У Вас отключён javascript.
В данном режиме, отображение ресурса
браузером не поддерживается

Перекресток миров

Объявление

Уважаемые форумчане!

В данный момент на форуме наблюдаются проблемы с прослушиванием аудиокниг через аудиоплеер. Ищем решение.

Пока можете воспользоваться нашими облачными архивами на mail.ru и google. Ссылка на архивы есть в каждой аудиокниге



Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Перекресток миров » #Миры, которые мы обживаем » Отрывки и наброски


Отрывки и наброски

Сообщений 201 страница 250 из 414

201

Вот всегда интересно было, на чём у любителей потустороннего кукуха едет. По молодости пошаливала сама с энергиями, даже читала кой-чего, но при этом крыша не протекла. По-Вашему, это особая предрасположенность сознания? Что-то вроде ловушки Сатаны? Кто готов отдаться, тому башню и срывает?

+2

202

У меня мистика вызывает сразу недоверие к личности, которая ее проповедует. )) Ну, сразу мне что-то нездоровое чудится, какая-то экзальтация. Излишне экзальтированных людей сторонюсь, мне с ними неуютно.., как и со сторонниками всемирных заговоров. Это сейчас самая модная тема, а поскольку под нее еще и базу научную подводят... сколько бы человечество вверх не тянулось, а к ногам его привязан такой груз тупости, глупости и суеверий, что вряд ли оно и вылезет при теперешнем раскладе.

+2

203

Atenae, Стелла, по моим наблюдениям, кукуха едет из-за гордыни. Стоит человеку возомнить себя "достойным большего", "великим посвящённым" — вероятность "уйти вслед за музыкой" резко приближается к единице.
Но я ещё дам слово Саше Самохиной, она выскажется :)

+3

204

Секретные материалы

О присутствии Альки он всегда узнавал каким-то шестым чувством с последним поворотом ключа. Когда дверь ещё предстоит открыть, но уже предвкушаешь радость возвращения домой. Даже если жена не выходила в прихожую его встречать, а сосредоточенно работала у себя наверху, он чувствовал, что она здесь.
Михаил сбросил обувь, крикнул в приоткрытую дверь «Аленькая, привет!», отнёс на кухню пакеты из супермаркета и вытащил из того, что поменьше, Витькину папку.
«Куда бы её?»
Положил пока на шкафчик для посуды.
Когда он мыл руки в ванной, Алька прискакала (в хорошем настроении она именно прискакивала) и обняла его сзади за пояс.
— Привет, солнце!
— Привет, рыбка! Трудишься?
— Тружусь. Ух, Мишка, у тебя вся спина мокрая. Жарко?
— Ужасно.
— Ополоснись под душем. Хочешь, я на тебя полью?
Михаил посмотрел на её отражение в зеркале над умывальником.
— Плюшевый, что-то случилось?
— А что случилось? Вот, зашёл в магазин, сейчас устроим пир горой... с царицей горы... А?
Он всмотрелся в лицо Александры в зеркале, словно ища все те национальности, прилепленные друг к другу, о которых говорилось в Витькиных бумагах. Она подняла над своей головой руку с тремя растопыренными пальцами в виде короны. По жаре на ней было одно только шёлковое японское кимоно («...икона тантрического секса...»). Увидев, что муж это заметил, жена сказала:
— Всё равно я против кондиционера. Не сахарные, не растаем. А поставим кондиционер, так точно будем болеть. Кстати, знаешь, что я приготовила? Суп с креветками на кокосовом молоке! Представляешь? Как раз от жары. Правда... я, наверное, переборщила с перцем, но если разбавить водичкой...
Он повернулся к ней, уже не зеркальной. Она не была похожа ни на таджикскую снежную гору на границе мира, ни на похотливую нимфу, и уж подавно — на каменного или стального истукана, а была обычная живая сорокалетняя женщина. И смотрела на него с беспокойством и сочувствием.
Была ли Алька красива? Удивительное дело, он никогда толком не задавался таким вопросом. Она была априори прекрасна, его жена.
Саша перестала болтать о рецепте из интернета и насторожилась ещё больше:
— Мишкин, ну что случилось-то?
— Да виделся тут... с нашим Каином. На Патриарших.
Он снял пропотевшую футболку и бросил в корзину для грязного белья. Взгляд Альки переместился с лица мужа на шрам у него на груди и обратно. Посуровел.
— И что?
— По-моему, на своих югах он прислонился к какой-то секте. К каким-то масонам, иллюминатам... ассасинам, исмаилитам... Шут его знает, сколько там разных тараканов. Или крокодилов. Дал мне папку с какой-то чертовщиной. «Маятник Фуко», это ты правильно говорила. Возьму завтра на работу и порежу шредером.
— Миш, он тебе угрожает?
— Алюшка, да чем он может мне угрожать? Тем более, я ему нужен.
—  А можно мне посмотреть те бумаги? В качестве царевны-лягушки?
«Местные называют её «Лягушкой» или «Утопленницей» — за цвет...»
— Честно — не хочу, — помотал головой Михаил.
Расстегнув ремень, он снял джинсы и повесил их за шлёвку на свободный крючок для полотенец.
— Сейчас принесу тебе чистое, — сказала Саша, выходя из ванны.
[indent]
Суп и вправду был огонь, но удивительное дело — вкусный. И даже хорошо было по жаре чувствовать, что коже прохладнее, чем желудку. Тем более запивая водой, заедая лавашем и держа босые ноги на прохладном полу.
— Миш, скажи, — жена подняла глаза, так похожие на Валькины, — а чем ты вообще сейчас занимаешься?
«Можно показать эту карту и фотографии Вале, — подумал Михаил. — Он художник и архитектор, как-никак в теме...»
— Чем занимаюсь? Ем твой суп. Очень вкусно. Правда. Да нет, я не шучу, вкусный!
— Я имею в виду по работе.
— Надо же, какой прогресс, ты хочешь узнать о моей работе... Неужели заслужил?
Пожалуй, в его голосе было слишком много нервов, потому что Саша опустила глаза в свою тарелку, и некоторое время они ели молча.
«Обрати лицо твое к Гогу в земле Магог, князю Роша, Мешеха и Фувала…»
Ему стало стыдно, когда он вспомнил, как она много лет назад вот так же, сидя за столом, зачитывала гороскоп из старой газеты: «Лев срывает свою злость на любимой женщине».
Гороскоп. Как отпечатки одного пальца.
Предварительно кашлянув, Михаил мягко сказал:
— Да всё банально, Аль. Если тебе интересно, чем я занимаюсь именно с Витькой...
— Интересно, — подтвердила Саша, — когда он остановился. — Слушаю.
— Он сообщает, в каком регионе какую местную шишку в ближайшее время сожрут. А все строительные и дорожные фирмы на периферии платят дань именно своим местным чиновникам. При автодорожной компании, в которой я работаю, я создал частную военную корпорацию. Мои подчинённые проводят сбор информации: какие бизнесы в регионе и какие преступные группировки привязаны именно к тому или иному чиновнику. Общаемся с их представителями, перекупаем их. Начинается бунт против князька, причём точно рассчитанный по времени. И так, чтобы он начал звонить своей вертикали, просить помощи. Этот звонок становится последней каплей для его сноса. Витька дает мне львиную долю информации для таких... хм-хм... процедур.
— И он получает за это какой-то процент?
— Алюшка, на таком уровне деньги — это ни о чём. Так мы отключаем местную элиту, а точнее, мафию, от одних центров власти и переключаем на другие. Наши центры. И вот их уже финансируем, причём откаты становятся меньше, а разница реально инвестируется в тот или иной региональный проект. И тогда чиновник в глазах местных — уже не оборзевший упырь из проклятой Москвы, а заступник и выразитель воли народа. Россия — очень богатая страна. Стоит раздавить всего лишь одного паразита, и сразу появляются ресурсы.
— Ни о чём, — повторила Саша. — И ты сам получаешь не семьдесят тыр, так ведь?
— Семьдесят отдаю тебе, пенсию беру себе. А остальное вкладываю — тоже в разные региональные проекты. Обычно перекупаю, так или иначе, сферы влияния у старых воров, которые хотят покоя, а на них наступают молодые. У меня же есть доступ к данным через ребят... Опять же: этнические группировки. Ими занимается Серёга Петровский, он наполовину армянин, тоже со связями. Базы данных — это в нашем веке новая нефть. Я человек без лица, меня никто не знает. И так тихой сапой мы со временем вытянем у них из-под ног весь ковёр. Отец отца Иоанна очень мне помогает, у него действительно голова... Например, сейчас у нас есть несколько проектов жилья, малоэтажного, в небольших городках. Вроде бы цены рыночные, ни у кого нет вопросов.  Но по сарафанному радио — льготы для семей с детьми, под третьего-четвёртого ребёнка скидка до нулевой оплаты, доля в объектах инфраструктуры... договоры с фермерами, магазины на первом этаже через потребительские кооперативы... И никаких кредитов, никакого фиктивного капитала. Молодёжь идёт не в криминал, а на работу. Папики-то устали, хотят в Лондон. Лондон закрыли — хотят в Испанию, на Кипр, на Багамы... И на здоровье. Что такое электронные записи на счетах против реальных активов? Да ещё записи, сделанные чужими руками в чужих гроссбухах? Это даже не бумага, не пыль — это ничто.
— У вас это что-то... типа «Белой стрелы»?
— Ну... Очень отдалённо.
— Но ведь ваша деятельность не может быть не замеченной официальными структурами?
— А что такое «официальные структуры»? Это люди. Люди, управляемые людьми. Да, проблема в том, что мало умных знающих надежных и добрых людей. Мало — но они есть. Везде. И потом Витькина контора в контрах и с ФСБ, и с армейской разведкой, и с Росгвардией. В каждом силовом ведомстве есть свои центры силы, есть знакомые и знакомые знакомых, и знакомые знакомых в самых разных ЧВК. И в самых разных мафиях. Худо-бедно обеспечивается динамическое равновесие. Задача — просто чуть-чуть подвинуть его по гауссиане в плюс. А потом ещё чуть-чуть. Потому что во всех этих аквариумах есть люди, которые, скажем так, видят мир иначе, чем... — Михаил показал черенком ложки на потолок.
— А как иначе видит мир Виктор, тебя не пугает?
— Аль, ты же знаешь, я не из пугливых. Тем более, если у меня есть ты, — он улыбнулся. — Представим самый тяжёлый случай: Витька — чёрт. Значит, на нём можно замечательно пахать. Вон, помнишь, в Швейцарии открыли тоннель с представлением из чёрной магии? Но до этого, ты сама рассказывала, десять веков назад чёрт построил там мост. Тоже надеялся погубить людей — а его словом Божьим запрягли, и получился отличный инфраструктурный объект. На пользу. Слушай, вкусно как у тебя получилось!
— Миш, тогда тем более мне нужно посмотреть те бумаги, что он тебе дал. Ведь если человек восприимчив к такого рода информпакетам, можно приготовить для него другой. Перепрограммировать — как того чёрта на швейцарском мосту. И... и если я попрошу у тебя в долг... возьму творческий отпуск, чтобы написать книгу... ты спонсируешь меня, чтобы я этот год не работала?
— Алюшоночек, да разумеется! Увольняйся, занимайся своими делами — пожалуйста! Я не предлагал... мне всегда казалось, что ты не можешь без своей работы и обидишься, но если ты хочешь сидеть дома — я же буду только рад! Правда!
— Я не хочу сидеть дома. Я хочу поездить по стране. По Золотому кольцу, по святым местам. В Грузию, в Армению. На Дальний Восток, на Камчатку... Ты покажешь мне бумаги?
— Нет.
— Почему?
— Алька, помнишь фильм «Человек, который слишком много знал»?
— Конечно, помню, — спокойно сказала Саша. — Там муж и жена действовали заодно. Я просто хочу сравнить те материалы, которые дал тебе Виктор, с теми, которые на днях мне передала Светлана. Про Родину-мать, правильно? Она уже на шестом месяце. Расстроена, что опять мальчик, а не девочка, и выглядит не очень.

+2

205

Знаете, я в шоке! От самой идеи перепрофилирования всех этих структур исподволь. Это же система, которая в случае успеха могла быть снежной лавиной, которая погребла бы всю систему порочных связей.
Насколько вообще такое реально не только на постсоветском пространстве? В конечном итоге, нет страны, где не процветала бы коррупция.

+2

206

Стелла, к сожалению, только как паллиатив. Время от времени мы видим это в мировой истории: руководитель того или иного народа, максимально держащийся правды, может помочь своему народу, вывести его из бедствий или нечестия, но никогда не построит Царство Небесное на земле.
Саша ещё скажет об этом, отрывки и наброски не закончены ))
Да что говорить, само Государство Израиль в этом образец, как и во всём прочем: смотрите, какой великий человек был Трумпельдор, и не только как воин. Таких Книга называет человек вполне, как Ной, отец всех народов, или как Авраам, отец всех верующих. Он был награждён Георгиевскими крестами и принял их, носил на груди, потому что прочувствовал, что такое боевое братство и к чему, о чём этот опыт (только один военный чиновник, спохватившись, что Трумпельдор еврей, вручил ему Георгия не с изображением святого Победоносца, а с орлом Российской империи — глупейший жест). Оставаясь в иудействе, он ни над кем не надмевался, а ведь именно надмение губит святость. (Христианин, надмевающийся над иудеем, равно как и иудей, не считающий никого достойными спасения, кроме семени Авраама, одинаково получают глиняные черепки вместо "золота, огнём очищенного" — пусть первый хоть лоб расшибёт в поклонах, а второй заработает себе сколиоз у Стены Плача, "но не там Господь".)
Но ни все военные подвиги, ни сборы денег по копейке, ни собственно труд еврейского народа, собравшегося в Палестине (а труд был огромный, самоотверженный), не сделали Израиль райским беспечальным местом. Как везде в другом месте, приходится ежедневно сталкиваться со злом, в том числе и со всякими чиновническими и мафиозными кознями — против своих же. И мой, русский народ, не построил никакого "нашего, нового мира", только кровью истёк. И западноевропейцы, собравшись с мессианскими мыслями в Америку, ничего святого не построили, хотя каждая секта там трубила о "прекрасном городе на холме", а получился просто ещё один Вавилон. Тщетны такого рода усилия.
Но это не значит, что нужно опускать руки. В том числе и людям, которые чувствуют в себе призвание к руководству. Помните, как Маленький Принц, проснувшись утром и умывшись, приводил в порядок свою планету, а в первую очередь корчевал баобабы — семена зла, пока они только семена. Очень много зависит от личности в истории. Царь Давид — да, его сын Соломон — таки да, а того сын, Ровоам — оторви да брось. И как только появился такой гнилой, как тут же нарисовался и злокозненный сосед фараон. А не было бы гнилья в Ровоаме, ничего бы фараон не смог сделать с евреями.
Нет ни святых народов, ни святых стран. Люди святые — есть, и они оберегают свой дом, свой народ. А государство такое только одно, да и то не здесь...
Вы можете в подлиннике посмотреть псалом 68, стих 35 (в церковнославянском он 67-й, потому что у нас при переводе соединили 9 и 10 в один из-за того, что они алфавитные): "Дивен Бог во святых своих: Бог Израилев, той даст силу и державу людем своим".
В этой строке самая глубокая тайна устойчивости государства и благоденствия в нём всех людей, и добрых, и не очень, коренных и пришлых.
Не будет святых, не будет и государства. Не было бы Трумпельдора, не воскрес бы Израиль. Не было бы Александра Невского, не стало бы и России.

+2

207

Ну, насчет Трумпельдорфа - так его сделали иконой стиля. )) Не все так красиво было, на самом деле.
То, что творится у нас - к сожалению, это то же, что творится и во всем мире. Что лишний раз подтверждает: демократия - не идеал, но ничего лучше пока не придумали. Власть должна быть сменяема, царь-деспот - это угроза для государства.
Сейчас, в связи с тем, что выходит новый вариант "Дюны" взялась перечитывать всю серию. Какая актуальная книга!!!!! По всем позициям: и в свете ближневосточных проблем, и в плане религиозных установок.

+1

208

Стелла, на мой взгляд, принцип "пока работает — пусть работает, когда сломается, тогда и чиним" идеально подходит для любых систем, в том числе и в государственном управлении. Что касается иконы стиля, то уже хорошо, что стиль вот такой: герой, кладущий жизнь за Отечество. А не "чернокожая лесбиянка-инвалид, больная СПИДом". Не то плохо, что царь, а то плохо, что деспот, неумный человек.
Про "Дюну": думаете, есть кинематографические возможности снять близко к книге? У меня как-то сомнения, что такое можно адекватно переложить на плёнку. Там очень много именно рассуждений героев, как их передать? Нужен талант уровня Хичкока или Кубрика.

+1

209

С Дюной сложно: можно пойти за сюжетом - тогда это будет зрелищно. Если же идти вглубь - 99% процентов зрителей будут разочарованы - скучно. Судя по спойлерам - Вильнев дотошен.
Но для тех, кто читал книгу серьезно и вдумчиво передать всю глубину возможностями современного кинематографа реально. Это клубящееся будущее можно изобразить, но поймет тот, кто читал книгу.))

+1

210

Стелла, я большой поклонник режиссёра Дэвида Линча, но, на мой взгляд, ему "Дюна" не удалась. Посмотрим, что скажет новое поколение кинематографистов.

0

211

Дюна - совсем не детский роман, а Линч сотворил именно развлекаловку для подростков.
Чехи с немцами сняли не в пример удачнее, там многое получилось передать.
И да, будем ждать, чем порадует Вильнев.

+1

212

Секретные материалы (продолжение)
— И что же за бумаги дала тебе Светлана? — спросил Михаил, отставив пустую тарелку и уперев локти в стол, чтобы утвердить подбородок на скрещенных пальцах
— Об обширной сети сатанистов-идолопоклонников, — ответила Саша и пожала плечами. — Я, конечно, постаралась её убедить — надеюсь, она поняла, о чём я говорила, и донесёт информацию до своего мужа — что этот... бред не имеет никакого отношения к модус операнди мало-мальски разумного человека. Понимаю, конечно, что муж и жена одна сатана, и неудивительно, что Виктор подвинулся на этой теме именно сейчас. У неё гормональный сдвиг, а у него по фазе. Но ей хотя бы извинительно, а ему... Во-первых, она пыталась убедить меня, что нащёлкала всё это на телефон, не поставив его в известность. Ты мог бы в это поверить хоть на минуту?
— Смотря с какой мотивировкой, — Михаил расцепил руки, отклонился на спинку стула и снова сцепил пальцы в замок уже за головой, потягиваясь. — Алюшка, ты тоже искала на моих вещах чужие волосы. Бессмысленно? Да. Было? Тоже да. Но сейчас-то хоть не ищешь?
— Хорошо, — согласилась Саша, — допустим, я с придурью. И допустим, они об этом знают. Допустим даже, что Виктор изготовил... какую-то белиберду, чтобы из пограничного шизофреника перевести меня в разряд буйных. Не слишком ли сложно? И зачем? Гораздо проще чего-нибудь впрыснуть.
— А во-вторых?
— Что «во-вторых»? — переспросила Саша, вставая, чтобы собрать грязную посуду. Михаил перехватил тарелки и ложки, сам отнёс в раковину, но мыть не стал, вытер руки полотенцем и вернулся к ней. Жена отошла к окну, забранному жалюзи, и он обнял её сзади за плечи.
— Ты сказала, что, во-первых, Светлана пыталась убедить тебя, что она украла материалы у мужа, чтобы их тебе показать.
— А, ну да. Во-вторых, я не поняла, зачем так сложно и... в чём подвох? — Саша повернулась к Михаилу лицом, вывернувшись из его лёгких объятий, и села на подоконник. Тогда он примостился рядом на этом их любимом месте для сидения. — Ну, да, со времен золотого тельца ничего не меняется в мире, просто развивается по спирали. И да, у каждого человека есть орган — после грехопадения он угнетен, а после потопа и вовсе редуцирован — отвечающий за создание реальности силой мысли. Вот какие у человека мысли, такая и реальность. По крайней мере, у этого конкретного человека. Кто во что верит, тот то и творит. Если Виктор верит в... м-м-м... бесов высшей иерархии, собирающих гаввах, то, к сожалению, он не одинок — и активизирует вероятность наступления катастрофического события в своей жизни и в жизни своей семьи. Да и страны, к сожалению, тоже. Теперь это такая же реальная коллективная галлюцинация — если к галлюцинациям применимо это слово, — какой век назад была Шамбала. Если Светлана, или они оба, хотели это от меня услышать, то что я могу сказать? Да, так и есть.
— А можно узнать, что именно она тебе, м-м-м, предъявляла?
— Предъявляла гороскоп, предъявляла мою родословную... Фотографии Родины-матери предъявляла. Сохранившиеся фрагменты рукописи Андреева. Стихи Блока о конце света. Подборки из разных оккультных текстов, в основном ближневосточных гностиков, суфиев и индуистских сектантов. Карту «силы Кали» или «эманаций Кали» — я не помню, как точно это называлось, можно посмотреть. В общем, классическая сборная солянка, малый набор интеллигента, ударившегося об мистику. Даже аудиоцитату из фильма Кайдановского сбросила мне на телефон. Могу включить, если ты ещё не слышал.
— Включи...
Саша сходила за телефоном, и из динамика послышался хорошо поставленный взволнованный голос.
Чем виртуознее владел мастер своим речевым аппаратом, то вдыхая, то выдыхая, тем отчётливее веяло от Гойи к Босху или даже к Кафке:
— «... я абсолютно убежден, что без надежды на чудо жизнь теряет свою реальность, естественность. Жизнь, задыхаясь, чахнет. Вместо нее на первый план выходит ее отвратительный муляж, обрастает плакатами, призывами, памятниками. В колхозах — нищета и голод, а в центрах их на широких площадях стоят каменные быки, каменные птичницы кормят каменных птенцов зерном, каменные колхозники, улыбаясь, держат в каменных руках каменные снопы. Какие-то мифические титаны вырабатывают нормы, превышающие в тысячу раз человеческие возможности. Сторукие чудовища, подобно паукам, ткут одновременно на множестве станков, оживляются кладбища, полные ликующей жизни. В Москве, на Новодевичьем, есть памятник одному военном дирижеру. Он изображен шагающим впереди своего воображаемого оркестра. Руки взмыты ввысь, с дирижерской палочкой, перед ним — пюпитр, ноты открыты. Читаю: «Широка страна моя родная…» О, ужас, страна этого мертвеца действительно широка… Он вылез из могилы, чтобы с нами поделиться своими впечатлениями о том свете. Забавно… Не правда ли? Или тот и этот свет соединились? Как там: «лет до ста расти нам без старости». Помилуйте. Ну как можно без старости, с одной бодростью? Оказывается, можно! Но ведь это бессмертие! Наконец-то решена проблема философского камня — мы вечны. Памятники дирижерам продолжают дирижировать, командирам командовать, доярки доят каменных коров, погибшие летчики в очках летят в каменных самолетах, танкисты в танках, но это не все. Вот уже на постаментах настоящие танки и самолеты, без всяких там людей, символизируют непобедимость и бессмертие, а вот снова ведут вешать несчастную Зою и снова замерзает в ледяной коросте генерал Карбышев. Кто додумался выставлять мертвецов на главной площади нашей широкой Родины? На обозрение прохожих…
Но вот представьте, происходит чудо! День этот имеет нечто страшное. С потупленными взорами, они выйдут из гробов, подобно рассеянным кузнечикам, торопясь, поспешными шагами за призывающим ангелам, вопрошают умершие и обратившиеся в прах: должны ли мы жить? Этот возврат слишком далек. А ангел: «Посредством небесной воды мы возвращаем жизнь помертвелой стране». Да, произойдет воскресение. Они: велите воротить нашим отцам, если вы говорите правду. Верните поколения, которые нам предшествовали. А ангелы: «Мы истребили их, потому что они были преступны». Для живых небо произведет дым, невидимый всеми, покроет всех людей. Это будет страшное наказание! Какое существо преступнее того, кто отворачивается, когда ему говорят слова правды, кто забывает поступки, совершенные самим собой? Мы покрыли сердца их более чем одним покрывалом, чтобы они не понимали истины, и вложили тяжесть в их уши. Когда же мы призовем их на истинный путь, то они уже никогда по нему не последуют. И это предостережение для людей, одаренных чувством!»
[indent]
После того как запись кончилась, помрачневший Михаил спросил у бесстрастной Саши:
— И что ты об этом думаешь? Как Нэш.
— Да зачем Нэш, я от себя скажу. Всё изложено исчерпывающе ещё у Лема в «Гласе Господа». Помнишь, там учёные в теории нашли разрушительное сверхоружие? Но на практике оно не сработало. Так и с этими кумирами. Если даже будут восстановлены допотопные технологии энергетических концентраторов, всё это бессильно против любви, против жизни. Как Алиса говорила: «Вы всего лишь колода карт. Колода карт, ничего больше. Вам не испугать меня». Допотопные люди хотели стать именитыми — в результате от них не осталось даже имён. Вавилоняне хотели сотворить себе имя — потеряли сам язык, на котором оно могло быть произнесено. Всё это пустое, Миша. Меня другое больше волнует и... и пугает.
— Что?
— Да эта твоя биг айдиэ: «запрячь чёрта, чтобы строил мост». Запрячь чёрта, Миша, не так-то просто. Одного чёрта Витьку, может быть, и можно — Светлане, вон, как-то удалось... Но целого Бегемота — н-нет. В Книге Иова — а там подробно рассказывается, что означает такое скотское собрание, «бехемот»,— Саша издала горловой звук, — это множественное число, тело сатаны из многих членов... Так вот, там очень четко сказано: «Все плавающие, собравшись, да не понесут кожи одного хвоста его. И все плавающие в кораблях рыбацких да не понесут головы его». Никакой прогресс, никакие ухищрения всего человечества ни в какой мере не ослабят мощи врага. «Если бы парни всей Земли...» — нет, увы. Вот ты попытаешься его запрячь, а он тебе из-под хвоста скажет: ты, бионегативный, на кого посягнул? На своего господина от природы? А ну место! В моей коллекции уродов!
— С какой это радости он мне господин? — фыркнул Мишка. — Заднеприводный из-под хвоста?
— Да с такой, что ты убийца, с руками по локоть в крови, а сам жизнь дать не можешь. И жену такую же нашёл, Лилит, себе под стать: более чем сомнительных кровей, каиново семя, детоненавистница, смышлёный мамзер из рода в род... В постели с ней ты заводишься попеременно то от мысли о растлении малолетних, то от зоофилии. (У Михаила отвисла челюсть.) А говорить о себе «ж-ж-жук-дж-ж-жентльмен» — не присяга ли это Повелителю Мух, имя которому воистину Бааль-Зевув? Кстати, Дюймовочка, к которой тебя так влечет, — это же лилипутка! Уродка, вылупившаяся из растленного семени. Какое же ещё семя бесплодная женщина могла получить от ведьмы? Внимательно перечитай самое начало этой сомнительной истории. С кем она только ни кувыркалась, пока не попала к королю эльфов, мутанту с крыльями! И ещё: ты стал опекуном ублюдка своей тёщи — зачем это? А работа твоя? Постоянно в мужском коллективе, среди отбросов общества — более чем сомнительные интересы для нормального человека! Прямо диагноз: латентный гомосексуализм, комплекс власти. Отсюда и женитьба на сумасшедшей злобной феминистке. В книге Климова «Красная Каббала» всё это подробно разбирается. Так что про привод не надо бы.
— Однако! — пробормотал озадаченный Михаил. — Всё это было... м-м... в документах Светланы?
— Нет, но логику ты понял. Она всегда именно такая. Дух злобы, дух подмены.  Кого ни тронь из этих болящих, отец у их лжи один, тот самый. Поэтому и Родина-мать для них — идолище поганое, подвиг — срам, чёрное — это белое, любовь — это похоть... Понимаешь, на самом деле это всегда об одном и том же, только параллельно. Красота в глазах смотрящего. То, что для одних свет невечерний, для других — геенна огненная. Как у Оруэлла: мир — это война, правда — это ложь... Ну, и после всего вышесказанного каким же крючком ты собираешься проткнуть язык Левиафана? Мишка, тебе и возразить нечего, а говоришь — запрячь! Это «даг годол» — Большая Рыба, которая пожрала Иону. Ты ей на один зуб. Её Господь только обещает побить — Сам, да и то в конце времён. Нет ничего страшнее пробы властью! Зачем тебе такое страшное искушение?
— М-м-м... — Михаил задумался, блуждая взглядом где-то у ножек стола, но вскоре поднял голову, посмотрел на жену и улыбнулся. — А помнишь, ты говорила, что Альба сделала такую замечательную статуэтку: Аира бьёт большую рыбу острогой?
— Да. Конечно, помню.
Мишка просиял:
— Ну вот. Это мой ответ. Ты же сказала, ещё у Лема с этой «лягушечьей икрой» учёные поняли, что жизнь сильнее. Бог есть Любовь, так ведь? Я тебя люблю, значит, у меня есть сила. И мой огонь — это тот самый свет, которым подавится ад, правильно? Я с твоей Рыбой в дискуссии вступать не собираюсь. Как в том анекдоте: пусть клевещут. Я-то знаю, где истина. Ты же мне сама говорила: соблюдай десять заповедей Моисея — и будешь жив, соблюдай девять заповедей блаженства — и будешь счастлив. Что это и есть всеоружие Божие, против которого у любого зла нет ни одного шанса. Я так Витьке и сказал: все эти выдумки не имеют в реальности ни малейшего смысла.
У Саши отлегло от сердца.
— «Делай что-то настолько важное, — процитировала она, кладя руки на плечи мужа, — что даже если потерпишь неудачу, то мир станет лучше только из-за того, что ты попытался».
— Это откуда? — спросил Михаил. — Из какой книги?
— Это мне недавно попалось на глаза и запомнилось. Тим О'Райли, издатель, поддерживающий идею свободы информации. Чтобы правообладатели своей жадностью не душили творчество авторским правом.
— А-а, значит, правильный товарищ. Хорошо сказал!
(Михаил подумал: как это ему в голову недавно пришло — смотреть на Аленькую и спрашивать у себя, красива ли она? Наваждение какое-то...)
И они обнялись, крепко и нежно.
— Жу-жу-жу? — спросил он.
— А я таки похожа на Дюймовочку? — подняла брови Саша.
— Это надо проверить!
— Да подожди ты, Миша! Ну, куда ты? Давай чаю попьём, всё-таки суп я переперчила. И знаешь, польза от этих материалов всё-таки была. Я достала и разобрала наши фотографии, ещё печатные. Твои, мои. Так интересно посмотреть на твои фотки, когда ты маленький, и мы ещё не знакомы, а такое впечатление, будто по тебе видно, что я уже где-то там в твоих чертах лица! И себя нашла с плюшевым медведем. Мне там лет шесть, но прямо видно, что через десять лет из этого получится наша свадебная фотография. Так жалко, что у нас её не было...
— Ничего, Алька. Сделаем хорошую фотографию на серебряную свадьбу.
— Думаешь, у нас она будет?
— Конечно! Двадцать восьмого июля двадцатого года.
— Да, Аира, давненько мы с тобой не были на Баунти из-за того, что тебя вечно... (Саша чуть не сказала «где-то черти носят», но, увидев со стены взгляд Ангела Благое Молчание и Архангела Михаила, удержала язык.) Просто имей в виду, что я по тебе очень-очень скучаю. Как маленькая Альба. Вернее, как нимфа Калипсо, которая понимает, что Одиссею до лампочки её треньканье на лире.
— Алюшка, ну, какая нимфа? Я буду ждать, как Одиссей ждал свою Пенелопу! Никто не сравнится с тобой!
И даже пропел это — строчку по-английски, а потом припев «Она вернётся» из привязчивой молодёжной песенки, где было про Пенелопу.
— Это, по-твоему, Одиссей ждал Пенелопу?! — искренне возмутилась Саша. — Есть вообще предел мужской наглости или нет, чужие заслуги себе приписывать!
— Ну, как же чужие? — улыбнулся Михаил, обнимая её. — Рыбка, разве Одиссей для Пенелопы чужой? И потом, из песни слова не выкинешь. Я же не виноват, что они так поют!

+1

213

Очень верно сказано - дух подмены. Подмена идёт активно, практически во всех сферах бытия. И всюду, где она происходит, живое подменяется мёртвым, искусственным, противоестественным. И подменыши всё громче заявляют свои права на бытие. Устоим ли?

+1

214

Да с такой, что ты убийца, с руками по локоть в крови, а сам жизнь дать не можешь. И жену такую же нашёл, Лилит, себе под стать: более чем сомнительных кровей, каиново семя, детоненавистница, смышлёный мамзер из рода в род... В постели с ней ты заводишься попеременно то от мысли о растлении малолетних, то от зоофилии. (У Михаила отвисла челюсть.) А говорить о себе «ж-ж-жук-дж-ж-жентльмен» — не присяга ли это Повелителю Мух, имя которому воистину Бааль-Зевув? Кстати, Дюймовочка, к которой тебя так влечет, — это же лилипутка! Уродка, вылупившаяся из растленного семени. Какое же ещё семя бесплодная женщина могла получить от ведьмы? Внимательно перечитай самое начало этой сомнительной истории. С кем она только ни кувыркалась, пока не попала к королю эльфов, мутанту с крыльями! И ещё: ты стал опекуном ублюдка своей тёщи — зачем это? А работа твоя? Постоянно в мужском коллективе, среди отбросов общества — более чем сомнительные интересы для нормального человека! Прямо диагноз: латентный гомосексуализм, комплекс власти. Отсюда и женитьба на сумасшедшей злобной феминистке. В книге Климова «Красная Каббала» всё это подробно разбирается. Так что про привод не надо бы.

О, эта тенденция все перекручивать, все ставить с ног на голову, как лихо Алька тут прошлась по ней.)))
Я не припомню в дни моего первого увлечения Трилогией, чтобы деятельность мушкетеров рассматривали исключительно, как предательство Родины. А миледи - возводили в патриоты.))))
Сейчас, читая социальные сети, просто поражаюсь человеческой злобе, неудовлетворенности, желанию все несчастья списать на заговоры. Видимо, это в природе человеческой, а еще - в склонности слышать то, что тебе хочется услышать. Главное - получить объяснение позаковыристей, чтобы звучало оно таинственно и многословно.
Какая же создается почва для интересантов, и как просто манипулировать такими верящими!
Когда мне начинают рассказывать эти сказки, у меня ответ один: "Не те книги читаете, господа!"

+3

215

Atenae, Стелла, эти "современные тенденции" и "новое прочтение" вызывают оторопь, по-моему, у любого здорового человека. Если я не ошибаюсь, в психиатрии даже термин есть: пачкотня. В прямом смысле. Тяжёлое расстройство, когда субъект всё мажет "миром" своего внутреннего, с позволения сказать, богатства.
И мушкетёры страдают особенно. Эти пачкуны почему-то ненавидят их особенно сильно.

+3

216

:) Дописал ещё две реплики для завершения наброска — после возмущённого комментария... м-м... с писательской кухни ))

+1

217

Ох, уж эти женщины! Главное, за собой последнее слово оставить.)))))

+1

218

Уже не помню, почему я забраковал этот отрывок для включения в повесть, чем-то он мне не понравился. А вот сейчас перечитал — вроде и ничего, видно, что герои ещё очень молодые ))
[indent]
Выбор темы

Тема доклада, который Саша готовила на конференцию молодых переводчиков под патронажем МДА («Иероглифическая письменность: трудные места при переводе священных текстов как опыт богопознания») казалась абсолютно беспроигрышным вариантом.
Взять хотя бы тривиальное «и не введи нас во искушение». Казалось бы, чего проще? По-гречески эти слова мусолил ещё чеховский человек в футляре. Но китайское «не приглашай нас к испытанию», похожее на набоковское приглашение на казнь, и японское «не подводи нас к пробе», напоминавшее либо клеймение скота (либо, того хуже, языческое проведение через огонь), свидетельствовали о полном непонимании европейскими миссионерами духа иероглифической письменности.
Нужен был совершенно новый перевод.
Графическое выражение смысла слов таки имело значение. Причём не менее существенное, чем для жадной души какого-нибудь пирата Моргана — money matters.
Показательный пример переводческой неудачи — «помощник», сказанное о жене Адама, когда в оригинале (невыцветающим чёрным по побуревшему пергаменту) значилось «эзер ки-негдо» «зеркально стоящий напротив тебя», Саша уже описала.
Теперь она взялась за «искушение». Семитский корень «приманка», а тем более русский «кус» прямо рисовали запретный плод, который просится на зуб. Какие слова подобрать в китайском? 
А что пишут в Септуагинте? Огненный греческий корень. От иероглифических рисунков он отличался буквально на волосок (на знаки после запятой, говорил Сашин научный руководитель) — но волосок тот скрывал пропасть. Так же невозможно до конца разделить длину окружности на длину радиуса: получается неразмерная пропасть «пи».
У Лазарчука в «Солдатах Вавилона» это описано лучше всего. Саша для вдохновения даже сняла книжку с полки и пробежалась по тексту глазами, вот и искомое место:
«...и Лота, шагнувшего к Нике, вдруг приподняло новой волной  и отнесло назад,  и он, еще  не  поняв беспомощности своей, продолжал бежать  к  ней, а его относило и относило  назад — будто  между  ними  с тихим  шепотом взрывались  пылинки спрессованного  пространства,  обращаясь  в метры, еще  метры, и еще метры,  и десятки метров...  он только видел,  как  застывает  ее   тело,   и  на  обращенном  к  нему растерянном лице живут одни глаза...»
Саша увлеклась, прочитала остаток до конца, как всегда, взгрустнула — и над смыслом, и что автор бросил книгу на недописанном месте, а затем снова уставилась в монитор, громоздившийся на столе, с чувством мучительного бессилия.
Она ещё слишком слабо знает языки, а берётся ворочать такие глыбы!
С пола, даже застеленного ковром, тянуло холодом. Ковёр был старый и сильно вытертый.
При этом за всеми своими штудиями Саша не забывала, что вот-вот должен вернуться муж-ж-ж. Для него есть сыр и ветчина. Можно ещё пельменей сварить. Но Мишка хороший, Мишка умный, и наверняка придёт с едой. «Охотник, разведчик и сторож примерный...»
Пару раз она будто даже видела момент возвращения — и выглядывала из окна. Окно первого этажа их съёмной однушки за ржавой решёткой позволяло увидеть, кто подходит к двери подъезда. Эта квартира была ближе к центру, но её сырость Сашу удручала. Когда они вселились, Мишка промазал проблемные места с плесенью вонючим казеиновым клеем и наклеил свежие обои. Стало, конечно, веселее, но хозяйка квартиры, когда пришла получать деньги, вместо спасибо высказала своё «фэ», видите ли, с ней не посоветовались по цвету, и такие светлые быстро запачкаются.
Нет, сидеть в её тёмно-зелёном болоте и всё время жечь свет! И платить за него!
Саша снова взяла в руки «Солдат Вавилона» и открыла начало. Когда она впервые читала эту книгу, то обращала внимание на мастерски описанный хоррор (и отмечала, что описание вторжения потусторонних существ потому вышло таким страшным, что умолчание занимает больше места, чем описание).
Теперь же она больше отмечала солидарность с Никой, томившейся в ожидании мужа, и удивлялась, как хорошо описал эти буквально физические ощущения автор-мужчина. Впрочем, нет, не удивлялась. «Познать» именно это и означает — соединиться, то есть стать единым целым с познаваемым. Если автор женат, нет ничего удивительного в том, что он знает чувства женщин.
«Ника почувствовала приближение — непонятно как, но почувствовала... и вдруг встала и шагнула к двери, ещё не понимая, кто её позвал. Куда-то заторопилось сердце. Ника дошла до калитки и остановилась».
Там, где было многоточие, книжная Ника всё никак не могла уложить спать капризничающего младенца-сына, чтобы к приезду мужа освободиться. Как всё-таки хорошо, что Саша уже свободна от Вальки со всеми его коликами, высадками на горшок и детским лепетом: теперь это только мамина забота и ни разу не Сашина!
А уж как мама расстроилась, что Саша вышла замуж и бросила её одну с плаксивым ребёнком!..
«Мишка, ну где же ты? Где тебя носит?»
Саша притянула к себе китайскую тетрадь для записи иероглифов, взяла фломастер и написала имя своего мужа по-китайски, где — удивительное дело! — было явлено всё.
米迦勒
Во-первых, хлеб жизни Дальнего Востока — рис, а графически «куст света». И как тут не увидеть второй символический слой, зеркальную пару с Востока Ближнего: «ми кмо элохим» — «кто как Бог». Воистину, тот самый куст, неопалимая купина, из которой Бог разговаривал с Моисеем, а в православной иконописи её символ — два наложенных друг на друга четырёхугольника с вогнутыми сторонами, знак божественной Силы.
Во-вторых, сугубо — дважды — повторяющийся иероглиф плуга, амбивалентный символ физически тяжёлой мужской работы.
В-третьих, всё тот же огонь, становящийся светом, и постоянно пребывающий в движении, в пути. Брод в огне.
«Да, это мой Плюшевый, жук-дж-ж-жентльмен».
Она и жука-джентльмена нарисовала.
甲虫绅士
В «джентльмене», то есть в благородном человеке, дворянине, главные знаки — «земля» и «воля». А в «жуке» — что лезет в цветочек...
На рисунке, вышедшем из-под её фломастера (甲虫爬进一朵花), жук двигался в цветке так энергично, что Саше стало стыдно перед словарём философских терминов, раскрытом на иероглифе «дух», и она его закрыла.
«Что-то не о том ты думаешь, Сашхен, — попыталась приструнить себя молодая жена. — Где твой железный колчедан? Вместо того чтобы изображать дворцы, соседствующие с мудростью, ты рисуешь какие-то фигвамы... рай в шалаше...»
Она посмотрела в словаре, как будет вигвам, и изобразила:
小棚屋里的天堂
Воистину, хижина из веток и циновок в нерусском лесу, под двумя лунами была очень маленькой, но небо, которое обнимало эту идиллическую картину, являло собой неописуемую безразмерность. В своём воображении Саша заглянула внутрь, но кроме тонких полосок лунного света ничего толком не увидела; то ли перед взглядом божества молодожёны благоговейно замерли, то ли были укрыты тёмным одеялом со светлым полосатым орнаментом и уже спали. 
Тогда Саша глянула в своё окно, будто её толкнули, как Нику — и увидела мужа. И он тоже заметил её, помахал рукой. Она тут же бросила фломастер на тетрадь и радостно бросилась в прихожую.
— Плюшевый!
— Аленькая!
[indent]
А из-за проклятого Юрки они чуть не поссорились. Как-то оно пошло-поехало, слово за слово...
Она не хотела. Но нельзя же постоянно контролировать себя, в самом деле! Не в тюрьме же она, не с врагом же, скована одной цепью и прикована к каторжному ядру! У входа в одну роскошную ялтинскую гостиницу на набережной есть такие кариатиды, и летом девяносто пятого, ещё не только до Мишки, но и до человека в чёрных очках, проходя мимо тех несчастных, Саша думала: вот она, семейная жизнь, как точно схвачено, и Саша на эти рудники — ни за что...
Плюшевый лежал тихо, как мышка, и Саше вспомнилась недавно читаная на сдаче «тысяч» статья об эксперименте на мышах. Мышиный альфа-самец, казалось, полностью истощённый любовью, буквально восставал из мёртвых, стоило запустить к нему в клетку новую самочку.
— Мишка, — позвала Саша, глядя на выпуклые пятна света и теней от ночника на его лице, — ты жив?
Этот ночник в виде избушки на курьих ножках был их первой совместной покупкой, Саша его очень любила и с удовольствием вспоминала тот их поход по магазинам.
— М-м-м...
— Ты мишка или мышка?
— М-м-м...
— Что — «м-м-м»?
— Я скажу, — пробормотал Мишка, не открывая глаз, — не надо орден, я согласен на медаль.
— А медаль — это маленькая Альба?
Он открыл глаза:
— А что маленькая Альба?
Саша рассмеялась и пересказала ему про мышей. Мишка засопел, заворочался и наконец родил мысль, что маленькая Альба — это геометрическое место точек, таких как: государыня рыбка, Дюймовочка, царевна-лягушка, жар-птица, сфинкс и прочая, прочая, прочая.
— Ну, если маленькая Альба — это геометрическое место точек, то что же такое Настойка Аира?
— Как что? Универсальный волшебный напиток для превращения золотой рыбки в жар-птичку. Или Вечных льдов — в горячие ножки. Или сфинкса — в Люси в небесах с алмазами.
— Какую это ещё Люси?
— Ну, эту, ин зе скай виз даймондс... Из «Клуба одиноких сердец сержанта Пеппера». Мой папа очень любил этот альбом, ставил бобину, мы под неё так хорошо танцевали с ним и с мамой... И по английскому у нас её учили в школе. А вы нет? Девочка с калейдоскопическими глазами... Сойдёт за мировоззрение? За творческий псевдоним Альбы?
— Ну-у, разве что за псевдоним. А моя мама очень любила «Аббу».
— Новин ми, новин ю, зер из насин ви кэн ду! — тут же пропел Мишка в темный потолок.
— Точно, — согласилась Саша. — Но это не про нас. И хотя здесь спали, наверное, сотни жильцов этой Яны Георгиевны, наше супружеское ложе исполнено чистоты! Да?
Мишка немедленно хмыкнул:
— Хорошо, хоть не очей!
Саша вспомнила вигвам под многими лунами и подумала: «А ведь действительно, вокруг нас множество невидимых глаз. Причём неравнодушных». И даже под одеяло забралась.
— Миш, но ты вправду ни с кем мне не изменял?
— Алюшка, зачем? Я же тебя люблю. Тут, знаешь, одна только маленькая Альба...
— Что — «стоит целого зоопарка»?
Они оба рассмеялись, и Саша с удовольствием легла к нему на грудь.
— Из каждого утюга, — сказала она, проводя пальцем по его груди и нащупывая шрам, — говорят, что мужчине мало одной женщины. Я боюсь, что тебе тоже. Ты понимаешь мои чувства?
— Алька, утюг нужен не для того, чтобы его слушали, а для того, чтобы утюжить.
— Значит, я могу быть спокойна?
— Судя по диагнозу маленькой Альбы, это мне надо переживать, чем ты тут занималась, пока меня не было!
— А чем я занималась? Дома сидела, шерсть пряла. Писала курсовую, готовилась к семинарам... Придумывала и проводила экскурсии. Учила древнегреческий. Читала. Готовилась к конференции... Готовила, стирала, убирала...
— Готовила — это те бутерброды с сыром и ветчиной? — рассмеялся он.
— Нет, ещё варёное яйцо с рыбной консервой! — рассмеялась она.
— Но по мне-то ты хоть вот на столечко скучала?
— Чуть-чуть. Перед сном.
— И всё?
— И всё! Ну что ты спрашиваешь, Мишкин? Я всегда очень-очень скучаю. Но если начинаю на тебя сердиться, что ты меня совсем бросил из-за своих игрушек...
— Да уж, игрушки!
— ...то вспоминаю, как там было в Торпе. Без любви. Какая-то гнусная пародия на твоего Эдипа со сфинксом. Представь, я пришла мириться, хотя он был сам виноват, а он сказал, что ему надо учить английский.
— Кто это — он?
— В Торпе у меня был... В общем, парень. Егор. Постоянно ныл «давай поженимся», а сам вообще не видел, что со мной происходит. Потом я помогла ему сдать экзамен, и он сказал, что я ему как мама. Пришёл, как побитая собака, сидел на крылечке рядом со львом... а сам спал с Иркой с первого курса! Нет, Миша, любовь может быть только одна. Первая, она же последняя.
— Как сорт осетрины? Золотой рыбки? — попытался пошутить Михаил.
— Угу. Как ты у меня. Иначе ну его в баню. А вот этот Юрий, который к нам заходил... Слушай, у него такие противные кобелиные глаза, и вид такой... Фу, прямо хотелось помыть пол после того, как вы ушли! Ты его больше, пожалуйста, к нам не приводи.
Неприятное имя выскочило у неё как-то само собой, хотя перед глазами стоял красавец Егор из параллельной жизни. У Егора и лицо было, как с советских мозаик о мечтателях и покорителях космоса — светлое, одухотворённое. Чем-то похожее на поэта Блока, но красивее, с широким разрезом глаз и прямыми волосами, почти как у робота Вертера.
— Юрка не кобель, — ответил Михаил. — Он просто... Повреждён. Помнишь, как подстреленный из бластера робот Вертер хотел войти в дверь, но вместо этого сам себя впечатывал в стену? Потерял ориентацию в пространстве. Он детдомовский, его только армия и спасла...
— Беда, — вмиг ожесточилась Саша, даже не обратив внимания на то, как синхронно они подумали про Вертера, — только не его, а тех женщин, которых он использует!
— Да это его используют, а он ведётся. Высасывают и вышвыривают.
— Используют его! — фыркнула Саша. — Бедненький!
— Аль, причём тут Юрка? Он, что, приставал к тебе? Чем-то тебя обидел?
— Ещё чего! Я просто пытаюсь понять, как можно держать рядом с собой такого человека? По нему же сразу видно: бабник, а бабник это всегда предатель!
— Ты лучше вспомни про того своего в Торпе, который крутил и с тобой, и с другой! Что же ты его сразу не раскусила, если видишь человека вглубь прям на километр? Или он там был у тебя не один?
— Представь себе! И твой Юрка им обоим и в подмётки не годится!
При свете ночника лицо Михаила затвердело до сероватого гранита, и Саша даже испугалась.
— Мишкин, ну ты чего? Этого же не было на самом деле! Это же в другой жизни, из Торпы! Помнишь, мультик был: «Отныне стать бумажным!» Будем считать, что это просто неудачная шутка. Как у Гоголя в «Женитьбе»: если бы фамилию Иван Ивановича да к плечам Ивана Егорыча да к кошельку Самсона Силыча...
— Да уж без кошелька ни одна б... не ляжет, ни с фамилией, ни без фамилии!
Саша замерла. Спросила, как железом по стеклу:
— Это ты сейчас кого имел в виду?
— Никого я не имел в виду. Фигура речи. Извини.
— Нет, это ты меня имел в виду?
— Аль, ну я же извинился!
— Как можно вообще произносить такие слова — при мне и в нашем доме! Я же просила тебя никогда не выражаться, как Шариков!
— Это была неудачная шутка. Как у Гоголя. Вот скажи, чем я хуже Гоголя? Или я ему тоже в подмётки не гожусь?
Она выключила ночник, повернулась к мужу спиной и с головой накрылась одеялом.
— Аль, — позвал он в темноте, — ты сама говорила, что у нас должно быть правило «да не зайдёт солнце в гневе вашем». Ты как — зашла? А, солнце? И не выйдешь уже? Я же знаю, что не было никакой Торпы...
Он подкрепил свои слова действием: поцелуями в шею и прикосновениями, как в тех иероглифах с жуком.
Которых Саша могла не получить из-за какого-то Юрки!
Запереть бы Мишку куда-нибудь и не выпускать. Жаль, невозможно. Сама же видела по иероглифам.
— Эх, если бы не было Торпы! — ответила она, поворачиваясь к мужу лицом. — Что угодно я бы отдала, чтобы не было Торпы. Но тогда мне пришлось бы отдать и тебя. Значит, придётся жить с Торпой в голове. Вон, маленькая Альба оставила Аиру без присмотра — и чем это кончилось?
— А чем это кончилось?
— Не хочу говорить. Плохо кончилось.

+2

219

Я понимаю, почему этот отрывок Вы не вставили в роман. Он просто не вписался по композиции. К замыслу романа он ничего не добавлял. А в виде отдельной небольшой истории о том, как молодожёны притираются друг к другу, весьма хорош.

+1

220

Да, этот текст должен был быть первой московской главой, довольно скоро после сна Крокодила о поезде (когда Крокодил составлял список книг, который могла читать Саша), но как я его не рихтовал, он туда не вставлялся.
И ладно, Вы правы: "Солнце Раа" не обеднело смыслом, а этот обрезок от отреза на новое платье короля остался в шкафу на заплатки ))

+2

221

Терпение

Саша не хотела подслушивать, просто так получилось. Чтобы защититься от солнца, она набросила на себя любимое зеленовато-сероватое парео в глазастых совах на деревьях и тихонько лежала, как ящерица, наслаждаясь теплом нагретого камня. В какой-то момент её так разморило, что сквозь шум моря проступил смутный сон, звуковой: крики нездешних птиц и голос Аиры, такой печальный, что она не смогла сдержать слёз и проснулась от их горечи.
«Это всего лишь сон», — подумала Саша, но облегчение пришло не сразу. Долгую-долгую минуту она была растянута между сном и явью, как часы Сальвадора Дали.
А окончательно проснулась от свежего ветра.
Как же непостоянно море...
Голос всё равно звучал, правда, уже не мальчишеский, и с эхом. Когда Саша прислушалась, то поняла, что в сумерках ткань слишком удачно (или неудачно?) её замаскировала, и на нижних камнях устроились Мишка и Саня.
Услышав несколько фраз, Саша поняла, что обнаружить себя означало бы поставить братьев в неловкое положение. Пришлось остаться в остывающих камнях и просто слушать.
«Хорошо, что Саня говорит, — подумала Саша. — А то с молчунами случается сплошь и рядом: молчит, молчит, а потом инфаркт. Лучше пусть говорит, и даже если гадость, пусть будет гадость, только чтобы вышла».
Понятное дело, что же ещё может выделяться, когда плохо не желудку, а сердцу. От полноты сердца говорят уста.
— ...ужасно. Хоть в петлю лезь. Даже не просто тянем лямку, а... Не тянем. Если и говорим, так только о работе и о Вовке. Иногда просыпаюсь и думаю: что я вообще здесь делаю? Веришь, хочется встать, одеться и уйти — ну, вот просто куда глаза глядят. Вроде всё есть. Дом построил, дерево посадил, сына родил. Даю людям работу. В начале года тачку поменяли. И... Как в гробу. Тоска страшная, ничего не хочется. Вон, пузо вылезло, хотя кручусь, как папа Карло. Море рядом — не помню, когда в последний раз его видел. Разве что пойти и утопиться. Я просто не знаю, что ещё можно сделать.
— Прям «Хищные вещи века», — проговорил Михаил с печалью в голосе. — Так, может, действительно всё оставить и уехать? А? На полгода, год. И не в Новую Зеландию, а на Новую Землю, вахтовиком. Или в море — механиком, электриком?
Александр горестно засопел.
— А как я фирму оставлю? Людей подведу? И опять скажет, что я слабак и не мужик!
Саша чуть приподняла голову и присмотрелась, но тёмные силуэты почти сливались с чернотой моря.
— Блин, сейчас стыдно вспомнить, как я ею перед тобой хвастался, а тебя жалел! — снова услышала она голос Мишкиного кузена. — А сейчас... При живой жене с ногами от шеи зеленею от зависти, когда слышно, что жильцы занимаются сексом! Всё терплю, на всё закрываю глаза... Ради Вовки.
Саша представила, как в свете звёзд пенные барашки волны прибегают к голым ногам братьев, шевелят гальку и снова отступают, и это было красиво, очень.
И Мила была красивая, и тоже очень. Хотя невестка ни разу не ходила гулять с гостями на пляж (отговариваясь валом работы в пик сезона, самым жирным своим заработком), Саша пару раз видела её во дворе в купальнике. А когда столкнулась с ней у калитки утром, то даже сделала комплимент, искренний — такая Мила была стройная, свежая, со вкусом одетая и причёсанная, спешащая на любимую работу. Невестка глянула на московскую гостью с высоты своего роста профессионально, как массажист и косметолог, и пригласила прийти к себе на процедуры.
Но меньше всего Саше хотелось бы показывать неблизкой родственнице свои проблемные места и целлюлит.
— Если только ради Вовки, или чтобы не делить бизнес, — заговорил Михаил, — ничего не выйдет. А вот если ради того, чтобы узнать себя и её по-настоящему... Тогда надо просто сознательно жить, как отшельник в пустыне. Как Георгий Победоносец, брошенный в известь. Думать: «Мила — человек, данный мне для мученического венца, аминь». Чтобы человека полюбить по-настоящему, его для начала надо вытерпеть. Со всеми его закидонами.
Александр тяжело вздохнул:
— Для мученического... Пашу же без продыху, чтобы у них всё было! Вовку вообще не вижу, хорошо хоть мама с папой за ним смотрят... Только не уважает он меня. До такой степени, что даже денег не просит. Не знаю, что сказать. Кризис среднего возраста по полной. Не понимаю, где я облажался... Ведь такая была романтика! Пока Вовки не было, чувствовал себя мужем самой прекрасной женщины на Земле! А сейчас смотрю — просто красивая гладкая змея, которую вечно давит жаба. Если бы не мои магазины, я бы...
— А магазинами заниматься нравится?
— Знаешь, да. По сути, живу только на работе.
Михаил встряхнул брата за плечо:
— Саня, ты просто скажи ей: «Мила, мы семья или не семья? Я муж тебе или нет? Чего ты хочешь, только честно?» И если всё сгнило, как тыква, отпусти её. Будет требовать половину в бизнесе — отдай, вроде как жертву. Тебе обязательно зачтётся, так или иначе. Нельзя, чтобы женщина рядом была так несчастна.
— Несчастна... Знать бы, чего ей не хватает!
— Знать бы, чего тебе не хватает.
— Думаешь, «павлины, хех»? Как Ионыч, да? Крыжовник? И вот-вот хрюкнет в одеяло?
— Ну, килограмм пятнадцать я бы с тебя согнал.
— Нет, не павлины. Я, знаешь, с чего начал? Посмотрел фильм про японца, который создал уникальный ресторан суши, в крохотной нише в подземном переходе метро. И мне так же захотелось, только не суши, а завести чайный магазин-студию. Чтобы люди могли где-то отдохнуть душой, подумать в тишине, увидеть себя. Чтобы было тихо и глубоко. И ясна самая суть  и чая, и жизни. И вот — сапожник без сапог.
— Значит, всё правильно. Если вопрос стоит «врачу, исцелися сам», значит, ты врач. Очень хорошо. Тогда у тебя действительно есть всё, что надо. На данном этапе.
— Я люблю свою работу, — подтвердил Александр. — Я понял, почему можно было мечтать о джинсах, а шить брюки, как на пятой швейной фабрике. Которые носить невозможно. Потому что мы не до конца живём на земле. Всё хотим на небо, и побыстрее. В этом, конечно, сила... но и слабость. На земле тяжело. Очень! Но когда проникаешь во что-то земное, многое открывается. Мои крымские бальзамы и чаи очень многому меня научили. Но как бы я хотел, чтобы у нас с Милой было, как раньше! Всё бы отдал! Кроме Вовки. Но и Вовка несчастный из-за нас, я же вижу...
— Брат, но ты сам тоже не такой, как раньше. И Мила имеет полное право быть не такой. Если ты женился на влюблённой дурочке, которая умела только садиться в шпагат, то ведь и она выходила замуж за скатерть-самобранку. А не за живого человека, который может болеть, злиться, уставать. Разлюбить путешествия, полюбить домашний уют. Может быть, вам надо снова познакомиться? Например, разъехаться на время и встречаться на нейтральной территории. Но для этого вам обоим должно хотеться работать — на той самой твоей земле. Один ты не выгребешь. Если она поставила на тебе крест, прими его как георгиевский — и отпусти её. А если не поставила, то надо выяснить, чего она хочет. Словами! Надо с ней поговорить и как-то задать ориентиры развития семьи. Голосом, а не молчать всё время. Расскажи ей, чего ты хочешь. А то бизнес-план и стратегия развития для своей фирмы у тебя наверняка есть, лозунги всякие для клиентов и для поставщиков. А для самого близкого человека только «привет-пока» и пару слов про Вовку — ну кому это понравится?
Брат вздохнул так тяжело, что Михаил добавил:
— Не бойся не выдержать. Я думаю, она раньше уйдёт. Тогда ты сможешь себе сказать «я сделал всё, что мог». А невозможного и требовать невозможно.
— Да... Невозможно. Как тебе самому-то удаётся? Тоже — выносишь?
— Это Аля меня выносит, а я с ней как сыр в масле катаюсь.
— Да? Со стороны и не скажешь...
— Алька золото. Ни разу не слышал от неё истерики. Ни одного не то что грубого, а даже просто неуважительного слова. И лишнего не спросит. Вон, в Гоби был, учения на выживание, четыре месяца на сковородке — как с того света вернулся, похудел на десять кило, чёрный весь. Она только взглянула, как будто я за хлебом вышел, и говорит: «А я как раз новый гель для душа купила, с арбузным запахом. Прямо как чувствовала, что надо будет моему Мишустику спинку потереть».
«Вот, значит, где это его так умучили. Слава Богу, не в чеченской яме», — подумала Саша, вспоминая, как, оставив мужа в «ванной», не сразу открыла шкаф, чтобы достать ему чистое бельё, так постфактум тряслись у неё руки.
— А собраться по тревоге — так это вообще тьфу, Алька и глазом не моргнёт. Как-то ходили в театр... Вытащила она меня, довольная, как слон, намарафетилась на всю косметичку. Не успели свет погасить, а у меня телефон. Она меня в щёчку поцеловала, говорит «с Богом» — и всё внимание на сцену.
Саша и это вспомнила. Мучительно. Билеты достались ей в институте, и на громкую постановку в Большом пришли многие её коллеги из ИСАА. Некоторые со своими вторыми половинами. Мишка произвёл впечатление, на которое она и рассчитывала (особенно на язву кореянку, которая как-то спросила у Саши, обручальное ли у неё кольцо или просто так) — но в антракте, когда Мишки уже не было, она выдержала не только взгляды, но и расспросы. Сашино самолюбие тогда было сильно поклёвано неприятельницами. Профессорско-преподавательский коллектив — хуже театра...
— И поверишь, Саня, я вообще не заметил проблемы, просто задача как задача. А нас вызвали на матёрого уркагана, который вздумал провести такой наглый рейдерский захват, что конкуренты опешили... У него была своя частная армия, и там была война, вот без преувеличения, с пулемётами и РПГ. Но я, можно сказать, смотрел спектакль со стороны, так хорошо Аля меня проводила. Никого не потерял. Она самая прекрасная женщина, а если другим это не видно, так и слава Богу. Эгоизм с моей стороны, конечно... Но как же здорово, что её красота укрыта от посторонних глаз, иначе я бы просто свихнулся от ревности! Иногда возвращаюсь домой, уставший до такой степени, что... Ну, тряпка. Только бы добраться до постели. Но как увижу Альку, обниму её...
Услышав это, Саша вся вспыхнула, как сухой лес, и уже не чувствовала холода камня, на котором лежала. Мишка замолчал, а ей вспомнилось, как она убеждала его, насколько же приятнее наполняться желанием постепенно, будто ванна водой, поэтому пусть он её не хватает, как горячий пирожок, а смакует потихоньку, как минеральную воду. «Ага, из источника на железном колчедане», — говорил он, и они смеялись в один голос. Потом Мишка рассказывал о вкусе железноводских источников, а Саша — об Альбе, которая почувствовала пробуждение женского интереса к Аире, когда обратила внимание на то, как он пьёт из маленького родничка. Вечером, оставшись одна в своей комнате, девочка взяла листочек берестяной бумаги и набросала быстрыми чертами игольчатого стилуса наклон головы мальчика и линию его губ, касающихся вздутия воды — прозрачного зонтичка, бьющего из расселины в камне. Получилось так хорошо, что Альба снова пережила неожиданное томление. Но поняла, что в рисунке не передаст все свои чувства, нужен объём, осязание.
Глина, из которой раянские школьники лепили свои поделки, её не устроила, слишком рыхлая и ломкая, совсем не тот характер. Тогда она взяла дерево, и это был настолько удачный материал, что она училась у него. Хотя долго у неё ничего не получалось, только пальцы резала. А когда Аира улетел в интернат, Альба сожгла все свои работы.
Увидев заплаканные глаза дочери, Шана сухо сказала:
— Аира может далеко пойти, он вырос в запахах нашего дома. Хорошо, что ты ему сестра. Ты дочь дестаби, смотри, не повторяй моих ошибок.
«Я ему не сестра», — подумала упрямая Альба.
Долго воздерживаться от творчества она тоже не смогла. Пришло время, когда скульптурный Аира начал получаться у нее, как живой, и ей не стыдно было показать ему свои творения.
И она его удивила!
«Ты безгранична, как вселенная, — сказал Мишка, выслушав её рассказ об Альбе. — Хорошее слово «вселенная», правда? И я в неё вселился!»
— Но даже это не главное. Аля научила меня понимать символы, видеть образы. Благодаря ей я могу сказать, что познал всё. Даже то, что чувствовал Авраам, который так любил Бога, что принёс в жертву сына. Да. А Вовка у вас такой хороший... Умный мальчик. Но, конечно, ваши с Милой разборки ему очень не на пользу.

+1

222

Кусочек жизни. Бывает, что послушаешь о себе столько хорошего и нужного, что потом боишься что-то сделать не так.))

+1

223

Стелла написал(а):

Кусочек жизни. Бывает, что послушаешь о себе столько хорошего и нужного, что потом боишься что-то сделать не так.))

Да )) Но объективно говоря, только взаимное принятие супругами друг друга делало их совместную жизнь субъективно счастливой. Михаилу хотелось детского смеха, шума в доме, гостей, движухи, да и более тёплого отношения жены, но он с благодарностью принимал и то, что у него было по факту. А Саше хотелось чаще общаться с мужем и не бояться за него (если она говорила отцу Иоанну, что постных дней у неё в году больше, чем в календаре, это значит, что не меньше восьми месяцев из двенадцати она проводила в разлуке), но она тоже всё принимала так, как дано. Ложилась в холодную постель и беспокоилась о том, как кормить и учить младшего брата, потому что муж любит свою работу и хочет, чтобы в доме был ребёнок. И каждый думал о другом: "Как он(а) меня выносит?" :)
А Александр с Людмилой друг друга не вынесли. Как Боливар.

+1

224

В канун, вернее, уже в ночь, св. Архангела Михаила не могу не повесить отрывочек :) Это, наверное, что-то из предпоследнего дня или чуть раньше.
[indent]
Огонь и свет
— Аленькая... Самое большое чудо между нами — знаешь какое?
— Что батончик «Баунти» может быть паролем в вечную жизнь? — улыбнулась Саша в темноте.
— Не-а. И это тоже, конечно, но... Буквально на уровне тела. На уровне глины, которую мы завтра с себя стряхнём, — а даже в ней чудо!
«Он даже не догадывался, насколько краткосрочным будет его прогноз», — промелькнула у неё в мыслях цитата из «Двадцать седьмой теоремы этики». Но ненавязчиво, как тень от мягкого совиного крыла.
— Ну, говори, Мишкин. Какое у тебя там заготовлено чудо Архистратига Михаила в Хонех для меня?
— Ты вся остаёшься для меня той же Дюймовочкой, какой была в гостинице «Две звезды».
Саша благодарно приняла и эти слова, и его руку на своём бедре.
— А для меня, знаешь, в чём чудо? — прошептала она, кладя голову на грудь мужа, на «место для Альки». — Что ты научился говорить о любви. В гостинице «Две звезды» скорее меня можно было принять за Дюймовочку, чем тебя — за поэта, который — помнишь мультик? «Любимая, я поведу тебя к самому краю вселенной, я подарю тебе эту звезду...».
— Алька, это незаслуженный упрёк, — проворчал он. — Никаких кастрюль ты у меня не чистила.
— Я не чистила кастрюль?! Да тебя просто никогда не было дома, чтобы ты мог это заметить!
— Да ладно...
— Нет, правда. Даже два раза. На нашей первой квартире. Помню, поставила отогревать творог и пошла писать курсовую. Да, точно, курсовую по китайской классической поэзии. Когда повалил дым, тогда только поняла, что что-то не то. Как-то не так пахнет. И представь, в следующий раз опять поставила творог, опять вода выкипела и тряпка загорелась!
— В той же кастрюле?
— Нет, в другой... И ту тоже пришлось отчищать. Как у тебя хорошо стучит сердце, Мишка! «И это было хорошо».
— Да прям заволновался: а если бы пожар?
— Ну, была бы жареная рыбка, а не золотая. Яичко не золотое, а простое.
Он обнял её без слов. Потом всё-таки нашёл, знал же, как она любит слушать.
— Чем старше я становлюсь, тем лучше понимаю, как жена Авраама могла быть ему желанна всегда. И как он переживал... и негодовал, что на неё может как-то не так посмотреть другой мужчина. Каждый раз беспокоюсь, не надоел ли я тебе со своими приставаниями.
— Любимый, ну как ты можешь сомневаться? Откуда вообще могут быть сомнения?
— Мне важно знать, что я не обижаю мою маленькую Альбу.
— Миш, мне, конечно, очень лестно сравнение с маленькой Альбой, но, если честно, маленькая Альба была бесстыжей хулиганкой и засранкой, да просто маленькой дурочкой, которой нравилось играть с огнём. И влюбиться в неё мог только такой совершенно неопытный мальчик, как ты.
— Почему это сразу дурочкой? Может, совсем даже наоборот? — усмехнулся он, родной Плюшевый. — Может, она не с огнём играла, а просто тоже забывала снять кастрюлю с плиты?
Саша хмыкнула:
— Ладно, уговорил. Не буду ревновать тебя к Альбе. Буду думать, что мой  замысел на Баунти не отменяет обычных инструментальных вещей. Как Дух носился над водами, и глина была оглаголана, так же и маленькая Альба была спасена любовью. Как Маша Дубровским. В сослагательном наклонении.
— Но я-то стал собой не в сослагательном! Я, я, я, твой плюшевый медведь, морская пена!
— Солнышко, ну какая пена? У тебя есть имя. Ты Михаил Плотников, человек от Адама, Ноя и Иафета. Верная любовь которого даёт мне право при переводе Иезекииля воспользоваться комментарием Игнатия Брянчанинова и изложить по-китайски именно по греческому тексту: «Обрати лицо твое к Гогу в земле Магог, князю Роша, Мешеха и Фувала». И надеяться, что если иерусалимляне погребли их — а погребают они только своих — значит, многие спасутся даже в последние дни. И вообще, всё будет совсем не так страшно. Если свет во тьме светит.
Михаил заворочался и процитировал Сашино любимое:
— «Ты стоишь плахи! — Царь, не в этом дело. Казни меня, но государство в целом вполне достойно лучшего конца!..»
— Именно, — усмехнулась она, — в этом весь ты, Настойка Аира, бессмертный страж галактики. «Прежде думай о Родине...»
— Раа приобрела второе «а» после Смерти Ра, как ты думаешь?
— Скорее всего. Когда Дубровский спас Машу. Ладно, Мишка, давай будем спать, завтра у нас такой хлопотный день...

+3

225

Всегда жаль, когда идёт к концу история.

+1

226

Atenae, спасибо, что читаете!
Вы знаете, эта история, как и другие, подобные ей )), как-то особенно хорошо показывает, что любовь вечна и не имеет конца.

+1

227

Каждый раз думаю, что все отрывки и наброски исчерпаны, но вот сказала Селена Цукерман о Пушкине — и герои как-то сами пришли и сказали о нём тоже :) У меня остались отрывочки, в которых были параллели странностей с расслоением реальности на Раа, и вот они тоже  пригодились.
[indent]
Пушкин
Саша опустила книгу на колени и так тяжело вздохнула, что Мишка, сидевший в наушниках и что-то подбиравший на гитаре, неким шестым чувством уловил Сашину реальность, снял наушники и отложил свой инструмент.
— Аленькая, что тебя так расстроило?
И не дожидаясь ответа, перевернул её книгу обложкой вверх.
Летящий автопортретный профиль Пушкина и эмалевая Натали Гончарова. Картинка побудила его выдохнуть веселее. Значит, ничего серьёзного.
Хотя… Кто знает, к каким мыслям может привести Альку чтение очередной «переписки Энгельса с Каутским», сиречь трудов пушкинистов?
Откликаясь на ещё не высказанный вопрос, Саша переложила книгу на диван и придвинулась к Мишкиному боку.
— Всегда становится ужасно грустно, когда думаю о том, как Пушкин был несчастлив в любви, — задумчиво проговорила она. — Иногда хочется... Не знаю. Написать пьесу, и чтобы её хорошо сыграли. Не по-современному, а по-настоящему. Чтобы был вопль сердца.
— Так напиши, — он взял Сашу за руку, перевернул ладонью кверху и поцеловал. И прибавил весело: — Всякий книжный червь должен не только пожирать книги, но и удобрять культурный слой продуктами своей жизнедеятельности, правильно?
Но Саша не улыбнулась, и забрала свою руку (кажется, даже не заметив, что он её занимал для поцелуя). Мишка сразу просекал такие явные знаки её пограничного состояния. Нельзя сказать, чтобы он боялся или чувствовал сильную неловкость. Через своего штатного психолога он познакомился с одним светилом медицины катастроф, психиатром, незаметно для Саши записал на телефон несколько её монологов и дал послушать с легендой «девушка друга». Светило сказало, что это обычное неопасное расстройство личности, встречающееся в популяции на уровне трёх процентов.
Нет, его любовь к Аленькой не становилась меньше оттого, что его жена гений, а он — самый обыкновенный ограниченный человек.
Где-то сейчас бродит мыслями его рыбка, шевеля прозрачными золотыми плавниками? Не спугнуть бы и не ранить.
— Понятно, что это обычный закон Божий, — покачала Саша головой. — Кто чем увлекается, тот тем и обуздывается. Так что рыцарь свой счёт оплатил и закрыл, но... Но всё равно. Не могу спокойно это принять. Почему на небесах совершился такой жестокий брак? Как он её любил! Может быть, единственный раз в жизни! И всего-то ему было нужно для счастья, чтобы она отвечала на его «пламень» хоть чуть-чуть не поневоле. Хотя бы как Ахматова Гумилёву: «Не всегда чужда ты и горда, и меня не хочешь не всегда». Почему он не смог пробудить её чувственность? Он! Почему она была глуха как пробка к его стихам? Хорошо, допустим, для счастья ему нужна была курица или коза. Я признаю, что это вполне нормально. Если он бесконечно большая величина, то она бесконечно малая. Вот и Пастернак говорил, что «прекрасна без извилин» — это для него самое то, что надо. Но курица хотя бы похотлива, а Наталья Николаевна... Она была просто хорошо оштукатуренная стена. Ей бы сразу выйти за Ланского, и тогда Пушкин дожил бы до глубокой старости. Какими вещами он бы одарил литературу! Как обидно! Тебе тоже обидно, Миша?
Она отвела взгляд от зеркала импровизированного «трюмо» — трёхстворчатого, но не стоявшего, а закреплённого на стене. И столик тоже был раскладной, как в поезде. Многочисленные косметические бутылочки, баночки и пузырьки размещались на полочках по бокам от створок. Только благодаря этому изобретению получалось разложить диван в их узкой комнатушке.
Отвела взгляд от зеркала — и вопросительно посмотрела мужу в лицо. Красивая она была в такие минуты, как инопланетянка Аэлита, белый негатив Альбы с Раа.
Михаил ответил:
— Алька, ты так говоришь, будто в их отношениях можно что-то поправить. Или что на твой вопрос можно дать ответ. Разве что такой: «Сеня, быстро объясни товарищу, зачем Володька сбрил усы!» 
— Неужели тебе совсем не жалко Пушкина? — с горечью удивилась Саша. — Даже просто как мужчине?
— М-м-м... Как-то его образ в моём понимании не вяжется со словом «жалость». Честно. Жаль, что он погиб так рано — да, безусловно. Но его самого по какому поводу жалеть? Ему только позавидовать можно. В своём любимом деле он достиг вершины, стоит на ней до сих пор — чего уж больше? А что рано умер и мучительной смертью, так на это всегда есть процент вероятности, если берёшься за оружие. И немалый, особенно по той медицине. Но Господь же дал ему счастье не умереть убийцей! Это дорогого стоит. И потом... Как бы там ни было, но он был женат на любимой женщине, и она постоянно ходила от него беременная. Просто она была не жена, а мать, и любила, когда в доме дети. Если я правильно помню, у неё с Пушкиным было четверо, со вторым мужем трое, и ещё троих они усыновили.
— Ты бы согласился с ним поменяться? — спросила Саша дистиллированным тоном.
— Боже упаси! — искренне ответил он. — Всё время писать стихи — я бы свихнулся! И жена у меня лучше, — он обнял Сашу, поцеловал в макушку и в лоб. — И наше время мне больше нравится. Оно моё. А не как у Шарикова: салфетку туда, галстук сюда, да «извините», да «пожалуйста-мерси»...
Надеясь, что она тоже улыбнётся, он усмехнулся, но и на этот раз Саша осталась серьёзной.
— Да, по стихам всё видно, ты прав. Вот взять твои стихи и его, и сравнить: сразу ясно, в какой он жил муке…
— А что, мои стихи можно сравнить с Пушкиным? — удивился Мишка — с приятной толикой тщеславия пополам с иронией.
— Все однородные вещи можно сравнивать. Да, твои стихи простые, как мычание, но это счастливое мычание. А у него — боль неразделённого чувства. Ему казалось, что это от тела. Но он обманывался. Был сам обманываться рад, понимаешь? Он был так несчастлив, так разбит именно сердцем, что мука была невыносима, и воспринималась как телесная. Как ад! Телесная мука в аду — это милость Божия для грешников. Если бы её не было, душа не могла бы жить в вечности. В пакибытии тоже есть тело, только тонкое. И его мучение делает как-то переносимой безнадёжную муку душевную. Пушкин подходил к ней после «долгих молений» — и она оказывалась всего лишь снова беременной. И всё! Это чудовищно, понимаешь? Они не были едины даже в этом. В письмах он ей так и писал: не бегай по балам, как сучка перед кобелями. Он просто её брюхатил, а она затягивалась в корсет, пока можно было, — а потом снова бегом на бал. Какая это пустыня, Мишка, такая жизнь! Я, как человек чувственный, понимаю его всей душой. Если бы ты меня не хотел, я бы сошла с ума, как Альба. Альба тоже думала, как Пушкин: если Аира откликается на плоть, уже счастье. Нет. Не счастье. Она потому спровоцировала и первый выкидыш, и другие. Не плоти ей было нужно, а его самого. В этом ужас. К мужу обращение твоё, понимаешь? Так же и дьявол привязан к человеку, теми же словами проклят. Человек без дьявола прекрасно обойдётся, а дьявол без человека не имеет жизни на земле, хотя мнит себя князем мира. Такое ощущение, будто брошенные Пушкиным женщины, а в особенности их отцы, матери и мужья, прокляли его тем самым проклятьем, как Бог Еву. И его обращение стало к жене. А Наталья Николаевна любила нравиться на балах, но не любила любить. Как Адам любил пахать землю, но плевать ему было на Еву. Я не верю, что у Гончаровой была связь с Дантесом или с Николаем. Секс ей был не нужен сто лет. С мужем поневоле — так уж и быть, это добродетель, воспитанием вбитая в её пустую голову, а с кем-то посторонним — себе дороже. Радость её души — это чужое восхищение её телом. И всё. Она была даже не оглаголанная глина, как Адам, а безгласная амфора для украшения гостиной. «Пушкин, отстань ты от меня со своими стихами, ночью спать надо!» — в этом она вся. Как тут было не умереть? Понимаешь?
— Эм-м-м… Аленькая, чем мне тебя утешить?
— Со стороны я совсем как сумасшедшая выгляжу, да? А нельзя не переживать, если работаешь с языком. Это судьба России. Она тотально одинока, как Пушкин. Бьётся о Европу, как о бревно — Гегель, Шлегель, Маркс, Шмаркс, маркиз де Карабас, маркиз де Сад, Валлерстайн какой-то… Этот ещё, «Открытое общество», который. «Протестантская этика». Как зовут?
Мишка помотал головой: не знаю, мол. Саша вспомнила сама:
— Поппер, вот. А там только счётчик в глазах. Как Наталья Николаевна требовала больше гонораров. «Торгует Лондон щепетильный». За лес и сало. За Дантесом она была бы как таракан за печкой. Завидовала, небось, своей некрасивой сестре. И это всё одна семья, Чаадаев и Лесков в одном флаконе! Две головы в одном гербе. Проблема-то не в несовершенстве мира — за двести лет он не стал более или менее совершенным, а каким был, таким и остался, разве что, как ты заметил, не надо «закладывать салфетку». Проблема в том, что критическое отношение к миру и человеку этим Поппером, будь он неладен, подменяется розовой жвачкой и соплями. Лишь бы не называть вещи своими именами. Лишь бы всё было политкорректненько. А когда слова утрачивают свой смысл, народ утрачивает свою свободу. Так Конфуций говорил. Пушкина убили — разговоров на неделю, только и всего. Наталья Николаевна траур надела, потом вышла замуж. Белый дом расстреляли, потом снова покрасили в белый — и думают, что как в Вашингтоне. Понимаешь?
Да, его жена была странная — но не более, чем сказочный герой, странствующий по своим сказочным делам, или древнееврейский пророк, одновременно возглашавший о небесных колесницах с глазами, о скорбях своего народа и нечестии владык. И так же мало кем понятый.
Такую себя Алька доверяла только ему. В таком состоянии она была беззащитна, как душа без тела. Нужно было просто обнять её покрепче. Он так и сделал.
Саша продолжала говорить:
— Когда мы обращаемся к теории познания, то ищем, что должно быть источником знаний. Теория из умной головы? Опыт? Интуиция? Откровение? А можно поставить вопрос по-другому: насколько надежны наши знания? Точно так же и вопрос «кто должен управлять обществом» — Шариков, профессор Преображенский, Парфён Рогожин или, может, Ротшильд с Рокфеллером — он ошибочен! Надо ставить вопрос по-другому: каким образом следует управлять обществом? Почитать Поппера, так метод проб и ошибок универсальный потому, что он хорошо работает в науке. Но общество — это не наука! Наука уж никак не может служить зеркалом воспеваемой им избирательной демократии. Она не построена на принципе «один человек — один голос». Скажу больше, подлинная демократичность и открытость науки как творения человеческого духа состоит в равенстве всех перед Истиной, а вовсе не во всеобщем избирательном праве.
— Алюшка, но между твоими двумя вопросами «кто управляет?» и «как управлять?» я не вижу противоречия, если принять, что Истина — это не что, а Кто. Сам! — Михаил поднял палец вверх. — И Пушкина не нужно жалеть. Достаточно просто помолиться за упокой его души. И её. Потому что рыцарь свой счёт действительно оплатил и закрыл, и Прекрасная Дама тоже.
Саша подняла голову и посмотрела на мужа, как обычно, чуть-чуть спросонок. Наконец улыбнулась, поцеловала его в щёку.
— Мишка, ты всегда готов всех спасать! Слушай, вот есть такой греческий святой, Нектарий Эгинский. Он в двадцатом году умер, в тысяча девятьсот. Болел раком, страшно мучился, умер в третьеразрядной афинской больнице. И когда с него сняли рубашку, чтобы обмыть, то случайно положили её на ещё живого парализованного. Так тот парализованный сразу исцелился, представляешь? Встал, начал ходить... Я когда об этом прочитала, то подумала: Россия имела Пушкина — а всё-таки не спаслась от такого страшного вырождения... Что происходит с языком, ты бы слышал моих студентов…
— Алюшка, но Пушкин и не был святым. И студенты — ну, обычные студенты, честное слово. «Во французской стороне, на чужой планете». И опять-таки логика: ты только что сказала, что мир какой был, таким и остаётся. Стало быть, и студенты те же, что двести лет назад. Просто они не закладывают салфетку.
— Главное, чтобы не за воротник, — фыркнула Саша, слегка отстраняясь. — Слушай, у тебя завтра сутки? (Он кивнул.) Тогда я на кухню. Надо, чтобы у тебя с утра какой-то завтрак был.
— А я ещё побренчу. Гребень новую песню написал, хочу уловить. Я же ловец? Как там в Библии написано? Гибор цайид?
— Угу, — Саша встала с дивана, взъерошила волосы мужа. — Главное, чтобы не бил острогой государыню рыбку.
— Как можно! Государыню рыбку — только в сети любви!
— Ловлю тебя на слове! — немедленно отозвалась она, но когда муж постарался уложить её на диван, не поддалась:
— Мишка, соблюдаем очерёдность в гареме! Твоя гитара так укоризненно на меня смотрит, что меня совесть мучает. Ну, правда, надо чего-то приготовить. У меня завтра первых двух пар нет, а если ты с утра начнёшь греметь кастрюлями, то сломаешь мне весь предутренний сон. Просто ляжем сегодня пораньше.
— Отпустил он рыбку золотую, — процитировал Михаил со вздохом, — и сказал ей ласковое слово: «Бог с тобою, золотая рыбка! Твоего мне откупа не надо. Ступай себе в синее море, гуляй там себе на просторе».
— Ну, если в холодильнике пустовато, так придётся и в магазин выйти! — рассмеялась Саша, став обычной собой, и ушла на кухню.
Оставшись один, Мишка взял было гитару в руки, но вскоре снова оставил её, положил на диван рядом с Сашиной книгой. Пробежался пальцами по корешкам книг в библиотеке-лестнице, вытащил самый толстый том из красного пушкинского трёхтомника, заглянул в оглавление, открыл на нужной странице, бегло прочитал — и положил «мордой в пол».
Это Саша так говорила. И страшно ругала его за такое отношение к своим любимцам, а он отмахивался — профессиональная деформация, можно и простить!
Он взлетел по лестнице в Сашин скворечник-кабинет, взял первую попавшуюся ручку и пару листков бумаги в принтере, спустился вниз, сел, подложил книгу под листы, согнутые пополам, и принялся за работу.
Время от времени он приподнимал листок, сверяясь с ритмом и числом строк. Работа заняла на удивление мало времени. Какие-то временные горизонты были раздвинуты, не иначе. Может, даже благодарной пушкинской рукой, кто знает?
Затем он переписал свой стих набело на второй листок, прочитал ещё раз. Теперь можно покуситься на Альку.
[indent]
Неслышно прокравшись на кухню (и появившись за Сашиной спиной как раз тогда, когда жена потянулась за коробочкой со специями в кухонном шкафчике), её испуга своим появлением он не вызвал. Сашино сердце вздрогнуло под его рукой, но, обернувшись, она улыбнулась и благодарно мазнула губами по его щеке. Без вскрикиваний: «Тьфу, Мишка, вечно ты меня пугаешь! А я же нервная барышня!»
Ждала, значит. Предвкушала.
— Мишка, подожди, надо газ выключить…
[indent]
— Я, собственно, шёл к тебе не за этим, — сказал он, подышав ей ещё немного в шею перед тем, как заговорить. — А чтобы зачесть свои стихи!
— Ну, ты и наглый перец, Мишка! Посвящённые мне, надеюсь? — спросила Саша с лёгкой хрипотцой в голосе. На неразложенном диване было тесно и прекрасно.
Она протянула руку, чтобы зажечь ночник в диванной нише, потому что в комнате уже было темновато, а Мишка пошарил по полу: где джинсы и в заднем кармане — листочек, гостивший в красном томе?
— Вот. Алька, читай вслух. И с выражением!
— Что значит «Алька, читай»? Ты автор, ты и читай!
— Я стесняюсь, — сказал он, и вправду с лёгким смущённым хмыканьем.
Саша села, развернула вчетверо сложенный лист бумаги формата А4 и в свете ночника увидела Мишкин твёрдый почерк.
У стихотворения был заголовок, дважды подчёркнутый: «Счастливее Пушкина».
[indent]
О, как я дорожу предчувствием счастливым,
Что ты откроешь дверь в халатике игривом!
Моя любимая Вселенная! С тобой
Я жив, я твой — и весел пир горой
Из гретых макарон с натёртым сыром!
И как же сладко быть твоим кумиром!
На час халифом! Мишкой на подушке!
Шептать любовно в маленькие ушки!
Ласкать — и знать все тайны женской доли,
Той половины, что меня неволит
И побуждает так искать блаженства,
Как будто есть на свете совершенство!
Как в первый раз мою целую недотрогу,
Что тело мне даёт, как душу Богу.
[indent]
— Да я и душу тоже тебе отдаю, — сказала Саша, подняв глаза от чтения и с благодарной улыбкой глядя на мужа. — Для действий по доверенности.

+2

228

Ай да Пушкин, ай да сукин сын!
Какие нешуточные страсти. Просто ураган.
На всё воля Божья.
С удовольствием прочла. Некоторые места перечитала по нескольку раз. Здорово, когда какие-то казалось бы очевидные для тебя вещи открываются совершенно под другим углом. Читая вас, Дипломат, всегда есть о чем поразмышлять.
ИМХО: счастье - внутреннее состояние человека. Можно иметь все внешние составляющие, но при этом чувствовать себя несчастным, а можно от малого ловить такую эйфорию и быть наполненный и счастливым человеком. Пушкин - был счастливым человеком. Доказательство - всё его творчество.

+2

229

Селена Цукерман, спасибо, рад, что даже несколько раз перечитали.
Безусловно, счастье это внутреннее состояние, но правда и в том, что в силах человека подготовить для него сосуд, но налить в этот сосуд — это уже извне. Это трёхчастная работа: человека в духе над материей мира (в том числе и над собой: "я и садовник, я же и цветок"), мира над человеком ("духовной жаждою томим, в пустыне мрачной я влачился — и...; "гвозди бы делать из этих людей...") и Бога над человеком (когда открывается, что "в темнице мира я не одинок"). Один человек не может быть счастливым; даже если он монах-отшельник, он счастлив тогда, когда общается с Богом и приносит пользу людям.
Очень хорошо это видно, например, на картинке Рериха "Прокопий Праведный за неведомых плавающих молится". Ни сам отшельник не знает, за кого он молится, ни те в ладьях без понятия, что о них молятся, но все они включены в троичную систему благодати "Бог — человек — человек". Благо-дают друг другу и сами получают.
У Саши же в сосуде трещина, и сосуд этот надо подлатывать, подмазывать, укреплять. И постоянно следить за протечками. Что её муж и делал. Как тот голландский мальчик держал палец в промоине плотины, чтобы не сгинули Нидерланды ))
Пушкин, как человек, имеющий явно прочную связь с Небом, всё же был человек, а значит, страстный. Здесь нестрастных нет, а даже если появляются — сразу с вещами на выход из "темницы мира". Значит, и счастье в самоощущении Пушкина проявлялось мерцательно. В том числе и супружеское. То он пишет "о, как мучительно тобою счастлив я" (мучительно — но всё-таки счастлив), то "на свете счастья нет, но есть покой и воля, давно завидная мечтается мне доля, давно, усталый раб, замыслил я побег в обитель дальнюю трудов и чистых нег".
Я уж не говорю, насколько он был счастлив в дружбе, и при этом "дар случайный, дар напрасный жизнь, зачем ты мне дана?"...

+2

230

Дипломат, ну, конечно счастье проявляется мерцательно, не может это быть перманентным состоянием. И Александр Сергеевич, безусловно, не находился в постоянной нирване
:yep:. Однако, по большому счету он был счастливым человеком. Реализованным во многих аспектах, в том числе и внешних, что для мужчины немаловажно. Плюс все сказанное Вами выше. Думаю, что и внутренняя душевная реализация тоже имела место быть. Но, кто я, чтобы судить об этом))) Очень порадовало, что мы с Вами "думаем" одними и теми же его стихами. Прямо майский день какой-то в декабре.
С троичной системой Бог-человек-человек я конечно же согласна!!! И основное в этой связке - не скатиться до состояния "ты мне-я тебе". Но, все же человек наполняет сосуд счастья сам. Я молюсь и мне от этого хорошо. Я делаю благо, вижу результат и снова от этого хорошо мне. Видит ли результат благоприобретатель и имеет ли он отклик в душе своей на моё делание важно, конечно же, но далеко не первостепенно. Прежде всего я наполняюсь сама. А человек по сути существо стадное, ему одному плохо. Но, это вовсе не означает, что счастье его должно зависеть от имеющейся или не имеющейся компании))))
Ну, у меня так как у вас не получается излагать. Надо тренироваться)))) но, надеюсь, основную мысль донесла.  :question:

Отредактировано Селена Цукерман (10.12.2020 17:40)

+1

231

Селена Цукерман, в общем, счастье — это когда тебя понимают :)
Некоторое превалирующее желание женщины обеспечить себе "жирок" (эмоциональный ли, чувственный ли, или какой-либо ещё, приобретение и положение в гнездо/копилку/сердце) — это естественно и правильно. Иначе нечем будет делиться с многочисленными окружающими, жаждущими внимания. Женщина подсознательно думает за себя и за другого близкого, о котором она заботится или будет заботиться, поэтому ей нужно чуть-чуть больше удержать — покоя, денег, запасов на чёрный день и т.д. И если мужчина рядом не может дать ей что-то "в копилку" — материальную ли, эмоциональную ли — она сильно беспокоится и не может, в свою очередь, поделиться с ним своей парадоксальной инаковостью, а именно это нужно мужчине от женщины прежде всего.
И поскольку Наталья Николаевна была совсем-совсем не такая, как Пушкин, то, думаю, он был доволен своим браком :)

+1

232

Спам

Теперь у Саши и на кухне был уголок для работы, на месте Валькиного школьного стола. Она не могла нарадоваться на новоприобретённый столик-трансформер для ноутбука. Лёгкий и удобный, он идеально помещался под кресло в сложенном состоянии, а раскладывался буквально как те брюки, которые лёгким движением руки превращаются в элегантные шорты. А ещё к нему замечательно крепилась лампа на струбцине, со специальными фильтрами для света при работе за монитором. И радовал анатомический вкладыш в кресло, предложенный к столику за полцены: хорошо поддерживал натруженную спину работника умственного труда.
Валькин стол, отданный Юрке на дачу, со всеми своими ящичками отлично пришёлся ко двору, вернее, к Юркиному гаражу.
Во время карантина даже такой затворнице, как Саша, оказалось удивительно приятно сменить четыре стены на загородный простор, пусть и с Юркой в придачу. Да и брата хотелось уважить. Он нарочно не показывал ей фотографии, говорил: «Это надо видеть — мой «дом Баунти» То есть не мой, конечно, а дяди Юры».
Дом и вправду её потряс. Нет, она, конечно, знала, что её брат — архитектор, причём и Катя, и мама говорили, что очень талантливый.
(«Гений! Мой сын — гений! — восклицала захмелевшая мама, когда все они собрались за большим столом на дне рождения старшей Валькиной дочери. Машка ушла в свою комнату медитировать над подарками, взрослые разговоры были ей неинтересны. — Я родила его в девяносто шестом неизвестно от кого! Катя, в женской консультации мне буквально выкручивали руки: делай аборт! А он — гений!»)
Но глядя на Юркину дачу, на «дом мечты», который Валя спроектировал и идеально вписал в шесть соток (и сам руки приложил к строительству, бесплатно, ради дяди Юры), Саша не нашла слов, даже насчёт гения. Слова были лишними. Разве что эти: « Се, человек».
Из Вальки вышел толк. Из жизни в «скворечнике» у тёти Зои, из прогулок с Сашей по Москве, из чтения эпопеи Волкова с Мишкой и занятий в гончарной мастерской при храме Феодора Студита, из рисунков в столе и снов на диванчике за ширмой, из школьных сочинений и света «солнца правды». Из упрямства, и увлечённости, и из любви к Кате, и из веры Кати в него.
«А что бы вышло из моего Тимоши? Да уже вышло — вселенная! Где есть планета Раа и моя проекция, глупая эгоистка Альба. Наш сын принёс себя в жертву вместо меня. Как истинный сын своего отца».
Звёзды над Юркиным домом водили хороводы, Саша даже немного всплакнула. Потом подумала, что Юрка растолстел, потерял форму, а её Мишка нет. Хотя Саша убеждала себя, что Юрку пора простить, что он изменился к лучшему, давно перестал кривляться и злобно шутить, человеком стал — но ничего не могла с собой поделать. Не любила его.
«Да, растолстел, — вздыхал Юрка, но скорее для проформы, без всякого уныния, восседая за столом на веранде в окружении своего цветника. — А как не растолстеть, если у меня филиал кулинарного техникума? Нет, академии! Все готовят, а папе ешь! Юля готовит, Ната готовит, Нина готовит...» «И Надя готовит!» — перебив отца, воскликнула младшая, и все взрослые, кроме Саши, умилились.
Да, хорошо они тогда посидели у Юрки на даче. Прямо хоть пиши зимние заметки о летних впечатлениях.
Саша поправила очки на носу и плед на плечах, включила лампу и открыла почту. Хотя из-за карантина все её поездки, намеченные на прошлый год, сорвались, зато книга получается вдвое толще, чем планировалось. Причем и Борис, и Славка Разумихин очень хвалили те куски, что она отправляла им на рецензию.
На полях почтового ящика то и дело всплывали боковые новости о митингах и столкновениях с полицией. Саше даже казалось, что если прислушаться, то с улицы слышен гул. Похоже, живое занятие с Машкой-племяшкой однозначно не состоится. Придётся по скайпу, как в худшие карантинные времена.
Едва она подумала о Маше, как зазвонил телефон. Связь по мобильному была такая плохая, что Саша поднялась, чтобы перезвонить по городскому.
Катя, разумеется, сообщила, что Машу не приведёт: на Тверском полоумные митингующие дерутся с полицией, по улицам бродят неадекваты, поэтому скайп снова наше всё.
Значит, у Саши есть ещё полтора часа для работы над книгой. Нет, пожалуй, сначала нужно приготовить ужин, а то Мишка придёт, а еды — бу. Или, как он любит ввернуть по-таджикски — «на дар кайфият». Не в кайф, действительно.
Хотя теперь у Мишки есть офис, а при нём секретарь и администратор, которые присматривают за тем, чтобы шеф правильно питался...
Господи, как же он доедет, если всё перекрыто? На метро, а там пёхом... Нет, пусть лучше заночует в офисе, в маленькой спаленке, будто из стихотворения Блока. Саша сама туда покупала мебель и постельное бельё.
Поставив варить кусок курицы, Саша вернулась к столику и снова открыла почту. Письмо от нового аспиранта. Спам «Позы Камасутры». Приглашение на онлайн-конференцию. От Повалихиной просьба: пропиарить в сетях её китайский детский садик...
Удалённый спам через секунду появился снова: «Александра, неужели не хотите увидеть позы Камасутры в исполнении вашего мужа?»
Сердце неприятно ёкнуло, но вслух Саша сказала:
— Мне бы мужа увидеть хоть так, без Камасутры!
А ведь буквально пару-тройку дней назад они с Мишкой вспоминали секс-скандал, из-за которого всем известного алюминиевого магната бросила жена, падчерица дочери Ельцина. Это Мишка вспомнил, к слову пришлось: как раз накануне, оказывается, умер второй фигурант этого дела, старый тёртый чиновник ещё ельцинского разлива, который начинал в МИДе.
Саша была настолько далека от интереса к олигархам, яхтам и эскорт-услугам, что из шумихи такого рода в памяти у неё имелся только совсем ветхий «человек, похожий на генерального прокурора», но Мишку она выслушала с интересом. Наверное, тогда надо было сказать «Бог им всем судья» и порадоваться тому, что муж дома, рядом, но она сказала другое:
— Да, могу представить, какое это несчастье — всю жизнь быть прикованным к торговле ворованным и ради денег жениться на Семье! Сколько этой даме лет?
— На год младше тебя.
— А он старше тебя лет на десять?
— На девять.
—  Получается, отец ради денег и власти бросил её мать, а теперь эта дочка, которая вышла замуж для соединения капиталов, бросила мужа. Логично. И миллиарды отсудила?
— Кое-что получила, да.
— Ясно. Радио есть — а счастья нет. Есть алюминий.
— Ещё никель. Платина. Да много чего.
— Миш, но ты согласен, что ужасно так жить?
— Ужасно, что люди настолько не владеют собой, да, — кивнул Мишка.
— Хочешь вместе с Витькой добить его, я угадала?
— Нет, наоборот. Выручить.
Саша подумала, прежде чем сказать, но сказала:
— Тебе, наверное, тоже приходится бывать в этих банях с проститутками?
— В бане? иногда. Но только помыться. У меня, знаешь, — он рассмеялся, весело посмотрел на Сашу, — другое представление об отдыхе. Такая жена, как у меня, ни одному из этих несчастных стеклянных, оловянных, деревянных и не снилась!
И вот теперь ей приходят письма от неизвестных недоброжелателей с тем же сюжетом.
Саша отошла от столика к плите, помешала большой деревянной ложкой в кастрюле. Мишкин телефон не отвечал. Тогда она позвонила его секретарю-референту. Когда Мишка их знакомил, то сказал: «Димке я доверяю, как себе».
— Дима, привет, это Александра Олеговна. Не знаешь, где Михаил Владимирович? Ага, я так и поняла. Слушай, у меня в компьютере, в почте... Лезет наглый спам скверного содержания. Это может быть вирус какой-то, правда? Я уничтожаю, не открывая, а оно опять. Ты можешь посмотреть?

+2

233

Актуальный ковид везде находит себе применение.))) Вот и  к Саше с Мишей пробрался в виде карантина.)) Часть нашей теперешней жизни.

Отредактировано Стелла (24.02.2021 19:43)

+1

234

Стелла, не удивлюсь, если этими отрывками и набросками удастся привести и к благополучному транзиту власти, и к появлению в роли нашей первой леди такой женщины, которая окажет благотворное влияние на способность её мужа выйти из старой, губительной матрицы управления и построения принципиально новой парадигмы развития страны, настоящей "езды в незнаемое". Которую даже гибель этих супругов уже не отменит :)
Вы же знаете, какие крылья даёт любящим мужу и жене их взаимная радость друг от друга :)

+1

235

София

Михаил ждал Сашу из душа и, как только жена подошла к дивану, сразу откинул одеяло, помог ей устроиться на её месте, обнимая, целуя и мурлыча в Сашино ухо, что в такой тёплой фланелевой рубашке ей будет жарко.
— Миша, что это было? — спросила она, выключая ночник и решительно удерживая подол на уровне колен. — Ты можешь объяснить?
Оба варианта были плохи: и если Мишка действительно изменил ей, и если тот спам зачем-то был фальшивкой. Неизвестно, что хуже. Как та маленькая девочка, Саша хотела бы закрыть глаза в комнате страха и не открывать долго-долго, пока не забрезжит свет перед веками.
Пока сгодилось одеяло, натянутое до подбородка.
«А чего ты хотела? — снова и снова шептал ей предательский голос. — Это другим царь Соломон советовал довольствоваться старой женой, а сам-то лакомился сотнями наложниц в гареме, как последний кобель!»
Но, наверное, лучше бы изменил.
— Ты про те письма в твоём ящике? — отозвался Михаил. — Сам понять не могу, что бы это значило. Ерунда какая-то.
— А от кого пришло, известно?
— Нет. И никакого текста, только видео. Аль, да ты не переживай, но... Но если тебе придётся временно переехать в другое место, ты меня послушаешься? Не будешь упрямиться?
«Временно переехать» — она поняла, что именно этого подсознательно боялась больше всего, с тех самых пор как увидела название проклятых писем. Из серии «мир уже никогда не будет другим». Прямо как у Гребенщикова: «На улице летом метёт метель, и ветер срывает двери с петель, и в прибежище — там, где была постель — теперь яма с верёвкой».
От метели мыслей Сашины ноги совсем заледенели.
Муж истолковал её молчание по-своему.
— Алюшка... — позвал он виновато и всё-таки забрался к ней и под одеяло, и под рубашку, обнял её за талию и повернул к себе.— Алюшка, сейчас такая техника, что подставить можно любые изображения. Если геном и тот редактируют, то уж видео... Ты молодец, что ничего не открывала.
Их физические силы были настолько неравны, что борьбу (и не то чтобы борьбу, а недовольство) она в таком случае сразу переносила на уровень выше, в словесность.
— Там был вирус? — спросила она сухо.
— Нет. Просто кто-то хотел испортить тебе настроение.
Мишка подышал ей в шею. Саше хотелось крикнуть: «Плюшевый, любимый мой! Ну, чего тебе не хватает? Зачем, ну зачем ты лезешь в эту грязь?!»
Но что толку кричать, если Маяковский ещё сто лет назад (и зычным голосом) всё объяснил: «Он вдруг повернул колесо рулевое сразу на двадцать румбов вбок».
Вот что ему нужно: поворот оверштаг, а может, и фордевинд. Всё зависит от силы его воли и попутности ветра. И никаким ребёнком она бы его не удержала. Даже двумя. Ничем его не удержать. Чтобы его удержать, нужно держать парус рядом с ним. Но до чего же не хочется этой работы! Тяжёлой, неинтересной, а главное («Да, мне не нравится, категорический не нравится жить на земле и земным, и все чёртовы гороскопы — ересь!») — противной и опасной. Она для такого просто не создана.
— А что там было? — спросила Саша, тяжело вздыхая.
Так тяжело, что он убрал руки и просто лёг набок.
— Обыкновенная порнуха. М-м… Слушай, может, это кто-то из твоих нерадивых студентов так пошутил?
— Господи, да никто из моих студентов не знает о твоём существовании! — нервно воскликнула она (и тут же осадила себя: тише! ты не медный колчедан, а железный, не медь звенящая, а... Но не могла придумать, что «а»). — Тем более нужны же какие-то исходники! Хотя бы твои фотографии на пляже. А если это те? С алюминием и Арктикой? Не зря мы недавно вспоминали про секс-скандал!
Мишка долго молчал. Она не мешала ему думать, ждала.
— Да ну, Алька, глупости, — наконец произнёс он.
— Почему ты так уверен? — строго спросила Саша.
— Не тот почерк. Если бы это были те, они бы не тебе видео прислали, а мне, и не на почту. И не видео. Как в том анекдоте: во-первых, не выиграл, а проиграл, а во-вторых, не в шахматы, а в карты. Нет, однозначно не они.
— Но ведь у тебя, кроме них, есть ещё немало врагов, правда?
— Да какие враги, Алюшоночек? Откуда? Кто обо мне знает? Я даже примус не починяю. Дорожное строительство, ямочный ремонт...
— Миш, неужели тебе и вправду не страшно?
— Любимая, как мне может быть страшно, если мы с тобой умрём в один день?
— Я серьёзно.
— Так и я серьёзно! Если ты со мной, чего мне бояться?
И снова он попытался приласкать Сашу («И что же там такое было, в тех письмах? И с кем?»), но она не поддалась, отстранила его руки:
— Слушай, а если это Виктор? Он же всегда хотел нас поссорить.
— Да ну... А помнишь, как жена в «Бриллиантовой руке спрашивала у Никулина: «Ты кока-колу пил?», а тот морщился, и она сразу поняла, даже не глядя, какие он там рожи корчит.
— Это ты к чему?
— Да так, просто вспомнилось. Что ты тоже сразу поняла, что я не пил кока-колу. Не валялся ни с какими девками.
— Ты, Миш, не уходи от ответа, — пристрожила Саша профессорским тоном. — Это Виктор?
— Нет, Алюшок. Слишком мелко для Витьки. Да и зачем? Мы с ним играем в одной команде. Ты можешь его не любить, я могу его не любить, но он профессионал, и его игру я знаю.
— Значит, всё-таки «я боюсь его, Фанк», да? Это очень, очень, очень опасный человек?
— Да, это очень опасный человек. Но, знаешь, когда он услышал, что один... ты его не знаешь, в общем, стал британским пэром, бароном Сибирским  — а Витька с его папиком как-то там пересекался и получил от папика по носу, — ты бы видела, как Витька хмыкнул. И вот тогда, да, стало немного страшно. Но и весело! Я ставлю на него.
Он сопроводил последнюю фразу мягким смешком, но Сашу Мишкины смешки никогда не обманывали.
— Не беспокойся, — сказал он, целуя жену в шею. — Витька не раз убеждался в том, что я без тебя не охотник. Ему нет никакого резона вредить нашей семье.
Чтобы оградить себя от Мишкиных посягательств (по мнению Саши, они сейчас были совершенно неуместны), она спросила:
— А Юрка?
Недовольство в Мишкином полувздохе-полурыке показало, что она нашла удачный способ его успокоить.
— Алька, ну ты бы ещё покойного Вадика вспомнила! Тебе самой не стыдно? Может, хватит уже на Юрку всех собак вешать?
— Ревность и страх, — проговорила жена, вдруг ухватив внезапную новую мысль за кончик хвоста. — Слушай, даю девяносто девять из ста, что это Светлана!
— Ёлы-палы, ей-то зачем?
— От страха. Смотри: у Виктора от неё нет никаких секретов, она полностью в курсе всех его дел. Но переубедить его в чём-либо ей так же невозможно, как мне тебя. А вы с ним влезли в такие... Слов нет. Во что-то такое нехорошее, что даже у неё сдали нервы. Она просто не знает, что ещё придумать, чтобы расстроить ваше предприятие, вот и хватается за соломинку. Само собой, Виктор делился с ней мыслями обо мне. Мол, хорошо бы тебя от меня спасти, как Артаксеркса от Эсфири, вот только как? Потому-то она и бросает камни по кустам. Наверняка она знает, как изготовить такие фейки. Ну, или старшего сына попросила. Не сомневаюсь, что он у них продвинутый в айти, видеоиграх и всякой такой дополненной реальности.
— М-м-м... С трудом представляю мать, которая просит сына сделать порноролик про товарища отца.
— Ну, не сам он сделает, так подскажет, у кого заказать. Судя по тому, что я о ней поняла, она сначала жена, а потом уже мать. Для неё все люди такие же инструменты, как для Виктора. Даже собственные дети. Как для матушки моей. Вот ты с ним служил в разведке, жизнь ему спас — и что? Разве его это остановит, если можно будет тебя выгодно продать? Согласен?
— Нет.
— С чем ты не согласен?
— С тем, что меня можно выгодно продать. Это... м-м... вообще не о купле-продаже.
— А о чём? О чём, Миша?
— М-м... Как говорили в фильме «Александр Невский»: «Веди, князь, дружины новогородские!» Не против Лебедева или Лондона, а... Понимаешь, так, как гадкий утёнок взлетал над скотным двором. Даже не замечая, кого или что он оставляет внизу.
— Ты всё ещё думаешь, — скептически заметила Саша, — что на Викторе можно слетать в Петербург за царской обувью?
— Нет, Витька — это карета прошлого, на ней далеко не уедешь, а тем более не улетишь... Знаешь, недавно зашёл у меня разговор с одним человеком. О Жёлтом драконе и о том, можно ли его приручить.
— Не приручить, а обуздать, — поправила Саша.
— Я так и сказал: приручить нельзя, можно только обуздать. Как в пятидесятых Москва-Пекин были «друзья навек» благодаря советским технологическим регламентам. Болт и гайка с нашей резьбой, а не с английской. А теперь нет ничего. Как прекрасное далёко проиграли в Афганистане, так сейчас, боюсь, удерживающего проиграем в Сирии — и тогда что? Ты же мне сама недавно цитировала, когда Серёга приезжал: «И раскинет он царские шатры свои между морем и горой преславного святилища; но придет к своему концу, и никто не поможет ему».
Саша подвигала пальцами ног. «Россия — сфинкс», вспомнилось из такого далека, с ялтинской скамейки.
Неужели этого не избежать?
Придвинувшись к мужу, она спросила тихо:
— Мишкин, ты, что, от меня ответа ждёшь?
— Ну, конечно, от тебя! — он потёрся носом о её шею. — «Влез бы я на пальму...» Велика Россия, а отступать некуда. Разве что ноги твои ледяные погреть, а, сфинкс? Что там говорят твои премудрые книги?
— Говорят, утешайся женою юности твоей, любезною ланью и прекрасною серною. Груди ее, говорят, да упоявают тебя во всякое время. Любовью ее, говорят, услаждайся постоянно. Устраивает это вас, Жорж Милославский?
— Меня — очень даже. Но если я скажу это своему собеседнику, он не поймёт. От него жена ушла. Почти тридцать лет вместе прожили — и...
— Не выдержала? Устала? — вздохнула Саша.
Он тоже вздохнул, неопределенно пошевелил плечами. Начал греть своими ступнями, а потом и ладонями её ледяные ноги.
— Неужели такое интересное было кинцо? — снисходительно усмехнулась Саша, позволяя ему всё-таки снять рубашку.
— Аленькая, да я просто соскучился по тебе. По тебе! Радость моя, ты, что, вправду можешь поверить, что мне нужен кто-то кроме тебя?
— А маленькая Альба? — хмыкнула Саша.
Но сама уже была на Баунти, и его утянула за собой.
[indent]
Нельзя сказать, что они помирились (они ведь не ссорились), главное — Сашин страх отступил. Умом она понимала, что это гормональное: для её тела принадлежать мужу и означало быть в безопасности. Она даже умилилась этим — какое оно глупое, бедное тело. Но она была благодарна ему за эти промежутки полного спокойствия.
И Мишкиному телу, конечно, тоже. В знак обожания она поцеловала шрам на груди мужа и начала водить пальцем повсюду: по Мишкиному носу, по губам, обрисовала контур его подбородка, прочертила линию от шеи к плечу, там тоже нарисовала круг, спустилась, пощекотав, мимо подмышки (и шепнула, что там у него мишка, а не мышка, бурый, в берлоге залёг), потом вдоль рёбер перешла на живот, обвела пупок и утвердила ласкающую руку между ним и собой.
(«Екатерина Великая — о!» — пробормотал размягчённый Мишка.)
Его супружеская длань покоилась симметрично и в полной гармонии с Сашиной. Так они успокаивающе ласкали друг друга, добавляя ещё тихих поцелуев по вкусу.
— Теперь по твоему вопросу, — сказала Саша, устраиваясь на груди мужа. — Самое главное силовое министерство во враждебном окружении в информационную эпоху — это министерство культуры, а у нас там какая-то невнятная барышня-крестьянка. А должен быть, — она даже сжала руку в кулак, — ну просто гром, как у Лермонтова! Понимаешь? Вот если бы как-то повлиять... Если бы кто-то молодой, энергичный, и обязательно специалист по Китаю...
— У тебя есть кто-то на примете? — спросил он.
— А у твоего знакомого разве есть возможность поменять министра культуры?
— Допустим. И?
— Вообще-то толковых кандидатов — десятки. И после нового назначения сделать в Китай бронебойный культурный визит, со всеми онёрами. Знал бы ты, сколько у нас прекрасных профессионалов! Например, обязательно включить выступление Нины Старостиной. Она играет на гуцине, на китайском кото. Длинные такие дальневосточные гусли. Она, может, одна на весь мир белый человек, владеющий этим священным инструментом. Такой символ, что русская женщина способна сыграть музыку, которая означает овладение всей китайской системой управления — это круче, чем советские технические регламенты, честное слово! Это, понимаешь, как у Пушкина: «и потом неделю ровно, покорясь ей безусловно, околдован, восхищён»...
— Это ты мне говорила — «азиата надо брать на воображение?»
— Конечно, я! Если подойти по уму, можно одними только знаками и символами показать, что мы живы и как цивилизация предлагаем нечто совершенно новое, езду в незнаемое. Это и есть обуздание дракона. Помнишь, я тебе показывала фреску: София, Премудрость Божия, ведёт дракона на поводке? Вот эта София. И так звучит гуцинь.
Она подняла палец вверх, по направлению к невидимой и неслышимой с её места иконе, которую вечность назад подарила им Мишкина бабушка. И Михаил повернул голову, будто и впрямь мог увидеть там упомянутое Сашей мозаичное изображение под куполом, а не проблески нимбов бабушкиной иконы киевского письма. Образ хотя и старинный, но не старше середины позапрошлого века.
Саша вдруг вспомнила, как Мишкина бабушка, казавшаяся ей тогда совсем древней старухой, передавая икону в её руки, проговорила с чудным немосковским говорком: «Книга за семью печатями — дар премудрости, семисвечник — дар разума, камень един с семью очесами — дар совета, семь труб иерихонских — дар крепости, десница с семью звездами — дар ведения, семь фиал златых полных фимиама — дар благочестия, семь молний — дар страха Божия. Всё тебе, милая, в подспорье, чтобы Мишаню успокоить. Мишаня-то наш уж больно беспокоен, шило в заду, весь в батьку. Живите, добра наживайте, да не по карманам, а в сердце, оттуда достать всегда сподручнее».
— Гуцинь записывается иероглифами «белый шёлк на дереве», — продолжала Саша, нащупывая то самое «пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что», которое он от неё ждал. — С одной стороны, это Шёлковый путь, разворачивающийся — развивающийся, как свиток, от Срединного государства, а с другой — берёзка. А какой концерт колокольной музыки можно было бы провести! Да одним этим можно было бы получить разрешение на расширение православия в Китае, и по этой линии предложить путь интеграции материка с Тайванем! Путь, о котором никакие Бжезинские даже не догадываются, у них нет такой кнопки в голове. Тайвань помнит и чтит Россию как дом Премудрости Божией. И должен быть обязательно, как говорят китайцы, «возвращён домой», потому что у тех такая элементная база для электроники, обладание которой сделает Китай полностью суверенным во всех отраслях. У нас никто этим не занимается, всё Запад, Запад... А высшие слои китайского общества до сих пор ждут — мандата неба от старшей сестры, от этой самой Софии, Премудрости Божией. Монах Пересвет победил шаолиньского монаха, кому надо, тот это знает. Они говорят: единая судьба человечества. А мы скажем: не удовлетворение потребностей, а реализация способностей — творить новое, небывалое — вот судьба человечества! Так и наполнится образ. Если Россия миром вернёт Тайвань Китаю, это будет такой же дар, какими были советские технические регламенты. Ты мне сам говорил, что богатство информационной эры, «новая нефть» — это информация. Коды. Если твой собеседник силовик, тебе нужно дать ему понять, почувствовать, что знаки и символы — это то, без чего ни один китаец, даже самый примитивный, не начинает новый день. Союз, который развяжет нам руки, может быть заключён только между равными. А для китайца высокого ранга равный — это тот, кто умеет играть не в шахматы, а в го. В игру, задача которой — лишить противника манёвра.
— Аль, с Тайванем — это же и впрямь гениально...
— А кто ревновал меня, что я часто езжу в командировки?
— Разве я ревновал? Я просто изводился от тоски по тебе.
— Но вот я дома — а ты как ночевал в нашей постели через раз, если не через неделю, так и продолжаешь. Значит, мои груди тебя как не упоявали, так и не упоявают, и Сфинксу пора на пенсию. Я правильно рассуждаю?
— Солнышко, ты думаешь, мы доживём до пенсии? — рассмеялся Мишка.
И Саша, расслабившись, тоже.
— Аль, а помнишь, когда мы с тобой только поженились, ты меня пугала, что пойдёшь в шифровальщики и быстрее дослужишься до полковника, чем я? Я, видишь, так и не дослужился. А если бы тебе предложили быть советником в организации такого визита, ты бы согласилась?
— Миш, у нас в ИСАА есть огромное количество куда более умных и проницательных специалистов, чем я. Вообще, пока есть профессионалы советской школы, которые помнят про «Москва-Пекин», нам есть что предложить. Конечно, если нужна будет и моя помощь, то можешь на меня рассчитывать.
— И на сфинкса-феникса, мою Жар-рыбку, она же Сирин, она же Алконост, она же Гамаюн, живущую, пока не исчезнут машины?
— И на неё тоже можешь рассчитывать, Мишка-лакомка. И не до и после машин, а всегда, ж-жук-дж-ж-жентльмен! Да, и вот ещё скажу вумную мысль: перед этим культурным визитом нужно обязательно навести порядок в знаках и символах. Вернуть иероглиф «государство» в официальное название России на китайском. Без этого иероглифа китайцы воспринимают нашу страну не как правопреемницу Советского Союза и Российской империи, а территорию под оккупацией. Это при Ельцине была прямо самая настоящая диверсия — позволять записывать название нашей страны без важнейшей части — «государство»!
Михаил удивлённо спросил:
— А в МИДе об этом, что, не знают?
— Миша, в МИДе в большинстве своём работают выпускники МГИМО. Дети и внуки тех, кто всё сдал.
— А в твоей ИСе?
— А у нас, ты же знаешь, работают и учатся те, кто из одного чувства долга готов ехать в тьмутаракань. Не в Нью-Йорк, не в Лондон и не в Париж, а в какую-нибудь Богом забытую Киншасу. Богом-то она забыта, а бельгийскими горнодобывающими компаниями — отнюдь. Вот тебе и единая судьба человечества. Наш Ван-Сан так и говорит выпускникам: «Иди, князь, иди смело, Бог и Святая Троица помогут тебе» — а больше, говорит, ребята, мне вам сказать нечего. Нет образа будущего, идеи нет. За что умирать у Чёрной речки? За яхты? Да плюнуть и растереть!
— Алюшка, не надо умирать, жить надо. Ну, правда, Что ты постоянно «умирать» да «умирать»!
— Я? Вообще-то это ты недавно говорил, что мы умрём в один день. Ты на меня, пожалуйста, не перегоняй своих тараканов. И знаешь, главное, чтобы нам не нужно было никуда переезжать.
— Нет, Аль, переехать придётся. На некоторое время. Всё-таки твои догадки ничем не подтверждены. А мне нужно точно знать, что ты в безопасности. Когда буду выяснять, кто это так... пошутил.
— Ладно. Как скажешь, — она мимо воли улыбнулась. — Давно мы не жили на съёмных квартирах!
— Ага, вспомним молодость!
«Тогда обними меня, как маленькую Альбу, — чуть было не попросила Саша. — Или та девица, которую тебе приклеили, лучше, чем жу-жу-жу Дюймовочка?»
Но вряд ли ему сейчас захотелось бы снова думать о маленькой Альбе, и она просто поцеловала его в лоб.
— Мишка, бедовая твоя голова, ну что там ещё в твоих виннипуховых опилках? «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий», а?
— У меня всё. А у тебя?
— А у меня, — вздохнула Саша, — комментаторы Книги Иова так и не пришли к выводу, почему Бог вернул Иову всего-всего в два раза больше, а детей ровно столько, сколько умерло. Одни считают, потому что у Бога нет мёртвых, а все живы, так что и детей умножилось вдвое: одни на небе, другие на земле. А другие, что детей Бог вернул тех же самых. Тебе какая точка зрения нравится больше? Что Альба родила Аире второго, но и первый жив, или что родила того же, которого вначале не хотела?
— Того же. Их первенца.
— Значит, быть посему. Не знаю, будет у них мальчик или девочка, но глаза точно будут Аирины. «Серебро Господа моего».
И добавила, не дождавшись ответной фразы:
— Устраивает это вас, Жорж Милославский?
Он молчал.
— Знаешь, Мишкин, Альбе будет достаточно одного его обожающего взгляда.
— Я  протестую, — сказал Михаил, и она уловила улыбку в его голосе. — Больше никакой дистанционки!

+2

236

Хм. Читала и забыла, что читаю фантастику. Со мной такое редко бывает.

+1

237

А меня Китай страшит. Страшит своим умением ждать, страшит какой-то чужеродностью, умением поглощать и перевоплощать. У нас полно китайцев, у Израиля очень дружеские отношения с этой страной, но все равно неприятно ощущать, как за тобой следят холодными глазами.
Хотя меня поражает, как они сумели прибрать к рукам все, до чего дотянулись.  И не только прибрать, но и принять. Как ту же европейскую музыку или многое в культуре Европы.
Как по мне, я бы держалась подальше от таких соседей, но соседи не дремлют, тянут руки везде.

+1

238

Друзья, благодарю вас за то, что продолжаете следить за этой темой.

Atenae написал(а):

Читала и забыла, что читаю фантастику.

"Мы рождены, чтоб сказку сделать былью". Именно мы с Вами )) Конечно, невозможно относиться к этому без иронии, когда знаешь себя, и "из какого сора" и т.д. Но если уж замечаешь такое, то тут одно указание: "делом займитесь" ))
Стелла, страх - естественная первая эмоция, когда сталкиваешься с чем-то неизвестным. Думаю, Вы как дочь своего народа эту чашу основательно испили, и могли бы мне ещё рассказать, что это значит, когда к тебе испытывают "автоматическую" неприязнь от незнания.
Это какая-то всеобъемлющая тайна за занавесом в святую святых - переплетение судеб и людей, и народов. Зачем были пощажены Агарь и Измаил? Будь моя воля, от них бы и молекулы не осталось, а Бог над ними смилостивился. Теперь имеем, условно говоря, Хаттаба и Хафиза, "Братьев-мусульман" и братьев-мусульман. Никто о пушкинском стихотворении "Пророк" не сказал лучше М. Гершензона, русский зять его Чегодаев, из старинного дворянского рода, дал прекрасное определение "культуры А" и "культуры Б". Вы сами видите ультраортодоксов, в том числе сектантов, считающих себя "высшей расой" - идейных двойников тех же "братьев" или других подобных.
Когда видишь огромную толпу орущих, плюющих и рыгающих китайцев, абсолютно других, первый позыв от тела - именно страх.
Мне как-то пришлось здесь в Киеве общаться с православным китайцем, принявшем имя Борис (интересно, что евреи Борухи, "благословенные", тоже именно это имя принимают - до чего же поразительны такие переплетения!). Он сказал: "Думая о своём народе, я поражаюсь его неподвижности, а не огромности. Это как гигантская яйцеклетка, которая без оплодотворения неизменна. И даже оплодотворённая, что-то рождает - да, после всех завоеваний у нас такой слоёный пирог культур! - но остаётся всё такой же закрытой, запертой и цикличной. Вот все русские говорят "у России женская душа". Да ваша душа точно такая же мужская и экспансивная, как и у остальных европейцев, по сравнению с нами! Вы не знаете женских циклов, а мы живём строго по циклам и никогда не выходим из них. Цикл - это объяснение Китая, открытие его тайн. Абсолютно все наши революционные завихрения, даже Культурная революция, имеют полное соответствие во всех исторических периодах. Чтобы китаец что-то смог сделать, как личность, ему надо или бросить Родину и уехать, либо стать императором или лидером Компартии, что одно и то же. Третьего не дано. Третье - это держать лавку, есть всё, что шевелится, и умереть на поводке. Неважно, будь то кожаный или электронный. Китай считает себя центром вселенной, а на самом деле нам не вырваться из ба-гуа "Исполнение" (это в "Книге Перемен" второй номер). Потому я принял Христа - это выход. Я спасён из цикла. Меня потрясли слова "Се, человек". Они во мне разбили скорлупу вечного яйца".
Я передаю по памяти и, конечно, может, он вкладывал ещё один смысл, мне недоступный, но вот такой интересный разговор.
Хотя никто не может посмотреть на нашу Галактику Млечный Путь со стороны, и мы видим только её ребро, всё же можно построить модель - и всё-таки посмотреть. Так же и международный искренний диалог. При всей нашей малости как частичек своих народов, он возможен.

+2

239

Меч-кладенец

«При действии девяток смотри, чтобы драконы не главенствовали, тогда будет счастье». Эта фраза из «Книги перемен» с утра как вскочила в Сашин мозг, так и торчала там все три пары лекций и на семинаре, и дома оставалась на месте. Просто как та тупая игла Берлиоза! Чтобы отвязаться, Саша раскрыла «Книгу» и даже прочирикала по-китайски всю первую главу «Творчество». С удовольствием. Звуки и образы были такие сочные, живые и разноцветные, что она покопалась в своих папках и вывела на монитор знаменитую девятку драконов на стене в Запретном городе, чтобы насладиться ими панорамно.
Сколько раз она говорила студентам: «Китайский язык — он такой, его надо видеть, слышать и желательно пощупать, кисточкой в тушечнице».
Но зачем разводить бодягу с тушью, если под рукой всегда есть толстый чёрный фломастер для тех случаев, когда душа просит добавки? Саша достала фломастер-маркер из ящика и написала в блокноте беглым «стилем травы»:
«Нырнувший дракон. Не действуй.
Появившийся дракон находится на поле. Благоприятно свидание с великим человеком.
Благородный человек до конца дня деятелен. Вечером он осмотрителен, точно в опасности. Хулы не будет!
Точно прыжок в бездне. Хулы не будет!
Летящий дракон находится в небе. Благоприятно свидание с великим человеком.
Возгордившийся дракон. Будет раскаяние.
При действии девяток смотри, чтобы драконы не главенствовали. Тогда будет счастье».
— Будет счастье, — сказала она вслух по-русски.
И надо же, что это счастье — перевод такой книги! — китаисту Юлиану Щуцкому казалось меньшим Божьим благословением, чем знакомство в юности со знаменитой Черубиной де Габриак, Елизаветой Дмитриевой. «Несмотря на то, что прошли уже годы с её смерти, она продолжает быть центром моего сознания как морально-творческий идеал человека...»
За окном была уже настоящая ночь, и выло изрядно. Мишка уехал по каким-то своим делам (говорил, что в Ярославль), и Саша немного беспокоилась из-за погоды, но не дёргала мужа по телефону, вдруг она позвонит некстати?
Тем более что уже появился значок с зелёной трубкой, а при нём текст: «Жу-жу-жу и пикирую прямо на бочку с мёдом!»
«Мишка мне тоже дороже всех талантов», — подумала Саша и (она! колчедановая царевна Несмеяна, гроза студентов!) почувствовала, что слёзы подступают. Посмотрев на икону «Премудрость созда Себе дом», спросила себя: всё ли хорошо с Мишкой? Страшно было от многих известий об авариях, не любила она машины, ненавидела саму идею проклятого железа.
Чтобы перестать беспокоиться, она включила первую серию «Задачи трёх тел», буквально вчера появившуюся на экранах Поднебесной и присланную ей сегодня утром любимым аспирантом. Играла Чжан Цзин, которую Саша приметила ещё совсем девочкой в «Яшмовом воине» (по-русски «Воин севера», ну да перевод названий фильмов — это отдельная песня). «Яшмовый воин», абсолютно фантастический финско-китайский проект, был смотрен-пересмотрен с Машкой-племяшкой, и с Мишкой, и в одиночестве несколько раз. Казалось бы, ну сказка, выдумка, сплошные условности и невозможности — а как грел душу!
[indent]
Щёлкнул замок. А Саша, удобно устроившаяся под пледом, уже так плотно погрузилась в перипетии жизни Е Вэньцзе в период Культурной революции, что даже подумала с досадой: «Ну вот, мог бы на десять минут и задержаться».
И ведь сама поставила себе за правило всегда выходить навстречу Мишке, тем самым следуя принципам китайского «жень», японского «сяо» и посконно-домостроевского «жена да убоится мужа своего». Хотя бы для того, чтобы лишний раз с любовью потянуть его за ухо.
Но в блокноте же написано: «Смотри, чтобы драконы не главенствовали». Мишке полезно знать, что он не центр вселенной, а трудоголичке Саше — полениться за хорошим фильмом.
— Плюшевый! — крикнула она вниз из своего «скворечника», отрываясь от монитора. — Я здесь, но мне лень вылезать из-под пледа. Считай, что я тебя обняла и поцеловала. И покусала за ушко. Пять минут, досмотрю классный китайский фильм. Идёт?
— Алька, — воскликнул он звонко, — ты только глянь, что у нас есть!
Это прозвенело в воздухе так полнозвучно, что Саша не смогла проигнорировать. Поставив фильм на паузу, она подтянула концы пледа, отъехала с креслом от стола, наклонилась над балюстрадой — и увидела мужа, уже стоящего в комнате, заснеженного и румяного с мороза. Это, значит, такой снег валит...
Михаил включил свет внизу и когда тряхнул большим чёрным футляром в руке (в таком обычно переносят объёмные духовые инструменты), мокрые снеговые комочки так и разлетелись по сторонам.
— Миш, ну ты бы хоть обувь снял... — пробурчала Саша, поднимаясь со стула и нащупывая ногами тапки, они куда-то убежали.
— Алюшка, вот ты глянь и скажи, утёс я или не утёс?
Она начала спускаться вниз по лесенке, подтягивая плед на плечи, чтобы ненароком не наступить на концы и не упасть. Михаил поставил футляр рядом с диваном и вернулся в коридор — разуться и раздеться, потом пришёл с тряпкой, вытер чёрные твёрдые бока кофра, подтёр свои мокрые следы на полу... Саша не сразу разобралась, как открываются защёлки, муж успел вернуться уже с чистыми руками и ловко открыл габаритный ящик сам.
В тёмно-бордовом бархатном нутре лежали длинные свёртки, запелёнутые в ворсистую ткань. Михаил вынул один и развернул. Перед Сашей раскрылась бледно-бледно-жёлтая, почти белая (яшмовая, сразу поняла она) церемониальная китайская алебарда. Саша знала слово для неё: «ди».
— А? Скажи? — с нескрываемым удовольствием воскликнул Михаил, показывая вещь жене. — Я утёс?
Саша не знала, что сказать. «Неотполированный нефрит не сверкает», — пришла ей на ум поговорка. Этот же камень был отполирован до драгоценного блеска и сверкал так, будто нёс источник света в себе. А когда муж включил боковой светильник в нише под лестницей, по лунно-молочному материалу даже маленькие радуги забегали.
Саша молчала, но Михаил, кажется, и ожидал от жены именно такой реакции — лёгкого обалдения. Он бережно положил ритуальное оружие на диван и размотал второй свёрток. На сей раз на свет появилась алебарда другого профиля, с широким полукруглым лезвием, глефа. И для неё у Саши тоже было слово: гуань дао, по имени знаменитого китайского полководца Гуань Юя, или яньюэдао — «меч ущербной луны».
Третий предмет, юэячань, «лунный зуб», тоже попадался ей на старинных гравюрах.
— Чтоб жилось народу сладко, нужна сапёрная лопатка, — хмыкнул Мишка, разглядывая диковинное оружие.
По форме и оконцовке «древка» было видно, что это предметы из одного набора, и их сугубо культовое назначение не оставляло сомнений. Саша прочитала ряд хорошо знакомых иероглифов, вырезанных в камне, и источник цитаты узнала: «Ли-цзи», «Записи о ритуале», сборник конфуцианских текстов об управлении государством, составленном между четверным и первым веком до Рождества Христова. Революционная для своего времени идея так понравилась наследникам Жёлтого императора в нынешнем веке, что её каллиграфическое исполнение можно увидеть практически на всех государственных учреждениях:
天下为公者 天子之位传贤而不传子也
«Поднебесная принадлежит всем, престол Сына Неба передается достойнейшему, а не сыну».
Мишка разворачивал свёртки, извлекая всё новые виды церемониального яшмового оружия с кинжалообразными лезвиями самых причудливых форм. Для этих Саша названий не знала, но могла все их назвать общим словом «гэ».
«Стеклянный меч, застывшая молния, которая в этом мире бесполезна и не перевернёт даже ложки жертвенного вина. Зато в мире ином, параллельном... Всё-таки я кое-что понимаю в китайском языке!» — подумала она, но вспомнила загордившихся драконов и поспешила внутренне поблагодарить Бога за талант.
— Вот, девять штук, — сказал Михаил, когда футляр опустел.
— Мишка, где ты это взял?
— Мне сказали, что это ритуальные мечи торжества духа. Для помазания на царство китайского императора. Или как это у них называется?
— Вход в круг Неба. Получение карты судьбы от Неба. Господи, но откуда?
— «Оттуда!» — процитировал он из «Бриллиантовой руки» и рассмеялся. — Но ты не сказала, что я утёс!
— Логично, что девять — для укрощения девяти драконов, — пробормотала Саша. — Неужели с неба свалились?
— Почти. Увидел объявление на сайте военного антиквариата. Давно ещё, летом. Искал подарок на день рождения одному товарищу, и...
— Виктору? — криво усмехнулась Саша, присаживаясь на краешек дивана по соседству с предметами из зазеркалья.
— Ну, да. Ему. Как ты думаешь, это подлинное или подделка?
— Завтра могу попросить Славку Разумихина, чтобы зашёл и посмотрел.
— Нет. Пока не надо. Но интересно, — Михаил присел перед диваном на корточки и коснулся пальцами сначала широкого копья, снабжённого сильно отогнутым крюком, потом потрогал замысловатый трезубец, и второй трезубец, ещё более замысловатый, — каким из этих мечей поражают зелёного дракона, каким красного, а каким чёрного? Зелёный же внизу, преисподний, самый зловредный...
— Не поражают, а укрощают. На Востоке ничего не уничтожают, а ставят на службу.
— Ну вот, а ты всё время Витьку прессуешь!
Саша фыркнула:
— Дракон — это символ, вроде изнанки вещей. Энергия ядра, или сексуальная энергия, или любая другая, которая находится в невидимых. А Витька твой — самый настоящий чёрт. Видимый!
— Витька тоже изнанка вещей, — помотал головой Михаил. — И он тоже в невидимых. Помнишь, ты когда-то рассказывала Вале про китайских драконов на стене, когда он ещё был маленький? Про звезду из другой галактики по имени Белый Тигр, которая скатилась с неба и превратилась в генерала, чтобы поступить на службу к императору, потому что у того заклятым врагом был какой-то сепаратист, а у него служил зелёный дракон — вот его-то звезде и нужно было убить для спасения Поднебесной. Но убить не получилось, только загнать в преисподнюю. Я тогда ещё подумал: нет, Ахиллес не догонит черепаху. Никогда мне не сравниться с моей Аленькой в умище.
— Мишка, ты мне льстишь. Это не умище, а просто общая эрудиция. И кстати, Ахиллес таки догнал черепаху. В Новосибирске еще в начале нулевых опубликовали работу насчёт квантов времени. Ты мне лучше скажи, в какую честно заработанную монету тебе обошлись эти игрушки?
— Девятьсот девяносто девять долларов. Он дал доллар сдачи с тысячи, потребовал, чтобы я обязательно взял. Представь, в объявлении было написано: «Продам за 999 зелёных девять нефритовых мечей торжества духа для Белого Тигра. Седьмого, семьдесят седьмого». И так оно мне запало в душу, никак не мог освободиться. Прямо «тройка, семерка, туз». Думаю: ну, я же Лев, а не Тигр, получается, жёлтый, а не белый. С другой стороны, кожей-то как раз белый, и на Дальнем Востоке тигр вместо льва... И хотя родился восьмого, а не седьмого, — но сумма цифр моей даты рождения семь. Написал на адрес, договорились о встрече под Ярославлем, на въезде в Тутаев. Калмыцкого такого вида дедушка, попросил показать руку, посмотрел...
Михаил раскрыл ладонь и показал Саше прекрасно ей знакомые, многажды целованные, но всё равно загадочные линии. («Вот где настоящая китайская грамота-то!»)
— То есть ты у меня не только Плюшевый Медведь, Солнечный Лев и Настойка Аира, — усмехнулась Саша, — ты ещё и Белый Тигр?
И наконец потянула его за ухо.
— «Выходит, у вас два мужа? — Выходит, два. И оба Бунши!» — процитировал довольный Плюшевый, перехватывая и целуя руку жены. — И когда он мне отдал этот сундук, я говорю: «Отец, так что с ними делать, с девятью мечами этими, для торжества духа?» А он: «Твоя душа подскажет». Вот, спрашиваю: Аленькая, подсказывай, пригодится нам в хозяйстве такой клад?
— Ты бы ещё спросил, зачем Володька сбрил усы, — раздумчиво протянула Саша, скользя взглядом по нефритовым предметам. И как ни беспокоилась она о нежданно свалившихся знаках и символах, но отметила, что ей хочется продлить минуту, пока её рука принадлежит ему. — В хозяйстве, конечно, всё пригодится, но... Но, думаю, это нужно спрятать и никому не показывать. Даже Славке. И тем более — Виктору.
— А Вале?
— Ну, разве что Вале. Ты ужинать будешь, Настойка Аира? Если будешь — собирай всё это добро, а я пойду посмотрю, что у нас там в холодильнике завалялось.

+2

240

Стоило мне представить, как Саша Самохина сидит над учебниками восточных языков, как тут же показался её образ за китайской классической "Ши цзин" ("Книгой песен"), просматривает подлинник, сравнивает с ним классический же перевод на русский Штукина — и вдруг берёт ручку и быстро записывает свои собственные "переводы по впечатлению", о том, как болит её сердце, а не сердца китайских девушек XI-III веков до нашей эры.
[indent]
Читая «Книгу песен»
***
«Чуть засветилось внизу —
Сразу вверху осиянно».
Узорчатый карп и пруд,
Слияние инь и яна.
Если бы свадьба и дом,
Так нет же — северный ветер!
И ты под свинцовым дождём
Дороже мне всех на свете.
[indent]
(Линь — мифическое животное, самка единорога с телом оленя, хвостом быка, копытами лошади и с рогом, имеющим мясистый нарост. Появление его предвещает счастье. «Природа линя добра и благородна, поэтому и стопы его добры и благородны. Он не придавит живой травы, не наступит на живого червя»).
***
Ты видишь, я не линь, а сфинкс,
Не пух, а колчедан.
А ты, моя идея фикс,
Каким питьём был пьян,
[indent]
Что сам к колодцу моему,
Как к пропасти пришёл?
Ведь если б мыслил по уму,
То спасся бы от зол —
[indent]
Завёл бы свой уютный дом,
И сад и палисад,
И женщину-мечту при нём,
Чьи перси — виноград.
[indent]
Но у тебя на сердце шрам,
Открытый третий глаз,
Откуда ж быть уюту там,
Где только в силе Спас?
[indent]
***
Много малых звёзд на небосводе,
Ярких — двое-трое для бесед.
Но когда мой ясный свет восходит,
Солнцу правды равных нет и нет!
[indent]
Так любить возможно лишь однажды,
Как горит мой светлый господин!
Не велит он — просит: даждь мне, даждь мне
Растопить снега твоих вершин!
[indent]
Только столь долга моя орбита,
Что века плывут меж плотных туч,
И в ознобе стылых бурь магнитных
Снится лишь его далёкий луч.

+2

241

Задача трёх тел

Из множества зазаборных особняков, которых Михаил за свою жизнь насмотрелся достаточно, участок семьи Юань оказался действительно своеобразным. Хотя на шести сотках в явном неудобье, но украшенный трёхэтажным аккуратным домиком и молодым садом, он открылся за бесшумными узорчатыми воротами перед машиной гостей как хитрая китайская головоломка.
Был ли там классический сад «чжунго юаньлинь», со всеми трёхтысячелетними наработками мастеров стиля, или современное попурри — в этом Плотников не разбирался, но то был явный предмет особых забот хозяйской руки, и рука эта никак не могла принадлежать альфонсу.
Всё на участке было так, как положено, и положено не по-русски. Декоративные дорожки, канавки и мостики создавали такое впечатление, будто из Подмосковья фотошопными ножницами вырезали фигуру неправильной геометрии и подставили в качестве заднего фона открытку из Сашиного фотоальбома. Только на месте непременно полагавшегося озера стоял большой надувной бассейн, пустой. Наверное, для детей. Но холодно ещё было для купания на улице.
После тепла в салоне машины Саша непроизвольно передернула плечами и немедленно завернулась в огромную серебристо-белую кашемировую шаль, которая скрыла её любимое чёрное платье-сетку при белых кроссовках. Стоило согласиться на этот визит вежливости хотя бы ради того, чтобы увидеть Аленькую такой красивой, счастливой и женственной.
Муж Люси Повалихиной Юань Ши (или Шурик, как он представился, подавая руку Михаилу) приветливо блеснул линзами квадратных очков в незаметной оправе и улыбкой с крупными квадратными зубами. Всё остальное у него было круглое: круглое лицо, голова, плечи, маленький круглый животик под трикотажным свитером и короткие ноги в джинсах, и Михаилу пришёл на ум фантастический скульптурный лев у входа в какой-то то ли банк, то ли музей с Сашиных тайваньских фотографий.
Крепкая ладонь хозяина тоже тяготела к округлости, и скруглённым, с тщательно выправляемым, но всё же слышным пришёптыванием, был русский язык в его устах:
— Наверное, на веранде нам будет дуть холодом, дамам лучше сразу пойти в дом. А машину можно поставить вот сюда, под навес. Обещали дождь. Холодный май!
Краткое маневрирование за рулём дало Михаилу время прислушаться к своей интуиции. Должно быть интересно. Безопасность этот Шурик обеспечил отменно: не только крепким высоким забором, но и камерами в правильных местах, и даже дроном, стоявшим на изящной садовой тумбе и включённым. Возможно, был ещё один, который летал. А может, не один? Поднимать голову или так уж откровенно вертеть ею по сторонам было бы невежливо.
По правде говоря, просьбу Саши побывать в гостях у её любимой ученицы Повалихиной Михаил встретил без энтузиазма и честно сказал, что просто не хочет — как профессор Преображенский покупать журналы в пользу детей Германии. На праздничный понедельник после Дня Победы у него были свои виды. «Я могу тебя к ним отвезти, — предложил он Саше, — а через пару часов забрать».
Она приняла его отказ с грустью и, ни на чём не настаивая, между делом заметила: «Понимаешь, Миша, китайцы никого и никогда не приглашают к себе домой. Ты не представляешь, какой это особый случай — пригласить нас войти в их дом на правах практически родственников. Я для Люси «шифу», то есть учитель, который определил жизненный путь. «Шифу шуо», «мастер сказал» — всё равно, что глас Господень. Открыть двери своего дома для Юаня Ши — это максимально возможная степень поблагодарить меня за то, что я дала китайский язык его жене. Знак глубочайшей благодарности за свою семью моей семье. Если мы откажемся от визита, это будет очень обидно им обоим. А я бы хотела и впредь общаться с Люсей. Не так уж много у меня друзей, чтобы ими разбрасываться».
Этот аргумент сработал. Правда, уже одеваясь для выхода в гости, Михаил пробормотал, что может подорвать Сашину репутацию какой-нибудь невежественной выходкой, поскольку — она же знает — он совсем не разбирается в китайщине, и даже «Дело о полку Игореве» еврокитайского гуманиста Хольма ван Зайчика осилил только до половины.
«Ты и не должен разбираться. Ты должен просто быть вежливым и искренним. Любящим меня. В конце концов, мы на своей земле, это Юань Ши у нас в гостях».
[indent]
— Спасибо, что приехали, Михаил Владимирович, — с улыбкой поприветствовала его Повалихина, принимая пакет с гостинцами к столу, когда мужчины вошли в дом. — Мы так рады видеть вас и Александру Олеговну! Как наших самых близких старших родственников!
Очевидно, эта тирада была произнесена не столько для гостя, сколько для мужа, потому что Ши закивал, повторив «да-да-да», и добавил:
— Саша-шифу — ангел для нашей семьи, без неё я бы не познакомился с Люсей!
— Это правда, — подхватила та, — если бы не Александра Олеговна, я бы ушла ещё с первого курса.
— Да будет тебе, Лю! С твоей-то любовью к зубрёжке! — ответила довольная Саша.
Михаил видел Люсю довольно давно, может быть, всего два-три раза, когда она на правах любимой студентки приходила пастись в Сашиной библиотеке, — и ни за что бы не узнал сейчас. Помнилась ему эта девочка убогой царевной Горошинкой из сказки Мамина-Сибиряка: маленькая, сероволосая, остроносенькая, очкастая и хроменькая. И такой же, как Горошинка, терпеливой и проницательной. Он знал от Саши, что мать у Повалихиной приёмная, в самые страшные девяностые взявшая больную девочку из детдома и выходившая её, как котёнка.
А сейчас в Люсе будто и росту прибавилось, выпрямилась спина, очки исчезли, волосы выкрашенные в иссиня-чёрный цвет, в тон мужниным, казались объёмными, а главное — она перестала хромать. «Традиционная медицина, — пояснила Саша ещё по дороге, вкратце рассказывая Михаилу о семейном счастье любимой ученицы. — У Люси был какой-то непорядок в бедре, ещё родовая травма. Иглоукалывание — великая вещь!»
Но даже похорошевшая и распрямившаяся, Сашина ученица всё равно не дотягивала ростом до своего мужа.
В доме со вполне европейской мебелью обнаружилась пожилая, но очень подвижная высокая тёща и два китаячьих колобка с косичками. Какими бы битыми ни были гены Повалихиной, малышки получились очень симпатичными. «И как-то же родила эта дюймовочка близнецов!» — подумал Михаил.
Незнакомые были друг другу представлены, детям гость вручил плюшевых медведей. Отец попросил дочерей поблагодарить по-китайски, те, с удовольствием играя для взрослых, продемонстрировали поклоны и звонкий писк. Одну звали Юля, или Юйлинь, другую Юнна, Юймин. Михаил неоднократно слышал от Саши это слово, не записываемое по-русски, а только обозначаемое — «юй», тот самый обожествляемый китайцами нефритовый камень. На самом деле звучало оно как бесконечно переливчатое «ю» без йотирования, у Саши получалось чарующе. Когда близнецы произнесли его, Михаил спросил у девочек: «Это яшма, да?»
Шурик-Ши, хотя и общался вместе с женой с Сашей, сразу обратился к гостю с напевом из всех этих трудновоспроизводимых «чж», «дж» с присовокуплением русского матерного. Плотников и это хорошо распознавал, хотя правильно произносить так и не научился: Ши спрашивал, говорит ли он по-китайски. При этом имя гостя хозяин произнёс по-русски, но с почти одинаковым ударением на оба слога: Ми-Ша.
— Нет, к сожалению, не говорю, но стараюсь разделять любовь Саши к языку вашей страны, — дипломатично отозвался Михаил. — Я за ней в этом отношении, как инь за яном. Отражённым светом.
— Это приятно слышать! — просиял и китаец. — Я тоже очень люблю русский язык, Россию и русских людей. Чистосердечно! По-моему, по мне видно.
Разумеется, все заулыбались (кроме близнецов, которые синхронно принялись облизывать подаренным медведям пластмассовые носы, воспользовавшись невниманием взрослых). Тёща Дарья Павловна, смеясь, сказала, что их Шурик — свет с Востока, а Повалихина назвала мужа жёлтым солнышком. Было произнесено еще несколько необязательно-непринуждённых фраз, Михаил похвалил дом и детей.
Но среди всей этой болтовни чувствовал прямо-таки охотничье слежение узких китайских глаз. Или это ему просто казалось из-за непривычного смущения находиться не на своём месте? Нет, не показалось. Так Витька умел просканировать взглядом, хоть, казалось, вообще повёрнут затылком.
Если альфонсом Ши был ненастоящим («ши» — это «лев»? «сила»? «камень»? или «войско»? — невозможно было, прожив с Сашей уже больше четверти века, не набраться, хоть краем уха, всего такого, а «юань», наверное, золотая монета? или, может, фамилия монгольского предка ханской династии?), то, может, и в гости пригласил он вовсе не учителя жены с эскортом, а именно его, Михаила. Зачем?
«Штабс-капитан Рыбников... Интересно, Витька знает всех китайских резидентов?»
Тем временем мать Повалихиной поблагодарила Сашу за подарок — нарядную скатерть с одностильным набором полотенец, и гостей пригласили к столу, накрытому в следующей комнате.
— Еда для нас, как Пушкин, — наше всё! — пояснил Ши, собственноручно подвинув стул-кресло перед Сашей и сделав такое же движение к стулу для Михаила, но позволяя гостю подвинуть мебель самому. — Очень хотелось принять уважаемого учителя Люси, я получил большое личное счастье. Никаких летучих мышей из Уханя на столе нет, честное слово! Утка по-пекински тоже из духовки нашей мамы Даши, а коньяцок-цок — армянский. Полный интернационал, да! Ешьте смело, дорогие гости, всё съедобно! Вот разве что байцьюо — не понимаю, почему русскими буквами пишется байцзю — настоящая китайская водка, — улыбающийся Ши показал на стальной получайник-полукофейник в окружении смешных чашечек-напёрсточков. — «Эрготовка» в книге Хольма ван Зайчика. Она не на всякий вкус.
Начали трапезничать. Близнецы звонко общались с бабушкой и мамой, хозяева ухаживали за гостями. Что Михаилу бросилось в глаза в первую очередь: всё это женское царство управлялось деятельным Шуриком совсем не так, как при том же количестве домочадцев — расслабленным домашним Юркой. На Юркиной даче всем заправляла жена Юля, здесь же дирижёром оркестра был исключительно сам хозяин. (Михаил представил, чтобы Ольга Владимировна вот так же, как эта бабушка Даша на своего зятя, смотрела на него самого — нет, не получалось.)
Утка по-пекински с самой обыкновенной варёной картошкой, обвалянной в укропе, была воистину пренебесной, и коньяк хорош, китаец говорил по-русски легко и непринуждённо — наверное, так же, как Саша по-китайски. Михаил слегка расслабился, рассмешил девчонок стишком, памятным ещё по Валькиному детству, перекинулся словом с Дарьей Павловной, выпил ещё рюмку и краем глаза полюбовался Сашей, как красиво она пользуется палочками.
Заговорили о космической программе «Тяньвэнь», и Ши сказал, что известный среди русских китаистов и китайских русистов писатель Го Можо, редактор русского перевода знаменитых «Вопросов к небу» сыграл главную роль в интересе своего потомка к русскому языку.
— Он был родственник моей матери, а я был самый младший из его родственников, который родился при его жизни. Он меня благословил знать русский язык. А его японская жена Тобико после войны приехала в Далян, в город, основанный русскими. У нас в семье это давняя традиция — быть открытыми для разных культур и не бояться нового. Удивительно, как всё связано: полёт на Марс, наша встреча, вкусная еда, память предков! Да, Ми-Ша?
— Согласен, — улыбнулся Михаил. — Самое прекрасное на земле — мир.
Саша пришла мужу на помощь:
— Го Можо был тот человек, который написал: «Пусть расцветают сто цветов». Великий подвижник китайской культуры. Большой поэт, переводчик со многих языков, прожил очень большую жизнь и видел Китай и под иностранной оккупацией, и в революцию, и во время гонений на культуру, и в расцвете...
«Если ты принадлежишь к китайской элите, неужели не мог найти себе лучшей жены, чем страшненькая хромоножка у северных варваров?» — подумал Михаил, почему-то чувствуя лёгкое раздражение. Из-за чего? Что этот человек с иссиня-чёрными волосами, чужой, как инопланетянин, на низинном подмосковном участке, попросту говоря в сырой яме, посадил сад и построил дом — точно так же взял и эту некрасивую больную женщину и сделал её счастливой женой, хозяйкой и матерью? Или что китайский марсоход полетел задавать «Вопросы к небу»?
— О, спасибо, спасибо! — закивал китаец. — Его знают все мои русские друзья, это так приятно! Он не покорялся предрассудкам, как белый стальной Тигр, хотя был чёрный водяной Дракон. Женился на японской жене — неслыханная щедрость для того трудного времени...
— А я жёлтая земляная Коза, — сказала Саша. — И мне на роду был написан Китай.
— Да! — просиял Ши, умудряясь жевать и говорить на чужом сложном языке. — А вы, Ми-Ша, знаете свой знак?
— Даже если бы считал это ересью, разве отвертелся бы, чтобы не знать, с моей-то женой? — хмыкнул тот, впрочем, очень добродушно. — Я эта... красная огненная Змея.
— И я тоже, — неизменно сияюще улыбнулся китаец, еда не застревала у него в зубах и не мешала беседе. — Если вы служили в армии, то в войсковой разведке, я угадал?
— Ши, правда? Вы — Змея? Как здорово! Повезло Люсе! — воскликнула Саша, и одновременно Михаил откликнулся:
— Это предопределено знаком Змеи?
— Конечно. Всё предопределено. Саша-шифу переводит Библию для Китая, а мы ведь потомки Хама, поэтому позже всех подходим за прощением, имеем много детей и никого не боимся. Не боимся задавать даже вопросы небу. Это предопределено.
«Он вызывает меня на какой-то бой, только знать бы на какой», — подумал Михаил. Но Саша не проявляла ни малейшего беспокойства, и он находил это самым надёжным знаком, что всё идёт хорошо.
(Продолжение следует)

+3

242

— Суп у нас едят после всего, но до сладкого,  — сказал Ши, возвращаясь к столу с кастрюлей, а Дарья Павловна несла за ним глубокие тарелки и фарфоровые ложки. — Я сам готовил, попробуйте. Здесь фарш из креветок и пекинская капуста. И немножко специй.
— Шурик у нас большой кулинар, — сообщила Дарья Павловна, ловко расставляя тарелки и ложки на круглых фарфоровых подставочках. — Постоянно балует нас всякими восточными изысками!
— Если что-то умеешь, не делай это бесплатно, а если делаешь бесплатно, готовься принимать много гостей, — улыбнулся хозяин, наполняя тарелки. — Я веду китайский кулинарный блог на русском языке и продаю китайские продукты в интернете. На моей визитке есть адрес. Заходите, буду очень-очень рад.
— Что самое прекрасное: китайская кухня очень быстрая, — заметила Люся. — Главное — правильно нарезать, и тогда готовится буквально за три минуты. Обычно готовят на очень большом огне, поэтому выходит мгновенно.
— Чем меньше времени тепловой обработки, тем больше всего полезного остаётся в еде, — отметил Ши, ставя опустевшую кастрюлю на тумбочку и возвращаясь на своё место.
— Всё такое вкусное, — улыбнулся Михаил, — что у вас можно и стол съесть!
— У нас говорится «есть можно все, кроме отражения луны», — улыбнулся хозяин. — Если вам по вкусу мой стол, то, конечно, ешьте. Это будет признание для меня! У нас считается, что творчество готовить принадлежит не телу, а духу. Так человек изменяет мир. Например, курицу приготовить так, чтобы она была как рыба. Смысл такой: если у тебя чего-то нет, что ты хочешь, ты можешь сделать это сам из всего, что у тебя есть. По крайней мере, для семьи за столом.
— А как вам русская кухня, Шурик? — спросил гость. — Наверное, очень жирная?
— Вкусная, — ответил китаец. — У нас на севере почти такая же. Я вообще всё люблю, мне только дай поесть! Всегда мечтал заниматься кухней. А у вас, Ми-Ша, какое хобби?
— Наверное, любить выдающегося китаиста наших дней Александру Самохину.
— Да, я та счастливая женщина, которая может позволить себе сацзяо, — с улыбкой сказала Саша. И пояснила для мужа: — Это женские капризы, которые свидетельствуют о высоком статусе мужчины. Я правильно перевожу?
— Правильно и точно, — закивал Ши. — Когда Лю-Ся представила меня вам, и я увидел у вас кольцо, я подумал: кто же муж такой женщины? Он должен быть похож на дракона на фоне луны, не меньше!
Михаил улыбнулся в ответ на комплимент хозяина и добавил, чтобы сделать жене приятное:
— А ещё я люблю писать для Саши «пирожки» — это такие четверостишия без рифмы, но с ритмом. Ей очень нравится.
— «Пирожки»? Как еда? То есть вы тоже готовите? — заулыбался Ши.
— Да, — подхватила Саша, — Мишины стихи для меня лучшая диета.
— Конечно, это еда для души, — подтвердил китаец. — Каждый уважаемый человек пишет стихи. А можно послушать? — и с приглашающей улыбкой он посмотрел на гостя. — «Пирожок».
— «Пирожок» особенно хорош как экспромт, — сказал Михаил и почесал нос (экспромт составился у него в мыслях буквально только что, когда зашла речь о стихах). — Оформление мгновенно появившейся интересной мысли. Например, вот такой:
[indent]
Верёвка — вервие простое,
Простое ровно до тех пор,
Пока за хвост не тянешь тигра —
И должен быстро повязать.
[indent]
— А можно записать? — заблестел очками и зубами Ши. — Вот, сейчас, сюда.
Он быстро подскочил, и буквально через секунду перед Михаилом оказались блокнот и ручка.
— «Верёвка — вервие простое» — это у нас означает объяснение банальности, — пояснил гость, шурша ручкой по бумаге.
— Это из старинного стихотворения, — объяснила и Дарья Павловна, — в котором отец отправил сына учиться, а сын научился только впустую играть словами под видом научных теорий.
— Переливать из пустого в порожнее? — спросил Ши, принимая блокнот с записанным «пирожком» и опуская глаза к словам, выведенным крупным твёрдым почерком.
— Нет, тут смысл такой, — помогла мужу Люся, — что верёвка — это и значит «верёвка», но простой она остаётся до тех пор, пока не окажется важным инструментом во время встречи с неожиданной опасностью. И тут ещё накладывается шуточное выражение «тянуть кота за хвост». А это оказался не кот, а тигр. Понял?
— Прекрасно! — воскликнул Ши. — Я переведу и напишу своим китайским друзьям, им тоже очень понравится! Если у вас много таких стихов, это надо напечатать!
— Ну, они хороши именно как шутка к месту, — ответил Михаил. — Как анекдот. А вот Саша пишет действительно хорошие стихи. И вообще, она приучила меня к поэзии, как к хорошей кухне. Я знаю, что в Китае все пишут стихи.
— О, конечно, не все, а только те люди, которым есть что сказать. Но сам китайский язык очень образный. Из-за иероглифов.
— Вы представляете, Шурик, как я об этом наслышан? — рассмеялся гость. 
[indent]
За десертом (бесхитростные пироги с яблоками и хитрый чай) Ши вздохнул:
— Такой холодный год, так мало солнца, а я поставил солнечные батареи… Лю-Cя говорит, что я жёлтое солнышко — хоть иди сам светить на крышу! Мы очень подходим в этом, Лю-Ся — это «роса летом». (И тут же снова показал зубы в улыбке.) Ми-Ша, хотите посмотреть, какая у меня раздвижная крыша? Хочу послушать ваши комментарии. Лю-Ся говорит, что у вас дома так спланировано в маленькой квартире, что можно взять за образец. Хорошее слово — образец! Маленький образ. Как иероглиф, — и сделав заметный рывок голосом, он произнёс, будто циркач-мотоциклист взмыл под купол: — «Иероглифика граммата», «священновырезанные письмена».
Греческий корень «глефа» откликнулось в душе Михаила, как эхо в колодце. Вспомнились священные нефритовые алебарды с вырезанными на рукоятях знаками. Сейчас, значит, будет момент истины.
— Да, конечно, я очень хочу посмотреть вашу крышу, — кивнул гость, поднимаясь из-за стола. (Как мячик, вскочил и хозяин.) — Вообще-то ремонт делал не я один, а вместе с дядей и братом, и давненько. Но да, у нас дома хорошо. Приходите к нам в гости, и всё сами увидите.
— Ага, — кивнула Саша, — обязательно приходите всей семьёй. Хотя комната у нас крохотная, но зато хорошая большая кухня, есть где принять друзей. Я позову племяшек, Машу и Норку, Юле и Юнне будет с кем поиграть.
— Солнышко, только вы недолго там, — попросила Люся, — а то мы все пироги умнём.
— Дарья Павловна, это вы сами пекли? — услышал Михаил голос жены уже у себя за спиной. — Невозможно же удержаться, прощай фигура!..
— Мои и девчоночек наших, они хозяюшки...
Яшмовые хозяюшки попытались увязаться за отцом, но он что-то сказал по-китайски, и близнецы вернулись на свои места рядом с бабушкой.
[indent]
Поднимались по крепкой дубовой лестнице, которая вкусно пахла сосной. Несомненно, в этом тоже был какой-то хитрый китайский приём, вроде рыбы со вкусом курицы. «Надо же, он мой ровесник, а нет ни единого седого волоска, — подумал Михаил, шагая вверх за хозяином дома. — Интересно, как Алька различает их по возрасту?»
Стены были украшены детскими рисунками, по большей части совершенными каракулями. Заметив, что гость обратил на них внимание, Ши сказал:
— Хочу, чтобы дочки знали, как они тоже могут украсить дом. Дети должны быть трудолюбивы и работать для дома. Когда они научатся красиво рисовать, я повешу другие картинки.
— У нас с Сашей вырос её брат, — кивнул в ответ Михаил. — Я тоже приучил его работать руками, готовить, убирать. Кстати, он у нас тоже очень любил рисовать. И любит. Сейчас уже взрослый, женат. Это о его дочках говорила жена, о её племянницах. Он стал архитектором.
— О, архитектор — это большой человек! Долго учиться, ответственная работа! Это замечательно!
Пришли на третий этаж, где был зимний сад. При пасмурной погоде большие окна давали холод, а пальмы с перистыми листьями — густую неуютную тень.
«Прямо как в фильме «Асса», — подумал Михаил. — Пальма в снегу, Ялта зимой...»
Как назло, вдобавок пошёл дождь. Хорошо, хоть не снег. Хозяин включил свет, чтобы стало светлее.
— Когда солнце, тут должно быть очень здорово, — сказал гость, но не озвучил мысль, что осенью и зимой такая форма крыши совсем не подходит для севера. И добавил для вежливости: — Хотя от Саши я знаю, что с китайцами нельзя говорить о погоде. Но это же не о погоде, а о вашем уютном доме!
— Спасибо, Ми-Ша. Да, моя мечта жить в таком доме, — китаец чуть притормозил перед штурмом сложного слова, — с открыва-аю-щейся крышей. Но, пожалуй, лучше не открывать сейчас. Присаживайтесь, Ми-Ша, это массажное кресло. Очень-очень удобное, хорошая модель. Включить? И есть обогреватель. Включить его?
— Спасибо, Шурик, я лучше сяду вот в этот шезлонг. Представлю себя в отпуске. И не переживайте обо мне, я-то не замёрзну. У нас в квартиру солнце вообще почти не попадает, так я сделал светодиодные светильники. Тёплого жёлтого света. Тем и спасаемся. А то было бы, как в погребе.
— Да, светодиоды — это экономно, — похвалил китаец и уселся во второй шезлонг напротив гостя. — У меня в погребе тоже светодиоды. Жаль, из-за дождя не могу похвастаться, как открывается крыша. Но у меня же тёща Да-Ша, как говорится по-русски, и то хлеб! — Ши рассмеялся и пояснил: — «Да-Ша» — это «большая жара». С середины июля. Тогда жить невозможно, все прячутся в тень. А нам сейчас придется представить, что мы тоже спрятались. Под водопад в экзотической пещере. Как два путешественника издалека, которые случайно встретились, чтобы переждать дождь.
Действительно, шумело всё сильнее, по наклонным окнам текли широкие водяные потоки.
— Эта весна необычно холодная даже для нас, — проговорил Михаил и добавил с добродушной усмешкой: — В хорошую же тень вы забрались, спасаясь от жары, красный огненный Змей!
На лице китайца лёгкой тенью отразилась работа мысли, но тут же снова вернулась улыбка.
— Да, Змеи — большие авантюристы! Родились, чтобы повелевать, жаждут признания и восхищения, всё им нипочём. А огненные — в два раза! Дважды! — он показал два пальца в форме латинской буквы V, а потом быстро-быстро пощёлкал ими, как ножницами, демонстрируя великолепную мелкую моторику. На безымянном пальце у него было красное кольцо из какого-то камня.
— Мы с вами ровесники. Это очень гармонично, — сказал гость. — И женаты на похожих женщинах. Насколько я знаю, в Китае любят, чтобы всего было по два, и украшают дома двумя параллельными надписями иероглифов.
— Да-да-да, согласен. Но хорошая жена даже одна — драгоценность, которой не так-то просто найти пару! Это была тоже большая авантюра познакомиться с Лю. Я думал, что уже старый для такого счастья. До знакомства я вообще не понимал выражения по-русски «спасать душу». Зачем её спасать, разве душа в опасности? Её надо кормить, растить, учить... А когда увидел Лю, то понял: да, спасать! Вот она, моя душа. Для такой невесты и кольцо должно быть из авантюрина, — он оттопырил палец с кольцом, — у вас этот камень не ценится, а у нас он драгоценнее яшмы, да! Ещё я учил русский язык, меня сбило с толку, когда я узнал, что в слове «авантюрист» корень не «юрист», и что это люди двух совершенно разных устройств души.
— Ну, это же иностранные слова, не русские, — ответил Михаил. — С другой стороны, насчёт разных психотипов не согласен. Вот у меня юридическое образование, но не проходит буквально ни дня без какой-нибудь авантюры. Правда-правда.
— Узнаю брата Колю! — ввернул идиому Ши, прищурившись за своими очками. — Я тоже люблю авантюры. В таком климате неразумно делать такую крышу, да? А я сделал. Просто потому, что хотел вот так, пойти на авантюру, —  улыбнувшись, китаец кивнул наверх своим маленьким и круглым, как у тигра, подбородком, и чуть задержал взгляд, чтобы всмотреться, не просачивается ли вода сквозь уплотнитель стеклопакета. Михаил не перевёл взгляд вслед за ним, воспользовавшись секундой, чтобы лучше рассмотреть круглолицего крепыша.
— Не представляю, как без авантюризма можно было взяться за изучение нашего языка и говорить на нём с таким совершенством, — дружелюбно сказал Плотников, когда хозяин дома с улыбкой посмотрел ему прямо в лицо. — Вы, наверное, и «Колокололитейщиков» можете произнести, и «защищающиеся», или, там, «начищенный щит»?
— Спасибо, спасибо, — закивал Ши. — Для иностранного языка надо напрягаться, это правильно. Напрягаться надо! Когда все вокруг на расслабоне, сразу получаешь большое пре-имущество. Колоколо-литей-щиков, — преодолел он препятствие в три лёгких наскока. — Это старинная фамилия. Работа для церкви. Ваша фамилия тоже о работе. Но не с металлом, а с деревом.
— Я родом из северного города Архангельска, там у нас Плотников каждый второй. Очевидно, мои предки много строили, по большей части, лодки. Карбасы назывались. Ходили в морях Северного Ледовитого океана.
— Ледовитого, — повторил китаец. — Да. А я всё-таки включу обогреватель. С вашего позволения.
— Да конечно, Шурик, вы же в своём доме хозяин-барин, — улыбнулся Михаил. — Пар костей не ломит.
— Обожаю эту поговорку! А еще больше, когда по-настоящему тепло. У вас сухое тепло, приятное.
— Ну, не знаю, не знаю, насколько приятное. Я не фанат.
Китаец прищурился в улыбке:
— А я фанат работы Саши. Работ, — поправил он себя для точности. — Я читал практически все, много раз. Перечитывал. Я большой поклонник её ума. Она многое объяснила мне о нашей культуре. Со стороны хорошо видно, да. Вообще, я нетипичный китаец: люблю открытость, интересуюсь чем-то вне Китая, действую напролом. Такой у меня стиль жизни!
— А тайцзицюань практикуете? — спросил Михаил, пытаясь нащупать какой-то смысл в этой беседе с глазу на глаз, поэтому заговорил о том, что знал «из дальневосточного» более-менее твёрдо.
— В молодости, — кивнул Ши. — Сянсинцюань. Но сейчас я делаю только зарядку по утрам, а по вечерам упражнения с палкой. Таолу гуньшу.
— И какой же в молодости у вас был любимый стиль? Какого животного? Змеи? Или дракона?
— Тигра! Не просто тигра, а саблезубого! — широко улыбнулся Ши, демонстрируя, какой он зубастый.
— Смилодона или махайрода?
Видя, что китаец не знает этих слов, гость пояснил:
— Смилодон — это саблезубый тигр, который действовал из засады, одним прыжком. Работал в технике одного удара. Потому что у него были короткие лапы, и долго преследовать добычу он не мог. А у махайрода ноги были длинные, он легко мог бегать за жертвой. Поэтому даже когда промахивался с первого раза, не отступал. Валил даже мастодонта. Мамонта. Самого крупного зверя своего времени.
— У меня короткие ноги, но я забежал так далеко! Но да, я люблю долго готовить дело и только потом делать наверняка. Удивительно, как пересекаются люди! — Ши не только улыбнулся, но и засмеялся. — Сейчас я пойду напролом (и, видимо, всё-таки нервничал, потому что если бы не конечный звук «м», русское ухо услышало бы «направо»). Одним прыжком, как...
— Смилодон, — подсказал Михаил.
— Да, как с-ми-лодон. Без бесконечных китайских хитростей (он повилял ладонью, как лавирующая лодка) и тысячи церемоний (покивал головой). А прямо в лоб, да, как русский танк.
— С удовольствием наслажусь этим зрелищем, — хмыкнул Михаил.
Хозяин дома несколько раз покивал, поправил очки, снова лучезарно улыбнулся.
— Есть такой фильм, Лю-Ся часто цитирует, — Ши поднял палец вверх в знак внимания. — «Ты переписывалась с О-Ге-Пе-У!» Вы переписывались с китайцем, ник Цао Цао. Это если бы кто-то из европейцев назвал себя Наполеон, из сумасшедшего дома.
— Я? — безмятежно отозвался Михаил, не меняя расслабленной позы в шезлонге. — Вы уверены?
— Да. Китайская грамота всегда на стороне Китая. В России мало кто владеет китайским языком на таком уровне, чтобы писать так, как писал человек Настойка Аира. Алек-санд-ра Само-хина — известный и очень уважаемый китаист, со своей манерой письма. Стиль — великая вещь! По когтю — льва, так?
— Значит, это вы Наполеон? — отозвался Михаил всё так же весело, подпустив улыбку.
«Неужели только для этого ему пришлось жениться на Повалихиной?»
— Нет-нет! — Ши замахал руками. — Цао Цао не я, а мой родственник. Он, скажу честно, напрямик и по-русски, сильно накосячил. А у нас принято отвечать друг за друга. Я знаю, где вы служили, я там же, только с нашей стороны Памира. Не из-за красной огненной Змеи я так сказал, я это знал. Вы были на учениях в Гоби десять лет назад. Там было жарко даже для нас! Я давно бы предложил перейти на «ты», но будет ли это удобно?
— Да почему же неудобно? — Плотников чуть пожал плечами. — Давай на «ты». А выручить Цао Цао ещё как-то можно? Клянусь, я не подбивал его на измену родине, просто общался, как с другом. Он ведь и не писал ничего такого, кроме того, кто с нашей стороны барыжит лесом.
— Если бы только один Цао Цао! Ми-Ша, зачем ты похитил нашего человека в Индонезии?
— Вообще-то это был наш человек.
— Да, интересная жизнь под небом. Наверное, жена говорила тебе, как трудно мы прощаем действия других в наших границах? Индонезия — это наш двор, наш забор. Перелезать через забор нехорошо. Перебор, да.
— Шурик, слова «жена говорила тебе» я должен воспринимать, как удар по роже белого варвара? Считай, я его пропустил. Слушай, вы перехватили даже красный флаг, наше исконное знамя правды. А Большой Уссурийский остров? Теперь по Хабаровску можно бить прямой наводкой. А в Индонезии нашему человеку грозила смерть. Да, он оступился, но я рад, что он жив, и за это прощения не прошу.
— Красный флаг вы уронили сами, — заметил Ши. — Ладно, Ми-Ша, я не об этом. Я даже не говорю, сколько стоил моей семье этот человек и что это был конец моей карьеры. Это мои проблемы. Это было в прошлой жизни, можно забыть. Как у Гумилёва: «Странник далеко от родины, и без денег, и без друзей». Теперь я просто частное лицо. Но Ми-Ша, ты не представляешь, с кем ты связался по поводу леса! Какие там деньги. И чьи! Пожалей свою жену. Ещё одна твоя поездка в Томск... Так не надо. Как говорится, если коллектив плюнет на тебя, ты утонешь.
— Тогда я тоже спрошу прямо, — Михаил переменил позу, скрестив ноги на уровне щиколоток, — вот сейчас, в нашем разговоре, ты представляешь «Триаду», китайскую мафию? И угрожаешь мне?
— Я угрожаю? — Ши широко развёл руками. — Всё-таки как трудно вас понимать… Ми-Ша, я хочу тебе помочь! Как человеку, от которого зависит благополучие других людей. Я из народа хакка, и со мной связались мои земляки. Твои люди не хотят договориться. Это ты угрожаешь, потому что делаешь всё не по правилам. Согласись, правила нужны. Правила тем более нужны там, где нет закона. Нужны уважаемые люди, которые говорят: так правильно, а так неправильно. Никто не знает, что мы встречаемся у меня. Из благодарности и уважения к твоей семье я тебя предупреждаю. Пожалуйста, хорошо подумай.
«Это только нам, иностранцам, кажется, что Китай един, — говорила Аленькая. —  Да, перед иностранцами они сплачиваются и выступают как монолит, но государствообразующий народ, ханьцы, представляют собой огромный массив самых разных субэтносов, со своими отдельными языками и обычаями. А если даже язык один, то там сотни кланов, со своей тысячелетней историей союзов, границ и вражды. По большому счёту, «эпоха сражающихся царств» — это основной фон их истории и национального самочувствия. Как у Урсулы Ле Гуин сказано про Кархайд: «Это не государство, а толпа вздорных родственников». Вся китайская этика — это правила отношений внутри семьи, живущей на определенной территории. И только один народ, хакка, не имеет территориальной привязки. Тем не менее именно они мнят себя «истинными арийцами», «откуда есть пошла земля китайская», считают свой диалект исконным, чистым вариантом китайского языка. В прошлом это был самый северный ханьский народ, но каждая новая волна завоеваний оттесняла их всё глубже на юг, а южане-то уже не воспринимали их коренными, а наоборот, называли пришлыми. Можно сказать, это некий аналог «китайских евреев»: считают себя избранными от Неба, имеют свои понятия о должном и верования, держатся особняком и не сильно любимы внутри Китая, но составляют элиту, которая удерживает неоднородную страну. При этом при необходимости легко уходят в рассеяние. Все выдающиеся политики, деятели науки, культуры и искусства — это хакка. Но и основная часть жителей чайнатаунов по всему миру — это они, строптивые тайваньцы, не желающие единства с материком, и мафиозные кланы — они же. Все китайцы ведут род по отцу, хакка же в первую очередь сообщат, откуда родом их мать. Это своего рода стремление к гармонии инь-ян: они самая «мужская», активная и пробивная китайская народность, поэтому считают важным подчеркнуть родство по маме, чтобы оставаться сбалансированными в пассивности. По китайским понятиям, всё на свете существует в связке трёх сил, и преимущество получает пассивная сила при двух активных».
Михаил небрежно шевельнул пальцами правой руки и спросил:
— То есть ты считаешь, что в Томске нет законов Российской Федерации? Что китайскому землячеству там всё позволено?
— Нет, я так не говорю. Никто не хочет войны, Ми-Ша. Если ты юрист-авантюрист, если за тобой сила, если ты считаешь себя в своей стране, хорошо. Но если люди работают тридцать лет, и вдруг им говорят «нет», надо понимать, что нужно делать, чтобы было «да».
— Что нужно делать? Да хотя бы восстанавливать лес, а не одни пни оставлять!
— Об этом нужно говорить. Общаться с людьми. А не ломать связи.
«Задача трёх тел», — подумал Михаил. Одну из глав Алька даже читала ему вслух в своём переводе. — Невыполнимая аналитически задача. Небесная механика. Но азиата берут на воображение, так что... Так что, может, очень даже выполнимая».
— Шурик, считай, что твоя танковая атака удалась, — сказал он со вздохом и сел в шезлонге более прямо. — Но я не понимаю, какие цели она преследует? Хорошо, давай я тоже скажу прямо в лоб, как юрист-авантюрист. Я не знаю ни твоей ситуации, ни расклада сил, ни ваших правил игры. Понимаю только, что ты не можешь вернуться домой. И вижу со стороны, что сейчас ты живёшь совсем не такой жизнью, на которую способен. «Странник далеко от родины» — это трудно. Мы говорили о фамилиях. Правильно я знаю, что люди с твоей фамилией имеют право... ну, или надежду... получить мандат от Неба на правление Поднебесной?
Глаза собеседника за квадратными очками раскрылись шире.
— Я знаю, что по вашей доктрине, — продолжал Михаил, — глава государства — это «достойный, а не сын». А сейчас местоблюстителем трона — ты понимаешь эти слова? — выступает представитель какой-то из силовых структур у вас в КПК. Потому что Мао сказал: «Винтовка рождает власть», правильно? Может быть, той самой структуры, в которой служил ты. Достойным этого человека делает незаметное, на первый взгляд, место в расстановке сил, так?
— Ми-Ша, я понимаю слова, но не понимаю, о чём ты говоришь. И зачем ты это говоришь, тоже не понимаю.
— Как на Ближнем Востоке ждут мошиаха, так на Дальнем Востоке вы ждёте «великого от Неба», который обретёт власть над всеми девятью энергиями мира. Это верно?
— Это далеко от практической задачи. А вывоз леса из Томской области — это практическая задача. Как решить её, это важно для всех. Я об этом хотел говорить.
— Почему же далеко от практической задачи? — пожал плечами Плотников. — Тот, кто вернёт в Запретный город девять нефритовых мечей, разве не обретёт в глазах твоих соотечественников совершенно особый статус? И процитировал из фильма Гайдая, просто из озорства: — «Пренебесному селению, преподобному игумну Козьме царь и великий князь всея Руси Иоанн Васильевич челом бьёт»!
— Ты шутишь, Ми-Ша? — в некотором обалдении посмотрел на своего гостя китаец.
— Нет, не шучу. Я мыслю практически. Девять мечей духа были украдены северными варварами. Варвары ничего не смыслили в особых отношениях Китая с Небом, а просто вломились грубой силой и двести лет водили его не теми путями. Может быть, когда ты изучал русский язык, ты видел фильм «Приключения неуловимых мстителей, или Корона Российской империи»? Как бы ни унижено было моё государство, но корона нашей империи находится у нас в музее, здесь, в Москве. А девять мечей духа Китая потеряны твоим народом. Я знаю, как важен «мандат Неба» для подлинной власти. Власть не от Неба ничтожна, фикция. Если твой клан сможет получить хотя бы один меч, это позволит тебе с честью вернуться на родину и на службу. Ты ведь об этом мечтаешь — вернуться из заграничного небытия. Думаю, всем, кто тебя знает, будет выгодно знакомство с таким человеком. В том числе и мне. Так что очень даже практический у меня интерес.
— А остальные восемь где? — медленно спросил Ши.
В мыслях Михаила немедленно появился образ узкоглазого ордынца из мультфильма про Василису Микулишну: «Отдавай мне дань за двенадцать лет».
— Пока я точно знаю, где можно найти один. Пусть это будет моё извинение за твою порушенную карьеру. Но без эмиграции ты бы не нашёл жену, не родил детей...
— Ты видел этот один меч? Ты знаешь, что он подлинный?
— Даю слово, что через месяц я отдам его тебе, и сам увидишь. Встретимся в храме в Старой Ладоге, где есть фреска, как Россия ведёт в поводу зелёного дракона. Старая Ладога — это город на севере, относительно недалеко от Петербурга. Древнейший из русских городов. Считай, получишь первую печать на мандате от Неба на правление Поднебесной. Это лучше, чем помогать каким-то бандитам воровать русский лес, честное слово. Если тебе на роду написано быть благородным мужем, невозможно долго жить не своей судьбой. «Имена нужно исправлять», вы же так говорите? И конечно, мне нужно, чтобы ты описал мне, как видят ситуацию в Томской области китайцы. Кто за ними стоит и какие их конечные цели.
— Их цель — безусловно, деньги.
— Шурик, ты прекрасно знаешь, что деньги сами по себе не нужны. За ними есть какой-то конкретный интерес. Деньги не едят и не маринуют в бочках. Хотя у вас, я знаю, деньги сжигают ради родственников, но вряд ли твои земляки крадут лес для поминовения своих покойников в таких масштабах. У них, что, доля в каком-то целлюлозно-бумажном производстве? Или в мебельном? Или это престиж — иметь бизнес за границей? Или престиж в том, чтобы нас грабить? Или так они закрепляют интересы Китая в России, а подкуп чиновников — просто мелкие побочные расходы?
Юань Ши задумался.
— Мне нужен разговор с тем человеком, которого ты вывез из Индонезии, — сказал он после довольно продолжительной паузы.
— Напиши ему на адрес электронной почты моей жены, я передам. Взамен мне нужна твоя поддержка в Томске. Сообщи твоим землякам о том, что условия будут пересмотрены, но я открыт для предложений ради общей выгоды и никому не угрожаю.
— Твоё имя, Ми-Ша, означает «горячий рис». И хочется съесть, и есть невозможно.
— Я думаю, после хорошей сделки нам будет чем закусить. Чем-нибудь более съедобным, чем я.

+1

243

Старый дипломат, экий бездонный колодец вы открыли этой главой!
Я ни секунды не сомневалась, что Китай это конгломерат народов и на такой территории, с таким количеством народа и с такой историей ничто не может быть однородным.
И, видимо, для любой страны необходимы "избранные". Без этого не складывается картина мира и власти ни у одного государства. )

+2

244

Стелла, спасибо, что читаете :) Сейчас только увидел, что повесил именно набросок из телефона вместо вычитанного и "оркестрованного" текста с флешки: без куска сверху и без пояснений, почему дубовая лестница пахла сосной.
Приеду домой - перезалью и повешу картинки :)
Вообще, параллели поразительные у двух никак не связанных народов: даже такая мелочь, как раздвижная крыша на праздник Суккот у одних и требование время от времени непосредственно "говорить с Небом" у других (потому нужна раздвижная крыша). К слову, в древности хакка считали себя людьми, непосредственно сотворёнными божественной силой, а остальных китайцев - всего лишь подделкой под оригинал. Очень так по-китайски сделанных, с опечатками типа Аdidac ))
Соответственно, остальные китайцы выдвигают к хакка массу претензий в том, что те "слишком умные", не имеют своей земли, а говорят от имени всего Китая. Нет нужды упоминать о том, как хакка пострадали во времена Культурной революции, ведь профессура, деятели культуры, да и просто высокообразованные люди были "из этих".
Картинки покажу в соответствующем разделе.

+1

245

Обновил продолжение, а то вчера сверху целый большой кусок потерялся.

+2

246

На круги своя

— «Учёные полагают, что махайроды являлись вершиной пищевой цепочки в своих экосистемах, — без запинки, с дикторской интонацией прочитала Маша вслух. — По их догадкам, более опасного животного в то время не существовало. Это было живое оружие, способное за несколько секунд обездвижить мастодонта».
Саша подумала: надо же, миг назад Валька сидел на этом же месте, только за старым столом, и вот так же читал вслух советскую ещё «Энциклопедию школьника». А теперь здесь сидит Валькина дочь и читает ту же книжку.
Маша, книгочейка и книгоедка со времён Корнея Чуковского, приходя в гости к тёте, немедленно закапывалась в книгах. Про её книгоедство даже сохранилось семейное предание, как в полном соответствии с законом Геккеля — Мюллера и Апокалипсисом Мария Валентиновна Самохина двух лет от роду пыталась заглотить картинку с великолепным столом и самоваром в конце «Федорина горя».
Да, каждое живое существо в своём индивидуальном развитии повторяет формы, пройденные его видом. Если евангелист Иоанн взял книжку из руки Ангела и съел её (и она в устах его была сладка, как мед, а когда съел её, то горько стало во чреве его), то Мышка Машка, когда ей стало горько, нарисованные пироги выплюнула. Но это были единственные книжные знания, которые она не переварила. Всё остальное Валькина дочка хватала на лету и уже вполне сносно говорила по-китайски. А уж упрямая была, как Саша и Валька в квадрате, одним словом — Самохина.
Наверное, первый вкус родства Саша узнала тогда, когда племяшка, совсем маленькая, но уже умеющая читать, получив в подарок от тёти книжку о театральном искусстве, развернула большую вклейку с планом театра и пришла в восторг от слов «места за креслами». И Саша, пришедшая на день рождения брата, вдруг поняла, что соскучилась по разговорам именно с маленьким и ещё глупым Валькой, а не с большим и умным. Хотя редким теперь встречам с большим Валькой она тоже искренне радовалась.
«Так, наверное, бабушки любят внуков. Всё-таки как тебе повезло, а, Сашхен?»
Засвистел чайник.
— Махайра — это нож по-гречески, — сказала Саша племяннице, как говорила брату. Свисток умолк, когда она подошла к плите. — Такие у них были клыки, у махайродов. Как ножи.
— Ага, — девочка повернула к ней энциклопедию, чтобы была видна иллюстрация на развороте. — Это, значит, отсюда папа срисовал картинку, когда был маленький? Я видела в его альбоме.
Саша вспомнила: Мишка тогда уехал в Таджикистан, был вечер, ярко горел свет, чайник попыхивал перед первыми заливистыми звуками, она сидела со своими книгами, тетрадями и словарями за одной половиной стола, Валя с альбомом и красками за другой. Тогда-то она поняла, что брату нужен хороший кружок рисования, а ещё лучше уроки частного педагога, настолько ярко смотрел с рисунка его талант. Помимо тигра и слона на свой рисунок Валя поместил ещё древнего охотника с копьём, который наблюдал за поединком из-за ствола дерева со слоистой корой. На морде клыкастого кошака явно проступала злая досада: неужели придётся спрыгнуть с добычи и убежать голодным, поджав хвост, или всё же напрячь силы и принять новый бой? На лице охотника тоже читалось колебание: удастся ли в одиночку отбить гору мяса, ещё живую, но уже безнадёжно дёргающуюся под клыками ярого хищника, или лучше не искушать судьбу?
— Машуня, мы какой чай будем пить: улун, матча или генмайча?
— Там у тебя в морозилке мочико, — полувопросительно-полуутвердительно забросила пробный шар лакомка Машка, закрывая энциклопедию и отодвигая её на край стола.
— Есть такая буква в этом слове, — улыбнулась Саша. — Значит, матча?
Племянница устремилась к холодильнику и открыла нижнюю камеру, где и вправду на видном месте стояла большая коробка с японскими сладостями.
— O-каши дэ o-ча o номоо, — сказала Саша по-японски. — Нихон ча о номунара.
«Будем пить чай со сладостями, раз уж мы пьём японский чай».
Хитрая Мария хотя и поняла (Саша видела это по глазам девочки), но не очень-то хотела напрягаться вторым, менее близким языком, а потому ответила с истинно китайским патриотизмом:
—  Женьху ча ду ши чжунго ча!
«Всякий чай — китайский чай».
— Скажешь это дяде Юаню Ши, ему будет приятно, — усмехнулась Саша, ополаскивая в горячей воде две чаши для японского чая, а затем тщательно вытирая их полотенцем.
— А почему он просит называть себя Шурик, когда говорит по-русски? — спросила Маша, открывая коробку с мочико.
Но, спохватившись, оставила на столе пластмассовую ёмкость с маленькими колобками из сладкой фасоли, и тоже подошла к раковине — помыть руки перед чаепитием.
— Ты же понимаешь, что по-русски ему будут говорить Шы, а не Шши. Представь, ты говоришь «меня зовут Маша», а все называют тебя «Мущщына-Вас-Здесь-Не-Стояло». «Шы» — это ведь не просто «странный», а очень искривлённый, свернувший с пути. Дяде Шурику будет неприятно слышать это слово применительно к себе.
— «Голубой»? — спросила девочка, понизив голос до шёпота.
«И полно, Таня, в эти лета мы не слыхали про любовь, — подумала Саша. — Про такую гнусь мы точно не слыхали».
— Настоящий знаток языка не боится никаких слов, — сказала она вслух. — Но употребляет их со знанием дела. Нет, не «голубой», но, скажем так, «неудачник» или даже «изгнанник». Представь, вместо «золотого солнца» — «парад уродов», а?
— Или камаз отходов! — продолжила смысловой ряд Маша.
Саша постучала мерной ложечкой по своей чаше:
— Внимание и тишина! Когда готовится чай, мысли должны быть только самые светлые, а слова — самые прекрасные.
— Цзянху! — кивнула девочка.
— Именно. Это время священнодействия. Молитва до Богоявления.
— Алишань гуньян! — пропела Маша, двигая руками в танцевальных движениях, и тут же, как это часто бывало, без перехода спросила: — Тётя Саша, а ты сильно ревновала, когда родился мой папа?
И конечно, она не ждала ответа, просто хотела выговориться о своём:
— Ладно ещё Норка. Хотя она ужасно противная, и всё всегда ей. Ладно. Тогда я была ещё маленькая. Но сейчас-то они могли хоть спросить меня, или нет?! Да ещё сразу двое! За что мне такое наказание? Тётя Саша, а можно я совсем у тебя останусь? Пусть они носятся со своими детьми, а Норка пусть узнает!
От младшей дочери брата, шумной и капризной девицы с претенциозным именем Элеонора, у Саши болела голова. С Норкой и Катя-то едва справлялась, к порядку её мог призвать только Валя, она была папина дочка с самого привоза из роддома, и вмиг оттёрла флегматичную Машку от родителей.
Разумеется, сказать это вслух было бы не только непедагогично, но и подло по отношению к Вале и Кате. В семье не бывает чужих, а мальчики-близнецы — именно тот случай, когда родителей можно только пожалеть, так думала Саша.
Она отодвинула чаши и протянула свои руки к рукам девочки.
— Машуня, тебе маму сейчас никак нельзя бросать. То есть ты, конечно, всегда можешь прийти к нам с дядей Мишей, но, знаешь, думаю, этот бой нужно принять. В раю нераспятых нет. И да, я очень ревновала. Хотя была вдвое старше тебя, когда родился твой папа, и даже уже замужем за дядей Мишей. А всё равно, так было досадно, что мама меня вроде как забыла...
— А ещё Норка!
— Вот увидишь, и Элеонора поумнеет. Разве тебе не хотелось, чтобы она почувствовала, что это такое — перестать быть младшенькой?
— Ещё как хотелось! Но она точно не будет никому помогать, потому что для неё взяли няню. И знаешь, ладно бы ещё одна сестра. Даже пусть две, как Юнька и Юлька. Но мальчишки — это... это вообще крышка! Нет, сейчас у нас просто дышать нельзя!
— Что, плачут?
— Да постоянно! И запах противный, памперсов этих! Вот я когда вырасту, у меня тоже не будет детей!
— Будут племянники, — улыбнулась Саша. — А для этого нужно пока потерпеть Нору и братцев-кроликов. Подожди, может, из них ещё выйдет толк.
— Ой, вряд ли!
— Я поговорю с Валей. Но наперёд знаю, что папа и мама тебя никому не отдадут, даже мне. Ты же знаешь, как они тебя любят, как гордятся тобой!
— Знаю. Вот и не могу понять, как они могли! Неужели мало им Норки для проблем?!
— Мышка, но папа с мамой друг друга очень-очень любят. А в такой большой любви нет меры. И у любящих мужа и жены всегда кто-нибудь рождается.
— Мне теперь никогда нельзя будет их просто обнять...
— Слушай, когда мне хочется обнять бабушку Олю, я это всегда могу сделать. Запросто. Твой папа мне никак в этом не мешает. Вот представь: Нора вырастет и точно куда-нибудь упорхнёт. И братья женятся, заведут свои семьи. А без тебя родители просто не смогут жить. И давай-ка всё-таки заварим чай. «В трудной ситуации всегда пей чай», так ведь?
К концу чаепития загремели ключи в двери.
— У меня такое чувство, — криво усмехнулась Саша, — что дядя Миша меня сейчас тоже чем-нибудь ошарашит. Вроде как тебя братья. Например, скажет, что друзья пригласили его в Таджикистан. Давненько он туда не наведывался, а ему там прямо мёдом намазано. Чует моё сердце, вот он войдёт, а на лбу у него будет написано: Пяндж и таджикско-афганская граница.
— Тёть Саша, вот мы и будем вместе. А они все — пусть как хотят!

+2

247

Как для меня актуально!

+1

248

Стелла, смотрите на внучат и вспоминаете ситуации, которые случались с детьми? :)
В этом увиденном отрывке меня больше всего порадовало, что во время общения Саши с племянницей та ни разу не вытащила свой телефон.

+1

249

Старый дипломат, еще как.
Вчера мы со старшей (скоро 9 лет), поговорили о жизни и смерти, и о душе. Ребенок растет и, оказывается, и в телефоне находит темы. Поговорили спокойно, как о книге или фильме. А с родителями, оказывается, она говорить об этом не может: мама сразу пугается и говорит, что рано ей о таком думать. Я себя вспоминаю: мне такое начало приходить в голову лет в 7-8, и у меня это был страх остаться без мамы. Дед и бабушка были старые, а папы не было в принципе в моем тогдашнем существовании.

+2

250

Стелла, в теме о Книге я писал, что во время одиноких переживаний о смерти в детском саду я получил и чудесную мысль "нет, ты не умрёшь". И сразу как-то так успокоился на эту тему, и про себя, и про других, что даже не донёс её до дому на обсуждение с родителями.
Мне с более старшими людьми, чем родители, в возрасте Вашей внучки тоже было намного проще говорить, и даже не столько говорить было приятно, сколько слушать и делать что-то рядом с ними. Так что да, бабушки и дедушки очень нужны :)

+1

Быстрый ответ

Напишите ваше сообщение и нажмите «Отправить»



Вы здесь » Перекресток миров » #Миры, которые мы обживаем » Отрывки и наброски