Думала поработать над новой главой Коринфян. Но вместо этого пришла вдруг картинка того, что случилось ровно 130 лет назад. В общем, с наступающим всех, кто это читает!

***

Он проснулся внезапно с острым ощущением тревоги. Вскинулся на постели, запустив руку под подушку, где лежал револьвер, и долго вслушивался, пытаясь понять, что его разбудило. Но в квартире, полутёмной из-за вечно закрытых ставней, царила тишина.
Тишина? Почему? В доме не ощущалось присутствия ещё одного человека. Присутствия, к которому он успел уже привыкнуть за те несколько дней, что провёл в полузабытьи. Но даже в этом полузабытьи было что-то невероятно сладкое. Потому что стакан воды был всегда на расстоянии вытянутой руки. А временами его окутывало блаженное тепло. Ноздри различали  тонкий летний запах каких-то трав, исходящий от  шелковистых волос, которые вдруг оказывались под щекой. И тогда на него нисходило состояние блаженного покоя. У этого блаженства, этого покоя было имя - Анна…
Но сейчас её рядом точно не было. Не было шубки и сапожек у порога. И печь, растопленная с утра, уже остывала.
Она ушла? Или её присутствие  только привиделось ему в бреду из-за того, что он вдруг страстно возжелал выжить?
Или… с ней случилось что-то неладное? Вздумала выйти за дровами или за водой, и там её перехватил Уваков со своим костоломом?
Полное ведро воды стояло, как и прежде, на табуретке в сенях. Где же Анна Викторовна?
Его беспокойство стремительно перерастало в панику. Но до конца не переросло. Скрипнул, проворачиваясь, ключ в замке. Тихо отворилась дверь. Штольман подлетел в двери, не выпуская револьвера, и уже готов был обрушить лавину упрёков на безрассудную. Но в дверях не было Анны Викторовны. В полумраке сеней он различил какую-то крестьянскую девку в платке и громадных валенках, со здоровенной корзиной в руках.
- Вы кто? – отрывисто бросил он.
Из-под платка донеслось короткое хихиканье, потом девица степенно ответила, по-волжски окая:
- Ох, барин, не серчай! Не со зла я тебя тревожу, а по надобности. Продуктов вот принесла.
Голос был знакомый. И глаза под платком знакомо блеснули, но он всё ещё не мог поверить в подобное безрассудство.
- Нюшка я, - продолжала девица, непринуждённо отряхивая снег с валенок веником. – Герасима-истопника жёнка. Мужик у меня работящий, добрый. Хворый только очень. Побили его злые люди. Кушать ему хорошо надобно, вот я на базар и пошла.
Яков решительно шагнул вперёд, вырывая у неё корзину. Слов не находилось. Даже на то, чтобы ругаться. Взгромоздил ношу на кухонный  стол, недоумевая, как она эдакую тяжесть сама тащила.
Анна скинула свои громадные валенки, распустила платок. Он вдруг сообразил, что в этом облике уже видел её с неделю назад, когда она появилась поздно вечером в отделении – замёрзшая и почти обезумевшая. Воспоминание о тех днях он до сих пор гнал от себя, слишком много страху пережил тогда.
Теперь Анна не была замёрзшей или испуганной. И просветлённой тоже. Она была совершенно спокойна, будто ничего и не случилось. Подошла к нему, так и стоящему подле стола, провела ладошкой по плечу и тихо сказала:
- Не надо.
Штольман медленно остывал. А она тем временем принялась деловито выкладывать из корзины принесённое:
- Будем щи варить!
Яков в свои годы совершил немало подвигов. Но приготовление обеда в их число не входило. Умела ли готовить сама Анна Викторовна?
- Мне Прасковья показывала, как надо, - поведала она. – Сама я не пробовала. Но не могу же я допустить, чтобы вы, Яков Платонович, с голоду умерли!
Вот уж от этого Штольман был в данный момент достаточно далёк. Неделя плена и впрямь выдалась голодной, но с тех пор  любимая женщина не раз будила его и заправляла в рот ему, полусонному, что-нибудь вкусное: пирог, сайку, кусок хлеба со сметаной…
Сметаной? Откуда, интересно знать?
Он подозрительно уставился на барышню Миронову.
- Да я же уже не в первый раз, - спокойно подтвердила она. – В Герасиме начальника сыскного не признают, а в Нюшке адвокатскую дочку - и подавно.
- Как вам только это в голову пришло, - пробурчал он, но уже в половину не так яростно, как собирался вначале.
- Вы подсказали, - беспечно ответила Анна Викторовна. И озарила его теплым взглядом, от которого враз пропали силы ругаться.
Вернулась, слава Богу! Пока живём. Он потом ей объяснит. Когда успокоится. Его крик она плохо воспринимает почему-то.
Сил вообще было ещё немного. Пока Анна хлопотала, растапливая плиту, он добрёл до кровати, ставшей в последнее время привычной средой обитания. Его опять пошатывало и мутило от слабости.

Вновь разбудил его запах крепкого мясного бульона. Должно быть, прошло немало времени, раз он успел свариться. Ощутив этот запах, Штольман вдруг отчётливо понял, что зверски голоден. И будет очень рад сейчас похлебать горячего.
Анна Викторовна на кухне неловко строгала картошку маленьким тупым ножом. Картофелина то и дело норовила выскользнуть из неумелых пальцев, но процесс шёл. В чугунке с водой плавали уже три штуки вполне очищенных, хоть и выглядевших весьма неуклюже.
Его появление отвлекло неопытную кухарку, и ножик тут же чиркнул по  пальцу.
- Ай! – сказала Аня и с какой-то детской растерянностью уставилась на враз закапавшую кровь.
Штольман подлетел к ней, выхватывая из кармана платок. Злополучный нож вонзился в дверной косяк, полуочищенная картофелина плюхнулась в чугунок, разбрызгивая воду по столу. А он уже бинтовал и баюкал нежную ручку, и в голове бушевала буря, которую никак нельзя было выпустить наружу, потому что Анну это несомненно обидит. А он не хотел её обижать. Довольно уже обижал.
- Со мной всё хорошо, - тихо произнесла барышня Миронова, отнимая у него руку.
Но продолжить кровопролитные опыты он ей не дал. Выдернул нож из косяка и принялся скоблить картошку сам, благо, немного её уже оставалось.
Аня не стала на него сердиться за эту вспышку, просто отвернулась к плите, подняла крышку и сняла пробу с клокочущего варева. Яков продолжил сражаться с последней картофелиной, усердно гоня от себя мысль, что барышня может обжечься. Построгал картошку он тоже сам. Но дальше дозволил кухарить девушке, сидя у стола и пристально наблюдая.
В чугунок отправилась квашеная капуста. Потом Анне Викторовне потребовалась луковица, и чистить её Штольман, разумеется, стал сам.
- Ай! – изумлённо произнёс он, созерцая порезанный палец. Потом поспешно сунул его в рот.
- Ну вот, - констатировала барышня Миронова. – Целых рук в доме не осталось. Антона Андреича ждать будем?
Ждать Коробейникова они не стали. Штольман с грехом пополам дочистил и покромсал лук. Их первым щам  не грозило стать новым словом в кулинарии, но пахли они соблазнительно. В животе явственно заурчало.
Потом Анна Викторовна налила  полную тарелку, сдобрив щи сметаной, и подвинула сыщику, глядя с непонятной тревогой.
- Ну, как? – напряжённо спросила она. – Это съедобно?
Щи оказались чуть более солоноваты и густоваты, чем полагалось подавать в приличном обществе. И лучок слегка подгорел. Но в целом у сыщика не было возражений.
- Вполне съедобно. Что вас так пугает?- спросил он, запуская ложку в густое ароматное варево.
- Как что? – устало вздохнула Анна Викторовна. – Если бы у меня был с десяток испытуемых для пробы, я бы не волновалась. Отравила одного, оттащила на задний двор вместе с помоями – и давай экспериментировать над следующим. Но я-то ставлю опыты на единственном мужчине, который мне нужен в жизни.
Впервые она сказала об этом так откровенно. И так просто, словно это было само собой разумеющееся.
- Вам повезло, - весело сказал Яков Платонович. – Со мной можно экспериментировать долго. Вечно голодная утроба полицейского способна  многое переварить без малейшего вреда.
Это была неосторожная шутка. Анна тут же встревожилась, и пришлось объяснять, что в Затонске он никогда не голодал. Ну, вот нисколечко! Да как бы ему Коробейников это позволил! И к тому же, готовит она просто замечательно! Вот чистит и крошит пока не очень.
Ему всё же удалось её успокоить. И даже убедить, что щи вполне удались. После того, как он затребовал добавки, Анна налила и себе. К тому времени Штольман уже вошёл во вкус и решил, что щи посолены вполне нормально. Так даже лучше.
Вот мытьё посуды доставит некоторые неудобства. Целых рук-то и впрямь не осталось.
- Знаете, Яков Платонович, а ведь сегодня новый год, - вдруг задумчиво сказала Анна. – Я теперь, наверное, буду любить его больше, чем Рождество. В Рождество всё было просто ужасно. Начиная с приёма у Вишневских.
- А что было не так у Вишневских? – спросил он, надеясь, что прозвучало не слишком ревниво.
- Ну, как что? Вас не было!
Сам Яков минувшее Рождество тоже вспоминал без приятности. Честно говоря, он даже не помнил, который из кошмарных дней в лесной сторожке пришёлся на праздник.
- Говорят, как новый год встретишь, так его и проведёшь, - произнесла Анна Викторовна, глядя на него сияющими глазами.
Штольман вздохнул. По всему выходило, что провести год им предстояло в бегах.
- Чудак вы, Яков Платонович! Разве же  это главное? Главное – что мы будем вместе!
С этим ему совершенно не хотелось спорить. Две тарелки горячих щей настроили сыщика на миролюбивый лад. Честно говоря, он просто не был уверен, хватит ли у него сил подняться настолько отяжелевшим.
- И голодать мы точно не будем! – с триумфом закончила Анна Викторовна.