Только раз видел Коробейников своего начальника в таком состоянии, в котором тот предстал нынче вечером. Когда-то давно, после убийства инженера Буссе, когда все с ног сбились, разыскивая начальника сыскного, нашёл его он, Антон Андреевич, бредущим неверною походкой по улице. Рядом бежал бездомный пёс, и картина эта, вопиющая об одиночестве, больно ударила в самое сердце впечатлительного Коробейникова. Он соскочил с пролётки и взахлёб поведал начальнику последние новости: Анна Викторовна ни в чём не виновата, хотя вряд ли Яков Платонович едва ли на мгновение подозревал барышню Миронову. Штольман похлопал его по плечу и, слегка запинаясь, предложил написать роман в соавторстве. Сказано было это таким убитым тоном, что Коробейников от души пожалел того, не зная всей подоплёки того, что могло так расстроить наставника.
Он тогда хотел проводить Штольмана до его квартиры, но тот, поблагодарив за помощь, послал своего добровольного оруженосца домой. Сам же вновь исчез в ночи по каким-то своим таинственным делам. Никогда Штольман не открывался и никому. Не был исключением и нынешний вечер. Начальник, держась за косяк, велел Коробейникову отправляться домой и не торчать в участке. Рассказывать, чем так расстроен, он явно не собирался, а то, что Яков Платоныч огорчён, это к гадалке не ходи – всё ясно и без слов. Взять одно то, что буквально часа три назад уходил он с невероятно торжественным видом из управления. Контраст был разителен.
Антон в ответ на слова Штольмана кивнул, чтобы не спорить, но сам решил остаться: не стоило оставлять Якова Платоныча одного. Да и дежурный мог неверно истолковать произошедшее. Потому он тут же вышел в приемную и строго-настрого велел Рябко не распространяться о явлении начальства в изрядном подпитии: дескать, Яков Платонович вёл расследование и вынужден был участвовать в попойке, дабы поймать злоумышленников. Рябко вроде поверил, поскольку обидчиво поджал губы и, щелкнув каблуками, отрапортовал, что разве ж он не понимает: дела следствия, так что уста его немы, а что делается на службе, здесь же и остаётся.
Спустя час всё же заглянул к Штольману. Тот лежал на неудобном кожаном диване, скрестив на груди руки, и крепко спал. Антон поднял валявшийся на полу сюртук и аккуратно пристроил его на спинку стула. Порожнюю бутылку коньяку спрятал в стол, а после принёс графин с водой: он явно понадобится, как только Яков Платоныч пробудится. Тот пошевелился и пробормотал: «Аня, как же так?...», но не проснулся.
Отдав распоряжения Рябко присмотреть за начальством, - вдруг тому что понадобится, - Коробейников вышел в ночь, намереваясь поспать оставшиеся несколько часов до рассвета. Вот и разгадка того, что Яков Платоныч позволил себе… Снова, видать, что-то у них случилось с Анной Викторовной. Как же сложно всё, даже между столь любящими людьми. Всем уж понятно, что между ними такие чувства, которые не только не угасли за эти годы, но, похоже, разгорелись с новой силой. И он, и многие в его окружении только и ждали, когда Яков Платоныч отправится делать предложение в дом Мироновых. Тем более он ясно это дал понять накануне вечером в ресторации Голубцова.
Антон прислушался к себе и вдруг понял, что ревность, которой он мучился с самого приезда Штольмана, испарилась из его души без остатка. Даже если какие разногласия у этих близких ему людей и случились, всё можно уладить, если любишь. В любви же этих двоих Антон теперь нисколько не сомневался. Ну, значит, всё смогут уладить. На сердце от этих мыслей стало так легко и покойно, что он ускорил шаг.
На следующий день, явившись на службу, Коробейников застал своего начальника в прескверном настроении, страдающим от жесточайшего похмелья. Графин с водой в его кабинете был опустошен. Антон с порога распорядился насчет чаю да покрепче. Спустя несколько минут Штольман заглянул к нему, держа в руках подстаканник с напитком цвета темного янтаря, и поблагодарил за заботу. Потом, помедлив в дверях, принёс извинения за свой вчерашний вид. Антон беспечно махнул рукой, дескать, бывает. Штольман что-то хотел сказать, но передумал и пошел, было, к себе. После вернулся и спросил, нет ли у него вчерашнего письма из канцелярии градоначальника. Коробейников порылся на столе и ничего не нашел. Штольман скоро крикнул, что письмо у него.
Тут в приемной послышался женский голос, похожий на голос Анны Викторовны, и Антон подошёл к приоткрытой двери. Мимо его кабинета, цокая каблучками, решительно прошагала барышня Миронова в направлении кабинета Якова Платоныча. О чем уж они там говорили за закрытыми дверями, то было Антону неведомо, только выскочила Анна Викторовна от полицмейстера, словно за ней стая собак гналась. Или духов, учитывая обстоятельства. Антон зашёл к начальнику. Тот стоял за столом, уронив руки и глядя на дверь с такой болью в глазах, что у Антона от этой картины аж сердце защемило. При виде него Штольман быстрым движением убрал в стол серо-голубую папку и мрачно поинтересовался, что ему нужно. Говорить с начальником сейчас было не лучшей из идей, и Коробейников отправился к себе. Весь день они оба занимались обычной рутиной и разбирались с бумагами. К вечеру принесли приглашение на благотворительный бал к Самсоновым.
Все последующие дни Штольман был задумчив и сосредоточен. Но в один момент всё переменилось. Они в тот вечер вновь допоздна разбирались с бумагами по Крутину. И Коробейников посетовал, как же эти люди могли выполнять указания преступника вразрез со своими желаниями.
- Гипноз, Антон Андреич. Именно он заставляет человека делать и говорить не то, что…
Тут на глазах Антона с Яковом Платоновичем произошла удивительная метаморфоза. Тот вдруг подскочил на месте и, опершись руками на стол, воскликнул. – Ну, конечно! Гипноз! Значит, это…, - он прервал сам себя и стремительно заходил по кабинету туда-сюда. Коробейников следил за ним ничего не понимающим взглядом. Штольман резко остановился: глаза его горели тревогой, - и пробормотал:
- Но тогда это означает, что он очень близко подобрался к ней, и она в опасности!
- А вы… о ком сейчас?
- Об Анне Викторовне, разумеется! Я должен идти. Немедленно!
- Ежели вы, Яков Платоныч, собрались к Мироновым, то я вас огорчу: Анна Викторовна уехала. Да и поздно уже, ночь на дворе.
- Уехала? Как уехала, куда?
- Я тут встретил на рынке их экономку. Она и сказала, что уехала барышня в Петербург дядюшку навестить.
- Ах, ты, чёрт! Как же я упустил это дело! - стукнул ладонью по столу Штольман и пробормотал про себя. – Проклятая гордыня. – Потом – Коробейникову. - Антон Андреич, мне срочно нужно уехать в столицу.
- Но, Яков Платоныч! Бал ведь завтра вечером. Нам как служащим полиции требуется быть там.
Штольман задумался, потом спросил:
- Без меня никак?
- Это же такое мероприятие! – развел руками Антон. – Первое со времени вашего возвращения. Совсем нельзя без вас.
Штольман взъерошил волосы, потом хмуро кивнул:
- Что же, раз так, уеду на следующий день.
В дом к Самсонову они прибыли, когда бал уже был в разгаре. Штольман раскланивался со знакомыми, представлялся незнакомым. Сдержанно поздоровался с Марией Тимофеевной, и та в ответ кивнула, глядя на него с каким-то непонятным сожалением, что изрядно поразило Антона. С ним же она поздоровалась с теплой улыбкой. Спустя час Штольман шепнул Антону, что с него довольно, он же, Антон Андреевич, должен остаться здесь и замещать его по всем правилам. К примеру, пригласить вон ту хорошенькую барышню на тур вальса. Антон только укоризненно покачал головой, но задерживать Якова Платоновича не стал: глаза того уже и так горели мятежным огнем. Что поделать, не любил его начальник такой публичности.
Уехать в Петербург, правда, на следующий день не вышло, отправился Штольман туда только спустя два дня.
***
Тем же вечером собрались в театр. Анна надела свой новый наряд и спустилась по лестнице, где уже стоял дядюшка, прикладываясь к рюмочке с рубинового цвета наливкой.
- А Зинаида Петровна что же?
- Она сейчас будет.
Словно в подтверждение его слов из своих покоев показалась Зизи, затянутая в корсет. Анне показалось, что она несколько бледна.
- Друзья мои, думаю, мне лучше остаться дома. Что-то мне ...нездоровится.
Анна быстро взбежала вверх по лестнице:
- Зинаида Петровна, присядьте здесь, - она подвела её к креслу.
Дядюшка прибежал следом:
- Что такое? Зизи, друг мой, тебе нехорошо? Что мне сделать? Послать за доктором? Воды, нюхательной соли?
- Так, дядя, помолчи и принеси воды, - приказала Анна, проверяя пульс, после спросила. - Зинаида Петровна, вы, часом, не страдаете какой-то сердечной болезнью?
- Почему ты так решила, Анна?
- Пульс ваш мне не нравится, и синюшность вокруг губ. Вам лучше всего сейчас прилечь.
- Прилягу, ежели ты дашь слово пойти в театр, - отвечала та.
- Подумаешь, театр! Сходим в другой раз.
- Анна, дитя моё, ты должна пойти. Не огорчай меня.
- Сейчас приедет доктор, а я пока побуду с вами, - уклончиво отвечала Анна.
Дядюшка, вернувшись из кабинета, тревожно склонился к ней:
- Зизи, дорогая, я телефонировал доктору Ясенцеву. Сказал, что будет с минуты на минуту. Теперь же давай, я отведу тебя в постель.
Общими усилиями они препроводили Зинаиду Петровну в её покои, после Петр Иваныч кликнул Глафиру, личную горничную Зизи, чтобы та помогла хозяйке.
- Анна, ты выглядела встревоженной. У Зизи что-то серьёзное? - спрашивал он позже, когда у его супруги был врач.
- Мне показалось, что у твоей жены весьма больное сердце, - так же тихо отвечала Анна. - Но доктор скажет определённо.
- Знаешь, она ведь никогда не жалуется, - растерянно протянул Петр Иванович. - Просто время от времени бывает в раздражении. Но вот так, как сегодня... Не припомню. Так, - он вытащил из кармана часы и щелкнул крышкой, – что же с театром? Андрей Петрович вот-вот прибудет.
- Дядя, мы в театр не идём сегодня. Андрей Петрович должен понять
- Ах, боже мой, Зизи и так расстроена, а если не пойти, она совсем огорчится, что испортила нам вечер.
- Ей сейчас врач даст лекарство, и она должна уснуть. А я побуду с ней. Вы же с Андреем Петровичем отправляйтесь. И не спорь! Ты здесь сейчас совершенно не нужен. А я и так никуда не хотела сегодня выходить. Я просто устала, милый мой дядюшка, вот и повод остаться дома. Так что ступай, развлекай своего дорогого Андрея Петровича, – пресекла она возражения дядюшки. Тот с душераздирающим вздохом согласился, но заявил, что вернется как можно скорее. На том и порешили.
Доктор оставил указания для Зинаиды Петровны и откланялся. Следом, едва не столкнувшись с ним в дверях, прибыл Клюев. Узнав, что хозяйка дома приболела, и Анна Викторовна остается с ней, он был несказанно разочарован. Дядюшка же нахлобучил цилиндр и, тяжело вздыхая, отправился с Клюевым в театр.
Зинаида Петровна после ухода врача тут же уснула, и Анна устроилась с книгой в её комнате у окна. Горела лампа, отбрасывая пятно мягкого света на маленький угол возле окна, где она сидела в кресле. Книга покоилась на коленях. Анна же, глядя пространство, глубоко задумалась.
Вновь и вновь возвращалась она мыслями к тому дню, который обещал стать самым чудесным днём её жизни. Но в итоге стал катастрофой. Определённо, с нею произошло что-то странное. Она сейчас пыталась вспомнить каждую мелочь, секунду, мгновение того дня. Помнила же только, как спустилась с лестницы и посмотрела на Якова. Он… он выглядел… таким любящим. Даже едва не бросился к ней: она заметила его порыв. Потом папа сказал… сказал, что Яков Платонович просит её руки и…
Она разочарованно вздохнула: нет, больше она ничего не помнила. Будто все воспоминания стёрли из её головы ластиком. Стоп! Что-то такое уже было с нею… совсем недавно. Она лихорадочно потерла лоб, пытаясь вспомнить. Что-то подобное: обморок, она приходит в себя и ничего не помнит…
Да! Вот оно! Лес, где она нашла убитых Аглаю и приказчика Степана! Она тоже не помнит, что там произошло! Может быть, это оно, то самое?! Вдруг ей в голову пришло воспоминание из прошлой жизни: мальчик Егор Фомин. Он ведь тоже ничего не помнил, когда в него проникал дух купца Епифанова! Может, в неё тоже вселяется какой-то дух, который не хочет, чтобы она потеряла дар… Но дядина догадка про то, что дар её исчезнет вместе с утратой девственности, она ведь ложна! Кстати, весьма неосторожно с её стороны было поддаться порыву и едва не проговориться дядюшке. Он, услышав такое, вполне мог вызвать Якова Платоновича на дуэль. И неизвестно, чем эта авантюра могла закончиться. Но, к счастью, дядюшка, кажется, пропустил её возглас мимо ушей. Дуэли между близкими ей людьми она бы просто не пережила.
Так как же ей понять, что с нею случилось? Одни вопросы... Как же дожить до спиритического вечера у Тарновских? Одна надежда на этого высокого гостя. Она и не заметила, как в размышлениях стала прохаживаться по покоям Зинаиды Петровны. Спохватилась только, когда та со вздохом поворочалась. Анна подойдя, осторожно проверила пульс, - весьма умеренный и ровный, - после подхватила свою книгу и на цыпочках ретировалась. Возле спальни барыни на стульчике дремала Глафира. Заслышав тихий скрип открывшейся двери, она встрепенулась и, кивнув Анне, проскользнула к своей барыне в покои, чтобы быть с ней рядом.
Проходя мимо лестницы к себе, Анна услышала, как звякнул колокольчик внизу у двери. Интересно, кто в такой час мог прийти? Она чуть задержалась, глядя через перила лестничной площадки и едва удержалась на ногах: внизу с дворецким тихо переговаривался Штольман. Анна ахнула и бросилась к лестнице. Яков поднял на неё взгляд и замер, заворожённый тем, как она сбегает к нему по ступенькам.
Следующая глава Содержание
