Глава II
Санкт-Петербург, 15 октября 1884 г.
Начищенное медное кольцо с весомым, солидным звуком ударило в тёмное дерево входной двери. Штольман заложил руки за спину и чуть приподнял подбородок, ожидая ответа.
Ночь и утро выдались те ещё. Сначала пришлось покончить с делами в графском доме. Медицинское освидетельствование показало, что одна из пуль перебила графу позвоночник ближе к пояснице – это, по крайней мере, объясняло, почему к сыну тому пришлось ползти. Получивший по голове слуга оклемался, но толком ничего сказать о нападавших не смог, кроме того, что их было вроде как четверо. Загадочного вечернего визитёра он описал так же, как и его более удачливый коллега: светловолосый юноша, на вид чуть старше двадцати лет, изрядно запыхавшийся. Какие-то ещё сведения о событиях, непосредственно предшествовавших убийству, из домашнего штата выудить не удалось.
По возвращении в управление – уже далеко за полночь и ближе к раннему утру – сыщик усадил своего помощника, вместе с вызванным душеприказчиком покойного, разбираться в груде бумаг, вывезенных из графского кабинета. Не то чтобы Штольман рассчитывал обнаружить в них готовое объяснение происходящего, но пренебрегать возможностью узнать новые подробности не следовало. А кроме того, это позволяло избавиться от подручного, чьё восторженно-придурковатое рвение действовало сыщику на нервы. Яков Платонович дорого бы дал за помощника, способного думать головой и выдвигать собственные версии, но из его личного опыта складывалось впечатление, что в петербургскую полицию таких не завезли.
Заняв подчинённого, сам сыщик двинулся к лечащему врачу покойного графа, адрес которого узнал у Агриппины Тихоновны. Почтенный эскулап, проживавший аж на самом Васильевском острове, был не слишком рад тому, что его подняли в четыре утра, но в целом подтвердил услышанное от экономки. Неоперабельная опухоль, усиливающиеся боли – по своей профессиональной оценке служитель Гиппократа давал Гавриилу Алексеевичу не более полугода при самом благоприятном раскладе. Врач, однако, настаивал, что граф был полон решимости прожить остаток отведённого времени с пользой для себя и сына, и предположение, что тот мог хотя бы задумываться о самоубийстве, категорически отвергал.
Эти сведения вполне увязывались с тем, как отчаянно граф отстреливался от нападавших. Общая картина преступления выстраивалась достаточно ясно. Неизвестные врываются в дом, и открывшего дверь слугу оглушают: они хотя и вооружены, но явно не заинтересованы в шуме и стрельбе. Однако граф, взвинченный и нервный, хватается за револьвер, который у него почему-то при себе, и открывает пальбу. И в завязавшейся перестрелке гибнет вместе с сыном. Нападающие кидаются в кабинет, выволакивают оттуда загадочного посетителя и делают ноги.
По всему выходило, что целью преступников было именно похищение неизвестного флотского офицера, а не убийство и грабёж. Об этом говорило и нежелание открывать огонь, и следы борьбы в графском кабинете. Вернувшись в участок, Штольман получил ещё одно подтверждение этой версии: его подручный и душеприказчик успели разобрать завещание Шипова, снова наведаться в графский особняк – благо, от управления тот был в пяти минутах хода – и убедиться при помощи экономки и слуг в том, что все перечисленные там ценности остались на месте.
Да, картина вырисовывалась ясная – но вот на месте центральной её фигуры зияло белое пятно. Кем был юный офицер, после прибытия которого события разворачивались так стремительно, оставалось загадкой. Сыщик отправил морскому командованию запрос насчёт офицеров, не явившихся на службу, но ожидать скорого ответа от военно-бюрократического левиафана не приходилось. Это, однако, не означало, что он на настоящий момент сделал всё, что мог: было по меньшей мере ещё одно знакомое с графом лицо, с которым следовало побеседовать.
Количество и разнообразие разбросанных вокруг покойного Василия игрушек наводило на мысль, что посыльный от мастерового-англичанина, приходивший в день смерти Шипова, был в графском доме не то что не впервые, а практически завсегдатаем. Так и оказалось: среди бумаг из графского кабинета обнаружились, в числе прочего, и немало счетов за игрушки на имя некоего Финеаса Скипворта. Обозначенные в них цифры подтверждали свидетельство слуги: на досуге сына покойный граф не экономил. Помимо имени в счетах значился и адрес, так что навестить игрушечных дел мастера ничто не препятствовало. Штольман отдавал себе отчёт, что клиентов у искусного англичанина должно было быть немало, и всё же этот Скипворт мог знать о Шипове что-то, пока ещё неизвестное следствию. Причин возлагать на предстоящую беседу особые надежды не было, но Яков Платонович твёрдо чтил первую заповедь сыщика: спрашивай всех, кто-нибудь что-нибудь да знает.
Штольман собрался было постучать ещё раз, когда дверь распахнулась прямо перед поднятой рукой. От массивной дубовой двери сыщик невольно ожидал какого-то звука, соответствующего её внешней солидности, но петли провернулись на удивление бесшумно. За дверью стоял высокий худой мужчина в кожаном фартуке. Закатанные по самый локоть рукава рубахи обнажали не только кисти с длинными шишковатыми пальцами, но и жилистые предплечья. На высоколобом лице с округлыми скулами и чуть оттопыренными ушами отражалось удивление.
– Чем могу служить? – поинтересовался носитель фартука. Штольман про себя отметил, что английский акцент практически не ощущался – разве что «л» выходила слишком мягкой для русского уха.
– Финеас Скипворт? – уточнил он.
– Это я, – подтвердил хозяин.
– Надворный советник Штольман, сыскная полиция. Позволите?
– О, само собой, – кивнул англичанин, шагнул в сторону и сделал приглашающий жест.
Сыщик шагнул в опрятную прихожую, переходившую в маленькую гостиную. На него тут же пахнуло запахом дерева и горячего металла.
– Я встаю рано, чтобы поработать по утрам, – тут же пояснил Скипворт. Затворив дверь, он повернулся к Штольману и сконфуженно улыбнулся, словно извиняясь за свой внешний вид. – В такое время ещё не ожидаешь посетителей.
Штольман кивнул. Ему, пробегавшему всю ночь, полседьмого утра казались таким же подходящим временем для визита, как и любое другое, но клиенты игрушечных дел мастера наверняка придерживались другого расписания.
– Вам знали графа Шипова?
– Не близко, – отозвался Скипворт после едва заметной паузы. – Выполнял для него несколько заказов. Последний ушёл только вчера.
– И это, – Штольман извлёк из кармана одного из солдатиков Васеньки – того самого, до которого кончиками пальцев дотянулся умирающий граф, – ваша работа?
Игрушка перекочевала из рук в руки. Шишковатые пальцы несколько раз повернули солдатика, серые глаза окинули его быстрым взглядом, и мастер кивнул.
– Моя, – подтвердил англичанин. – А в чём собственно дело, господин надворный советник?
– Графа и его сына этой ночью убили, – сухо пояснил Штольман, пристально глядя на Скипворта.
Что бы он ни рассчитывал увидеть – признаться, сыщик сам не отдавал себе в этом отчёта – реакция Скипворта оказалась совершенно естественной.
– Убили? – раздельно переспросил он со слегка потрясённым видом. – И отца, и ребёнка?
– К сожалению, да, – отозвался Штольман. – Вы сказали, что знали графа «не близко». Что именно вы вкладываете в эти слова?
– Лично мы встречались дважды, – пожал плечами Скипворт. – Первый раз – ещё в прошлом году. Граф зашёл поинтересоваться моим ассортиментом, остался доволен, и с тех пор я выполнил для него несколько заказов. Второй раз был в июле, граф заходил обсудить детали нового заказа.
– Раньше, как я понимаю, таких обсуждений не требовалось?
– Раньше граф заказывал игрушки в русских мундирах, а их производство у меня налажено, – пояснил англичанин. – Однако в тот раз он хотел комплект из британцев. Как я понимаю, граф решил разыгрывать с сыном баталии Крымской войны. Потребовалось согласовывать облик и отливать новые формы. У графа были очень точные пожелания насчёт полков, которые должны быть представлены.
– Изображаете даже детали полкового обмундирования? – удивился сыщик.
– Ну, разумеется! – с почти оскорблённым видом воскликнул Скипворт. – Конечно, некоторые думают, что достаточно покрасить фигурку в красный или синий цвет, и она сойдёт за британца или француза, но мастер не станет марать руки такой халтурой! Настоящая работа требует тщательности. Вот, пожалуйста, – длинные пальцы развернули солдатика из дома Шипова лицом к Штольману. – Это – гвардейский гренадёр. Любой болван сможет изобразить красную куртку, лосины подобающего цвета и высокую шапку. Кто-то даже вспомнит о белых ремнях. Но вот, – солдатик развернулся правым боком, – видите?
На чёрной шапке отчётливо виднелось каплевидное красное пятно.
– Гренадёры носят кокарду справа, потому что в боевом порядке Гвардейской бригады они стоят на правом фланге. – Игрушечных дел мастер улыбнулся. – Вот как можно отличить хорошую работу: внимание к деталям. И без ложной скромности могу заявить, что никто в Петербурге не работает внимательней меня.
– Тщательность себя окупает, – заметил сыщик. – Недаром граф решил обратиться именно к вам.
– О, не он один, – отозвался Скипворт. – Если в Петербурге вы увидите игрушечного солдатика в руках чьего-то высокородного отпрыска, даю вам два к одному, что он вышел из моей мастерской. В своё время меня даже нанимали делать игрушки для, – англичанин чуть понизил голос, – для наследника цесаревича! Венец моей карьеры, так сказать.
Он снова улыбнулся, будто извиняясь за хвастовство.
– Между первой и второй встречами вы не заметили в графе перемены? – вернул Штольман беседу в прежнее русло.
– Да, пожалуй, – после секундной паузы кивнул мастер. – В июле граф выглядел несколько… осунувшимся. Мрачным.
– Не знаете, с чем это могло быть связано?
– Увы, ничем не могу помочь, – покачал головой Скипворт. – Граф, как вы понимаете, не был склонен со мной откровенничать. Просто мои изделия призваны давать людям радость, мистер Штольман, поэтому я хорошо подмечаю, если их что-то тяготит. Хотелось верить, что моя работа порадует и отца, если придётся по нраву его сыну.
– В последнем можете не сомневаться, – подтвердил сыщик. – Перед смертью молодой Шипов играл именно с ними.
Скипворт горько усмехнулся и опустил взгляд на солдатика в красном мундире, которого всё ещё держал в руке.
– Последняя партия, – заметил он. – Доставлена только вчера.
– Я бы хотел задать несколько вопросов вашему посыльному. Он одним из последних видел графа живым.
– Разумеется, – с готовностью ответствовал англичанин. – Сейчас его ещё нет – он приходит в мастерскую к восьми, но я могу его направить к вам в управление, как только он появится. Или, если вам угодно, можете дождаться его здесь. И… вот что! – собеседник сыщика вскинул указательный палец, словно осенённый идеей. – У меня ещё остался графский вексель от вчерашнего дня – я не успел его обналичить. Может, вам это пригодится? Пойдёмте!
Взмахнув рукой, Скипворт увлёк Штольмана за собой. Прошествовав через гостиную и спустившись по лестнице вниз, двое оказались в помещении, которое могло быть только мастерской – если усилившегося запаха дерева и металла было недостаточно, то разнообразный инструмент, разложенный по нескольким столам, многочисленные формы для отливки, и груды древесной стружки не оставляли сомнений.
– Он где-то здесь, – сообщил мастер, отперев ящик одного из столов и перебирая длинными пальцами лежащие в нём бумаги. – Мне не раз уже говорили, что хранить документы в мастерской глупо, но ничего не могу с собой поделать. Не люблю отрываться от работы, а дойти до соседнего стола быстрее, чем идти в другую комнату.
Вниманием Штольмана, однако, завладел совсем не тот стол, в котором копался англичанин. В углу помещения на массивном верстаке была расстелена преизрядного размера карта мира, на которой красовались самые разные образцы мастерства Скипворта.
– Вот! – провозгласил мастер, с торжествующим видом подняв в руке искомый вексель. Обернувшись к сыщику и проследив направление его взгляда, он сдержанно улыбнулся. – Вижу, вы заметили моё скромное увлечение?
Мастер подошёл к столу с картой и встал рядом со Штольманом, рассматривавшим расставленные по карте фигурки.
– Следите за текущими событиями? – полюбопытствовал сыщик.
Приглядевшись к карте чуть пристальней, не составляло труда заметить, что многочисленные солдатики едва ли случайно толпились в тех местах земного шара, где трудились ныне их собратья из плоти и крови.
– Напротив, мне нравится думать, что я возвращаюсь к историческим корням своего ремесла, – возразил Скипворт. – Хотя и вы правы, конечно: делать это лучше всего на материале современности.
– И Судан, как я понимаю, – сыщик кивнул на одинокую фигурку, гордо стоявшую у слияния Белого и Голубого Нила, – интересует вас больше всего?
– Вряд ли ошибусь, если скажу, что сейчас он интересует любого подданного Её Величества. – Мастер развёл руками. – Чем дальше мы от родины, тем сильнее чувствуем себя англичанами.
Штольман наклонился ближе к столу – даже на огромной карте Судан занимал не так много места. Взгляд прошёлся по заочно знакомым, но чужим для уха и языка именам – может статься, аренам будущих битв. Донгола, Хартум, Суакин… Любопытно, думал ли сержант о’Гилви, пророча жаркое дело под Порт-Саидом, что его занесёт так далеко на юг?
– Надо признать, такой интерес не всегда приносит удовлетворение, – продолжил англичанин. – Над этой картой мне довелось провести и несколько неприятных моментов. Когда мистер Бэйкер с такой небрежностью двинулся на Токар… – Скипворт покачал головой. – Это был неверный ход.
– «Ход»? – уточнил Штольман, оторвавшись от карты. – Я привык считать, что война – не игра, мистер Скипворт.
– Вопрос перспективы, – пожал плечами англичанин, отвернувшись от карты и взглянув в лицо сыщику. – Война вырастает из политики, а те, кто вершит судьбы континентов, далеки от маленького человека в мундире. Когда ты вознесён так высоко, несложно принять людей за фишки. Последним остаётся лишь надеяться, что их будут двигать искусно. – Скипворт вновь опустил взгляд и воззрился на карту. – С этим налицо никоторые проблемы, и всё же я надеюсь, что дело окончательно решится в течение ближайшего года.
– Не стоит недооценивать сопротивление воинственного народа, который воюет на своей земле – заметил Штольман. – Когда Россия пришла на Кавказ, разгорелся пожар, который пришлось тушить шестьдесят лет.
– Я думаю, это всё же был иной случай, – откликнулся Скипворт. – России приходилось преодолевать более серьёзные проблемы.
Обтекаемая дипломатичность формулировки обходила стороной природу «проблем», но тонкая улыбка англичанина ясно обозначала его мнение насчёт искусства, с которым завоеватели Кавказа двигали свои фишки.
– И потом, соотношение сил неоспоримо в пользу Британии. – Тонкая рука широким жестом обвела земную сушу, четверть которой была закрашена красным. – В конце концов, надо же учитывать масштаб.
Брови сыщика медленно поползли вверх.
– И как вы мне прикажете учитывать масштаб… – Штольман чуть усмехнулся уголком рта, – …в меркаторовой проекции?
Скипворт на мгновение замер, после чего рассмеялся – приятным, тихим смехом.
– Должен признать, мистер Штольман, вы прекрасный собеседник. Буду рад, если вы однажды заглянете ко мне при менее прискорбных обстоятельствах. Так… угодно ли вам взглянуть на вексель?
Штольман принял из рук Скипворта протянутую бумагу. На написанном чётким графским почерком документе – Штольман достаточно насмотрелся на вывезенные из кабинета бумаги, чтобы сразу опознать руку Шипова – значилась вчерашняя дата. В рассказе Скипворта всё сходилось. Кроме…
– Вы, помнится, говорили, что для последнего заказа графа пришлось отливать специальные формы для британских солдат, которых у вас раньше не заказывали? Так откуда же, – сыщик указал на карту, заставленную бойцами в красных мундирах, – всё это?
– О, нет ничего проще, – спокойно откликнулся мастер. – Изготовив формы, я рассудил, что с таким же успехом их можно использовать и для собственного увлечения. Нетрудно заметить, что эти фигурки идентичны тем, которые заказал покойный граф. Вот, к примеру, – тонкие пальцы подхватили со стола солдатика в высокой чёрной шапке, – брат-близнец принесённого вами гренадёра.
Штольман кивнул. Игрушки и впрямь были одинаковы, как две капли воды.
– Так что же, господин Штольман, вы дождётесь моего посыльного здесь, или мне направить его к вам в управление, как только он появится?
Посыльный приходит в мастерскую к восьми. Если до этого ещё достаточно времени, можно успеть обратно в управление, уточнить, что ещё удалось выяснить из графских бумаг… А сколько времени сейчас?
Словно в ответ на его мысли, откуда-то сверху донёсся гулкий удар. За ним последовал второй, а затем и третий – часы, расположенные на втором этаже принялись отбивать время. Седьмой удар оказался последним, но и после него не воцарилась тишина – сверху понеслись звуки бравурного военного марша.
– Громкие у вас часы, – заметил сыщик, когда мелодия подошла к концу.
– Да, на них пришлось потратиться, – с готовностью признал англичанин. – Что поделать, мне ведь нужно слышать их, даже работая в мастерской.
Что ж, времени ещё час. Не сидеть же, сложа руки.
– Пришлите посыльного в управление, – решил Штольман. – Там и поговорим.
– Разумеется, – кивнул англичанин. – Я отправлю его вместе с векселем, чтобы на обратном пути он заглянул в банк, так что если вам захочется поприсутствовать, когда он его обналичит…
Какая предупредительность.
– Благодарю, господин Скипворт, – отозвался сыщик. – Вы помогли следствию.
Хозяин любезно проводил его к выходу. Массивная дверь затворилась за сыщиком с той же неожиданной тишиной, с которой и открывалась.
– Надворный советник Штольман? – осведомился стоящий рядом с дверьми и явственно поджидавший его господин.
Сыщик смерил незнакомца взглядом. Военная выправка, лихие кавалерийские усы, статское платье сидит не то чтобы плохо, но и не как перчатка. Кажется, он начинал понимать, к чему всё идёт.
– Он самый, – подтвердил Яков Платонович.
– Капитан Мылов, – чётко отрекомендовался усач. Штольман ожидал было, что тот браво щёлкнет каблуками, но капитан, на удивление, воздержался. – От полковника Варфоломеева.
Ожидания подтверждались.
– И что полковник хочет мне передать на этот раз? – осведомился сыщик.
– Не могу знать, – спокойно ответствовал капитан. – Пройдёмте до ресторации, их высокоблагородие хотят побеседовать лично.
Примечания
«…возвращаюсь к историческим корням своего ремесла» – одним из первых применений игрушечных солдатиков в истории европейского Нового Времени были военные игры прусского короля Фридриха II Великого.
«…одинокую фигурку, гордо стоявшую у слияния Белого и Голубого Нила» – осада Хартума, обороняемого египетским гарнизоном под командованием генерала Гордона, продолжалась с 13 марта 1884 г. по 26 января 1885 г. и завершилась взятием города суданскими повстанцами-махдистами.
«Когда мистер Бэйкер с такой небрежностью двинулся на Токар…» – эпизод первой англо-суданской войны 1882-1885 гг. Колонна египетских войск под началом британского офицера Валентина Бейкера выступила на помощь осаждённому гарнизону Токара, но 4 февраля 1884 г. была разбита суданскими повстанцами при Эль-Теб.
[player][{n:"Британские гренадёры",u:"https://forumstatic.ru/files/0012/57/91/43490.mp3",c:""}][/player]
Следующая глава Содержание