Яков

Кто положил платье мне на стол, я не заметил. Оно жгло мне ладони, ослепляя откровенной картиной, как его снимали и что могло быть… От этого дрожали руки. За что мне? За что нам? Первый раз в жизни беспомощно и глупо прозвучал вопрос в никуда. Чтобы скрыть дрожь, пришлось подняться и опереться на стол. Вслед за Рябко двое городовых втащили крепко помятого мужика без шапки. Расхристанный дядька повалился в ноги.

-Не губите, Вашбродь! Были двое, из благородных, в господской одежде, и госпожа с ними была. Приморило ее малость. Часа два побыли. Моя баба госпожу переодела, и они уехали. Куда не знаю. Вот вам крест, — взмахнув щепотью, хозяин двора повалился в ноги от страха. Похоже, моим видом уже можно было пугать собак.

— Вашбродь, не губите! Не знаю, куда подались. Ночь. Сами понимаете. Ужо говорил я вашему городовому. Одежку госпоже поменяли и поехали. А платье-то вашему и отдал.

— Госпожу и похитителей описать можешь? — голос Коробейникова не обещал ничего хорошего.

— Дык, как ее опишешь, квелая была, бледная, в одеяле привезли. А потом, как переодели, сама пошла. В шубе, значит, и пошла. А господа одежку тоже переодели, и поминай как звали. Один на татарина похож, а другой высокий, с глазами, как у волка. Страшные глаза-то.

— Что же ты в полицию не сообщил, деревенщина. А вдруг украли ее! — Антон Андреевич не сдержался и со всей силы тряхнул мужика за плечи. Тот совсем лбом об пол приложился и завыл:

-Пощадите благородия, Христом Богом милости прошу! Не знал я, что крадена-то! Господа-то приличные, не разбойники какие.

Слушать уже не было сил.

— Антон Андреевич, оставьте его, а то совсем мужик со страху умом тронется.

Слава Богу, жива! Господи! Она жива и здорова! Невероятное облечение и опустошение навалились тяжёлой ношей. Как же она добровольно пошла? Опять гипноз? Но где теперь ее искать? Тепло, исчезнувшее в лесу, так и не появилось. Не хотелось даже думать, что это значит. Поиск затянется на дни, даже если дать телеграммы по всей губернии. За это время они утащат ее далеко и неизвестно куда. Не удивлюсь, если и через границу беспрепятственно перевезут. С гипнозом все возможно. Наверное, за время, проведенное с Анной, я совсем перестал удивляться чему бы то ни было! Она давно поставила и шах, и мат моему циничному материалисту.

Сейчас далеко за полночь. И мне нужны хотя бы пару часов отдыха. Завтра — снова поиск.

Коробейников

Яков Платонович хотя и в отставке, но с утра в нашем кабинете обложился картами и справочниками. Он с нами, и это радует. Телеграммы с описанием Анны по всей губернии полетели. Николай Васильевич обзвонил всех, кого знал. Осталось только ждать. А вот Яков Платонович, видимо, ждать не собирается. Пытается построить логический маршрут преступников. В городе легкая паника. Никто не мог предположить такое жуткое окончание долго ожидаемой свадьбы. Наглое похищение невесты известного сыщика всколыхнуло город. Доктор Миронова была уважаема всеми. Даже кражи и драки прекратились, не говоря уже о чем-то серьёзнее. Все знакомые и незнакомые околачиваются во дворе отделения, предлагают помощь в поисках. Мы с Трегубовым уже отказываем. Что искать? Ищи свищи. Даже очаровательна Татьяна Сергеевна Миронова заглянула в нашу берлогу. Только Штольман упорно не отступает. Слетел с лица. Почернел за это время. А ведь только чуть больше суток прошло. Молчит. Целый день молчит. Глаза страшные. Только чай ему городовые носят. Ну, вот за что ему такое? Хорошо хоть запиской его от стола оторвали. Что с ним? Куда он? Подхватившись к двери, будто за ним стая бросилась, Яков Платонович крикнул на бегу:

— Антон Андреевич, пролетку мигом. Анна нашлась!

Яков

Упряжка летела по городу. Городовые упреждали свистками прохожих. Не было уже сил сдерживаться. Логика происходящего тонула в словах Петра Ивановича: «Анна дома»! Как ей удалось уйти от двух сильных мужчин? Впрочем, на Аню это похоже.

Виктор Иванович встретил меня со странным выражением лица.

— Аня? Где? Что с ней? — я влетел в дом, не раздеваясь и не задумываясь о приличиях.

Мария Тимофеевна плакала на диване гостиной. Петр Иванович молча показал на верх. Да что это у них здесь? Похороны? Или что?

С замиранием сердца взлетел по лестнице. Комната Анны…

-Аня!

Отрешенно, в крестьянском грубом платье она застыла на диване. Не посмотрела. Не поднялась на встречу. Неважно. Не сдерживаясь и не спрашивая, сгреб в охапку, прижался к лицу. Вдыхая её запах, её ощущение. Вдруг она вырвалась, и щеку обожгла пощечина. Как? Опять? Анна Викторовна, что за ….

-Monsieur, qui etes-vous? Que fais-tu?

Высокий мелодичный голос разрезал шок на кусочки. «Кто я и что я делаю?!» Если бы передо мной сейчас разверзлась земля, я бы, наверное, не сдвинулся. Что с ней? Это не Анна. Где моя Анна?

Первые минуты волей заставил не поддаться панике, как всегда, в сложные моменты, требуя от себя мыслить ясно, логически. Первое, что пришло в голову: возможны два варианта — или сумасшествие, или… Я вспомнил рыжего Егора, дело про реинкарнацию. Очень похоже. Но кто тогда передо мной? Ледяные иголки обсыпали жутким подозрением — ее сны! Вот теперь в панике и я отступал от Анны, со страхом смотревшей на меня, и понимал, что в эту минуту распят на собственном кресте.

-Madam, comment vous'appelles-vous? (Как вас зовут?)

Что еще я мог спросить эту женщину, уже зная ответ:

-Je m'appelle Raymondа, monsieur, — бросив на меня растерянный взгляд, она отвернулась к окну.

Объяснений больше не требовалось. Это был приговор. Анны нет! Это уже слишком…

Дрожащими руками я медленно закрывал дверь, сдерживая себя, чтобы сейчас ненароком, в ярости не расколотить все вокруг. Все, что долго сдерживалось: отчаяние, нечеловеческая мука, ярость, боль, терзания в душе и в теле, вырвалось наружу. Но ноги вдруг ослабели, и я оказался на полу. И что теперь делать? Как все это вынести? Где искать ее сознание, ее душу? Воля истончалась. Я понимал, что борьба не закончена, но держаться уже не было сил. Не было мыслей. Весь мой длинный путь к моей бесценной, единственной любви вдруг показался страшным и бессмысленным. Опустошение и безразличие серой удушающей паутиной накрывало с головой. И в этот момент сумасшедшая, почти идиотская, мысль, сверкнула надеждой! А как эта женщина здесь оказалась? Ведь только Анна могла привести ее сюда! Значит, Анна здесь! Значит, она рядом или… в ней? Боже мой! Я — идиот. Как сразу не догадался? Аннушка, драгоценная моя, счастье, любовь и жизнь моя! Теперь можно дышать, можно жить, можно надеяться!

Французский язык, странный панический взгляд. Чужое сознание в теле Анны. Как?! Кто использовал способность медиума вмещать в себя духов? Подселил сознание шестисотлетней женщины? Зачем? Просто вызвать духов было мало? Или нужно было подчинить Анну? Зачем? Изуверский план. Нечеловеческий, страшный план.

По лестнице поднимался Александр Францевич. Помог встать.

— Яков Платонович, что с Вами? Вы на себя не похожи. Слава Богу, Анна Викторовна здесь! Что с ней?

— Александр Францевич, нужна Ваша помощь, — пытался говорить ровно, — я буду внизу.

Еще раз входить к ней пока нет сил. Нужно все продумать вместе с доктором. Борьба не закончена. Надежда уже есть. Я ее вытащу. Сделаю все, но вытащу!

Анна

Черные, глубокие глаза склонились надо мной. Как из-под воды, я слышала голоса.

-Анна Викторовна, вы меня слышите?

Память нехотя, порциями выбрасывала события. Зеркало. Меня в белом платье. Венок. Комната застывших людей. Иван Евгеньевич во фраке за роялем. Свадьба! Моя свадьба! Боже мой! Яков! Как он?! Где он? Что с ним? Я попробовала вскочить, но была основательно связана.

— Что вам надо? — надеюсь, мой тон ясно выразил мое отношение к нему. Настолько ясно, что рот мне заткнули кляпом.

-Собственно, Анна Викторовна, это вам нужна от нас небольшая услуга. Вы говорили, что хотите вспомнить все про Раймонду, — и видя, как я с возмущением дергаюсь, пытаясь вырваться, усмехнувшись, продолжал, — у нас есть такая возможность. Вы станете Раймондой, и все вспомните. Но при этом забудете про Анну. И вас не будут беспокоить чувства к господину Штольману. Вы будете счастливы и обретете свободу. Видите, как все просто? Вы же этого, помнится, хотели?

Издевательский тон заставил сжаться. Я вспомнила, что говорил мне этот мужчина дома, перед всполохом света про новый мир, про гИйома. Он — тоже перевоплощение?

Разве это Иван Евгеньевич? Кто он? Где же доктор, жертвующий собой ради людей? Тело сжалось от страха. В этот раз выбираться придется самой. Как? И что он будет делать? Стирать мне память? Но я не смогу забыть Якова, даже если он уберет все мысли. Каждая моя клеточка помнит его. Каждый мой вздох. Он — часть меня. Забыть его невозможно. И такое я не позволю!

Глаза ослепил сверкающий перламутровый свет. Горячая ладонь легла на лоб. В уши настойчиво проникало незнакомое наречие. Он повторял нараспев длинные слова, и меня потянуло в сон. Но почти на краю сознания, в полудреме я услышала родной хриплый голос. Он звал меня. Отчаянно, требовательно, настойчиво. Сознание зацепилось за этот голос, как за ветку в кипучем потоке. Сон властно забирал остатки меня, но спать я не могла. Голос Якова не давал. Он звал, будил, тормошил. Как на спиритическом сеансе, удар под грудь выбил выдох. Но вдох сделала уже она, женщина, появившаяся из глубины моих снов. Я знала, кто она. Я могла с ней говорить. Она пришла и теперь владела моим телом. Мы поменялись местами.

Реймонда

Гийом говорит, что мы с ним ожили и что нам нужно вернуться в замок, чтобы все вспомнить. Что вспомнить? Как? Зачем? Ведь я и так все помню. Нашу жизнь. Замок Монсегюр. Мессы. Сестер. Осаду. Послушники с кольями. Наши книги, сгорающие в пламени. Как мне было их жаль! Там были бесценные знания про весь мир. Жан, который пытался меня спасти. Раненный Гийом. Сгорающий Гийом. Боль от этого до сих про пронзает тело. Моя любовь, мой мир. А сейчас он жив. Как? Мне страшно Это не он. Может, я сплю? Что происходит? А еще этот женский голос внутри. Он мне мешает. Требует чего-то. Зачем? И почему я связана? В комнату позвали простолюдинку. Веревки сняли. Она поменяла мое странное белое платье на теплое, видимо, крестьянское. Одели меховую накидку. Меня оставили несвязанной. Мы вышли на улицу. Все, что вокруг, не знакомо. Почему так холодно? Почему снег? Не узнаю. Всемилостливый! Зачем ты меня покинул? Где мы? Дома, лошади, сбруя — все чужое. Ночь или вечер, непонятно. Гийом — не Гийом посадил меня впереди себя, и мы пустились галопом. Я люблю Гийома. Но это не он. Точно не помню. Все стерлось. Но этот мужчина точно не Гийом. Через несколько минут мы остановились. Незнакомый странный деревянный дом. К нам вышел необычный простолюдин. Грубое неприятное наречие. Я ничего не понимаю. Где я? Где мы? Я не помню свою смерть. Ведь я умирала? Мне страшно. Что происходит? Голос внутри требовал уйти от мужчин. Говорил, что они преступники. Что надо бежать от них. Не знаю, кому верить. Гийом почти на меня не смотрит. Разве он меня любит? Разве это он? Он странный, это правда. С голосом внутри я согласна. Но куда я уйду? Голос знает? Сейчас ночь, куда я пойду? Моя память порвана на куски, я не помню, как сюда попала. Может, эти мужчины действительно меня обманывают?

Виктор Миронов

Маша постепенно успокаивалась в моих руках. Вновь всплывало лицо Ани или не Ани. Чужой, испуганный взгляд, странный французский. Звонкий голос, не похожий на дочкин. Ее, замерзшую, сидящую на ступеньках, нашла Домна. Девушка с лицом моей дочери на странном французском просила спасти ее от двух мужчин, которые гонятся за ней. Хотя вокруг никого не было. Она сошла с ума? Такого ужаса я не помню в своей жизни. Господин Штольман должен мне ответить за все, что происходит! Это запредельный кошмар нужно остановить и вернуть мне дочь.

Больше ничего не хочу знать ни о духах, ни о магии, ни о нем. Сколько можно страдать? Будь проклят тот день, когда я увидел этого человека на своей веранде. А сейчас вижу его здесь. И ему это так просто не пройдет.

— Машенька, родная, ты не оставишь меня? Нам с господином Штольманом надо поговорить.

— Похоже, я тоже не против с ним поговорить, — решительный тон моей амазонки не обещал ничего хорошего.

— Прости, но разговори будет чисто мужским.

— Ты опять забываешь наш договор? — требовательные глаза с вызовом заставляли соглашаться. Конечно, я не забываю, но сейчас…

— Виктор, я останусь и задам господину Штольману пару вопросов, Яков Платонович, — опередив меня, повернулась она к входящему Штольману, — что все это значит?

Чисто по-человечески я понимал бывшего сыщика. Но в этот момент меня не хватало на сострадания. Сейчас волновала только моя дочь. Но то, что я сегодня увидел, переворачивало меня, приводило в ярость и требовало отмщения.

Яков

Как только я спустился с лестницы, оказался в крепком захвате Виктора Ивановича. Отец Анны, уже не сдерживаясь, тряс меня за лацканы и с яростью шипел в лицо:

-Где моя дочь? Вы слышите! Что вы с ней сделали? Вы мне за все заплатите! Присутствующие бросились к нам.

-Витя, пожалуйста! Оставь! — жена повисла на его руке, пытаясь разнять.

-Виктор, ну нельзя же так! — Петр Иванович оттаскивал меня.

-Господин Миронов, возьмите себя в руки! –Коробейников встал между нами.

Взлохмаченный, красный от гнева, закрыв руками лицо, старший Миронов в изнеможении упал на диван. Силен. Ничего не скажешь. Понимаю. Сам бы на ком-нибудь сейчас отходился. Мы отдышались. Виктор Иванович старался не смотреть в мою сторону, когда спустился доктор Милц. Поправив воротник, я собрался. Нервы у всех на пределе, но говорить все равно придется. Ради Анны.

— Виктор Иванович, в том, что произошло, нет вины ни у кого. Я в отставке, и это не допрос. Но для поисков мне и Антону Андреевичу надо знать подробно, как она пришла сюда.

Ставить всех на место сейчас необходимо. Немного стали в голосе — и горячие умы приходят в норму.

Судя по рассказу отца, она шла всю ночь. Сознание, видимо, подменили вчера. И вчера же она заставила Раймонду убежать от Крутина. Ночью! Через лес! Как? Видимо, ее состояние полудуха-получеловека позволило ей найти дорогу. Такое действительно может только она. Потеряв свое тело, заставить духа ей подчиниться и вот так вести его в своем теле всю ночь сюда, ко мне. Господи, Анечка, ты невероятна! Ты удивительна! Хорошо, но где ты сейчас? Почему я не чувствую твоего присутствия? А впрочем, какая уже разница. Мне все равно, в каком ты сейчас обличье. Главное, ты здесь! Боже мой, любовь моя! Как я тоскую по тебе! Как мне тебя не хватает!

Доктор медленно спускался с лестницы, пару раз взявшись за сердце.

— Александр Францевич! Вам плохо? — в два шага и поддержал его за руку.

— Сейчас, минутку, приду в себя, — доктор, вытерев лоб обширным платком из кармана, присели за стол.

— Да, Яков Платонович, я знал, что вы с Анной Викторовной — неординарные люди. Но такое?! Это же чистый старинный

французский диалект. Поверьте мне, мой дед — лингвист! И как это все понимать? И кто такая Raymonda? Женщина, которую я видел сейчас, явно не Анна Викторовна! Кстати, я ей вколол снотворное. Слишком измучилась. Но я не понимаю. Я не понимаю, как этот ужас мог произойти!

— Александр Францевич, вы помните дело реинкарнации?

— А, рыжего мальчишку, Егора, говорившего от имени купца?

— Именно. Но только не от имени, он и был купцом. Дух заменял сознание мальчика. Мы еще не верили. Помните?

— Да я и сейчас, голубчик, не могу поверить. Хотя то, что вижу, — он замялся и характерным жестом склонил голову к

плечу.

— Нет! Это невыносимо! Сколько можно! Какие духи, какая реинкарнация? — вскочив с дивана, Виктор Иванович заметался по комнате. — Господин Штольман, извольте четко объяснить, что происходит с моей дочерью!

— Господа, — Мария Тимофеевна была настроена решительно, — вы можете хоть что-то внятно сказать?!

— Что я могу сказать, господа. Если это переселение духа, то очень правдоподобное. Точь-в-точь, как пять лет назад. Только где тогда сознание Анны Викторовны, если можно так сказать? Кто бы подумал, что я, закоренелый материалист, буду говорить сейчас такие вещи? — доктор схватился за голову.

 — Александр Францевич, Анна моего материалиста сегодня вообще в нокдаун отправила. Как я понимаю, в ней сейчас два сознания, две души. Она и девушка из ее снов, шестисотлетняя катарка из Лангедока, которая знает тайну катарских сокровищ. Именно за ними охотятся ее похитители. И как это произошло….

В этот момент все тревожно, даже с ужасом, посмотрели мне за спину. Очень знакомые быстрые шаги и очень близко. На плечи легли узнаваемые легкие руки:

-Яков Платонович, они не просто охотятся, — родной голос заставил онеметь. — Они пойдут на любые жертвы, чтобы добраться до клада.

–Аня!

Вихрем бросило к ней. Смеющиеся глаза сияли, возрождая к жизни, стирая смертельный ужас прошедших часов.

— Но как?

— Реймонда спит, и я могу говорить.