте, мало того, что Миша и так приходит домой только для того, чтобы спать, так ещё же постоянно носится с этими своими «краповыми беретами»! Испытания, совет, разные учения, международные встречи… Такое впечатление, что бармалеи всех мастей пьют у меня меньше крови, чем все эти Мишкины крестники!
— Миха, вот как сделать так, чтобы наши женщины были хоть чуть-чуть счастливы, насколько это возможно рядом с такими, как мы, а? — Виктор поднялся со стула и снял с крючка гитару. — Разве что спеть что-то лирическое для вас, милые дамы.
— Романс «Сплина», — попросила Светлана.
— А потом пусть Миша «Дубровского» споёт, — подала голос Саша. — Это наша с ним любимая песня.
— Теперь понятно, — усмехнулся гость, — почему на заставе чуть только шла команда «песню запе-вай!» Миха горланил своего «Дубровского»! Причём так лихо, будто Гребень изначально задумал его как строевую песню!
— «Романс» — тоже хорошая вещь, — сказал Михаил. — Только грустная.
— Ну, из нашей песни слов не выкинешь, — поднял брови Виктор, и тут же струны под его рукой зазвучали элегически-печально:
[indent]
И лампа не горит,
И врут календари,
И если ты давно хотела что-то мне сказать —
То говори.
[indent]
Любой обманчив звук.
Страшнее тишина,
Когда в самый разгар веселья падает из рук
Бокал вина.
[indent]
И чёрный кабинет,
И ждёт в стволе патрон
Так тихо, что я слышу, как идёт на глубине
Вагон метро.
[indent]
На площади полки,
Темно в конце строки
И в телефонной трубке эти много лет спустя
Одни гудки.
[indent]
И где-то хлопнет дверь,
И дрогнут провода…
Привет! Мы будем счастливы теперь
И навсегда.
[indent]
Светлана пропела последнюю строчку вместе с мужем и, привстав со своего места, поцеловала его. Но Саше стало так жутко, будто сейчас раздастся звонок в дверь, и если она откроет, то увидит своего человека в чёрных очках с невозможным именем Фарит Геворгиевич Коженников.
«Тень, — подумала она. — Кто скажет, что страшнее: иметь тень или не отбрасывать её?»
Это был типичный вопрос из учебной программы Торпы, и чтобы поскорее вернуться к реальности, Саша попросила:
— Миша, а налей мне капельку «Бастардо». Только самую капельку, пожалуйста.

Стелла, музыка - самое тонкое из искусств: тысяча человек будет сидеть в концертном зале и слушать Баха, и у каждого будет свой Бах
У меня, например, знаменитая фуга рождает ощущение необыкновенного каркаса из энергии микрочастиц и полей, если можно было бы снять видимую часть мира. Механика математики. Может быть, помните серию мультфильмов "На задней парте"? Там школьники, мальчик и девочка, то и дело оказывались на страницах учебников то физики, то истории, и имели дело с овеществлёнными формулами. И если музыкальную заставку к мультикам проиграть медленнее и на органе, будет нечто бахообразное.
А другой человек слушает фугу, и у него совсем другие ассоциации ))
Селена Цукерман, спасибо. Зная, какое наслаждение бывает от вкушения текстов любимого писателя, я радуюсь, что смог послужить таким "поваром" для Вас. Здорово, что Вам нравится обстановка в текстах и то, каким образом я вхожу в труд других авторов, соработничая с ними. Главное в нашем писательском деле что? Я понимаю так, как о. Павел Флоренский сформулировал: не сказать своё слово, а засвидетельствовать вечные истины. Своё слово, как правило, очень мелкое и неинтересное, а вот вечные истины интересны всем и всегда Поэтому мне так нравится писать фанфики с понравившимися героями.
Ваш вопрос побудил меня перебрать в памяти любимые книги. На моё поведение в детстве повлияли "Питер Пэн и Венди" (ценить тех, кто рядом) и книги Анатолия Мошковского (находить своё место в жизни). Многие словечки я взял из Стругацких. Во взрослом возрасте огромное влияние оказали Новый Завет и Псалтирь. От природы я был в точности тем, кого Книга называет "дикий осёл" - упрямый, грубый, самонадеянный, высокомерный и мстительный человек, эгоист до мозга костей. Это очень мешало видеть Истину и красоту других людей, и вообще жить.  Книги изменили меня в лучшую сторону Я, как потерянная драхма, был найден в тёмном углу и возвращён в мир, чтобы служить своими талантами другим людям.
П.С. Ещё "Карлик Нос" Гауфа и "Стойкий оловянный солдатик" Андерсена.
К слову, очень давно мне снился сон, что я пришёл в картинную галерею, и в зале висят две надписи в рамах. Не картины, а текст. Внутри одной рамы написано "Битва Огня с Огнём", внутри второй - "Ответный удар Урии". Наверное, мои фанфики по "ЗВ" - это первая картина, а по "Вите Ностре" и "Мигранту" Дяченок - вторая. )))

Селена Цукерман, благодарю, что поделились мыслями о дорогих для Вас книгах. Люди - это ведь тоже своего рода интереснейшие книги, каждый из нас - роман с продолжением.
Я тоже читал названные Вами произведения, но уже как сформировавшийся человек. А если я правильно понял Ваш вопрос, Вы спрашивали, были ли книги, героям которых мне хотелось подражать во взаимоотношениях с близкими. Вот: Стойкий оловянный солдатик и Карлик Нос. Что Гусыня-принцесса не вышла замуж за героя, а вернулась к своему отцу, я особенно хорошо усвоил: никогда не следует рассчитывать на нечто запредельное в награде. Знать своё место - не унизительно, наоборот, это счастье, узнать именно своё место.
Когда я вырос, мне уже не хотелось никому подражать, а хотелось в образе Божием проявить образ свой. К этому мы все призваны - проявить себя.
А в трилогии о "Финансисте" я увидел пример "поэмы без героя", когда героями являются сами места в обществе, вернее, маски. Очень хорошо коррелирует с этим пониманием фильм "Малхолланд драйв" Дэвида Линча. Что человек себе "снит" и мнит, и что он на самом деле.

Стелла, я сейчас читаю Ваш "Иной ход" и поражаюсь, что в наброске (который был сделан год назад и сейчас дописывается до публикабельного вида) столько пересечений )) Это, наверное, потому что интриги и заговоры - они таковы со времён шумеров и царя Гороха
Так что продолжение следует.

Гости (продолжение)

После «Дубровского» и похвал кулинарному изобилию на столе разговор переметнулся с Греции, в которой всё есть, на Турцию, и у Саши с Виктором внезапно нашёлся общий знакомый — посол России, недавно застреленный в Анкаре. Саша познакомилась с покойным на одном из круглых столов, посвящённых православной миссии на Дальнем Востоке. До рокового назначения в Турцию дипломат долгое время работал на Корейском полуострове,  содействовал строительству православного храма в Пхеньяне и, находясь между заграничными назначениями в Москве, часто появлялся на мероприятиях Центра по исследованию проблем религии стран Азии и Африки, где Саша была не последний человек.
— Турция и вправду очень сложная страна, — вздохнул Виктор и почесал бровь.
— А как турки восприняли Крым? — спросил Михаил. — Очень интересно услышать из первых рук.
— Ну, я всё-таки не турок, чтобы прямо «из первых рук»! — рассмеялся гость, и хозяйка поняла, что самое время оставить мужчин для разговора наедине.
— Ваш сын, наверное, уже знает кучу языков? — спросила Саша.
— Более-менее — фарси, и сейчас в школе учит хинди, — ответила Светлана. — И английский, конечно.
— А сколько ему лет?
— Одиннадцать.
— Слушай, Света, я как-то купила моему брату футболку, но не угадала с размером. Такую симпатичную, что жалко кому-то чужому отдавать, так она и лежит. Может, Вите-младшему подойдёт? Хочешь посмотреть? Ребята, вы не обидитесь, если мы вас оставим на минутку?
— Но вы же вернётесь? — спросил Виктор. — Не бросите нас?
— Вернёмся на десерт! — улыбнулась Саша и повела гостью в комнату. Закрывая дверь, она слышала, что разговор на кухне возобновился.
— Какая у вас, в самом деле, уютная квартирка! — улыбнулась Светлана, оглядывая двенадцатиметровую комнату и поднимая голову к Сашиному «скворечнику» — кабинету на втором уровне. — Нам с Витей тоже надо такую завести, чтобы ему хотелось лететь в гнёздышко для романтических встреч... А что написано на этом панно? Это по-китайски или по-японски?
— По-китайски. Это моё китайское свидетельство об учёной степени. Вот, видишь, повесила на стенку в рамочку — так было приятно его получить, и с такими трудами!
— Да, ты молодец... Ничего себе, вот это у вас шкаф! И так здорово библиотека устроена — на лестнице!
— Да, это всё Мишкины руки. Шкаф у нас дореволюционный ещё, и тоже, видишь, с лесенкой. А библиотека — да, очень удобно, садись и читай. Но это только худлит, а моя основная рабочая библиотека наверху.
— Витя тоже очень любит читать, а вот Витьку-младшего читать не заставишь, весь в компьютере…
— Я моему младшему брату вслух читала, и Миша тоже, так и приучили его к книгам. Он  нам с Мишей как сын. Сейчас уже вырос, отделился, сам уже папа... Без пяти минут архитектор.
— А наш Витька пока весь в модельках железной дороги. У нас свой дом, так вся детская превращена в огромную железнодорожную петлю с разными станциями-полустанками, домиками, переездами... Ага, у нас тоже такой Жюль Верн... Стругацкие... Дюма, ещё за макулатуру... Прямо машина времени! «Сорок пять», «Графиня де Монсоро»… Господи, в детстве я так любила представить себя знатной дамой, в пышном наряде, с причёской! Интриги, заговоры, дуэли… По телевизору как раз показывали «Графиню де Монсоро» с Домогаровым, помнишь?
— Смутно. Мне больше нравилось читать и представлять самой. Кстати, когда я вижу корешок «Сорока пяти», то у меня всегда возникает искушение истребовать из Миши клятву, чтобы в сорок пять лет он вышел в отставку.
— Пустой номер, — покачала головой гостья. — Только поругаетесь, и всё.
— Да, я понимаю. Так что пусть служит, пока здоровье позволяет. Вот, — открыв шкаф, Саша покопалась на полках и вытащила пакет, а из него — чёрную подростковую футболку, на которой яркий принт представлял забавные стадии метаморфозы от яйца до куры гриль. — Правда, смешно? Подойдёте Вите?
— Да, спасибо. Виктор Викторович будет очень рад такому подарку. 
— Я сейчас повешу пакетик на крючок с твоей шубой, чтобы ты его не забыла.
Выйдя из комнаты и сделав два шага в крохотную прихожую, Саша услышала о каком-то Петровском, который сейчас в Пальмире, но через две недели должен быть в Москве. Оставив кулёк с футболкой, она поспешно вернулась в комнату, к гостье, думая про себя: «Слава Богу, хоть Сирия Мише не грозит».
Светлана держала в руках открытую книгу, один из томов «Виконта де Бражелона» и пролистывала её, и когда хозяйка вернулась, с удовольствием зачитала:
— «Вы знаете, как я люблю такие приключения, и томите меня, — нетерпеливо сказала принцесса. — Так вот, под королевским дубом… Вы знаете, где этот королевский дуб? — Не все ли равно где. Под королевским дубом». Это наши с Витей любимые слова, можно сказать, пароль. Я очень рада, Саша, что мы познакомились, и теперь будем дружить по-настоящему. Хорошим людям нужно держаться друг за друга. Я знаю, что Миша спас Вите жизнь, и... и хочу подарить тебе эти слова: «не всё ли равно где, под королевским дубом». Если тебе будет нужна помощь или совет, знай, что я твоя должница, за Витю.
Саша присела на ступеньку — в её пёстром пончо и широких перуанских штанах это было удобно, а гостье в вечернем длинном декольтированном платье предложила место на диване, куда та уселась, не выпуская книгу из рук.
— Света, спасибо, я тронута. Знаешь, я очень плохо схожусь с людьми, я такой филолог-ботан, в своих эмпиреях, меня интересует только... м-м-м... как писал Цюй Юань в «Вопросах к небу», «за что казнён владыкою герой». И всё. Я человек-футляр, в котором лежат книжные свитки. Видимая часть жизни просто проходит мимо меня, а я мимо неё.
— Якорь надежды тоже невидим, но именно он удерживает корабль жизни, — отозвалась Светлана. — Твой муж этим и силён — тобой. Тебе не нужны ни акции «Газпромнефти», ни яхты, ни коллекции драгоценностей, ни острова за границей. Я уверена, что когда ты придёшь ко мне в гости, то не увидишь ничего, чему можно позавидовать. А как говорят на Востоке, в такого человека носорогу некуда воткнуть свой рог, тигру некуда вонзить в когти, воину некуда воткнуть клинок, потому что смерти негде поселиться в нём. Согласись, обрести дружбу с таким человеком дорогого стоит.
— Спасибо, — ответила Саша. — Я действительно не понимаю людей, которым нужны акции «Газпромнефти», но не осуждаю их. Нужны и нужны, главное, чтобы были где-то от меня подальше. Потому что когда им мало, они начинают стрелять, а этого я не люблю. Я пацифистка. Не клиническая, конечно, но мне очень не нравится, когда дерутся. Когда проблему нельзя решить головой, становится так неуютно! И грустно за человечество.
— Ну, для таких форс-мажоров и нужны наши мужчины!
— Жаль, что им приходится заниматься всяким таким. Я не думала, что Миша, вернувшись из армии, захочет снова вариться в этой грязи. Но если это ему по душе, — Саша пожала плечами, — то ничего не поделаешь. Должен же кто-то и мусорщиком работать.
— А Мише не обидно за то, что ты такого невысокого мнения о его работе?
— Что ты, я очень высокого мнения о его работе! Просто сама идея силы мне нравится именно в наведении порядка, а не в деформациях физиономий. Я с детства не любила ни цирк, ни спорт. И как всякий ленивый человек, предпочитаю первый закон Ньютона, а не второй и не третий. Покой, неотличимый от равномерного прямолинейного движения — это моё всё! — Саша усмехнулась, довольная чеканной формулировкой. — Как Горбовский у Стругацких, я первым делом ищу, где бы так устроиться, чтобы не делать лишних телодвижений... Занудствую, да? — закончила она вопросом, видя, что потеряла внимание гостьи.
— Но на показательные выступления спецназа на праздники ходишь? Болеешь за Мишу на соревнованиях? Или он уже не выступает?
— Один раз ходила, давно. Не люблю стадионы, спортзалы, все эти кирпичи об голову и пробежки по животам... Даже чисто эстетически. И ещё в таких местах всегда стоит неприятный запах — пота, раздевалки, мужских носков... Не моё.
Светлана искренне удивилась.
— А мой Витя обиделся бы, если бы я не ходила болеть за него. Он когда был моложе, всегда участвовал, и обязательно меня приглашал. Чтобы я даже без бинокля пришла, не захотела понаблюдать за мишенями — это был бы скандал!
— Наверное, нелегко жить с таким честолюбивым человеком? — спросила Саша даже с сочувствием. — Приходится постоянно соответствовать разным высоким планкам, которые устанавливает он, а не ты?
— Вовсе нет, наоборот! Мне нравится, что он всегда хочет большего!
— А-а, — улыбнулась Саша, стараясь, чтобы это было искренне и не обидно, — так в вашей семье самый честолюбивый человек — это ты! Расталкиваешь Виктора на подвиги!
— И я его, и он меня — мы всё делаем вместе. И честно скажу, мне приходится в оба смотреть, потому что он сейчас и с одним не пропускает возможности полюбоваться на красивых женщин, а уж раньше... Такие они, мужики, ничего не поделаешь. Вот тот же «Романс» — такая пара была, Александр Васильев и его жена Александра, она его сделала звездой, он на каждом углу интервью давал, что она его муза, двадцать лет вместе, со школы ещё — а года три или четыре назад его какая-то вертихвостка увела. Окрутила, пузо надула, все дела… Очень горько об этом думать.
— Ну, Виктор не производит впечатления человека, который так легко разбрасывается клятвами.
— Ой, Саша, каких только случаев я не насмотрелась! Да вот взять хотя бы… —  и Светлана рассказала историю адюльтера, назвав две самые известные фамилии. — Или Чубайс: третья уже, и каждый раз на десять лет моложе. Или актриса Глаголева: красавица, умница — а об неё и один, и второй попросту вытерли ноги. Насколько я знаю, она сейчас тяжело больна, просто скрывает от всех свою болезнь… Рак у женщины — это болезнь обиды на мужчин.
— Никто друг у друга не в рабстве, — дипломатично заметила Саша. — Но я думаю, тебе бояться нечего. Отношение мужчины видно по лицу его женщины. Посмотри в зеркало — я бы тебя за свою студентку приняла, которая очень хочет показаться взрослой, поэтому так нарядилась, а ведь ты младше меня всего лет на пять максимум!
Гостье было приятно получить такой комплимент. Она пролистала книгу и спросила после паузы:
— Саша, а ты догадываешься, чего хочет мой Витя от твоего мужа? Почему он хочет возобновить с ним дружбу? Даже больше чем дружбу — боевое братство.
Саша приподняла брови, раздумывая, как на это отреагировать, и ответила с улыбкой:
— Неужели чтобы составить какой-нибудь заговор? Чубайса убить? Или что-то в этом роде? Как в мультике «Ограбление по-итальянски» — Марио хочет ограбить банк? Принесите мне голову Альфредо Гарсии?
Светлана рассмеялась:
— Я бы сказала — «унесите». Унесите голову.
— «Квартиру возьмите, картины возьмите, только голову отдайте!» — запричитала Саша тоном Жоржа Бенгальского из «Мастера и Маргариты». Но женским голосом, грубым прокуренным голосом известного политика.
Светлана хмыкнула:
— Никакая ты не ботанка. И хотя ты говоришь, что не любишь спорт, но сама... Напоминаешь олимпийскую чемпионку. Они тоже сдержанные и целеустремлённые.
— И себе на уме! — тоже хмыкнула хулиганка Саша.
— Насчёт ума можно выстроить домыслы, но мы не будем отвлекаться на ерунду. Я бы очень хотела пригласить тебя на чай. У нас закрытый ведомственный посёлок, только для своих, причём женщинам многое позволено. Известные музыканты, артисты и прочие селебрити считают за честь получить приглашение на наши пати.
«Ага, вроде Шевчука со своей песней «В гостях у генерала ФСБ», — подумала Саша, соображая, как бы вежливо отказаться.
— Но я же не известный человек, а самый обыкновенный препод. Вряд ли мои лекции о традициях китайской библеистики или о трудах Иоанна Шанхайского и Николая Японского заинтересуют твоих соседок. Акробаты и шуты — это не мой пул.
— Да нет же, я хотела пригласить тебя не как лектора, а просто пообщаться! У нас есть соседи, которые служили на Дальнем Востоке по многу лет...
— По будням у меня практически не бывает свободного времени. Тем более, если Миша на неделе дома, я стараюсь так подогнать расписание, чтобы не упустить счастливый случай, сама понимаешь. А в выходные нужно и по хозяйству похлопотать, и на службу в храм сходить. То есть, глядя на меня, ты, наверное, уже поняла, что Миша — точно не тот Марио, который пойдёт грабить банк. Я его отговорю.
— Ой, мой Витя любого уболтает! Помнишь, как в «Джентльменах удачи» Леонов говорил своим уркам, что они идут грабить детсад, а на самом деле заставил их вынести из игровой комнаты лишний металлолом и подготовить помещение к ремонту? Можно устроить дело таким образом, чтобы любители акций думали, что они выводят деньги в офшор, а на самом деле за их счёт отстраивается система образования... или разрушается их помоечная элитарность... Если твой Миша чувствует призвание к раскапыванию выгребных ям, то Витя обязательно подгонит ему интересную работу по специальности. По-моему, смотреть миелофон однозначно лучше, чем «Дом-2». Просто наше поколение — оно, понимаешь, последнее, которое помнит, что такое миелофон. Гамлет считал настоящей катастрофой не «быть или не быть», а «порвалась связь времён», и в этом что-то есть.
В дверь постучали, и спустя пару секунд в открывшемся проёме показалась голова Михаила:
— Девчата, так как вы насчёт чая и десерта? Я надеюсь, положительно?
[indent]
Вернувшись на кухню, Саша с удовольствием отметила, что уровень жидкости в бутылке водки понизился незначительно, а другие крепкие напитки так и не были распечатаны. Чайник, оказывается, был поставлен Мишей и уже закипал, и со стола было почти всё убрано в мойку или на разделочный стол. Саше осталась лишь приятная обязанность заварить чай и распределить десерты по вкусу.
А пока хозяйка колдовала над заваркой, а потом разливала чай по чашкам, Виктор снова бренчал на гитаре:
[indent]
В детстве мне снился один и тот же сон:
Что я иду весел, небрит, пьян и влюблен,
И пою песни, распространяя вокруг себя
Свет и сладость.
Теперь друзья говорят, что эти песни не нужны,
Что они далеки от чаяний нашей страны;
И нужно петь про нефть.
Я устарел, мне не понять эту радость.
[indent]
Новости украшают наш быт:
Пожары, катастрофы, еще один убит,
И всенародная запись на курсы
«Как учиться бодаться».
На каждой странице — обнаженная Маха;
Я начинаю напоминать себе монаха —
Вокруг нет искушений, которым
Я хотел бы поддаться.
[indent]
И я прошу, что было сил,
Я прошу, как никогда не просил,
Я прошу: заварите мне девятисил, и еще:
Унесите отсюда голову Альфредо Гарсии!
Унесите отсюда голову Альфредо Гарсии!
[indent]
Вы — несостоявшиеся мессии
И население всей соборной России —
Воздержитесь от торговли
Головой Альфредо Гарсии!
Унесите отсюда
Голову Альфредо Гарсии!
[indent]
Чай получился вкусным и в меру крепким; но когда Саша предложила ещё по чашечке, Виктор глянул на Светлану и процитировал из школьной программы:
— Блажен, кто праздник жизни рано оставил, не допив до дна бокала полного вина, кто не дочёл ее романа — и вдруг умел расстаться с ним, как я с Онегиным моим. Друзья, спасибище вам за такой прекрасный вечер!
Отдавая дань вежливости, хозяева предложили попробовать перемену десертов и другой чай, японский. Следуя той же вежливости, гости настояли, что им пора домой, и, уходя, взяли с хозяев слово быть на дне рождения Светланы, первого апреля.
— Надо же, как интересно, — отметила Саша, — у нас дни рождения у обоих второго, а у вас у обоих первого. Конечно, мы придём!
Напоследок мужчины перекрестно поцеловали женщин в щёчки; Михаил вышел проводить гостей до машины, и когда вернулся с мороза, хмель из него выветрился совсем, тем более что он оторвал от пучка веточку петрушки и тщательно прожевал.
Саша, сняв нарядное пончо, уже мыла посуду.
— Знаешь, мы тогда так правильно решили, что лучше милиция, чем ФСБ и всё такое прочее. Виктор твой ровесник — а насколько же ты лучше выглядишь! Со всех сторон.
— Я рад, — сказал он немного рассеянно, снимая часы и закатывая рукава новой белоснежной рубашки. И принялся совмещать совместимое с разных тарелок на одном блюде, а несовместимое — на двух других, чтобы поставить еду в холодильник.
— Конечно, должен же кто-то этим заниматься, — вслух произнесла Саша, губкой вспенивая новую порцию средства для мытья посуды.
— Думаешь, стоит купить посудомоечную машину?
— Ради пары тарелок? Да ну. Нет, я про Виктора. Как у Стругацких Каммерер говорит, помнишь? «Всё это как-то, кем-то и где-то всегда улаживалось, улаживается сейчас или непременно уладится в самом скором времени. Но я-то, к сожалению, не был нормальным человеком в этом смысле слова. Я, к сожалению, и был как раз одним из тех, на долю которых выпало улаживать».
Михаил пробормотал, что это так же справедливо, как про Волгу и Каспийское море. Саша поняла, что он её не слышит, и возвысила голос:
— Плюшевый, приём! Ни за что не поверю, чтобы всё это было просто для ностальгии, а? Или что их семье нужны друзья для болтовни. Такие люди ничего не делают просто так. Или он хотел закрыть какой-то гештальт? Ты видел его в момент слабости, когда его девушка бросила, да? И он всё это время кряхтел-кряхтел, чесался-чесался — и вдруг решил предъявить тебе свою со всех сторон достойную карьеру и не менее достойную жену? М-м, нет, что-то не верится. Слишком мелко.
— Значит, Витька считает, что у меня есть шанс в своё время занять хороший пост в ЦСН. А хорошие знакомства — это хорошие знакомства.
— А он сам сейчас кто?
— Начальник Третьего управления, операции в Азии. Полковник.
— Но это, безусловно, не предел его устремлений?
— Да уж конечно!
— А кем бы он хотел стать, как ты думаешь? Директором своей службы? Или?..
— Аленькая, если бы ты своей интуицией прозрела, кем он хочет стать, это было бы — хм-хм... На уровне пророков.
— Президентом, что ли?
— Типа того.
— Как у Грибоедова? «Он в две шеренги вас построит»? Или в три? М-м-м... Знаешь, вот не хотелось бы. Это такой Нимрод, который не устоит перед искушением строить башню. Причём не из слоновой кости.
— Строить не из слоновой кости обречён любой правитель хартленда, — пожал плечами Михаил. — Слонов столько не хватит, да и не ходят у нас слоны.
— Как не ходят? А у Крылова? "По улицам слона водили"!
Он не отозвался на её шуточную реплику.
Саша допустила обдумать ещё одну мысль из тех, что роились в её голове, и принялась за хрустальную часть грязной посуды, последнюю, ждущую помывки.
— Светлана очень красивая женщина, правда?
— Да, конечно. Эффектная.
— Я на её фоне была совсем никакая, да?
— Алюшка, ты прекрасная и ты моя. Свет мой зеркальце, государыня рыбка. Императрица! Местами прямо как Екатерина Великая!
— А где это — местами?
— Да умищем же, Аль, ненаглядная моя!
Он уже уложил всё недоеденное в холодильник и сейчас, скомкав и сбросив на пол грязную скатерть, собирал раздвижной стол, чтобы придать ему компактный вид.
"Какой же мой Плюшевый красивый! — подумала Саша, следя за его движениями. — Может, действительно сходить на какие-то его мероприятия с физкультприветами?"
— Миш, а нормально всё прошло? Я тебя нигде не подвела?
— Всё прошло на самом высоком уровне. Спасибо, родная моя Дюймовочка.
Саша ждала, что он расспросит, о чём с ней говорила Светлана (или, может быть, сообщит ей о тайных желаниях жука-дж-ж-жентльмена), но Михаил молча отнёс скатерть в короб для грязного белья в ванной и задержался в туалете. А вернулся на кухню со шваброй и протёр пол её разлапистой широкой тряпкой. Тоже молча.
— Она выглядит лет на десять младше меня, — высказалась Саша, — а он лет на десять старше тебя. Красавица и чудовище.
— Ну, почему сразу чудовище? Конечно, желудок у него вряд ли здоров после таких приключений, потому и круги под глазами, но... Теперь вот сможет заняться собой. Почистит печень, вылечит желудок, волосы себе нарастит. Он раньше был большой модник. Франт, элегант и всё такое...
Саша глянула через плечо на хотя и короткие, но густые коричневые волосы Плюшевого Медведя и воскликнула:
— Ну, конечно! Он должен очень страдать и комплексовать без гривы! Он же был таким золотоволосым... Помнишь, как тётя Зоя рассказывала, что на Украине был облезлый президент, тоже Лев, который нарастил себе волосы за какие-то невероятные деньги?
— Кучма.
— Да, точно. Кстати, и фамилия у Виктора тоже не очень. Совсем не президентская. Он, конечно, может её сменить... заранее... Нет, всё равно, даже с фамилией... Знаешь, вряд ли он сам захочет работать лицом. Не его уровень. Его уровень, как он его видит, — кукловодить. Сам не будет куклой ни при каком раскладе, даже если это будет высокооплачиваемая должность зиц-председателя. Недаром Светлана говорила, что перед ним расступается море, такой харизматичный...
Михаил что-то промычал, и Саша поняла, что её дальнейшие размышления вслух могут унизить мужа или, во всяком случае, поставить его в неловкое положение.
Она и так всё время высмеивает его друзей, это нехорошо.
Закрыв кран, вытерев руки и сняв передник, Саша перевела разговор на более приятную тему:
—  Миш, а как тебе мой топик? Симпатичный?
— А эта молния на груди, она расстёгивается? — вопросом на вопрос ответил он. — Или ложные обещания?
—  Проверь, — усмехнулась она.
Но он только улыбнулся и ушёл со шваброй. Потом зашумела вода в душе.
Часы показывали начало первого.
Саша завернула вентиль газа, выключила свет и пошла в комнату — расстилать диван.
Книга Дюма осталась лежать на покрывале, и Саша поставила её на место.
«Как же отчаянно скучали эти светские дамы в Париже и сколько идиотских глупостей совершали», — подумала молодая женщина, раскладывая диван и расстилая постель.
В комнате стоял едва уловимый запах духов Светланы, и Саша открыла створку окна, чтобы к возвращению Плюшевого воздух наполнился ночной свежестью.

Стелла, Аира же сообщил Крокодилу, что его самолёт был сбит ракетой. Бедная птица просто оказалась в неудачном месте в неудачное время.
Да, Чубайс жив, но это ведь временно "Вечны только музыка и бухучёт", - говорил один мой преподаватель. Книга Жизни, мол, - это одна из разновидностей гроссбуха.
А "Принесите мне голову Альфредо Гарсия" - это американский сюрреалистический боевик, с мафией, кровавыми разборками и т.д., название которого послужило Гребенщикову идеей для песни "Унесите отсюда голову Альфредо Гарсия", её часто вспоминает Крокодил в "Солнце Раа", она входит в его любимый альбом Б.Г. "Беспечный русский бродяга". Ассоциаций у каждого может быть огромное количество, как и с музыкой, о чём мы с Вами беседовали выше ; предполагаю, что автор песни и Крокодил имели в виду системообразующее земное состояние пред/посткатастрофы, а Александра Самохина - ещё и основных политических лиц "из телевизора".
Не каждому "Арамису" везёт так, как герою Дома - наплести интриг наивысшего уровня и при этом не приложить руку к физическому устранению лучшего друга. Как говорится в английской поговорке, "держи врагов близко, а друзей ещё ближе". Виктор не удержал, потому что Аира не из тех личностей, которыми можно долго манипулировать.
Эта главка "Гости", не вошедшая в текст романа, была задумана как описание непрерывности функции линии жизни: нельзя сказать, что вот здесь Саша Самохина ещё девочка с невероятным ялтинским приключением (как у Дяченко), а вот здесь - уже агент реальной политики (как у меня).
И в том месте текста "Солнца Раа", когда Крокодил придумывает сцену своего освобождения с Раа, он представляет, что Аира способен разменять его жизнь на своё счастье. Если помните, Аира, закончив читать этот эпизод в гамаке в беседке, некоторое время молчит, подбирая слова. Возможно, он думает о том, что в реальности на Земле сам не поступил так с Виктором, а мог бы - и благодарит Крокодила, что тот не сделал его, Аиру, таким подлым братоубийцей.
Люблю, когда в тексте много "нижней части айсберга", она всё равно так или иначе звучит, улавливается читателем. Этому я научился у Стругацких, у них много такого закадрового, о чём догадываешься и додумываешь.
Но чтобы это получилось хорошо, обязательно нужны наброски. Вот я и демонстрирую их

Стелла, я в предыдущий пост ещё немного дописал. Люблю писательскую кухню
Да, лучше читать произведение целиком, но авторское-то тщеславие зудит! И вот он, автор, разрезает пирог на множество пирожков и печёт каждый отдельно, чтобы накормить друзей своими "шедеврами" - так, мол, в вас, братцы, больше поместится )))

Не на ту лошадь и не в коня корм
Эффектная южная красавица Мила прилетела из Египта одна, без подруги, но Саша, встретившая родственницу в Домодедово, не удивилась. Что подруга существовала только как фигура речи, она догадалась сразу.
Загорелая ялтинская невестка поблагодарила Сашу за помощь, но слушала рассеянно, а сообщение о том, что муж Милы Александр благополучно вернулся в Крым, встретила равнодушно. Гостья хотела ехать прямо на вокзал, и не сразу Саша убедила её хотя бы принять душ, поесть и более выгодно поменять деньги.
В такси москвичка со своего телефона просмотрела расписание и купила для крымчанки билет на Керчь. Как только пришло сообщение о номере электронного билета, гостья в который раз заверила, что рассчитается за всё. Саша в очередной раз сказала, чтобы Мила не беспокоилась из-за ерунды, после чего задала стандартный вежливый вопрос о путешествии и о школьных успехах сына Вовки. Мила ответила, что отдохнула прекрасно, а у Вовки никаких успехов нет, есть только гадкий подростковый возраст. Дальше всю дорогу обе женщины просидели молча, глядя каждая в свое окно на заднем сиденье.
Саша, трудно сходившаяся с людьми, знала о Людмиле Столяровой только то, жена Мишкиного кузена в юности была гимнасткой, и даже подавала большие надежды, но спортивную карьеру довольно рано закончила, сейчас занималась семейным бизнесом по крымским чаям и арендовала уголок в частой клинике, где предлагала услуги лечебного массажа.
И конечно, Саша знала, что тётя Зоя терпит общение с невесткой только ради внука. Вовка служил яблоком раздора между двумя женщинами буквально с самого рождения.
Как хорошо, что родственники мужа жили так далеко, и Саша с ними пересекалась только эпизодически!
— Сделаю тебе массаж шеи и спины, — сказала Мила, входя вслед за хозяйкой в квартиру и бросая чемодан с сумкой. — Как бонус за гостеприимство.
И наконец-то улыбнулась.
— Мила, ну брось ты о расчётах! А за массаж буду очень благодарна. Иди, давай, в душ, а я что-нибудь приготовлю. У меня есть пирог с брынзой и шпинатом, будешь? Заморозки разные… Есть курица — белое мясо. Есть телячьи отбивные в морозилке. Суп с пельмешками на сейтане...
— Саша, давай по своему вкусу, я сейчас не на диете.

Чтобы за столом не было неловкой безразличной тишины, Саша включила телевизор, и когда в новостях появился очередной репортаж из Крыма с «вежливыми людьми» в кадре, Мила спросила:
— А Мишка сейчас где?
— Не знаю. Он никогда не говорит, я никогда не спрашиваю.
— Не у нас часом?
— Вряд ли. Миша — он же в системе МВД. Скорее всего, на Кавказе, наших часто туда дёргают. А может, в Таджикистане. Не знаю.
— А тебя это всё, — Мила очертила вилкой полукруг и ткнула в телевизор, — не напрягает?
— Что именно?
— Что его постоянно где-то носит?
Саша пожала плечами:
— Он на своём месте, любит свою работу.
— А у тебя с ним вообще как — нормас?
— Да, всё в порядке.
— Хорошо, хоть не ездишь по гарнизонам. Послушать свекровь, как она с грудным Санькой сидела в Мурманске, а кругом полярная ночь, и ни одного знакомого лица... А у свёкра зазноба в военторге работала. А потом на Сахалине. Все мужики козлы, и Мишка твой козёл, просто ты не в курсе. В ментовке работает, на потоках сидит — а вы в такой конуре живёте! Небось, всё лавэ на какую-нибудь бабу тратит, а ты ему веришь, как дура.
— О такой конуре, знаешь, большинство коренных москвичей может только мечтать, — ответила Саша спокойно. — У нас Кремль за углом, моя работа — в пяти минутах от дома. Лучше скажи, как у вас с Саней?
— Уже никак. Ухожу от него. Уже ушла. Не могу больше с этим тюфяком, вечно подталкивать его под зад коленом. Думала, будет какая-то перспектива, он кем-то станет — ага, держи карман! Бизнес на него записан, а теперь и бизнесу кранты.  Значит, пора разбегаться. И всегда ему всё трудно! Да, трудно! Трудно! А что легко — с удочкой бычков ловить? Ждать у моря погоды? Нет, всё. Лошадь сдохла — слезь. Господи, я столько сил в эти магазины вложила! А этот тютя умудрился даже нашу машину прос..! Мою машину!
— Мила, это просто эмоции. Саня же не виноват, что случился переворот. А если бы его убили?
— Если бы! Дерьмо не тонет. Даже морду, небось, целёхонькой сохранил.
Саша выключила телевизор, рекламная музыка и закадровый женский голос, захлёбывающийся от счастья по поводу достоинств барабана стиральной машины, угас.
— Это, конечно, ваше и только ваше дело, — сказала хозяйка, — но знаешь, такого человека, как Саня, ещё поискать надо.
— Нет уж, такого — точно искать не надо, само найдётся и прилепится. Господи, четырнадцать лет коту под хвост...
Засвистел чайник. Саша встала из-за стола, отошла к плите, спросила о чайных предпочтениях. Мила попросила кофе. Кофе у Саши в доме не водился, было какао и рисовое молоко. Мишка очень любил какао и говорил, что это лучшее средство для снятия мышечных зажимов и привнесения в желудок чувства счастья. Она озвучила эту мысль, надеясь, что, как бывшая спортсменка, Мила согласится с преимуществом какао перед кофе.
— Я не знаю, чего и сколько мне нужно выпить, чтобы как-то собрать голову и понять, как дальше жить. Извини, что я тебя гружу, но — везде клин!
— Мила, да ничего ты меня не грузишь. (Это были опять-таки слова вежливости, но положение невестки вызывало у Саши искреннее сочувствие: потерявшие любовь люди казались ей детьми, вырванными из семьи то ли в детский сад, то ли в Институт специальных технологий города Торпы.) Только, знаешь... Если ты злишься на Саню из-за денег, из-за машины и магазинов, то сейчас...  Может, сейчас как раз тот самый новый уровень, за поворотом в глубине, на который ты хотела выйти? Саня тебя очень любит. А эти ваши чаи, крымские бальзамы и всё такое — их же теперь можно будет у нас продавать. Вот жена Вали, брата моего, раскрутила интернет-магазин...
— Что? Валька женился?! Так он же... Подожди, на сколько же он старше Вовки? На пять лет? На шесть?
— Ну, видишь, уже женился. Так вот, она делает шляпки и продает через интернет. Очень довольна. А сейчас, когда из каждого утюга говорят про Крым... Если дать рекламу ваших чаёв, может, эту тему можно серьёзно развить?
Мила задумалась, но вскоре решительно взмахнула каштановой гривой:
— У меня есть вариант поехать в Чехию, поработать в салоне красоты. А тюфяк пусть снова сидит в своём бензине и мазуте по уши. Или электриком идёт, ремонты делать. Это его потолок. А я хочу жить в приличной стране и чувствовать себя женщиной, а не тягловой скотиной!
— Ты уверена, что этот твой вариант в Чехии — не бордель какой-нибудь?
— Да какой бордель, Саша? Я уже старуха для борделя! Тюфяк всю мою молодость сожрал, хватит!
— А как же Вовка?
— А что Вовка? Вовка мне хамит через слово — спасибо нашей любимой Змеючке Александровне! И вообще, я всегда девочку хотела, а тюфяк мне даже нормального ребёнка не дал! Он мне вообще ничего не дал, кроме головной боли! И кредитов на пятьдесят тысяч!
— Долларов?
— Да уж не гривен!
— На тебе кредиты?
— Слава Богу, на нём. Неизвестно, что там будет со статусом Крыма, а у меня годичный шенген ещё не кончился, надо успеть вскочить — может, это вообще мой последний поезд!
Саша посмотрела на иконы и на фотографии, висевшие на стене.
— То есть ты собираешься бросить мужа и сына и… И уехать в Чехию? Мила, я тебе никто, чтобы читать морали, но ты же понимаешь, что на чужом несчастье… С такими хвостами абсолютно все твои новые лошади будут дохнуть, а избы — гореть раньше, чем ты их построишь. Даже если тебя что-то не устраивает в Сане, расставаться-то нужно по-человечески, а не по-свински!
— Почему по-свински? Оставлю ему бизнес. Скажу ему о твоей идее, если он сможет продавать крымскую продукцию через российские сайты — флаг ему в руки. Может, что-то и выгорит. А кредиты днепропетровский «Приват» вряд ли сможет теперь с него истребовать. Форс-мажор… и под залог киевского офиса — да пожалуйста, пусть забирают свой офис, уроды!
Приблизив лицо к чашке, Саша подышала ароматом горячего напитка. Миле она дала чашку с котом Леопольдом, из которой обычно пил Валя, а себе налила какао в Мишкину, с ёжиком, задравшим вверх смешной нос. Так остро почувствовала тоску по мужу, что взяла его чашку, чтобы представить, как он пьёт какао из этой чашки.
Где-то он сейчас, Плюшевый... Накормлен ли, в тепле, в безопасности?
— Это всё эмоции, Мила. Приедешь домой, всё встанет на свои места. Хорошо, с мужем можно развестись, а с сыном? С Вовкой-то разводиться совсем некомильфо, а?
— Сын — всегда отрезанный ломоть, — заявила невестка. — Моя мама тоже — носилась с моим братом как с писаной торбой, и где сейчас этот пуп земли, ради которого всё-всё-всё? Под Харьковом срок мотает!
— А папа твой? Он где?
— Ай, да такая же тютя, как Санька. Часами сидит под автовокзалом, ловит квартирантов. Какие сейчас квартиранты? И вечно у матушки под каблуком, смотреть противно! Вот и я точно такого же на шею себе повесила!
— Знаешь, Мила, когда я познакомилась с Мишей, Саня был точно такой же сильный волевой человек, одна порода. Только Мишка, он же как тот негр, который встал и пошёл, вижу цель — не вижу препятствий. А Саня всегда видел сначала людей, которые его окружают, а потом уже цели. Такого мужа — верного, заботливого, рукастого, покладистого — где ты ещё найдёшь? И не машину он вашу спасал, а человека спасал, понимаешь? Может, ты его просто неправильно готовишь, Александра твоего свет Крымского? Может, тебе самой нужно просто сбавить обороты в приобретении вещей — «хочу-хочу-хочу»?
— Тебе легко говорить! Живёшь в центре Москвы, и свекрови у тебя нет, и работа нормальная, и муж на шее не сидит, а даже наоборот — и глаза не мозолит!
— Потому что я принимаю его таким, как он есть. Поддерживаю легенду о его мужественности и неотразимости. Никогда не позволяю себе насмехаться над ним, хотя иногда он ведёт себя как полный идиот. И никакого чувства вины ему не вдалбливаю. От чувства вины мужчины пропадают навсегда, в том числе как мужчины. Я если что-то узнала в браке, то именно это.
— И тянешь всё одна? Его же никогда дома нет!
— Ничего я не тяну. Слава Богу, у нас такой хороший ремонт, что чуть пыль обмахнула, и уже уютно. И вот эти светильники, вся разводка, розетки в удобных местах — это же всё дядя Паша и Саня делали... Да я вообще не делаю трагедии из обстановки. Есть — хорошо, нет — тоже хорошо. Вот холодильник у нас старый, да и фиг с ним. Пока работает, пусть работает. А у вас с Саней такой дом хороший... Ты бы хоть одно доброе слово ему сказала, мужу своему — замуж-то когда выходила, разве не любила его?
— Дура была, вот и выскочила. Хотелось белого платья и фаты, и на кадиллаке в Киеве покататься. И чтоб не спортсмен — насмотрелась я на спортсменов, или бухарь, или глухарь. И от родителей свалить.
Саша вздохнула:
— Конечно, если ты Саню не уважаешь, то надо разводиться. Мужчину нужно уважать, чтобы с ним жить. Иначе это просто зоопарк.
— Да, Саша. Ты правильно сказала. Этого тютю не то что уважать — над ним и посмеяться уже не получается. Мне, наверное, нужно было просто это услышать. То, что я всё правильно решила.
— Только Вовку жалко. У меня тоже родители были проблемные, и такой отрыжкой это выходит... До сих пор, веришь?
— Верю, Саша. И мне жалко, что вся моя жизнь в такое корыто въехала! Но у Змеючки Александровны что Саньку из-под юбки не вытащить, что Вовку не отбить. Было бы у неё с десяток детей или флот под началом, тогда может быть. А я молодая дура была, её только на свадьбе увидела. Господи, да если бы не травма, я же в девяносто восьмом на чемпионате Европы была соперницей Кабаевой! Мы же с ней ровесницы, и постоянно пересекались среди юниоров! И вот с кем она, а с кем я — с Санькой Столяровым, не пришей кобыле хвост!
— Ну, значит, уходи от них от всех, — примирительно сказала Саша, маленькими глоточками допивая какао. — Уходи, не мучайся. Лучше уж никак вместо как-нибудь. Поезжай в Чехию, если так решила. Главное — сама решила, сама и ответ держи.

Стелла, это прямо-таки иллюстрация "антитолстовства". Толстой утверждал, что все счастливые семьи счастливы одинаково, а несчастные — несчастливы по-своему, ан нет! Одинаково несчастливы несчастливые семьи. Холодно там, пусто и уныло. Какая разница, где воняет затхлостью — в брошенном доме, который изначально был деревянной дачей или мраморным дворцом? Мерзость запустения одинакова: зависть, саможаление, злоба на весь мир... Бр-р-р!
А все счастливые семьи счастливы по-своему, и не важно где живут люди, в Европе, в Азии или в Африке. Форма — это уже от национальной культуры зависит. Главное назначение семьи ведь в том, чтобы люди научились самому важному, самому человечному и одновременно сверхчеловеческому навыку — любить. А что такое любить? Прежде всего, как мне кажется, не унижать другого человека, не превозноситься над ним. Это, конечно, огромный труд, при наших-то человеческих немощах, но именно в семье этому учишься, как нигде. Что в любви нет первого и второго места.
А вот когда любви нет, тогда появляется страх, и кажется, что кто-то кому-то чего-то недодал, кто-то перетрудился ради другого и т.д. Я знал, через знакомых, одну афганскую семью, которая сбежала в Москву после краха режима Наджибуллы. При всех особенностях культуры это была именно счастливая семья, где муж и жена уважали друг друга. Да, муж искренне уважал жену — за то, сколько она всего сделала, как работала ради семьи, не покладая рук. Прежде всего, выучила русский язык и мужа научила. Вот в точности, как Вы описывали свою работу во время обустройства с нуля в Израиле, так же и они. Хотя скажи им, что они "партнёры" — наверное, не поняли бы. Партнёры — это исключительно "ты мне — я тебе" и ни на йоту больше. А любящие супруги — это те, кто даёт, сколько может, а получает, сколько нужно, и оба благодарны друг другу. Во всяком случае, я так понимаю.

Atenae, благодарю Вас, что читаете и даже принимаете близко к сердцу. Есть люди, которым всякий суп будет жидкий, даже из мишленовского ресторана, и каждый жемчуг мелок, даже с аукциона "Сотбис".
Царь Давид, например, говорил в Псалме 100, что с "гордыми оком и несытыми сердцем" он не хочет есть за одним столом. А Саша, видите, в своём гостеприимстве "смирилась до зела" ))
Вы за свою педагогическую практику, наверное, много таких Мил видели. Помните, как в третьей части "Мальчика со шпагой" Серёжа Каховский и Генка Кузнечик аккуратно, без слов, огибают с двух сторон несимпатичного археолога "дядю Витю", работавшего в Крыму? А Мила — это женский аналог того дяди Вити, и тоже из Крыма.
Стелла, спасибо, мне очень приятно, что Вы находите даже в отрывках что-то интересное для себя. Если в московской части Михаил со смешком говорит о жутковатых эротических сказках Альбы, то в раянской части должен быть какой-то контрапункт, и он был, вот — в этом отрывке. Ему, этому тексту, было трудно найти место в романе, но мне было важно выяснить, как несчастливая семейная жизнь родителей Саши проецировалась на Раа, чтобы образ Альбы был живым. Ведь у Дяченок Альба написана даже не пунктиром, а невидимыми чернилами в сердце Консула Махайрода. Буковки её имени проступали на нём только тогда, когда его сердце по тем или иным причинам кипело.

Валерка

Опавшие листья шуршали под ногами, и в этом было что-то очень правильное: упокоение вместе с засыпающей природой. Вот только на ногах у Саши были длиннейшие чёрные замшевые сапоги-чулки, никак не предназначенные для перемещения по осенней грязи. Собственно, она никогда не выходила в них на улицу, их предназначение было иным. Но внизу её обувь выглядела стильно и дорого — изящные легкоступы для прогулок по подиуму, а верх был надёжно прикрыт широкой многоклинной юбкой траурных тонов и значительно ниже колена, поэтому Саша была уверена, что никого не смутит своим внешним видом.
Известие о похоронах уважаемого учёного застало её слишком поздно, так что времени на покупку достойного наряда не оказалось. Не проводить близкого человека в последний путь Саша не могла; между тем ожидались именитые гости из системы минобра и мегера из правительства Москвы, курирующая науку и образование, и прийти в любимом зелёном пальтишке при чёрных джинсах и высоких мартенсах Саша не имела права. В яркой солнечно-жёлтой шубке с рыжими ботинками — тем более некомильфо. А в длинном приталенном дизайнерском рединготе было слишком много голубых и синих вставок, и к нему Саша носила голубые сапожки.
Инспекция шкафа показала, что полностью чёрной верхней одеждой можно назвать только богатую кротовую шубку-пелерину с царственно-широкими рукавами и крупными стеклянными пуговицами бриллиантового гранения. Этот Мишкин подарок сопровождался рассказом о состоятельных кротах, которые посмели возмечтать о Дюймовочке, за что и поплатились — вон сколько их было, и все до единого пали под разящим клинком ж-ж-жука-дж-ж-жентльмена! Саша, конечно, поблагодарила и повесила вещь в шкаф (про себя тихо оплакивая зря потраченные деньги — цена на бирке хоть и была срезана, но ничто не мешало Саше ужаснуться заранее, и интернет, конечно же, подсказал сумму, унесённую из семейного бюджета ветром Мишкиной прихоти). Носить такое «в люди» ей было не с чем и некуда, да и не её стиль.
Но безработных вещей практичная Саша в своём доме не терпела, и кротовым мехам быстро нашлось применение — как исключительно домашнему наряду. В комплекте к нему шли уже упомянутые сапоги-чулки из торговой точки с эвфемистическим названием «Магазин укрепления семьи» и большой красный бант, как у Дюймовочки в мультфильме.
Впервые представ в таком виде перед мужем, вернувшимся со службы, Саша пролепетала горячую благодарность за спасение от старого крота и его друзей — и навек сохранила в своём сердце умильную память об эпически отвисшей Мишкиной челюсти.
Пелерина прикрыла расшитый канителью и стразами зелёный лиф её вечернего платья, в котором она обычно ходила в театр. Видная из-под мехов юбка, игравшая множественными переливами чёрного бархата, уже была вполне траурной.
Только единственной подходящей к такой одежде сезонной обувью оказались те самые сапоги-чулки.
[indent]
Вот и изысканная шляпка, которая Саше очень шла, с прихотливой чёрной брошью и французской вуалью с крупными выпуклыми мушками, теперь будет хранить память о похоронах и о Сашином конфузе с обувью. Прав был тот режиссёр, который требовал, чтобы исполнительница роли Скарлетт для сцены с поцелуем надела самое дорогое бельё: пускай его никто не увидит, но движения актрисы будут говорить единым для всего человечества языком тела, и зритель безошибочно распознает призыв женской чувственности.
«Наверное, со стороны я выгляжу то ли как проститутка, то ли как буржуазная тётка с советской карикатуры, что, в принципе, одно и то же, — внутренне сжавшись, подумала Саша, хотя не повела и глазом в сторону министерских дам. — Евгений Андреевич, простите Христа ради! Как же мне будет вас не хватать, дорогой, славный, Учитель, отец... А я вот, видите, — как дура Ева!.. Не нашла ничего умнее, как использовать ваши похороны, чтобы показать коровам из минобраза, что они коровы, а я — я буду, как боги. Ага, в сапогах из секс-шопа, которые уже промокли насквозь. Идея прикрыть наготу первыми подвернувшимися под руку листьями явно принадлежала Еве, правда? Помните, как вы говорили: «Реализация идеи впервые показала неспособность человека своими силами исправить фатальную ошибку грехопадения. Без божественной любви нагота осталась срамной». А может, вы бы первый посмеялись над рассказом о моей траурной одежде — с такими интонациями, как у вашего любимого Чехова... Вы же слышите мои мысли, Евгений Андреевич. Простите меня. И нас всех, что не уберегли вас. Господи, мы так осиротели, что, верите, я не могу даже петь «со святыми упокой»... Поминая вас, буду паки и паки помнить, что тяжесть ношения плоти помогает нам не осуждать других. А вы от этой тяжести уже расключились, снял с вас Господь вериги кожаных одежд. И как же больно смотреть на вашу вдову!.. Почему любимые всегда уходят первыми?..»
Да, Евгений Андреевич, не имевший детей, любил её, как дочь. Она была единственной женщиной в его учёном окружении, а отцы любят умных дочерей особенной любовью.
[indent]
Круг собравшихся у могилы распался. Родственники и некоторые друзья ушедшего библеиста последовали в автобус, другие коллеги разбились на группы более и менее близко знакомых и тоже разошлись. Оставшийся рядом с Сашей последний человек в чёрном спросил, как она будет добираться, и Саша только сейчас очнулась от своих мыслей, поднимая голову и оглядываясь.
На кладбище Сашу утром привёз муж и, удостоверившись, что есть автобус, на котором её отвезут обратно в город, уехал. Неужели она, как классический рассеянный с улицы Бассейной, этот самый автобус проворонила?
Она огляделась: один только чёрный монах стоял рядом с ней и, встретившись с ней взглядом, повторил вежливый вопрос. Саша его узнала, это был отец Иоанн, учёный-иеромонах из Саровской пустыни, который ушёл в монастырь из-за «Евгения Онегина». Из-за пушкинских слов «я молод, жизнь во мне крепка, что впереди? — тоска, тоска...»
Был он Сашиных лет и не намного выше её ростом, в чёрной мантии, полноватый, приземистый, с крупной  головой, покрытой чёрным клобуком, и с опрятно подстриженной рыжеватой бородкой.
«Чёрный монах, прямо как у Чехова, — подумала Саша. — Но нет, отец Иоанн не галлюцинация, я же его знаю. И не чёрный он. Совсем не похож на злого духа безумия. Он же рассказывал, что его послушание и служение Богу — это «непрестанно радуйтесь» вместо тоски, и так он спасается. А похож он на... на Незнайку в Солнечном городе! Ему бы синюю остроконечную шляпу — и вот в точности! Как же это я сразу не увидела...»
Несомненно, круглое лицо с рыжими бровями при тёмных глазах и небольшой, чуть вздёрнутый нос, могли бы принадлежать герою эпопеи Носова, если представить, что Незнайка вышел из страны вечного детства и вынужден был вырасти, повзрослеть, перевалить за середину жизни и начать пока что едва заметный, но неотменимый спуск вниз.
— Я на машине, и как раз еду в Москву, — сказал монах с мягкой приветливой улыбкой. — Не побрезгуете моим обществом? У меня хотя и не «мерседес», а «форд», но вполне жизнеспособный. Жизнерадостный и локомотивный! Да вы должны его помнить, я же вас домой подвозил, после лекции Евгень-Андреича.
— Конечно, помню, отец Иоанн! Мы с вами ещё обсуждали, адекватно ли использовать в китайском те же иероглифы для перевода «святая святых» в новозаветных текстах, что и при переводе ветхозаветного «Кодеш ха-кодашим».
— И снова Евгень-Андреич нас с вами для учёной беседы пригласил... Хотел бы я так же ко Господу отойти, как он! И хорошо, что могила есть. Есть куда прийти, помянуть хорошего человека. Помните, как Евгень-Андреич говорил, что хорошим вполне что-либо или кого-либо может назвать только Бог? А вот я...
Словно смайлик, из весёлого ставший грустным, а чрез секунду опять вернувший себе сияющую округлость, отец Иоанн на миг сморщился, вынул из складок своего одеяния платок в синюю клетку и быстро промокнул глаза.
— ...а вот я говорю: хороший человек, раб Божий Евгений отошёл в Отечество своё и наше, к Отцу своему и нашему. Аминь.
Для прощального крестного знамения у могилы монах снял клобук, и под ним ожидаемо оказались растрёпанные рыжеватые Незнайкины волосы — антитезой к аккуратной бородке, за которой хозяин явно ухаживал.
[indent]
Оказавшись на пассажирском месте рядом с отцом Иоанном, в его потрёпанном, но и в самом деле жизнерадостном «форде» (кресла были обтянуты новой материей со смайликами), Саша как следует уложила свою сложную бархатную юбку, чтобы скрыть неуместную обувь — и тут обратила внимание на иконку у лобового стекла в том месте, куда водители обычно вешают всевозможные обереги.
У насельника Саровской пустыни ожидался бы образок святого Серафима Саровского, но изображённый подвижник был совсем иного облика, худощавый постник в чёрном монашеском клобуке и с рыжеватой прозрачной бородой.
— Батюшка Моисей Угрин, святой Киево-Печерский, бывший телохранитель святого князя Бориса, — увидев взгляд Саши, представил отец Иоанн изображённого инока прежде чем повернуть ключ зажигания (и Саша чинно перекрестилась; с этой секунды ушла навязчивая мысль о недостоинстве её сапог). — Великий подвижник чистоты. У меня день рождения в его день памяти, восьмого августа. Вы-то, Александра Олеговна, сестра мне во Христе Иисусе, а бывает... Эх, таких попутчиц приносит — ой-ой-ой! И не подвезти грех, если где-нибудь на просёлке. В самом сердце у меня, сами знаете, Евгений Онегин, а ему сильный противовес нужен. Вот святой брат и спасает, а иначе никак. Ну, с Богом!
(Продолжение следует)

Стелла, как говорят французы, чтобы раздеть достойную женщину, достойный мужчина обязан её одеть, и похоже, у Сашиного мужа это получается ))
Проблема перевода с древних алфавитных на иероглифические языки - это да, и предполагает колоссальную научную работу.
Для сравнения возьмём Книгу Царств, вот как "цари" пишутся там:
列王
А вот обычное написание, не для библейского употребления, множественное число от "царь":
国王队
Собственно, слово "царь", то есть "верховный правитель, чья власть дарована/засвидетельствована божественными силами" выглядит как вертикальная черта, перечёркнутая тремя горизонтальными (таковой правит всем, что над землёй - верхняя черта, на земле - средняя черта, и под землёй).  Но в первом, библейском варианте перед этим иероглифом следует слово "ряд", содержащее элемент "меч" и показывающее:
- не просто множественное число (что царей много), а что у них есть "толдот" — родословие;
- что это династия, данная Свыше (толдот есть только у "сынов Божьих" и приравненных к ним, простые люди без роду и племени, влезшие на трон в результате заговора, в библейские цари не проходят);
- не абы какой ряд, а одно целое, разрезанное на фрагменты церемониальным оружием.
Вот это настоящие цари, с родословием от Адама
А цари во втором, гражданском варианте — это всего лишь "команда преемников на высшем посту в государстве", никакого толдота у них не спрашивают. Сначала династия такая-то, потом династия такая-то...
Так что пусть Дяченко будут спокойны за свою героиню: Саша у меня, как и у них, живёт в максимально широком диапазоне, доступном человеку, женщине
П.С. Но сколько же я делаю опечаток, мама дорогая... Вот надо всегда утром ещё вычитать!

Сколько счастливых семей, столько и вариантов взаимодействия, успешных именно для этой пары людей, с их неповторимыми характерами.
Общих правил всего несколько, но они есть и, думаю, все мы согласимся, что:
— любящие люди вообще не заморачиваются насчёт первого места и ношения короны, каждый помогает другому тем, чем силён;
— важно уважать друг друга и в браке так же, как до него, в семье недопустимо хамство и установка "куда он(а) денется";
— супруги любят друг друга, а потом уже детей, мать не возносит детей на пьедестал в качестве семейных идолов.
Тайна любимого человека неисчерпаема, как и способы служения друг другу.
Среди тех счастливых семей, что я знаю, есть и такие, где жена в прямом смысле служит мужу, ведя жизнь домохозяйки, есть и в равной степени работающие и поддерживавшие карьеру друг друга, есть и одна семья, где жена — царица на престоле, вроде муравьиной, а муж тихонько суетится рядом. Но везде супруги друг друга уважают. Даже "царица" уважает своего мужа; когда у них родилась глубоко больная дочь, фактически без почек, муж не бросил семью, не запил, не загулял, а впрягся во все проблемы поддержания жизни инвалида. Эта девочка-инвалид в 13-м году благополучно окончила университет (кстати, по специальности "китайский язык")) и уже семь лет работает, пусть и дистанционно. Прекрасный специалист.
К слову, такая же семья, с громогласной громокипящей бой-бабой мамой и скромным незаметным для внешнего наблюдателя отцом была у известного ревнителя семейных ценностей прот. Димитрия Смирнова. Он рассказывал, что когда отец умер, тогда только стало понятно, кто в семье был главой и защитником от всех внешних бурь.
Так что сколько семей, столько и вариантов счастья, которое люди строят любовью и самопожертвованием, в соответствии со своим мировоззрением и темпераментом.

Селена Цукерман, спасибо за Ваши добрые ободряющие слова. Не тревожьтесь: пока Вы бодры духом и сохраняете спокойствие, Вашему мужу и сыну ничего серьёзного не грозит ))
Вот моя жена тоже пишет: "С работой просто ж-па". Как Вы понимаете, сувенирная продукция и бижутерия — это то, что сейчас не находит никакого сбыта. Но я всегда знаю, чем и как её поддержать, и пусть считает себя независимой и самодостаточной, мне разве жалко? ))
[indent]
Валерка
(продолжение)
Как только Саша перестала чувствовать себя Скарлетт в белье, начался разговор. Сначала о новопреставленном рабе Божием Евгении говорила больше Саша, а отец Иоанн вставлял краткие реплики, лихо крутя баранку. После дождей просёлочную дорогу страшно развезло, и первые километров сорок они продвигались к столице только верой водителя в своего железного коня.
«Настоящего монаха сложно отличить от хорошо воспитанного светского человека», — подумала Саша, когда им лишь чудом удалось не забуксовать, неожиданно оказавшись в глубокой луже за поворотом, при этом никаких неподобающих слов от отца Иоанна не воспоследовало.
Когда они наконец выбрались на трассу, священнослужитель стал более словоохотлив:
— Профессор был для меня абсолютная загадка. Хотя в последнее время мы постоянно общались, готовили к публикации книгу, и на Афоне были вместе... Такой человек! Как молния, и ушёл так же внезапно. Я ещё не осознал, что мы с ним уже не поговорим, как раньше. Терять близких — тяжёлое испытание...
— По мне, так... Самое страшное из всех земных,  — с запинкой выговорила Саша. — Его жена, то есть вдова, сказала, что он тяжело болел.
— Честно признаться, мне даже в голову не приходило, что он вообще мог на что-то жаловаться. Евгень-Андреевич и жалобы — это разные семантические поля, да. Столько всего недоделанного, недописанного осталось... Может быть, Господня воля в том, чтобы мы, коллеги и ученики, завершили его труды? Татьяна Вячеславовна обещала сделать его архив всеобщим достоянием.
Саша осмелилась озвучить то, что лежало у неё на душе:
— У них была совершенная супружеская любовь, а детей не было. Книги и ученики были их детьми.
— Воистину, — отозвался отец Иоанн с лёгкостью; его явно интересовали совсем другие темы. — Знаете, Александра Олеговна, чем меня потрясает работа вашей китайской миссии? Грандиозностью... э-э... в бесконечной малости. Наверное, это самое зримое проявление того, что Господь есть альфа и омега. Я узнавал, у нас по всей стране китаистов, с переводчиками и учителями в школах, всего около шестисот человек. А в Штатах шестнадцать тысяч одних только политологов со знанием китайского. И вот вы выверяете уже имеющиеся переводы Библии и делаете недостающие...
— Ну, не я одна! И китайцев в нашей группе почти половина!
— ... ради скольких из их миллиардов?
— Ваш вопрос — это очень по-человечески, отец Иоанн, — ответила Саша. — Помните, как жёны-мироносицы шли ко гробу Иисуса, чтобы ритуально обмазать покойного благовониями? «Кто отвалит нам камень от гроба?» Представьте, какое нервное беспокойство стоит за этими лаконичными словами! А как пришли, оказалось, что ангел этот камень уже давно откатил. Вспоминая, с каким дерзновением Евгений Андреевич выступал среди китайцев у нас и в Дружбы народов, я скажу так: работать — нужно. Пусть даже ради десяти праведников в каждом городе. И там же на сто надо умножать! У нас первомучеников было всего двое, Борис и Глеб, а у них двести двадцать два человека, больше на два порядка! А тысяча человек — это уже приличная аудитория надёжных для Царствия Небесного. Почему же ради них не потрудиться?
— Если честно, меня наши ближние больше волнуют. Простые русские люди. Сказать, что наш народ не просвещён — это вообще ничего не сказать. Суеверий, наверное, больше чем в Древнем Вавилоне. Одна «Битва экстрасенсов» чего стоит! Хотя в абсолютных цифрах, конечно, меньше, чем в Китае... Я слышал, там из дому не выходят без гадания по Книге Перемен?
— Книга Перемен  — это великая литература, — заметила Саша. — Через её образы можно ввести китайца в познание Истины, потому что Истина в этой книге просвечивает из Вечности, ещё до того, как впервые было произнесено «слушай, Израиль: Господь Бог наш, Господь един есть». «И цзин» — это икона «Ангел Благое Молчание» для китайцев, в ней заключено ещё не прозвучавшее Слово в том виде, в котором они могут познать Премудрость. «Будет приход трёх неторопливых гостей, отнесись к ним с уважением, и в конце концов будет счастье» — уж это-то прямо о Троице! В нашей группе есть китаец, который рассказывал, что, будучи туристом в Москве и увидев в Третьяковке «Троицу» Рублёва, сразу понял, о каких «неторопливых гостях» идёт речь.
— Тут мне возразить нечего, — улыбнулся отец Иоанн. — Воистину, «Дух дышит, где хочет». Вы, наверное, через Книгу Перемен и пришли в профессию? Или ваши родители работали в посольстве?
— Нет, батюшка, со мной случилось прямо по Евангелию: «Хозяева его сказали им: зачем отвязываете осленка? Они отвечали: он надобен Господу. И привели его к Иисусу, и, накинув одежды свои на осленка, посадили на него Иисуса». Я именно тот самый ослёнок.
Монах глянул на неё краем глаза,
— Да, повезло вам, Александра Олеговна! Бывает же так!
— А ещё у меня в голове космос! — Саша со смешком подняла руки к голове и пошевелила пальцами; блеснули яркими искрами её обручальное кольцо и кольцо «Крылья». — Как у математика Джона Нэша. Знаете такого сумасшедшего учёного? Классический американский mad scientist, только со знаком плюс.
— Слушайте, когда я увидел на вашей вуали эти крупные точки — мушки, правильно? — то подумал: «Надо же, прямо планеты вокруг звезды!» Вы читали рассказ отца Павла Флоренского, что в детстве он хотел иметь шляпку с птичкой, как у его тёти Юли?
— Да, читала. И совершенно точно знаю: если бы тётя Юля не купила ему эту шляпку,  мир не получил бы великого подвижника. Нам не дано предугадать. Как не дано было предугадать, что для появления гениального русского поэта нужен был прадедушка из Африки!
За стеклом проплывали подмосковные осенние пейзажи, то загораживаемые большегрузными фурами и туристическими автобусами, то снова обнажённые. При всей любви к Родине Саша не могла долго на них смотреть и не впадать в булгаковско-каренинское морфинистическое уныние. И киевские холмы, нарисованные за спиной монаха на покачивающейся иконке, тоже булгаковские, были точно такие же. Воистину, эта земля грустна даже дневная, что уж говорить о вечерней. «Кто блуждал в этих туманах, кто много страдал перед смертью, кто летел над этой землей, неся на себе непосильный груз, тот это знает» — да, тысячу раз да, думала Саша, вспоминая, что Евгения Андреевича похоронили, а она так хотела пообщаться с ним на тему Авраамовой жертвы... Именно с ним, а вот теперь — не с кем. Может быть, с Татьяной Вячеславовной? Или это будет совсем неудобно и неуместно?
Не с беременной Катей, однозначно.
— Это точно. У Господа и вправду всякое лыко в строку, — кивнул отец Иоанн, благоразумно пропуская невероятных размеров внедорожник, оттюнингованный под жар-птицу. — А я всегда хотел увидеть наяву даму под вуалью. И видите, мечты сбываются! Да ещё с такими крупными мухами!
— Да постоянно сбываются эти мечты! Только мухи отдельно, котлеты отдельно, то есть дамы, — хмыкнула Саша. Настроение у неё было, как на американских горках: только что вспоминала Булгакова, а теперь вздумала шутить  — не месячные ли невпопад? — Это моя невестка делает такие шляпы, жена брата. Она рукодельница от Бога, это что-то невероятное! А какую она бижутерию... буквально творит! Помните, в нашем детстве была такая передача — «В гостях у сказки»?
— Конечно. С тётей Валей.
— Да. И там после каждого фильма-сказки зрители присылали в студию поделки. Бывали просто фантастической красоты и искусности, помните? Особенно из какого-то детского дома. Хотя вы как мальчик вряд ли таким интересовались. А мне так хотелось себе те домики, дворцы и принцесс в прекрасных платьях! Но я совершенно безрукая.
— Я тоже, — улыбнулся монах. — Более того, я из тех рукоседалищных, про которых сказано «не умеешь работать — иди руководи». Води руками!
Он подвигал пальцами своих крупных коротких рук, лежавших на руле. «Достались ему от недавних крестьянских предков», — подумала Саша.
— Отец Иоанн, это вы-то не умеете работать?! А ваш замечательный сайт, а виртуальная библиотека монастыря, а ваши статьи? Это я — в ай-ти чайник полный, а вы...
— А я пустой! — рассмеялся Незнайка в клобуке, и машина, подпрыгнув на неровном участке, загремела, словно тоже хотела вклиниться в их диалог. — Пустой чайник, медь звенящая. Как блюдо без блюда у Сальвадора Дали.
— Ну, тут мы можем помериться звоном! — воскликнула Саша. — Я-то настоящий пограничный шизофреник, понимаете? Вот ещё чуть-чуть за край — и уже могу, как Нэш, искать связи всего со всем. Я человек абсолютно не приспособленный к жизни, «копать не могу, просить стыжусь». Но, видите, свершилось чудо, Бог как-то кормит. Я иногда смотрю на себя со стороны и тихо недоумеваю: как такое может быть, что у меня есть кусок хлеба...
— Да всё же по букве Писания, Александра Олеговна! «Не берите с собою ни золота, ни серебра, ни меди в поясы свои, ни сумы на дорогу, ни двух одежд, ни обуви, ни посоха, ибо трудящийся достоин пропитания». Очень люблю эти слова.
Саша подхватила:
— Ага, и ещё у Исайи: «Жаждущие! Идите все к водам; даже и вы, у которых нет серебра, идите, покупайте и ешьте; идите, покупайте без серебра и без платы вино и молоко». Мой муж ругал меня, что я вас тогда не пригласила на чашку чая. У Нэша была святая жена, а у меня — святой муж. Жена сначала бросила Нэша, когда поняла, как он тяжело болен, и испугалась. Но потом всё-таки вернулась к нему. Мне так жаль, что они погибли, Нэш и его жена! В один день, попали в аварию, ехали в такси... Это было двадцать третьего мая, в пятнадцатом году. Я тогда проплакала целый день. То есть даже не знала, отчего у меня такое горе, просто плакала, и всё. Как крокодил. Мой муж, к счастью, был дома. А потом я узнала, что в этот день их не стало. Будто брата потеряла... Теперь, вот, прошу святого Макария Египетского ходатайствовать об убиенном рабе Божием Иоанне и его жене Алисии. Они были крещёные, англикане.
Отец Иоанн осенил себя крестным знамением.
— Не представляю, как Татьяна Вячеславовна сможет жить одна, — покачала головой Саша. — Хотя бы первые полгода нужно постоянно быть с ней на связи.
— К счастью, на ней осталась гимназия. Работа не даст уйти в себя. Да и молитва за Евгень-Андреевича — это будет её долг, а долг держит на плаву, как ничто другое.
— Это правда, долг держит, — с грустью сказала Саша. И почувствовала, что не сможет справиться со слезами. Пришлось вынуть платок, вытереть лицо и выдуть нос.
— Простите, отец Иоанн. Знаете, я на самом деле очень боюсь смерти. Стыдно в этом признаваться, когда Сам Господь неоднократно говорил «не бойтесь»... И сейчас у могилы Евгения Андреевича у меня была... Не совсем галлюцинация, но... Я не знаю. Я просто выпала из мира и где-то была. Хорошо, что вы меня окликнули и забрали, а то я бы могла там простоять до ночи. Когда я смотрю на иероглифы, то вижу, какие из них наилучшим образом передадут Слово — так же ясно, как Нэш видел связи между объектами в своей теории игр. При такой скорбной голове, как у меня, языки и Библия — это самые надёжные якоря, которые не позволяют мне улететь, понимаете, отче? А у Нэша был сын, тоже сумасшедший, но без гениальности. Просто обыкновенный обитатель жёлтого дома. Я не представляю, как его жена могла это вынести.
— Человек должен быть испытан со всех сторон, чтобы знать, где у него тонко, — серьёзно проговорил монах Незнайка. — С другой стороны, совершить «жертву Авраама» не каждому предлагается.  Это, конечно, правильно, и Господу видней, но... до чего же больно!
Сашу поразила точность определения. Конечно, именно — «жертва Авраама»! Ей иногда это снилось: поникшая голова и опущенные плечи Плюшевого. Как он сидит на стуле для посетителей у её больничной койки. Она лежит, а он плачет.
— «У дверей грех лежит» — это прямо про меня, хотя я никого не убивал, — продолжал Незнайка. — Только Авраам был совершенным образом сыновства, а я... Я бросил своего отца. Буквально: сбежал из родительского дома, именно чтобы ничего не наследовать. Мой отец был вначале вылитый Саша Привалов из стругацковского «Понедельника». «Р-рубидий, р-рубидий, запасы р-рубидия огр-ромны...» Он с Зиминым и Минцем работал. «Выпелком», «Билайн, группа «Альфа»... ну, понимаете.
— Я своего отца тоже избегаю, — посочувствовала собеседнику Саша, отходя от своих мыслей и вслушиваясь в его слова. — Он журналист-телевзионщик, типичный приспособленец. А ваш... Подождите, он, что — олигарх?
— Ну, не первой линейки. Не из питерских чекистов, но тоже очень состоятельный человек. Группа Радиотехнического института. Было нелегко от него улизнуть. Но и это ещё не самая большая моя... проблема. Тут я могу всегда польстить своему эгоизму и сказать, что совершил прям-таки подвиг — прошёл, как тот верблюд, сквозь игольное ушко. Чтобы как-то зажевать свою трусость. Крест богачки Мелании Римлянки мне, увы, не по плечу.
— Как же не подвиг, отец Иоанн? Да слава Богу, что вы сбежали от проклятых денег! В конце концов, вспомните Корея, которого Господь отправил живым в преисподнюю со всем его хвалёным имуществом, а сыновей Кореевых помиловал! 
— Нет, Александра Олеговна, у меня был не подвиг. Я был банально... и страшно разочарован в своём отце. А сначала гордился им до неприличия, в особенности перед моим лучшим другом, который рос без отца.  Мы с моим другом с детсада были вместе, не разлей вода... Не могу себе простить, что не нашёл слов, чтобы объяснить ему... Что это для меня вопрос жизни и смерти: либо я вырываюсь из этого всего и нахожу Отца Небесного — либо просто сдыхаю в Гарварде, куда отец хотел меня запечатать. Неважно, от передоза или от тоски. От ужаса, во что превратился мой отец. Отец, семья, страна. Вы понимаете?
— Ещё как понимаю! — воскликнула Саша. — Прямо, как брата, вас понимаю! Меня-то с отцом примирил только мой муж. И то — громко сказано «примирил»! Мне была невыносима мысль, что я... понимаете, вся такая Аэлита с Марса! — и родилась от такого морального урода. А идея, что мой муж тоже мужчина, она меня как-то примирила с Божьей волей о разделении людей по полам. До встречи с моим мужем я мужчин ненавидела такой лютой ненавистью, знали бы вы! Ух, как десять тысяч завзятых радикальных феминисток!
Пошёл дождь. Отец Иоанн включил дворники, и они стали шумно елозить по ветровому стеклу туда-сюда.
— Видите, вы исцелились. А я так и не могу себе простить, что бросил друга. В самый трудный в его жизни момент. Он из меня всегда икону какую-то делал — а какая из меня икона? Стыд один. Вот, преподобный Моисей Угрин свидетель: это мой друг стал святым, а я...
В голосе отца Иоанна Саша услышала такую затаённую тоску, такую родственную муку, что решилась нырнуть за ним, в его омут, и вытащить. Сделать искусственное дыхание.
— Знаете, отче, у меня то же самое, только зеркально. Вот вы мучаетесь от чувства вины и каетесь, а я не могу раскаяться в своём грехе, хотя исповедала его, наверное, десять раз. Просто не чувствую, что могла бы поступить иначе. Я никогда не хотела иметь детей, всегда была в ужасе перед тем, чтобы из меня выдавливалась какая-то личинка, как из «Чужого»... а потом ещё доращивай её до человека! Да и не факт, что он не был бы с тяжёлой патологией, с моими-то галлюцинациями! И для меня было счастье и милость Божья, что у моего мужа не могло быть детей. Но как часто бывает, за то, что муж принял моего брата-безотцовщину как сына, Господь послал ему возможность стать отцом. А я была в таком ужасе, что молилась об избавлении — и... В общем, попала под машину. Нет, не сама бросилась, а именно случайно. Чуть не погибла.
Отец Иоанн слушал её, строго глядя на дорогу, но Саша понимала, что слушает очень внимательно.
— Но дело не в этом, а в том, что я приняла прощение. Мою исповедь приняла Церковь, меня простил муж, и я решила, что мне самой нужно смириться наконец с тем, что я человек грешный. Да, я не святая — а с чего бы мне ею быть? Но меня простили? Простили. Вот и довольно. Да, до конца моих дней я буду чувствовать вину перед мужем. Это надо принять as is. Вот и вы примите. Всё именно так: вы грешный сын грешного отца, и друг вы не самый лучший. Не Атос, не Портос и не д’Артаньян. Вы медь звенящая и кимвал звучащий. Всего лишь инструмент. Но раз уж вы звените и звучите, то пусть Сам играет с вашей помощью всё, что должно прозвучать для радости и спасения других. Для выполнения Господней воли. Помните эти прекрасные слова: «Не будь на то Господня воля, не отдали б Москвы»? Не будь на то воля о вашем служении, никогда бы вам не вырваться из Гарварда в Небесный Иерусалим. Просто скажите себе это — и закройте тему. А если хвостатый будет рядом крутиться и попрекать отцом или другом, не принимайте близко к сердцу. Говорите себе: «Слово сказано: я прощён и свободен». Можете даже клин клином: «Рыцарь свой счёт оплатил и закрыл».
— А ваш ребёнок, значит, умер? — спросил монах, притормаживая перед светофором; они въехали в мегаполис.
Даже Незнайка из Солнечного города, знающий, что такое лютая тоска, употребил слова адского накала — «ребёнок» и «умер»; но Саша приняла их спокойно, как должное. Долг держит.
— Да, он умер. Он умер за меня. Чтобы меня не обременять таким крестом, который мне не вынести. Я ему благодарна от всей души. Я с ним разговариваю. Я верю, что он меня тоже простил. Если это плоть от плоти моего мужа, то я прощена.
Отец Иоанн вздохнул: 
— Я с Андреем, другом моим, тоже разговариваю... Он даже умудрился мне письмо прислать с того света — это ведь удавалось только величайшим святым! А я всегда так над ним превозносился и... сейчас так страшно скучаю по нему!
— Так это и есть искупление, — улыбнулась Саша. — Ничего, отец Иоанн. У каждого своё жало в плоть. «Добро, Петровичь, ино ещё побредём»!
— А я, кстати, Петрович, — улыбнулся Незнайка, уже светлее.
— Ну, так на сем камне, может, ещё что-то и выгорит? — тоже улыбнулась Саша, глядя на пейзаж за спиной печерского отшельника на иконке. — Ваш отец жив ещё?
— Да, жив. Купил остров в Индонезии и омолодился стволовыми клетками, сейчас живёт с молодой женой. А маму мою бросил. За него молиться — всё равно, что... даже сравнения не подберу.
— Я за своего тоже молюсь, уж как могу. Скрежеща зубами. Железом по стеклу.