Глава первая
Сосна с тремя верхушками

- Вот куст малый, опасный и полезный сразу, - сказала Жерава, опустив на пенёк большой плетёный берестяной короб, к которому были ловко приделаны два крепких ремешка из кожи телёнка – носить за плечами удобно, плечам мягко, не натирает, не жмёт. – Никогда не останавливайся отдыхать надолго там, где почуешь его запах.
- А почему?
- Он тебе само скажет. Ну-ка, понюхай. Хорошо же пахнет, приятно.
Девочка жадно втянула воздух носиком, выдохнула через рот как наставница учила ранее – медленно, не спеша. Жерава с одобрением наблюдала за малышкой: та росла сообразительной и толковой не по годам, часто до всего доходила своим умом и порой изрекала вещи, до каких иные взрослые и к смертному часу не додумаются. Может быть, причиной тому было отсутствие в её детском мирке ровесников. Кто же в пять лет, наслушавшись советов взрослых, будет по доброй воле водиться с внучкой знахарки?
Пришлые люди, которые всё же случались здесь, у заветного родника, у скромного жилища женщин, старающихся прибегать к мужской помощи лишь в исключительных случаях, неизменно принимали Милку и Неждану не за дочь и внучку Жеравы, а за дочерей. Те, кто жили на быстро разрастающемся посаде, рядом с наместником и в окрестных селениях, полагали, что Жерава забрала Милку к себе, разглядев в той растущую преемницу, а Неждана – Милкина дочь.
Несмотря на немалый возраст, сама Жерава оставалась тонкой и стройной, морщин на лице имелась самая малость, да и ростом она не превосходила девочку-подростка. Говорят, отец-словенин, погибший от ран, полученных от дикого зверя, был невысок, значит, не в мать пошла телом: водские девушки славятся женственной статной фигурой, какой Жерава не обладала никогда; зато она напоминала вожанку иным – большими выразительными глазами, светло-серыми, родниковой прозрачности, утонуть можно было в этом взоре, раствориться вовсе, себя забыть. Волосы тоже указывали на превосходство водской крови - густые, поразительно белокурые, ни одна седая волосинка пока себя среди них не являла, хотя многие ровесницы Жеравы давным-давно поседели, а некоторые вовсе мир Яви покинули. Кожа знахарке тоже выдалась от материнской родни: светлая, без единого изъяна. Если бы кто присмотрелся внимательно к тому, что являла из себя Жерава, обнаружил бы красавицу, но будут ли люди на подобное время тратить? Её видели только тогда, когда в семью приходила беда, связанная с хворью, и уходила знахарка сама, не спрашивая разрешения, едва всё налаживалось.
По лесу Жерава бегала как молодая, сильные жилистые ноги быстро носили её туда, куда требовалось. Если вызывали к больному, немощному телом, подхватывалась в любое время, отвлекалась от самых важных дел по хозяйству, подхватывала повыше подол поясом, чтобы не мешал, и летела куда звали. Правда, чаще оказывали уважение: присылали лошадь.
В пятилетней Нежданке тоже ощущалось смешение словенской крови с иной, ижорской, ведь бабка Бажена сама принадлежала к этому народу: высокие скулы, глаза тёмные, живые, яркие, опушённые длинными ресницами, разреза чуть раскосого, но милого; по-детски пухлощёкое, с маленьким капризным, чётко очерченным ртом личико сейчас вызывало желание смотреть на него с удовольствием. Пока она не была красива, но отца никто никогда как урода не хаял, да и мать слыла вовсе не дурнушкой.
Жерава учила слушать и понимать травы не Милку, как думала с самого начала – Неждану. Той шла уже шестая весна.
- Голова закружилась, ой, ой! – девочка упала на траву. – Что это, почему?
- Ну, что поняла про название?
- Кружеголов, да?
- Прислушайся ещё.
Через некоторое время ученица поморщилась.
- Пахнет вроде вкусно, а голова теперь болит. Пойдём отсюда. Головолом это, правильно? Ты про него уже немного сказывала, когда мы с Милкой травы в ларь помогали укладывать.
- Правильно. Надо же, всего раз помянула, а ты помнишь! - одобрила Жерава, срезая острым ножичком несколько веточек. - Он же болотной одурью зовётся, есть и другие названия, запомни пока это. Вред ты сама поняла, а про пользу я тебе сейчас скажу, она немалая. Вот, например, если нужно хозяйке в чистоту дом привести, после зимы насекомых вывести, что в постели или овчине завелись и тело нещадно жалят, спать спокойно никому не дают, она дом болотной одурью окурит, веточки за лавки положит – вот и дело решено, уйдут сами все. Его же использую, когда всякую дрянь нечистую нужно из волосья убрать. Как поступишь ты?
Девочка наморщила лоб, но тут же бодро выпалила, хитро поглядывая на Жераву:
- Как ты мне о прошлое лето волосы лечила: настой сделаю крепкий, стану смазывать, пока луна растёт или тает, затем этот же настой водой тёплой разбавлю, окачу как следует.
- Всё?
Неждана решительно покачала головой.
- Частым деревянным гребнем прочесать надо, а потом, как высохнут, ещё раз пройтись костяным.
- Умница. Ну, теперь ты с головоломом немного знакома, иное позже расскажу, сейчас пойдём домой, Милка давно нас ждёт к обеду, да и мы с тобой с утра немало по лесу побродили.
- Проголодалась! – призналась девочка. – Мы далеко от дома ушли?
- Посмотри на лес, посмотри на тропку. Где мы?
- Ой, ой, - закричала малышка. – Совсем близко! Дымом пахнет, это наша печка! Пойдём, пойдём скорее! Вот туда, на горку, а под ней уже родник, ручей и наш дом!
Жерава подхватила короб, полный собранных трав, взяла в руки палку и поспешила вперёд по еле заметной тропке.
Милка целительское учение воспринимала плохо, многое путала, зато изрядную ловкость проявляла у печки, привела в порядок всю избу, учинила строгий учёт и отменный порядок в ларях да на чердаке, где Жерава хранила свои травы, стала первой помощницей на огороде. Впрочем, и огород был небольшой, посадские точно засмеяли бы, только много ли нужно на пропитание двум женщинам и девочке? Жерава своё честно зарабатывала, на жизнь хватало с лихвой, откладывали ещё на ненастный год да на всякие прочие случаи, когда никакая вещь, за какую люди назначают цену, лишней не станет.
Из скотины держали только двух коз, которых раз в год Милка силой волокла на случку на соседний хутор, к кузнецовой жене. Недаром говорят, что кузнец, ведун да знахарка всегда общий язык найдут – и понятно, почему: жили опричь остальных, но старались помогать друг другу хотя бы в силу своего статуса. Жерава отлично умела заговаривать боль при ожогах, силой своей заставляла сращиваться жилы и кожу, оставался только след; кузнецова жена в знак благодарности угощала мёдом и пекла отличные пироги с зайчатиной.
Козу прокормить можно в любой год, даже самый скудный на урожай, куры и вовсе летом сами себе без труда еду найдут. Без кур никак, их имелось штук семь, ещё по двору бегал большой голенастый красивый петух, чёрный с ярко-алым гребешком. Появлялись цыплята, Милка давала им подрасти сколь нужно, затем сама без жалости сворачивала головы и отвозила молодую нежную курятину на торг, но чаще яйца попадали на стол к людям, а не под несушку.
Остальное доставалось Жераве от людей в благодарность за знахарство. Она помогала многим, потому люди одаривали и маленькую Неждану.
- Ещё что головолом делает? Ну скажи, скажи сейчас, я запомню!
- Если нугрец напал на человека, отвар сделаешь, поить будешь. Только смотри, не навреди. Вот как у тебя сейчас головушка закружилась, приятно было?
- Что ты! Только сейчас отдышалась!
Девочка даже ножкой притопнула от избытка чувств. Правой, той, что когда-то при рождении явила себя кривенькой. Много сил, много терпения Жерава применила, чтобы к моменту, когда девочка сделает первые шаги, выпрямить мягкую младенческую кость, вытянуть до левой, здоровой. Самой бы уменья не хватило сделать так, чтобы девочка вовсе не хромала, но случились у Бажена на дворе гости с восточных стран, а всё потому, что река рано встала осенью, опять зима настала стремительная и суровая, как было в год, когда Нежданка появилась. Остались зимовать; довольно скоро Жерава прослышала, что среди гостей есть двое, что целителями великими слывут, и они про неё наслушались немало от наместниковой жены Мирославы. Познакомились быстро, а дальше так сложилось, что старшего, который велел называть себя Абидом и на удивление хорошо разговаривал по-словенски, пусть и на иной, непривычный лад, заинтересовала история малышки, найденной в коробе в лесу. Понятно, баснь выдумала сама Жерава, но отказаться от помощи достойного может только тот, кого боги вовсе разумом обделили, либо ослеплённый гордыней человек. Жерава не принадлежала ни к тем, ни к другим, потому испытывала только чувство огромной признательности, когда смуглые тонкие пальцы нового знакомца трогали ножку девочки, уже пытавшейся ходить.
- Ты правильно сделала, она нагружает ступню как надо, - подыскивая слова, похвалил Абид. – Но этого мало…
И целое лето, а потом осень Жерава следила за тем, чтобы лубки ладно прилегали к ножке девочки, увеличивала их, аккуратно перевязывала как научил наставник, делала всё другое, что он велел, да ещё усердно взывала Господу Христу привычной молчаливой молитвой.
Не подвёл Христос: когда весной, спустя почти год, лубки сняли, ноги малышки выровнялись в длине, а лёгкое, почти незаметное искривление, сохранившееся чуть выше лодыжки, не стало препятствием для того, чтобы девочка бегала и прыгала как все.
Жерава радовалась. Теперь никто бы не посчитал её воспитанницу хроменькой, хотя бы за это благодеяние следовало благодарить гостя из краёв, щедрых солнцем, где, как рассказывали, ночь непроглядна, а небо напоминает драгоценную благородную ткань, мягко облегающую тело, струящуюся как водный поток в жаркий летний полдень. Её собственного воображения не хватало, чтобы представить себе подобную картину, но иногда зимней ночью, когда они втроём лежали на тёплой печке, согретые живительным жаром огня, а за окном тоскливо завывал ветер и мела метель, она пыталась.
Нет, не дано было. Определить скрытое под кожей и мускулами место, где вот-вот готова была лопнуть жила, она могла, как не раз безошибочно ощущала вовсе неведомый малый комок, который едва возник и грозил смертной бедой ещё вполне здоровому человеку, найти травы, которые помогут, помочь руками, несущими целебную силу, применить заговор, что усвоила от наставницы и переиначила на свой лад, сообразно своей вере.
Веру она по-прежнему скрывала, но понимала, что старых богов призывать бесполезно, кроме некоторых, сугубо женских. Травы и Христос признаёт, а вот прочее… лишнее это. Иной раз простого прикосновения ладони после тайной молитвы хватало, чтобы знать: всё, что нужно, уже свершилось, причём без её участия, и накатывало что-то, похожее на разочарование. Она со временем смирилась и приняла, что так должно быть, притом для чего-то, пока недоступного её уму.
Ещё требовалось наставлять Неждану.
При первом же посещении Нова Града Жерава собиралась окрестить девочку. Ей самой не хватало знаний для того, чтобы в полной мере удержать то, что она когда-то приняла сердцем. Почему в Новом Граде, не в некогда стольной Ладоге, где тоже явных христиан хватало, особенно после того, как кнес Олег Киев взял? Да потому, что отличались эти два города, и Жерава знала, чем Нов-Град лучше Ладоги.
«Неждана грамотна должна быть, в Новом Граде даже девок простых грамоте учат, наместник сколько уж грамот получил, и жена его грамотна, и старшие давно у дядьки под присмотром, не под материнским подолом, Яромир и вовсе с отцом отправляется дань брать, первого похода боевого ждёт… С моих слов Неждана всё, что знаю, запишет, я же не вечная, а кто их будет держать, кроме меня? На Милку надежды немного, хоть и толковая она, а всё же не мужатая баба, кто её послушает, кто защитит, случись что со мной…».
Вести Неждану к мачехе, чтобы получить желаемое, она никогда бы не решилась.
На счастье, раздумывать о недоступном стало некогда: они почти добрались до дома, и на пригорке, под которым уже ждали родные глаза, родной стол, который и вправду напоминал добрую божью – Божью! – ладонь, открылась взору сосна о трёх вершинах. Сколько Жерава помнила себя в этих краях, не было случая, чтобы молния ударяла в ствол, расщепляла его, стало быть, сама матерь-Жива постаралась, вытянула деревце себе на забаву, людям на удивление, а ведающим женщинам, служившим ей, как знак знамения – здесь избу ставьте, очаг заводите. На непростом месте та сосна выросла, Жерава даже тени сомнения не имела, что дерево помогает ей силы восстанавливать после трудов лекарских: прижмёшься к шершавому стволу щекой, бывает, что сразу руками охватишь, а то спиной прислонишься. Только что еле ноги волокла, глаза еле на мир смотрели, хоть сразу вались на землю и помирай, а вот оказалась у матушки-сосны под покровительством, и точно в иной мир попала, где невидимые нити охватывают всё тело с ног до головы, принимаются быстро и ласково теребить, исцелять, пополнять растраченное на других; солнце на ладонь ещё не стронулось с места, всё вокруг как и было, да вот ты иная: ноженьки держат, сами с горки к дому побегут, взгляд ясный, острый, а сердце полно до краёв любовью, благодарностью, невольным ликованием и тем, чему Жерава не могла найти верного слова, как ни тщетилась. Она помнила, как первый раз пришла сюда, к сосне, холму и роднику, было ей девять лет, как сейчас наместникову старшенькому, Яромиру: тот возраст, когда Призвание само находит ребёнка и определяет, кому кем быть. Кому мечом воевать, кому весло держать, кто всякое ремесло освоить способен, а кому суждено ступать своей тропой, для прочих недоступной и непонятной. Не всякий отрок дело отца-кузнеца продолжит, у отважного воителя может вырасти осторожный премудрый сын, Предназначение которого - возмужать, оставить десяток достойных потомков, да пойти, наконец, в жрецы… с девочками проще, у них чаще всего одно: за хозяйством следить, хлеб добрый ставить, не лениться, с иглой проворной да ткацким станком дружить крепко, молиться богам, чтобы мужа послали не сурового и не ленивого.
В покровительство Живы-целительницы Жерава по-прежнему верила, ибо как не верить в то, что тебя со всех сторон окружает, чем ты пользуешься каждый день, ощущаешь всем нутром, и благодатно оно, покоишься в этом как дитя в заботливых родительских руках. Лишённая возможности постоянно находиться под опекой и водительством священников, жадно слушавшая рассказы братьев, что Христа чтили и бывали не раз в тех местах, где Распятому можно было поклоняться открыто, не опасаясь гонений и смерти, она создавала в воображении свой собственный мир, где причудливо соседствовало старое и новое. Первенство Божьего Сына сомнению не подвергалось, но разве апостолы Господу не помогали, разве не было у Него учеников верных? Вот и здесь, в родном краю, где Христа отказывались принимать как хозяина, в лучшем случае гостем нежеланным едва терпели, разве нет у Него поддержки? Пусть суровые боги мужчин противостоят кротости Того, Кто несёт мир, а женщинам зачем лишние споры и вражда? Для Христа именно они силу будут накапливать; трава земная гнётся при ветре, но не ломается, а вот что с высокой гордой елью станет, когда поддержки лишится? Никто мать-Живу не изгонит, она так и будет помогать Христу в малых делах, до которых Божьему Сыну самому всё никак не дойти.
В тройной вершине сосны Жерава, как ей наставница объяснила, долго видела знамение собственного Пути: та, что наделена Богами одновременно двумя силами, целительской и ведовской, сама выбирает, кому и как служить. Ведовская сила даёт о себе знать не всегда, но если хочешь постоянно её чуять, пропускать через себя, придётся чем-то важным пожертвовать – об этом напоминал тот их трёх стволов, что брал начало немного ниже двух других и был изогнут. В том, что мать-Жива опекает, редко случается встретить что-то отталкивающее и уродливое, вот и здесь Жерава видела одну красоту. Средний ствол, прямой и сильный, показывал целительские силы: люди знахарок почитают и опасаются, но призванной к целительству не стоит о том думать, следует лишь вершить что должно без опаски и верить в покровительство свыше. Третий же ствол напоминал о том тайном и страшном, что тоже возможно: можно не всегда помогать, иногда как раз требуется смешать травы в нужном порядке, одной взять поболе, чем обычно, другой поменьше...  а то и трав не потребуется, сделай одно незаметное движение пальцами, коснись лба, шеи, груди того, кого опекаешь, и он превратится в ничто… Тело смертно, зато дух не умирает, это Жерава тоже знала… раньше знала, чем уверовала во Христа. Ох, не надо! Не надо о том вспоминать, тошно, тошно как!
- Нежданушка, деточка, помоги к сосне дойти!
Детское плечо оказалось рядом, доверчиво поднырнуло под ослабевшую ладонь.
- Да что с тобой? Вот, вот она.
Жерава почти налетела на ствол, судорожно прижалась к спасительнице, источавшей аромат разогретой смолы, жаркого, пряного, солнечного лета.
«Господи Иисусе, ведь покаялась уже, повинилась, зачем наказываешь снова? Ты же Сам сказал, что не поминаешь дважды…».
Словно кто по голове погладил ласково. Прикосновение любящей, заботливой руки Жерава ощутила столь явно, что даже вздрогнула.
- Нежданушка, ты меня жалеешь?
Тут же поняла: нет, не она. Топот быстрых детских ножек и громкое, чуть запыхавшееся пыхтение подсказали Жераве, на какое-то время вовсе лишившейся зрения, что девочка, испугавшись, метнулась вниз, к роднику, к ручью, набрала ледяной воды в берестяной ковшик и теперь несёт наверх по утоптанным удобным земляным ступенькам. Сразу легко стало на сердце, уютно, тепло.
- Утомилась ты, мы долго по лесу бродили, с самого рассвета! Вот, выпей. Полежи. Хочешь, я рядом побуду, а если совсем плохо стало, Милку кликну. Мы вместе с ней справимся, отнесём тебя домой, а то я могу до кузнеца сбегать, он нынче у себя, вернулся из Ладоги.
- Почему узнала? – Жерава не могла не улыбнуться.
- Так у ручья слышно. К нему люди приехали, много, лошади ржут, мех пыхтит так, что к нам долетает. И – бух, бух, бух!
Странно, но здесь, на пригорке царила тишина, ни одного из звуков, порождаемых человеком, сюда не долетало.
Неждана, довольная тем, что её помощь оказалась правильной, смотрела то на небо, то на медленно пьющую воду Жераву, то на вершины сосны, каждая из которых привольно раскинула вокруг руки-ветви. По толстому стволу от основания до развилки деловито бегала шустрая белка, ничуть не боявшаяся людей.
- Нежданушка, чему улыбаешься?
- Миру, - ответила простосердечно девочка. – Солнышку красному. Сосне нашей.
- О чём с тобой сосна говорит?
- Это мы, - ещё более просто сказала Неждана. – Ты, Милка и я. Мы разные, но не можем друг без друга, разве не так?
Жерава подивилась детским словам, отогнавшим от неё самой даже дальний призрак давнего кошмара. Мала ещё Нежданка, и Призвание её пока не ищет, не даёт о себе знать. Ну и хорошо.
- Так, - ответила она, поднимаясь с земли и прижимая к груди голову воспитанницы. – Воистину так.

   
Содержание