Я - КУНРАТ
- Донг-донг-хум! – говорит бубен.
- Хум-хо!– вторят голоса. - Хум-хо!
Звучит неправильно. Кунрат сыграл бы лучше. Надо так: «Донг-донг-хум-рро! Донг-донг-хум-рро!» Это с голосами сочетается. Так что хочется самому выйти в круг и начать пляску, взбивая босыми ногами холодную пыль: «Пам-пам-шших-пам!» Вот это было бы хорошо. Кружиться с бубном в кругу костров, а не мотать головой в такт ритму, неправильному, как зубная боль.
- Хум-хо! – ревут голоса. – Хум-хо!
Впервые Кунрат не ревёт вместе со всеми. Это неправильно. Никто так не делает. Кунрату страшно.
- И-йя-хо! – визжит в кругу Борке. – И-йя-хо!
Бубен в её руках гудит уже вовсе неразборчиво. Заплетаются стройные ноги. Белая шкура на плечах вздымается крыльями. Шаманка беседует с духами.
Мужчины опустили глаза. На это нельзя смотреть. Один Кунрат смотрит. Ему страшно. Он хочет понять.
У Борке много духов. Они всегда вокруг неё. Кунрат это понял давно. Ему тогда ещё волосы не заплели, мужское только просыпалось.
Борке у ручья воду пила. Увидел Кунрат её бёдра – словно молния пронизала. Хотел сделать шаг – ноги не идут. Стоял, воздух ртом хватал. Скопились будто вокруг Борке тени одна другой черней, пялятся из темноты, зовут. И тело собственное зовёт – не удержишь. А страх ноги спеленал.
Обернулась шаманка, смотрит на Кунрата, скалится:
- Пусть Кунрат возьмёт Борке!
Не подошёл. Не взял.
Может, приманили бы Кунрата духи к себе, чтоб остался стоять, слюни пуская, как дурачок Икел. Икел, говорили, тоже не всегда такой был. А загляделся на шаманку, услышал духов – и пропал парень!
Может, и Кунрата такое ждало. Но засмеялась в темноте Эльчин – и отпустил морок. Эльчин хорошо смеялась, звонко. Кунрат, когда её слышал, плясать хотел.
Страшно Кунрату. Боится он шаманку. Все боятся. Даже её мужчина Улаган. Нет никого сильнее Улагана. Он голыми руками копьё ломает. Случилось раз на охоте – лесного кота разорвал. Кинулся кот на Улагана из ветвей, целя в горло. Охотники и копья поднять не успели. Извернулся Улаган, подмял кота, стиснул мускулистыми руками клыкастую пасть. Потом рванул раз, другой. И обмяк кот, кровь белую шкуру испятнала.
Эту шкуру Улаган Борке подарил, чтобы его своим мужчиной взяла. Шаманка приняла дар и мужчину. Она всегда выбирает сильных. Улаган с тех пор вовсе нос задрал выше облаков, свысока глядит. Все ему завидуют. Один Кунрат не завидует. Знает Кунрат то, о чём иные только догадываются. Боится Улаган своей Борке. Пуще смерти боится.
А как её не боятся? На её зов сам Дух Ночи приходит. Прямо, как сейчас. Померкло пламя костров, будто выцвело. Больше коптят костры, чем светят. Сгустился сумрак, гнёт головы к земле, как тяжёлая рука. Воздух в горле застрял, как кость – не сглотнуть, не вытолкнуть. Уткнулись люди лицами в пыль, уже не ревут, а стонут. Страшно!
Много у шаманки духов. У Кунрата – одна Эльчин. И Кунрату страшно, но не глядеть ещё страшней. Потому что тогда перед глазами другая картина, от которой хочется ногтями горло порвать и захлебнуться собственной кровью…
Женщины ведут двоих. Эти двое из-за мёртвого леса. Там не верят Духу Ночи. Один старик, волосы белые совсем, как шкура на плечах у Борке. По-всему, большой человек. Сказал что-то совсем тихо, а вокруг, будто светлее стало. Словно отшатнулся великий Дух от круга людских костров. И не поймёшь, какой страх страшнее: то ли Дух ночной – давно привычный, то ли непонятная старикова сила.
Борке отпрянула, завизжала, завертелась кругом себя. А потом ударила старика пятернёй, будто кошка когтистой лапой. И вновь вокруг стало привычно до жути. Поднялся с колен Улаган – глаза кровью налитые не видят ничего. Как слепой нашарил старика, мычащего от боли, заревел, смял каменными руками. Так смял, что даже сквозь рёв слышен был хруст костей.
Дальше Кунрат глядеть не стал, невмоготу было. Наизусть знал, что после будет. Знал, что женщины привяжут старикова спутника к раме. Подойдёт Борке к нему, держа в руке каменный нож – и зайдётся жертва истошным криком! А ещё знал Кунрат, что скоро станет у Духа Ночи одним «верным» больше. Потому что не захочет чужак умереть. Молодой ещё, нет в нём той силы, что в старике жила. Впрочем, Эльчин тоже была молодой …
Воет чужак, кружится в танце шаманка, кровь с ножа слизывает. Вяжет толпу тошнотным страхом. Его, Кунрата, вяжет, чтоб бежать не смел. Только рассмеялась где-то Эльчин – грустно, горько смех её звучал. Но и того Кунрату хватило. Поднялся с земли, будто не он вот только в ужасе пыль целовал. Зовёт Эльчин: «Беги, Кунрат!» И ноги бежать зовут. А будто держит что-то – дрожит, плачет! Прислушался – а это шаманкин бубен. Лежит на холодной земле и гудит тихо, жалобно. Подхватил его Кунрат, и вскачь. Лучше б топор с собой прихватил!
А если подумать: зачем Кунрату топор? Ему в Плохие земли только и дорога. Недолго Эльчин его будет ждать…
Бежал Кунрат, как никогда ещё не бегал. Уже и сердце наружу рваться стало, и воздуху в груди тесно. Упал на колени – подняться бы, а мочи нет! Встрепенулся раз, да и рухнул вниз лицом. «Бум!»- коротко сказал бубен. А Кунрат его уже не слышал: то ли в сон провалился, то ли вовсе умер.
В себя пришёл, когда ночь позади была. Ушёл Дух, перестала клонить в пыль тяжёлая рука. Огляделся Кунрат: до Плохих земель идти почти ничего. В гору сперва, потом сквозь мёртвую лощину, где дно острым камнем устлано. А там его и не достанут уже. Надо только всё время на правую руку держать. Правая – это та, которой он в бубен стучит. Хорошая рука, умелая. И теперь она Кунрата куда надо приведёт.
Покуда сквозь лощину шёл, никто не догнал в спину стрелой. Спят все после праздника. А Кунрату до того дела нет. Ноги и так трясутся от усталости. И пятки камнями изрезал. Одно славно: страх отпустил! Невмоготу стало больше бояться. Пережил Кунрат свой страх, перебегал, переплакал.
Поначалу и Плохих земель не заметил. Вроде, и должны быть уже, а ничего скверного не случается. Потом разглядел в сторонке справа пухлую яму – и враз ноги ослабели. Сел, где стоял, даже зад ушиб. Рано Кунрат бояться перестал. Страх начинается только. Не зря Борке всю ночь Духа о милости просила. Это Борке милость, а Кунрату вовсе наоборот. Вот сейчас ему за всё будет: и за ночной побег, и за украденный бубен. И за Эльчин будет…
Вспомнил Эльчин – и стало всё равно. Потому что подруга черноглазая Плохих земель не боялась. Могла на весь день туда уйти, а потом возвращалась с корзиной, полной яиц. Или кремни несла такие ладные, каких и за три дня пути не найдёшь. Не брала её плохая земля, не пугала. Где она проходила, пухлые ямы камнем становились. Кунрат её звал «Эльчин Усмиряющая Землю». Этих-то чудес не простил ей ночной Дух. Или шаманка Борке не простила.
Встал Кунрат на ноги, сказал себе: «Эльчин не боялась, и Кунрат не боится!» И побрёл, стараясь вперёд себя глядеть, а не на пухлую яму, из которой торчал зад в исклёванных птицами штанах. Только тогда глянул, когда совсем рядом был. Знакомыми штаны показались. И точно: шкура собачья, в подпалинах. Такие штаны в деревне один Чикэто носил. Пропал Чикэто в конце холодов. Теперь вот отыскался.
Кунрат уже мимо прошёл, когда ему любопытно стало, как яма Чикэто поймала. На коленях охотник стоял, лицо затянула трясина. Неужто чистым родником явила себя усталым глазам? Склонился человек напиться – и нет человека!
Только успел подумать об этом, опасливо ускоряя шаг, как поплыла обманчивая почва под ногами. Накликал беду глупый Кунрат! Теперь недолго терпеть. Скоро сыграет он для Эльчин на украденном бубне.
Скоро, да не так-то и скоро! Вначале увязли ноги в пухлой грязи. И заорал Кунрат от дикой боли. Влажная земля пятки жгла пуще огня. Задёргался охотник, упал, зацарапал ногтями землю. Оплывает зыбун, размягчаясь, тянет к себе с равнодушным чмоканьем. Как упал, одна рука в трясину по плечо ушла. Коснулся Кунрат грязи щекой, и перестал кричать, губы плотнее сжал. Вот она смерть зловонная – в лицо дышит. Не хотел он так умирать! А как хотел? Неужто такой смертью, какая досталась Эльчин?
А пальцы в последнем усилии сжимаются, сопротивляется тело. Сам не понял Кунрат, как рот открыл и закричал, что было мочи:
- Эльчин! Останови её! Кунрат хочет жить!
А солёная грязь уж в рот ползёт. Закашлялся Кунрат, зубы стиснул, застонал от натуги. И тут что-то коснулось руки. Верёвка! Гладкая, шелковистая, как женские волосы – ухватишь, а не удержишь! И чей-то голос прокричал над ухом:
- Рано сдаёшься! Хватайся, я тебя вытащу!..
***
В первый раз вижу, чтобы солончак вёл себя так агрессивно. Когда я сверху подходил, яма в поперечнике метра два была. А пока с холма сошёл, разрослась до размеров хорошего бассейна. Осмыслять эту странность некогда было. В яме барахталось что-то грязное и косматое, и громко умоляло о спасении. А я, как на грех, к подобному экстриму не готов. Ни крюка с собой, ни верёвки. Только и того, что ремень в штанах и галстук на шее. Ну, без галстука я здесь, положим, обойдусь. А что толку? В нём длины меньше метра.
На счастье утопающего у края солончака торчал гранитный останец, небольшой совсем, но при желании двух человек вместит. Оттуда я ему свой галстук и кинул. Не аркан, конечно. Модная тряпочка на такую нагрузку не рассчитана. Утопавший был некрупный, но грязь держала цепко. К тому же паренёк совсем обезумел - со страху ли, от боли – больше мешал. Нет бы обеими руками держать мой галстук - он тащит из грязи какую-то сковородку. Как-то сразу вспомнились разнообразные слова. Языков примерно из пяти.
И когда достал, оказалось не легче. Я ругаюсь, он завывает и хватается за ступни свои, залепленные грязью. Пришлось его конечности срочно осматривать. Парень где-то здорово поранился. Я бы тоже взвыл, наверное, если б изрезанными лапами влез в солончак. То есть, ничего смертельного, конечно. А с точки зрения дезинфекции даже полезно. Если учесть, что мой подопечный, похоже, ноги отродясь не моет. Но больно. Соль смывать надо, и большим количеством воды. Которой у меня, понятно, нет. Потому что торчу я в позе горного орла на останце. А у моих ботинок корчится патлатый парнишка лет восемнадцати. А останец тесный, а под нами нереально, как живое хлюпает разливанное море солёной грязи, которой за последнее время, кажется, стало больше раза в два. И туда очень не хочется лететь, если это чудо неумытое меня ненароком столкнёт.
Взял его на руки, шикнул, чтобы тихо сидел, и стал аккуратно, бочком спускаться с камня в ту сторону, с которой запрыгнул. Здравый смысл мне подсказывал, что если я в первый раз там не провалился, глядишь, снова пройду. И точно, обошлось. Осторожно, словно по льду, отступил на вершину холма, с которого парня увидел. Он, кстати, на руках подозрительно обмяк и дёргаться перестал. Не нравится мне это. Отключился паренёк - губы гримасой свело, из-под век белки видны. Вот тебе ещё обуза!
С одной стороны, пока парень без сознания, ему не больно. С другой – его спасать надо, пока соль раны не разъела, а я сюда вовсе не за этим пришёл. Кстати, хотелось бы ещё понять, куда это «сюда»? И каким образом я здесь оказался?
То есть последнее, как раз понятно. Видимо, стажёрка Серова на пульте набрала случайную комбинацию цифр. И комбинация случайно оказалась координатами вот этой самой реальности. И я, последовав за ней, тоже оказался в этой отрыжке Господа Бога. Мне всегда казалось, что стажёр и темпоральное оборудование – это синоним понятия «обезьяна с гранатой».
И вот теперь мне то ли бестолковую девицу искать, то ли с бесчувственным аборигеном возиться. А на редкость противный в своей правоте внутренний голос глумливо вещает: «Вы-с, милостивый государь, диспетчер! В рейды уже какое время не ходили-с? В спасательную экспедицию рванули впопыхах: без страховки, без маяка. Верёвки, компаса – и тех нет. Вас самого впору спасать, а вы о судьбах мира печётесь!» И ему, внутреннему голосу, бесполезно объяснять, что координаты случайного перехода сохраняются на пульте только два часа, и таймер уже последние секунды отсчитывал. Можно сказать: «Сам дурак!», но от этого легче не станет.
Стажёрка Серова меня сильно беспокоила. Местечко для самоволки она выбрала удивительно мерзкое. Слов не подберёшь, чтобы описать. Под небом, цветом и тяжестью напоминающим крышку канализационного люка, раскинулась лысая всхолмленная равнина, посреди которой сама собой шевелится и квакает трясина, откуда мы только что чудом выдрались. И живого на всей этой равнине – только я да выуженный мной парнишка. Который признаков жизни, между прочим, тоже не подаёт.
С другой стороны, следов её на подходе к солончакам я не увидел. И едва ли она могла далеко зайти вглубь обезумевшей равнины. Я отстал от неё на два часа. Если ушла в солончаки, вряд ли успею спасти. Если же у неё хватило ума не бродить в темноте, а подождать рассвета, то есть шанс, что она где-то рядом.
Кстати, непохоже, что сегодня ещё будет светлее. Странное место: ландшафт и рельеф как в пустыне Гоби, скажем, а вот освещение – ну, Полярный круг, да и только! И это тёмное небо удивительно давит на психику. А ещё больше давит мысль, что Диане Серовой придётся подождать, потому что сейчас я пойду совсем в другую сторону. В ту, где слева от меня холодно поблёскивает обширное водное зеркало. Помою пацану ноги, приведу его в чувство, а там увидим!
***
Плохо было Кунрату. Больно. Всё тело болело, не только ноги, сожранные пухлой ямой. Может, Кунрат мёртвый уже?
Нет, не мёртвый. У мёртвых сердце не стучит, а у Кунрата барабанит, что есть сил: «Ту-тух! Ту-тух! Ту-тух!»
Слушал Кунрат своё сердце и думал про бубен. Про то, что надо взять его и сыграть в ритме сердца: «Бу-бам! Бу-бам! Бу-бам!» Хорошо получится. Лучше, чем играет шаманка Борке. У Борке ритм тяжёлый, злой. А сердце весело стучит, радуется, что Кунрат жив остался.
Потянулась рука за бубном, и вдруг понял Кунрат, что бубен молчит. Далеко он, нет его тут. Тело само так и вскинулось. Открыл Кунрат глаза – и замер, увидев чужого человека.
Человек странный был. Большой, как Улаган, но не тяжёлый – гибкий и поджарый, как лесной кот. Кунрат не зря о коте вспомнил. На плечах у чужого странная одежда была: белая, тонкая. Облегала тело, как кошачья шкура. Видно мышцы, что под ней перекатываются.
И глаза у чужака, как у кошки – широкие. Нет, скорее, как у оленя. И светлые, словно весенний лёд. Никогда Кунрат не видел таких глаз. И ещё не видел, чтобы взрослый мужчина волосы короткие носил, не заплетал их на затылке. А чужак взрослый был, матёрый даже – на висках седина блестела. И уж совсем никогда не видел Кунрат, чтобы у человека на верхней губе росла густая чёрная шерсть.
Может, это не человек вовсе, а дух?
Может, и дух. Только Кунрату рядом с ним не страшно было. Улыбнулся чужак своими странными глазами, словно успокоить хотел, сказал что-то непонятное и пришлёпнул к кунратовой пятке большой, влажный лист. Кунрат вспомнил, что эти листья старухи на раны кладут, и перестал чужого бояться. Сел, ступни ощупал, огляделся. Увидел, что сидят они за краем Плохих земель, у самой Жгучей воды.
Ну, значит, чужак и взаправду дух. Кто, кроме духа мог невредимым уйти из разбушевавшейся трясины? И другого с собой прихватить. Его, Кунрата.
Только настоящий дух обязательно прихватил бы бубен. А бубна рядом нет. Неужели сгинул в зыбуне?
- Где бубен? – спросил Кунрат.
Чужак наморщил высокий лоб, стал думать. Думает, а сам на Кунрата глядит. И молчит.
- Бубен в Плохих землях остался? Кунрат за ним пойдёт.
Тогда чужой человек думать перестал и говорит:
- Плохая мысль. Босиком, да с разодранными пятками. Бинтовать надо, только чем?
Он понятно говорил, только странно. Слова незнакомые вставлял. А потом посмотрел на Кунрата жалобно, будто все зубы разом заболели. Спрашивает:
- Скажи, для чего мне это надо? Если сможешь, конечно.
Вздохнул, а потом снял свою белую рубашку и давай рвать её руками на полосы. Сильные руки у чужого человека. Кунрат бы не смог шкуру вот так разорвать. Разве что она гнилая совсем. А чужак склонился и стал Кунрату ступни обматывать. Пока обматывал, Кунрат его вблизи разглядел. Кожа у чужака светлая, гладкая. И шрамы на ней хорошо видны. Странные шрамы: от стрелы, от ножа. А от звериных когтей-клыков ни одного. Воин, но не охотник. Разве так бывает?
Чужак разогнулся, на Кунрата посмотрел. Потом брови смешно сдвинул, поёжился:
- А ведь не лето! – и снова вздохнул.
Вот и пойми – дух или человек? Духу нипочём одежду разорвать, ему и без неё не холодно. Только кто где видел такого духа, чтобы человеку рубашку отдал?
Чужак присел на корточки, глядит ему в глаза:
- Как твоё имя, парень?
Не сразу Кунрат уразумел, чего от него хотят. Только с третьего раза, когда чужой спросил, а потом коснулся его груди. Назвал имя. Чужак улыбнулся:
- Кунрат? Хорошо. А я – Арман.
Кунрат и сам знает, что Кунрат – хорошо. Две руки, две ноги. Бегает быстрее всех. И в бубен Кунрат стучит лучше самой Борке. Да, а вот Борке вряд ли думает, что Кунрат – хорошо. И Дух Ночи так тоже не думает.
А чужака красиво зовут. Кунрат повторил, касаясь его груди:
- Аяарман!
Рассмеялся чужой:
- Нет. Не так, - коснулся Кунрата. – Ты – Кунрат. Я – Арман.
- Яарман, - послушно повторил Кунрат. Он хорошо запоминал звуки.
- Нет. Просто – Арман, – коснулся своей груди. – Арман! – и добавил непонятно. – Да, личные местоимения придётся оставить в покое.
Что он хотел этим сказать? Не успел Кунрат свою мысль додумать, услышал боевой клич. И тут же рядом в землю впилась стрела. Нашли соплеменники Кунрата, догнали!
Чужак напрягся весь, обернулся. И стал ждать, пока к ним спустится с холма Умбо, брат Улагана. Он хорошо ждал, спокойно. А Кунрата страх прошиб. Хорошо, если Умбо его здесь убьёт. А если потащит на верёвке в деревню – в руки Борке, чтобы отдала беглеца Великому Духу. Не хочется Кунрату к Великому Духу. Вдруг не найдётся в нём силы, чтобы уйти, как Эльчин ушла?
Спустился Умбо к ним, стоит, как гора. Чужак рядом щуплым кажется. Что уж о Кунрате говорить! Умбо таких, как он троих одной рукой укладывает.
Поглядел силач на беглеца, копьё в живот ему направил. Решает, сразу убить или в деревню вести. Только чужак не дал, взялся рукой за древко. Кунрат не стал бы так делать. Все знают, что Умбо свой гнев сдерживать не умеет. Не надо Умбо мешать!
Зарычал великан, дёрнул копьё. А чужой не отпускает. Стоит, и даже будто посмеивается. Вон как встопорщилась шерсть на верхней губе.
- Не надо смертоубийства. Сначала говорить-слушать будем.
Только Умбо говорить-слушать не хочет, тянет копьё к себе. Ну, чужак его и выпустил. Грянутся Умбо оземь. Кунрат даже хихикнул. Все в деревне знают, что Умбо глупый. Но чужой-то откуда знает? Точно дух!
Заревел Умбо, руки растопырил и пошёл на чужака. А чужак увернулся. Легко увернулся, лениво. Как кот. Только и Умбо не зря медведем назвали. В самый последний миг зацепил наглеца скрюченными пальцами. Хорошо зацепил, кровь так и брызнула из глубоких царапин. Чужак насилу уклонился, иначе вырвал бы силач ему рёбра голой рукой.
Уклониться-то он успел, да пришлось навзничь упасть. А Умбо ох как быстр! Одним прыжком над ним оказался, лапу страшную занёс… - и напоролся на собственное копьё. Кунрат сам не понял, когда его успел поднять. Понял только, что чужой не дух, и сейчас Умбо его убьёт. А Кунрат этого не хочет. Чужак хороший. Добрый, как Эльчин. И с Умбо драться не хотел. Если бы Умбо не такой глупый был… и если бы ему не приказали Кунрата найти…
Силач не успел ещё упасть, как Арман уже на ногах был. Постоял, покачал головой, глянул на Кунрата:
- Это необходимо было? Он твой враг?
Об этом Кунрат ещё не думал. Умбо – сородич. Но… да, теперь Умбо враг. И Улаган враг. И Борке. Кто теперь ещё ему враг, после того, как он от Духа Ночи сбежал, и шаманский бубен с собой унёс? Или, может, Кунрат сам теперь враг?
Это сложно было. Кунрат решил потом додумать. А пока снял с Умбо безрукавку из кожи, протянул Арману:
- На!
Чужой кивнул с благодарностью, но на безрукавку странно глядел:
- Можно её постирать? Этот парень вряд ли часто мылся.
И пошёл прямо к Жгучей воде. Кунрат и крикнуть не успел, как странный человек опустил безрукавку в воду и принялся её полоскать. Вытащил, отжал, оглядел с подозрением:
- Теперь, возможно… и то сомнительно, - и натянул безрукавку на плечи, зябко поёживаясь.
Кунрат дар речи потерял. Он же сам видел, как сочится кровь из царапин на груди чужака. Значит он не дух. Почему Жгучая вода не тронула его?
Арман заметил его потрясение:
- Что случилось, Кунрат?
Юноша качнул головой. Потом склонился, сорвал целебный лист и бросил его в воду:
- Пусть Арман смотрит. И запомнит.
Чужак очень пристально глядел, как чернеет, съёживаясь, лист, и растворяется в Жгучей воде. Но ничего не сказал.
***
Сон разума рождает чудовищ!
Что за сумасшедшее место? Вода в озере стала кислотой меньше, чем за минуту. Мне даже безразлично – серной или соляной. Мокрая безрукавка прилипла к спине, а меня бросило в жар. Здешний мир не только с геологией не в ладах. Химия ему, кажется, тоже не указ.
Всё невероятно, начиная с этого нереального неба, которое застыло в пасмурных предутренних сумерках. Я сверяюсь с хронометром: три часа пополудни. И судя по тому, что мне заявляет желудок, время обеда, действительно, миновало.
Здесь растёт подорожник, чий и степная осока. Озеро пахнет так же, как то, у которого мы отдыхали нынешним летом. Но здесь не видно солнца!
Внешность моего неожиданного спутника также нереальна. У него почти неандертальский лицевой угол: низкий лоб, тяжёлая переносица и нижняя челюсть. Но его одежда сшита из выделанных шкур. Неплохо сшита, между прочим. С точки зрения археологии всё это – полный бред. А что здесь не бред? Его лицо обладает явно монголоидными чертами. Расовые признаки появились только в верхнем палеолите, если на то пошло. Кто он?
Сидит, милый, что-то выколупывает из своей невозможной причёски, замысловато сплетённой на затылке и спрессованной многолетней грязью и жиром. М-да, если сейчас достанет вошь размером с тарантула, я не удивлюсь. И невысокий лоб аборигена морщит нешуточная мысль. Если он спросит, откуда я взялся, мне придётся прочесть лекцию о многомерности пространства.
А кстати, на каком языке мы общаемся? Вначале я не придал этому значения, но когда наступило время долгих объяснений, понял, что с трудом подбираю слова. Язык очень бедный. Но я его понимаю. И говорю на нём.
Положим, этого можно было ожидать. После того, как в нашей конторе придумали процедуру под названием «Адаптация», я ничему не удивляюсь. Кто-то страшно продвинутый решил, что мозг человека можно загрузить с той же лёгкостью, что и память компьютера. Причём, примерно теми же методами. А поскольку специалистам межпространственных переходов нужно быстро осваиваться в любой обстановке… А поскольку «ars longa», а «vita», сами понимаете, «brevis» , что на практике означает: «Никто не обнимет необъятного»… В общем, физиологически всё это напоминает пытку электричеством; после несколько часов соображаешь, на котором ты свете. Но когда всё кончается, становишься очень умный. Правда, только на время. По мне, академическая система образования имеет свои недостатки, но всё же как-то надёжнее.
Неудобство в том, что после промывки мозгов далеко не сразу удаётся понять, к чему именно ты в данный момент адаптировался. Становишься своим – и всё. Может, оно и правильно: рейдер не должен выделяться среди аборигенов. Хотя бы акустически. Но я диспетчер. Моя профессия состоит в том, чтобы думать «за себя и за того парня». И когда в роли «того парня» оказался я сам, мозг привычно включился в режим анализа, словно я слежу за рейдом по монитору, и лично меня это никак не касается.
Кажется, в языке присутствует тюркская основа, хоть в этом я не уверен. Эта причудливая мешанина местами напоминает языки романской группы, которые я хорошо знаю и без адаптации. И славянские корни присутствуют. Господа лингвисты, не спорьте! Праязык всех народов действительно существует. Я на нём сейчас говорю.
Мой найдёныш настаивает на том, чтобы мы вернулись обратно. В солончаки? Он не вполне понимает это слово, употребляет термины «плохая земля» и «пухлая яма». Меня устраивает его решение. Это означает, что он пришёл в себя и способен двигаться. А лёгкость, с которой он нанизал на заточенную деревяшку без наконечника неуступчивого сородича, говорит о том, что парнишка способен за себя постоять. И значит, я могу оставить его и заняться поисками пропавшей стажёрки.
Интересно, что ему надо в этом гиблом месте? Пытаюсь спросить, но получается не сразу. Он ни в какую не понимает значения личных местоимений, хотя в нашем с ним диковинном языке они присутствуют. Я-то их произношу. Приходится объясняться как с трёхлетним:
- Что хочет Кунрат в плохих землях?
Оказалось, что бубен. Видимо, та сковородка, с которой он никак не желал расстаться. Где же он её выронил? Надеюсь, что не в трясине. Меня ничто не заставит за ней лезть! Хотя абориген относится к ситуации с нечеловеческой серьёзностью. Кажется, «Кунрат с бубном» станет синонимом «дурня со ступой». Ага, и «Арман с Кунратом» - то же самое. Господи, Корней Чуковский какой-то – «От двух до пяти!»
Настроение перпендикулярно ситуации. Тут в пору «караул» кричать, а из меня прут детские стишки, которые начинаю читать в такт шагам:
Шел Кондрат в Ленинград.
А навстречу – двенадцать ребят.
У каждого лукошко.
В каждом лукошке – кошка…
И тут мой Кунрат радостно оживился, заухал и принялся удивительно точно отстукивать ритм ладонями. Гладкое безволосое лицо так и лучится улыбкой. Что, понравилось? Интересно, а как ты с ломаным ритмом справишься?
У каждой кошки двенадцать котят,
У каждого котёнка
В зубах по четыре мышонка.
И задумался старый Кондрат:
«Сколько кошек, котят и мышат
ребята несут в Ленинград?»
Я бы не удивился, если бы парнишка тут же занялся вычислениями – такое у него задумчивое лицо. Хмурится, стучит кулаком по ладони. Не даётся ритм? Потом вдруг просиял, словно понял, и с наслаждением повторил, вставляя, впрочем, своё имя:
- Шёл Кунрат в Ленинград! – и засмеялся во всё горло.
Кажется, с моей помощью парень постиг таинство рифмы! Что ж, придётся вознаградить за открытие:
Глупый, глупый Кондрат!
Он шагал в Ленинград,
А ребята навстречу ему –
В Кострому!
Снова взрыв короткого восторга, потом парень спрашивает очень серьёзно:
- Арман шаман?
Ни в коем случае! Вот главный инженер проекта у нас шаман. И если в течение суток, он мне за исчезновение такое камлание пропишет – по стенам пойду без дополнительных приспособлений. Если, конечно, сам себе харакири не сделаю, потеряв безмозглую студентку.
Что и пытаюсь донести с максимальной доходчивостью. Опуская гипа. Эти подробности мальчику знать ни к чему. Но, кажется, я его не убедил.
- Почему одежда белая? – и смотрит на свои обмотки.
- А почему нет?
- Арман – не шаман. И не старый. Почему белое?
Кажется, в этом мире белый цвет имеет символическое значение. Ещё бы, трудно сохранять белизну с такими смутными понятиями о гигиене! Ладно, попытаюсь ответить так, чтобы удовлетворить:
- Я люблю чистую одежду. И я… да, в общем, уважаемый человек. Хотя и не старый.
- Воин?
- Ну, и воин тоже. По необходимости.
Он надолго замолкает. Я тоже. Мы уже добрались до холма, откуда я впервые увидел солончаки. Пытаюсь сориентироваться и вдруг понимаю, что трясины впереди нет. Перед нами лежит нормальная степь с редкими выходами скальных пород. И посреди этой степи пасётся сайга с детёнышем. Классическая среднеазиатская сайга, её горбоносый профиль ни с чем не спутаешь. И, кажется, антилопа понятия не имеет, что несколько часов назад на этом самом месте разливалась-бушевала солёная трясина. Кстати, и покойника с исклёванным задом нет. Видимо, его поглотил зыбун в период активности. А вот мой изжёванный и грязный галстук так и лежит на останце. Странный зыбун – существует, когда захочет.
Господи, да ведь мой спутник тоже о трясине забыл, или просто на местности не ориентируется! Подхватил трофейное копьё и припустил за сайгой, будто не у него ноги камнями изрезаны. Я не успеваю его остановить. Впрочем, мне и самому есть хочется не по-детски. Нет уж, я рисковать не стану. Посижу на холме, подожду результатов. Тем более что бубен его вот он лежит – на том самом месте, где он его из рук выронил, когда сознание потерял. Так что юный дикарь сам сюда вернётся. Если только мне его снова не придётся из трясины тянуть.
Не пришлось. И отсутствовал он недолго. Новорожденный сайгак – бегун всё же не тот, что голодный взрослый парень. Когда я увидел, что он возвращается, спустился вниз, обломал какой-то куцый кустарник. Кто его знает, Кунрата, может он мясо и сырым ест, а вот я так не согласен. Он когда это увидел, весь в лице переменился. Что опять не так?
- Арман спускался в Плохие земли? Один?
- Кунрат только что по этим землям за сайгой бегал.
Я нечасто видел, чтобы так стремительно бледнели. А ещё я никогда не видел, чтобы ландшафт менялся на глазах. Когда Кунрат обернулся к солончакам, почва вдруг начала медленно и отвратительно шевелиться. Я машинально глянул на часы. Через три минуты посреди степи, ещё недавно казавшейся безопасной, вырос громадный волдырь, который лопнул, выпустив из себя волну зловонного газа. По всей поверхности разверзнувшейся ямы пошли медленные волны. Господи, в прошлый раз она меньше была!
Если стажёрка Серова вошла в этот ад, ничего не подозревая, несколько часов назад, то, похоже, искать её бесполезно. Но и ждать дальше нельзя – это местечко богато на сюрпризы.
Я поднялся на ноги. Кунрат схватил меня за предплечье:
- Сейчас не надо идти! Духи сердятся, - голос его заметно дрожал.
- Я должен, понимаешь? Там девушка, мне надо её найти.
Он упрямо качает головой:
- Нельзя. Арман погибнет, если пойдёт сейчас!
Один из непреложных законов темпорального рейда гласит: «Слушай аборигена – абориген лучше знает!»
- Сколько надо ждать?
Он молчит. Или не знает, или в его языке нет категорий для измерения времени. Смотрю на часы. Да, у нормальных людей уже ночь наступает. Хотя вокруг нас просто сумерки сменяются темнотой, впрочем, вполне проницаемой для глаза.
Ладно, будем ждать. Кажется, тучи рассеиваются. Может, утром всё же покажется солнце?
К чему зажигалка некурящему человеку? Ни к чему, если человек не рейдер. А в рейде всё может пригодиться. Так что у меня зажигалка была. Ей разжёг я собранное топливо, чем вызвал несказанный восторг Кунрата.
- Арман – шаман! – убеждённо заявил он. И как его разубеждать после этого?
Сидим у костра, едим молодое мясо. Без соли. Убеждаю себя, что всё обойдётся. Завтра приступлю к поискам, и аборигена подключу. Он не против. Вон каким обожающим взглядом смотрит. Правда, во взгляде сквозит явственное желание дёрнуть меня за усы, но это я дозволять не намерен.
- Почему у Армана шерсть на лице?
- Это? Это ещё не шерсть. Вот прошатаюсь я здесь пару дней – такая шерсть отрастёт, что звери испугаются.
Он молчит, осмысляя. И машинально гладит свой бубен, отколупывая от него засохшие чешуйки грязи. Как он серьёзно к этой игрушке относится!
- Арман называет Я. Кто этот Я? Где он?
Вот и дошли! Сейчас я ему должен прочесть лекцию по психологии самопознания, так что ли? С трудом пускаюсь в объяснения:
- Понимаешь, Кунрат, человек говорит о себе «Я», когда хочет подчеркнуть, чем он отличается от других. Вот я – Арман. Во мне росту метр восемьдесят один сантиметр. Я люблю… много чего: жену, хорошую книгу, красное вино и жареное мясо. Не терплю притворство, трусость, кофе и авангард. Я неплохо фехтую и борюсь, но не умею рисовать и готовить. У меня лучшие на свете друзья, я им верю в любой ситуации. Поэтому я счастливый человек. Мне сорок три года, но на самом деле гораздо больше, потому что я путешествую во времени. Это понятно?
По физиономии видно, что непонятно. Но тут я бессилен. Видимо, не пришло ещё для тебя, дружок, время осознания себя.
- Человек говорит другому «Ты», чтобы отделить его от своего «Я». Ты – Кунрат отличаешься от меня – Армана. Чем? Какой ты, Кунрат?
Он молчит. Потом всё же произносит задумчиво:
- Кунрат не знает.
Ладно. В общем, это и неважно было. Сейчас главное отдохнуть. Завтра будет трудный день. Да и сегодняшний был нелёгким.
Я проснулся раньше него и стал размышлять. Мыслилось безрадостно. Всё ещё не ясно, где я нахожусь. И что со стажёркой Серовой? Мне сопутствует абориген, которого желают убить сородичи. По этой земле страшно ступить, всюду сюрпризы, противоречащие земной науке. И всё же… Сейчас взойдёт солнце – это уже очевидно. Восток вначале стал перламутровым, потом зарозовел. Над горизонтом ещё плавают полосы облаков, но день обещает быть ясным. Это хорошо, сумрак надоел. Стоп, это что же, Земля делает полный оборот за двое суток? Или ещё больше?
Меня прервал сдавленный стон. Обернувшись, я увидел, что парень с искренним ужасом смотрит на небо.
- Что это?
- Где именно? Ты о чём?
- Там! – и тычет пальцем на восток, где из-за горизонта уже показался край огромного солнечного диска.
- Это просто солнце. Большое, потому что в атмосфере много влаги, она искажает реальное изображение.
Да, откуда в глинистой пустыне столько влаги? От кислотного озера, видимо.
- Солнце? – снова спрашивает он. Во всём облике читается потрясение.
- Ну, да, солнце. Свет.
Солнце встаёт всё выше. Кунрат зажмуривается. Потом открывает свои раскосые глаза и заливается счастливым смехом.
- Арман – великий шаман. Он умеет вызвать солнце!
Вот такого я за собой не ведал!
- Я просто знаю, что оно должно взойти, - и тут до меня доходит. – Постой, что это значит – «вызывать солнце»?
Он отвечает благоговейно:
- В нашей деревне никто не умеет. Борке говорит: «Дух Ночи сильнее. Солнца больше не будет!» А Арман вызвал солнце. О, мама! Жаль, солнце не видела Эльчин!
Чёрт! А это как понимать? Что это за мир, где солнце появляется потому, что его «вызывают»? Где вода по выбору человека становится водой или кислотой? Где почва меняет структуру в зависимости от того, помнит Кунрат о солончаках или нет?
Так просто не может быть… Но «абориген лучше знает»!
Никогда не думал, как выглядит мир глазами дикаря. То есть, предполагал, конечно. Но мне и в голову не приходило, что самовольство природных явлений в его вселенной может иметь вполне реальные очертания. Хорошо, а явления святых или ведьм в средневековье – тоже? Каждому даётся мир по вере его? Как жителям XXI столетия – предельно детерминированный всевозможными законами физики, химии и прочих наук. Стоп, а вдруг и этот подчиняется своим законам? Вот именно, что своим. И дикарь их знает, а я нет.
А, может, просто его надо убедить?
- Смотри, Кунрат! Это солнце. Оно есть. Дух Света всегда сменяет Духа Ночи. Это закон природы.
Как тебе ещё объяснять? Как там это…
- Слушай! Пусть всегда будет Солнце!
Пусть всегда будет небо!
Пусть всегда будет мама!
Пусть всегда буду я!
Что, дурачок, нравится?
Нравится, ещё и как! Мой дикарь начинает радостно кружиться, отстукивая ритм на своём бубне. У него очень здорово получается. Громкость нарастает, примитивный инструмент гудит и рокочет. Право же, есть в этом что-то магическое. А этот Паганини уже восторженно импровизирует в лучах светила, которое сегодня впервые увидел.
Да, странное место. Мир в потенции, мир-зародыш. Или, напротив, остатки чего-то, полураспавшиеся следы былой формы.
Но и здесь имеет силу гармония. Какой восторг вызвал у парня простенький ритм детского стишка или старой песенки. У меня в силу возраста уже другая лирика.
Кто устоял в сей жизни трудной,
Тому трубы не страшен судной
Звук безнадёжный и нагой.
Вся наша жизнь – самосожженье.
Но сладко медленное тленье.
И страшен жертвенный огонь.
Интересно, малыш, как звучит Давид Самойлов на твоём первобытном эсперанто?
***
Донг-донг-хо! Донг-донг-хо! Пусть-всег-да-бу-дет-солн-це! Донг-донг-хо!
Кунрат видел солнце! Чужой человек вызвал его для Кунрата. Магия чужого человека сильнее, чем магия Борке. Сильнее, чем сам Дух Ночи. Такая же сильная, как магия Эльчин!
Хо-у! Это значит, что за чужим человеком Арманом будет охотиться Борке. И Улаган будет охотиться. И «верные» Духа Ночи.
Как ярко всё – даже больно глазам. Но Кунрату нравится. Он никогда не видел, чтобы было так ярко. И глаза у пришельца яркие, как озеро под солнцем, а вовсе не тусклые, как весенний лёд. Пришелец смеётся. Он не боится Духа Ночи. Но, может, он просто не знает?..
- Какую девушку ищет Арман?
Чужой задумался, подбирает слова. Ему часто не хватает слов, и тогда он придумывает новые. Его сложно понимать, но Кунрат постарается.
- Молодая девушка. Старше тебя, но всё равно молодая. Ростом… мне вот докуда, - показывает на свою щёку. Волосы короткие и чёрные. Как у меня. Что ещё?
- След? След какой?
Кунрату кажется, что он понимает. Он что-то видел.
Пришелец берёт ветку и рисует на земле:
- След не такой, как у тебя. У неё обувь, подошва рифлёная. Понимаешь? Нет? Смотри! – он обводит странный контур, потом расчерчивает его фигурами.
Хо-у! Кунрат точно видел такой! Он сам приведёт девушку. Арману не надо с ним ходить. Но как объяснить это непонятливому чужаку?
- Где ты видел её следы?
- У самой деревни. Чужая девушка была там.
- Давно?
- В начале прошлой ночи. Борке собиралась начать обряд и пробовала бубен. Кунрат не хотел смотреть на Борке и смотрел себе под ноги.
- Идём в твою деревню. Немедленно.
- Нет! Арману нельзя!
- Почему?
- Борке убьет Армана.
Чужак пристально смотрит своими яркими глазами:
- Если судить по вчерашним событиям, убить собирались тебя.
Кунрат отвечает убеждённо:
- Если Борке убьёт Кунрата, ничего не изменится. Кунрат не умеет вызывать солнце, а чужак умеет. Чужак должен жить!
Надо рассказать ему про Эльчин, иначе Арман не поймёт. Это трудно. Кунрату кажется, что он сейчас завоет от боли. Как тогда…
- Эльчин была такая, как Арман. Она не боялась духов и могла усмирять Плохую землю. Кунрат… любил Эльчин.
Чужой слушает внимательно. Кунрату кажется, что он сможет понять.
- Борке не любила Эльчин. Дух Ночи сказал Борке, что он даст людям хорошую землю и хорошую воду. Всё это есть у чужих, которые живут за мёртвым лесом. Дух Ночи сказал Борке, что ему нужна сила. Если отдать ему тех, кто не верит Духу, его сила прибудет. Тогда Дух Ночи поможет Улагану и его воинам взять у чужих обещанное.
- И Борке отдала Духу Эльчин? – пришелец всё понял сам.
- Борке хотела отдать. Но Эльчин не хотела. Дух не может взять человека, если человек не захочет сам.
Трудно говорить. Почему Кунрат не вступился за Эльчин? Он боялся, что его отдадут Великому Духу. Он же тогда не знал…
- Чего не знал Кунрат? Того, что трудно жить после того, как Эльчин умерла?
Откуда чужак знает?
- Жертву приносят так: Борке рассекает грудь ножом вот здесь…
- От плеча до грудины. Так.
- Рассекает глубоко, но так, чтобы ещё могло зажить. Потом приносят гнилую кровь и выливают на рану. Жертву оставляют висеть, пока Дух не придёт за ней. Если человек покорится Духу, рана зарастёт. Только человек станет как мёртвый. Всё слышит – ничего не говорит. Ничего не делает, пока не скажут. Когда скажут – делает всё. Не чувствует боли совсем. У Улагана теперь много таких: две руки, две ноги – вот сколько!
- Инте-ресно! А сам Улаган?
- Улаган – нет. Борке не хочет. Улаган – мужчина Борке, она не отдаст его Духу.
- Скверные у вас духи, сынок! Не нравятся они мне.
- Арман неправильно говорит. Духи бывают всякие. Эльчин теперь тоже дух. Это Эльчин помогла Кунрату бежать во время обряда.
- А почему Кунрат бежал? – чужой человек смотрит пристально, но не осуждает. Шерсть на губе снова слегка топорщится.
- Наверное, Кунрат – трус. Наверное, он не хочет воевать с чужими.
- А, может, тебе просто не нравится, что творят твои сородичи именем Духа? А?
Кунрат хотел ответить. Честное слово, хотел!
Но тут померк свет, и из степи подуло холодным ветром. Кунрат поднял голову и увидел, что сам Дух Ночи пришёл…
***
Ну, прямо Гоголь какой-то, «Вечера на хуторе близ Диканьки»!
Я уж хотел успокоить юношу заверениями в духе диалектического материализма, что, мол, нету Духа Ночи, и не было его совсем. Как вдруг смерклось молниеносно (опять же, вопреки законам природы), и в небе над нами зависла на диво мерзостная рожа. Состояло видение из субстанции нематериальной: сгусток мрака, туман, молнии. Но притом – реальные очертания человеческого черепа не очень правильной конструкции. Не сапиентной. Впрочем, трудно об этом судить, так как всё это двигалось, перемещалось, громыхало, и вообще пыталось давить на психику.
В моей профессиональной карьере подобных феноменов ещё не случалось. Я вообще в физических явлениях слабо разбираюсь – моей профессией стали люди. И до сих пор мы изучали пространственно-временные континуумы, в которых действовали законы природы, а не магии. А с этим что прикажете делать? Воистину, абориген лучше знает!
Кстати, мой абориген при виде инфернального дива заскулил жалобно, свернулся клубочком и уткнул голову в колени. Ему было страшно, и я его понимаю. И как его успокаивать, если мне нехорошо самому?
Вот, значит, какие у вас тут духи водятся? И этот жутик по своей воле решает, покажется солнце или нет? Пардоне-муа! Кажется, сегодня утром это решил я. Если верить аборигену.
Будем верить – ничего другого не остаётся. Незнакомая мне Эльчин умела ходить среди солончаков, усмиряя их силой собственной веры. Кажется, этому первобытному хаосу просто не хватает богов, организующих мироздание. А разве так бывает? И что лично я сделать могу?
- Сгинь, морда!
Я человек верующий. Никогда не думал, что могу с такой беспардонностью обращаться к божеству. Дух Ночи, видно, тоже не думал. Видение глухо рокотнуло и слегка расплылось, но потом вновь приняло конкретные очертания.
- Сгинь, говорю! Нечего детей пугать! По-крайней мере здесь тебя никто не боится. Правда, Кунрат?
Ещё как боится! Скулит тихонько и головы не поднимает. Для него магия мира вполне реальна. Я сам готов поверить. Интересно, ведь само по себе солнце всходит, а планета вращается. Получается, они его просто не видят?
- Кунрат! Эй! Твоя Эльчин его не испугалась, а ты, взрослый мужик!.. Ты же сегодня солнце видел. И ещё увидишь, когда захочешь. Давай вместе прогоним эту мерзость и пойдём мою стажёрку Серову искать, пока она ни во что не вляпалась.
Ай, какую уверенность я тут излучаю - самому завидно! Обнял мальчика, глажу по сбившейся в многолетний колтун причёске. Он попискивать стал реже, правда, дрожит ещё.
- Дух Ночи силён, пока ты в него веришь. В других духов верь, малыш! Вот хоть в Эльчин. Хороший дух у Эльчин, смелый, красивый – правда?
Что правда, то правда! Явил тут мой Паганини видение ещё почище морды. Встал посреди облаков девичий тоненький силуэт. Лица не видно, в спину ей солнце светило.
Не знаю, кто здесь шаман, юноша, но это точно не я! Откуда уж у немытого мальца такая сила, но здешняя природа вытворяет именно то, в чём он как следует убеждён.
- Видишь, Эльчин сильнее Духа Ночи. Так что вставай, и пойдём следы смотреть, пока ещё не поздно.
Улыбается, слёзы размазывает, сопит счастливо.
Потом, правда, пришлось повозиться. Осенённый благодатью Кунрат уверовал, что все эти чудеса – дело моих рук, и, следовательно, мне нельзя появляться в становище, где правит бал Борке. Возможно, он и прав, но что мне остаётся? Времени чёрт знает сколько прошло, а если эта зверствующая жрица со своим доморощенным Чингисханом добрались до девчонки, то… в общем, подумать страшно!
- Эта девушка – сородич Армана?
- М-м, не совсем. Скорее нет.
Я поверг его в замешательство этим ответом. Мог бы сам догадаться и не морочить парню голову – он пока только родовые отношения понимает.
- Тогда почему Арман её ищет? Зачем Арман помог Кунрату? Почему? Девушка и Кунрат – чужие Арману.
И как ему объяснять? Совсем утратил навыки рейдера – несу что попало! И это называется «интегрировался в среду».
- Понимаешь, Кунрат… вот я тебе помог. Скоро мы расстанемся, и я тебя забуду. Ты уж прости, но так мы, люди устроены. Да… А те, кого мы не спасли, навсегда остаются с нами. Днём, ночью – всегда… Как твоя Эльчин, понимаешь? Это называется совесть.
Не думаю, что сказал это внятно. Потому что всю дорогу до становища он меня убеждал. И когда я впервые «верного» Духа Ночи увидел, то едва с ним не согласился. Этот…- зомби -не зомби? - на часах стоял у культовой пещеры. Не знаю, как там с психикой, но рефлексы, кажется, на месте: переминается с ноги на ногу и сосредоточенно ковыряет в носу. На рефлексы я его и поймал.
Трюк с камнем, брошенным в кусты, на цербера подействовал безотказно. Пока он деловито шуршал в стороне, отыскивая источник звука, мы просочились в пещеру. Кунрат уверял, что следы он видел у самого капища.
Не знаю, что заставило этих людей избрать столь гнусную религию, но их молельня была воистину некрофильской. Посреди пещеры высился каменный алтарь, от которого шла канавка для стока. Всё это липкое от крови и нечистот. И воняло немыслимо. Кунрат показал мне яму, куда сбрасываются отходы жертвоприношения.
- Гнилую кровь здесь берут, - сказал он.
М-да, ничего себе! Каким же здоровьем надо обладать, чтобы оправиться, когда тебе открытую рану обольют этим трупным коктейлем? Но парень ничего не выдумывает: на полу рядом с ямой глиняный сосуд, перепачканный этой гадостью. А у часового кошмарный шрам во всю грудь.
Что же сюда мою стажёрку занесло, будь она неладна?
Кунрат внезапно склонился и поднял из грязи… связку ключей. Вот когда мне стало по-настоящему страшно. Девочка была в этой пещере! И что с ней случилось дальше?
- Обряд снова начинают, - вдруг говорит Кунрат. – Арман слышит бубен?
- Слышу. И это значит, что у них есть запасной взамен того, что ты стянул.
- Приносят новую жертву.
- Не здесь?
- Здесь тайное место. Только для жриц. Духу служат на площади.
- Ладно, это не важно. Как их остановить?
Парень задумался, потом лицо его просияло:
- Пусть Арман пойдёт к ним и покажет солнце! Они поверят.
Замечательная идея! Если учесть, что сейчас поздний вечер, и светила мне не добыть, будь я хоть магом преклонных годов.
Единственное, что я сделал умного – это добыл копьё. Придушил часового и вооружился. Правда, Кунрат его всё же прикончил. Сказал, что это «верный», он всё равно в ум не придёт. А, по-моему, это я из ума выжил.
Когда увидел, что посреди обширного топталища народу десятков шесть, а Серовой среди них нет – мне бы исчезнуть сразу. Кунрат не дал. Выскочил вперёд и давай соплеменников убеждать на своём убогом языке в том, как скверно они живут. Народ всё неправильно понял, конечно, начал Кунрата руками хватать. А я для этого с ним двое суток возился? И как истинный герой на белом коне я врубился в эту свалку под истошный вопль внутреннего голоса: «Куда ты, цивилизатор хренов!»
Вначале всё ещё неплохо было. Кому-то я руку из плеча вывернул, кому-то ногу сломал, паре нападавших расквасил носы. А потом увидел, как квадратный детина (без шрама, между прочим) целит Кунрату в пузо копьём. И мне до него ещё бежать и бежать. Пока через свалку продерусь, он парню все кишки на деревяшку смотает.
Глупо! Ай, как же всё глупо! Ничего-то я правильно не сделал. Серову не нашёл. Ни в чём не разобрался. И даже такой малости не сказал, пока ещё время было: «Кунрат, твои соплеменники молятся смерти и хаосу. Но ты выбери светлых богов. Потому что «бог – есть любовь»! И ещё, «каждому даётся по вере его». И тогда всё у тебя будет правильно: и рассветы с закатами, и почва под ногами!»
Не сказал, и уже не успею. Потому что передо мной, загораживая дорогу, торчит деревянная конструкция с ремнями, похожая на дыбу. И пока её обогну, парнишку просто убьют…
- Эй, вы! Это я не верю в Духа Ночи и умею вызывать солнце! Не верите? Это я вам нужен, уроды!
И зажигалку в костёр – для пущего эффекта…
Господи, как же я из этого выкарабкиваться буду?..
***
Девушка высокая была. Тонкая, как тростинка, лёгкая, как перо – но до чего же высокая! И как похожа на Эльчин.
Кунрат всё время смотрел, пока на руках нёс. Мимо Плохих земель, до самой Жгучей воды спокойно шёл. Хоть слёзы по лицу так и бежали.
Когда чужой сдался, Улаган Кунрата просто ударил, опрокинул навзничь. Всем не до него стало. Кунрат без памяти долго лежал. И пока Борке танцевала, в бубен била. И пока выли, Духа вызывая. И когда жрица ударила Армана своим ножом.
Только тогда очнулся, когда чужого человека облили гнилой кровью и на вершину жертвенной горы понесли. Всем селом понесли – такое приношение Великому Духу.
А Кунрат в себя пришёл. В небё над ним снова черно было. Наступала ночь, обещая «верным» поживу и заступу.
Кунрат долго в пыли лежал, хлюпал разбитым носом. А потом поднялся. Потому что нежданно к нему мысль пришла. Для кого в бубен стучали, для кого раму припасли? Если бы они не явились, кто бы в жертву Духу пошёл?
Чужой человек, который помогает всем, не поможет Кунрату. И девушке не поможет. Значит, Кунрат должен сам…
Стал искать. И нашёл. Недалеко девушка была – в соседней пещере. Её и ранить успели, да не подготовили к обряду как следует. Склонился Кунрат над ней, волосы с лица убрал, вытер кровь. И поразился, как же похожа она на его потерянную любовь.
Её унести надо было – сама не шла. Били её, голодом морили, вот и лишилась сил. Ничего, ещё придёт в себя. Нужно только уйти далеко, чтобы «верные» не достали. И пошёл Кунрат в те плохие места, что зачаровала красавица Эльчин. И знаете, что странно? Не проснулись Плохие земли, не тронули Кунрата.
До Жгучей воды дошёл, вспомнил, как чужой человек в ней одежду стирал. Взял шкуру, понёс в воду. И не тронула вода Кунрата. Он в шкуре воды принёс, лицо девушке обмыл. А потом сел на берегу и стал смотреть.
Она тихо спала. Но на исходе ночи она очнётся. Что он ей скажет? Поймёт ли она его?
«Здравствуй! Я – Кунрат!
Я мало знаю и мало умею. Но я умею играть на бубне. Я всегда буду помнить Эльчин Усмиряющую Землю и Армана Вызывающего Солнце. Ты так похожа на Эльчин!»
И ещё он ей скажет: «Я ненавижу Духа Ночи и шаманку Борке. Я знаю, чужой человек Арман не поддастся Великому Духу. Бог Света сменит Бога Ночи. И сейчас взойдёт солнце.
Ты веришь мне? Ты слышишь меня, Эльчин?»
