Часть первая. Мой Моцарт

Два имени, которые с детства. Всегда. Как родные.
Пушкин и Моцарт.
Всегда вместе, всегда рядом.
Почему так?
Почему?
И только для меня одной - или для вас тоже?

Самое первое, детское - "Спи, моя радость, усни!". Мама пела как колыбельную. Я тихо ненавидела мелодию "Спят усталые игрушки". Это была "не та" колыбельная: "Почему в телевизоре не поют как мама?!"
Потом - хореографическая студия. Мне шесть лет. Два любимых момента - экзерсис для рук делаем под "Сладкую грезу" Чайковского. А вторую позицию "работаем" под "Турецкий марш" Моцарта. Подобное счастье случается не каждое занятие. Но когда наша аккомпаниатор выбирает именно Моцарта - сердце сладко сжимается, а батманы получаются в три раза лучше.
Примерно тогда же - "Менуэт". Танцую в паре с первым красавчиком студии Вадимом Ермаковым. Оказывается, тоже под Моцарта.
Девять лет. Москва. Большой театр. "Волшебная флейта". Ааааааах...
В самом деле - волшебная. Это теперь у меня есть любовь посильнее. "Дон Жуан". Но тогда...
Тогда Моцарт стал САМЫМ ЛЮБИМЫМ КОМПОЗИТОРОМ. Вне конкуренции.
Одиннадцать лет. Музыкальная школа. Фраза "Будешь играть пьесу Моцарта" звучит как волшебное заклинание. Мне доверили играть Моцарта! Я доросла до Моцарта!
Двенадцать лет. Учебник музыкальной литературы. Синенькая обложка с портретами композиторов. Я влюблена. Влюблена по уши в портрет Вольфганга Амадея. В само имя. Влюблена в "Свадьбу Фигаро". Влюблена в "Турецкое рондо", которое играю по специальности. Влюблена в до-мажорную сонату для фортепиано, которую играю по ОФП.
Четырнадцать лет. Выпускной класс музыкалки. Мне, как "народнице", совершенно не обязательно ходить на хор. Но я - хожу. И на хоре, в числе прочего, мы поем переложение арии Папагено. Той, которая с колокольчиками.
Четырьмя годами позже мы с Ольгой Шиловой идем по красивой дороге к деревне со смешным названием Миндюкино и орем во все горло этот самый хор: "Откуда приятный и нежный тот звон!". Светит солнце, день чудесный. И мы: "Если б каждый мог найти колокольчик нежный...".
Потом - музыкальное училище. И педагог по музыкальной литературе, которая тоже обожает Моцарта. Долгие часы в фонотеке за прослушиванием сонат, дивертисментов, опер, симфоний, фортепианных концертов.
"Моё", самое любимое, вне программы - дивертисмент ре-мажор, 1 часть.
Всякий раз, влетая в фонотеку, я слышу от сурового Вадима Сергеевича добродушно-ворчливое: "А, моцартовское создание прилетело!".
Это комплимент. Это ЕЩЕ КАКОЙ комплимент!
Да, да, да!!! Я - такая!
Институт культуры, второй курс. Я дирижирую увертюрой к "Свадьбе Фигаро". У меня в распоряжении только клавир, но аннотацию пишу с легкостью. Мне не нужна партитура, я помню ее наизусть! Я знаю, кто где вступает, кому что показывать! Все эти игры нюансов, тонкости оркестровки, взлеты крещендо, нежнейшее пианиссимо - знаю, знаю, чувствую каждой клеточкой!
"Реквием" слушаю в Смольном соборе. Никогда, ни до, ни после - не плакала на концерте. Любимое место... хм... всё, что до "Лакримозы". И сама "Лакримоза"... Даже не знаю. Слов таких не найти. Просто музыка говорит: "Надежда есть всегда. Даже когда ее нет. И нет такого горя, которое бы не облегчила вера. А Божья любовь - безгранична". Это надо чувствовать. Причем в 19 лет, когда еще никого не терял, будет одно восприятие, а в 30 с хвостиком, после двух десятков смертей любимых и близких - другое. Чем дальше - тем острее.
Запись из дневника (бумажного), 1998 год: "Если кто-то скажет мне, что Моцарт легкомысленен, легковесен, несерьезен, уступает Баху в глубине, Бетховену - в мощности, кому-то там еще в лирике - могу ударить. Без долгих раздумий. И мучаться совестью не буду. Он не легковесен. И ничего не понимают те, кто из сороковой симфонии сделали шлягер..."
Только гений может совершенно логично и гармонично вставить в мажорный концерт потрясающее по силе, красоте и глубине минорное анданте, а в минорный - нежнейшее, лучезарное мажорное.
У дивного Амадеуса есть музыка, которая для меня всегда будет ассоциироваться с Прагой. С ЕГО любимой Прагой, где он был так счастлив. Прагой, которую я тоже полюбила.
Есть - питерская белая ночь, нежная, воздушная и загадочная. Невыразимо прекрасная. Если бы Моцарт принял приглашение приехать в Россию... думаю, что он написал бы симфонию в честь Петербурга.
А еще у Моцарта есть... я. Я собственной персоной - в третьей части одного из известнейших фортепианных концертов. Ни у кого больше из классиков меня - нет. Разве что у Шопена в одном ноктюрне, и у Чайковского в одной оперной сцене... С вами ведь тоже наверняка бывало такое: слушаете, и вдруг понимаете, что музыка - про вас. Это вы.
...Если спросить меня, с чем я сравню музыку Моцарта, я отвечу: "Искристое шампанское в хрустальном бокале".
Праздник, который всегда с тобой. Утешение в горе, напарник в радости.

Часть вторая. Самый радостный. 27 января, в день рождения Моцарта - день полного снятия блокады с Ленинграда

У других - тоже "свой Моцарт". В горе и в радости. Иногда - в такой великой радости, какой, пожалуй, и не было больше в жизни у тех, кто вспомнил о самом сокровенном.

"...И тут как раз я вбежала в комнату. Все в волнении: понимают, что наша артиллерия лупила, а не немцы. Кричу: "Девочки, девочки! Блокаду сняли!" "Совсем сняли?" - спрашивают. А я и сказать ничего не могу - горло перехватило. Моргаю глазами и киваю.
Как мы потом плакали! Словно прорвало. Все слезы, что за четыре года накопились, разом вылили. С осени 41-го - ни слезинки. Сколько горя, сколько смертей, сколько трудностей... ты даже себе представить не можешь, что это было и как это было всё... а ни слезинки. Я, бывало, только раскисну, как кто-нибудь из старших прикрикнет: "Не смей!". Тут же... каждая от других глаза прячет, и глаза на мокром месте... на улицу выбежали, стоим у репродуктора... радость такая, что сердце прыгает... не мы одни - много людей, незнакомые обнимаются, и лица у всех такие... слов нет, чтобы описать. Но ни до, ни после того я никогда не чувствовала острее сознания того, что я - русская. Даже не русская - советская, что мы выдержали, что мы сумели ЭТО пережить. И вот фрицев, гадов, сволочей, убийц гонят от стен города, а мы - живы, живы и радуемся! И теперь - час гнева, час расплаты...
...Вечером - удивление! - собрали из чего было праздничный стол. Лиза достала из шкафа кузнецовский сервиз, который упрямо хранила всю блокаду. Сколько раз мы просили отдать его, чтобы выменять на хлеб! А теперь ни за какие коврижки бы не отдали. И варенье у нас было, и хлеба вволю, и тушонка, и шоколад. Даже домашнее вино малиновое было...
А разговоры... ведь не потери вспоминали, а мечтали, как летом поедем в Петродворец... в Петродворец я-то уже через неделю попала и была в шоке... но в тот вечер мы даже не предполагали, что фашисты сделали с НАШИМ Петродворцом, с НАШИМ Павловском... и мечтали о фонтанах, о светлых струях, о шелесте листьев... о мире. Даже не верилось, что сегодня уже ТОЧНО не объявят воздушную тревогу...
Лиза еще один сюрприз сделала. У соседей сохранился в исправности патефон, она его попросила. И поставила пластинку. А это оказалась пластинка со "Свадьбой Фигаро" Моцарта. Увертюра, "Мальчик резвый", "Рассказать, объяснить не могу я..." и еще одна ария Фигаро, которая "Если захочет барин развлечься".
Мы слушали, и почти одновременно поняли, что нам хочется смеяться, любить, радоваться жизни, петь... нам и было всего по девятнадцать лет... а всю войну казалось, что мы чуть ли не старухи...
С тех пор Моцарт для меня - любимый ЛЕНИНГРАДСКИЙ композитор. Слушаю - и появляется вкус к жизни".

Часть третья. Лететь...

Лететь... лететь и смеяться от счастья.
Лететь... в полете легче пережить беду.
Лететь... тело приковано к земле, душа - крылата. Несмотря на... Вопреки...
Лететь... от безответной любви, от безденежья, от хамства, от тоски и отчаянья.
Крылатой душе - крылатая музыка.
Переливающаяся светлым потоком. Жизнелюбивая до последней нотки. Музыка, которая в самом мрачном склепе заставляет поверить в то, что все будет хорошо. Условие одно - верить в Бога.
Богу нужно посвящать светлую музыку. Он есть Свет. Царь Давид танцевал перед скинией и ликовал при всем народе. Так неужели в восемнадцатом веке нельзя ликовать и прославлять Бога? Кто сказал, что прославление должно быть только торжественным и тяжеловесным?
Лететь... лететь по жизни на немыслимой скорости. Музыка является днем, музыка стучится в дверь ночью. Ноты на манжетах, ноты на салфетках, ноты на листках бумаги.
Лететь... неважно, даст Бог завтрашний день или нет.
Друзья не поспевают за этой бешеной гонкой, остаются где-то позади... словно и не были... лететь, лететь, лететь... Свет их улыбок бережно сохранен в сердце, которое умеет и терпеть, и прощать, и любить. А главное - вселять надежду в сердца отчаившихся. Делиться тем, чем наградил Господь.
Лететь... для крылатых главное - любить самому. А любят ли тебя - вопрос десятой важности.
Лететь... до последнего вздоха, до исхода сил...

Чтобы потом уже никогда не знать забвения.
Чтобы крылатая музыка звала в полет других.
Имеющие крылья - услышат. Поймут. Оценят. И взлетят сами.

Отредактировано Джиль из Лисса (28.01.2013 00:09)

В начале я как раз говорю от своего имени. Как есть - так и есть.
Вторая часть... да, там, безусловно, лирическая героиня. Некая выжимка из подлинных воспоминаний женщин, переживших блокаду и помнивших едва ли не во всех подробностях день снятия блокады. Расспрашивала несколько человек. Удивительным оказалось то, что почти все они упомянули: "Мы слушали Моцарта". Не сомневаюсь, что патефонная пластинка, упомянутая в тексте, существовала, и оперные фрагменты из "Свадьбы Фигаро" на ней были записаны именно в том порядке, который перечислен.