Глава пятая
Соо-эмя, Мать болота
- Бажен сам знает?
Радим, приставленный дядькой к младшему наместникову сыночку, только головой покачал. От хмельного мёда он отказался наотрез, зато доброго сбитня выпил уже полный кувшин, и смотреть на крепкого, сильного мужчину, которого от переживаний бросало то в холод, то в жар, было невыносимо! Ждали подмогу, Магута сам отправился кликать всех местных на поиски. Шутка ли – дитё пропало, да ещё и наместников сын! Приветливого, сообразительного, доброго Твердислава, в первый же день жизни оставшегося без родной матери, жалели и привечали многие, в особенности те, кто был вхож на наместников двор, потому как всем было очевидно: строгий отец, вечно делами увлечённый, разве что скупой лаской мимоходом одарит, дядька, пусть и добрый, и справедливый, всё же не батюшка родной, а мачеха… Радим ни тупостью, ни глухотой не отличался и потому прекрасно понимал, о чём люди шепчутся, но у него язык не поворачивался осудить сплетников: ведь сам был рядом с Баженом, когда тот принёс в дом младенца и помнил, какой нескрываемой мстительной радостью на миг озарилось красивое лицо юной женщины, узнавшей о страшной кончине своей соперницы. Тогда подумал: поблазилось, ан нет! Это пока она младшей ходила, бесправной, то даже в глаза Предиславе смотреть не смела, сама голос не подавала, только еле слышно отвечала на вопросы. А как превратилась в большуху, тут все сразу поняли, что только Бажен может ласково называть её Малушей, а для остальных она отныне госпожа Велена.
Старшие Предиславины сыновья к тому времени уже на мужской половине воспитывались, женщинам туда ходу особо не было, а даже если бы и иначе сложилось, то Бажен бы супруге воли распоряжаться как единственной хозяйке точно не дал. Зато младшему, порученному заботам женщин, за все три младенческих года не перепало от мачехи ни любви, ни заботы – всё время отдавала кормилице да няньке, отвела им дальнюю светлицу, чтобы не видеть и не слышать и даже не вспоминать. Может, если бы Велена сама подарила мужу наследника, о котором так мечтала, то и норов свой усмирила, успокоилась хоть малость, но пока что из её чрева появлялись на свет только девочки: сначала одна, потом две сразу.
Радим мог бы честно признаться Магуте, что почти открыто готов обвинить в своей нынешней беде старшую дочку Велены – ту, что была рождена ещё от Желана, младшего наместникова брата, погибшего после того, как его медведь помял на охоте. Негомире пошла всего лишь восьмая весна, но врагов девчонка себе успела нажить столько, сколько не у каждой взрослой женщины наберётся. Жаловаться на негодную было бесполезно, потому что Велена тотчас принималась выгораживать свою любимицу и всякий раз находила десяток причин для оправдания.
- Так знает или нет? – повторила вопрос Жерава. Вроде как дело её касалось, поскольку наверняка, если мальчика сразу не найдут, побегут к ведунье. Раз так, пусть сразу сказывают.
- Не знает, - Радим тяжело вздохнул. - Третьего дня ещё со старшими в Новгород поехал: Любомила будут в дружину княжескую отдавать. И Велена с ними, дочку старшую взяла, говорят, девчонку тоже при княжьем дворе обучать будут. Да только…
- Что – только?
Радим поколебался ещё немного, но всё же дал тайным мыслям обратиться в слова:
- Это Негомира всё подзадоривала братца глупого: мол, если догонит обоз – и его в отроки в княжескую дружину определят. Я уж следил, следил за малым как мог, а перед самой грозой голова разболелась, в сон клонить стало. Ну вот… Без сумы, без всего, в чём был… Ох, да что же делать теперь, где искать? Понятно, что следом за всеми поскакал, знает же, что обоз идёт не быстро, отдых коням будут давать, ночью не поедут…
- Дорогу нашёл бы, уверен? Не помню, чтобы его дальше Мутной отец брал! А уж вслед за обозом… Ты сам-то знаешь, какой путь Бажен выбрал? – Первуша споро собирала еду и питьё для тех, кто на поиски пойдёт, Мещ притащил несколько крепких длинных верёвок – вдруг из болота придётся вытягивать или поднимать что?
- Разберётся, не маленький. Сколько раз рядом крутился, пока наши путь обсуждали, что не знал, так запомнил, умом боги не обидели.
Тем временем стал собираться народ. Уже вечерело, солнце медленно клонилось к закату, прочерчивало по земле и траве длинные тени, воздух после пролетевшей грозы был лёгким, приятным, удушающая жара спала, оставив только блаженное тепло, какое только после Купавина дня и может случиться на радость всему живому. Сидеть бы сейчас под навесом, попивать духмяный взвар на меду, кушать пирог с творогом, наслаждаться тишиной и покоем, а не в лес собираться, где после ливня ещё всё мокрое, дышит тяжело, избавляясь от тепла, накопленного за две полные осьмицы сухого зноя.
- Может, сразу вслед обозу пойти? – предложил кто-то. – Лошадь под мальчонкой какая была?
Радим пригладил бороду, провёл пальцем по усам.
- Вот то и мыслю, что далеко не ускакал бы. Лошадка под ним смирная, но пуглива бывает. Сами видели, что творилось: батюшка-Перун с недругами воевал. Так что я наших посадских вперёд послал, обоз догонять да спрашивать по пути, но рассудите сами: может ли дитё в летах Твердислава удержаться в седле, если лошадь пока толком успокоить не умеет? Только нынче стал его обучать как следует!
Собравшиеся зашумели, загудели.
- Вот что, - прервал все пересуды Магута. – Мы перед грозой дорогой немного шли, никого не видели, ничего не слышали. Ребо, бери людей, отправляйся к покосу, где стог с утра метали, обыщите все кусты, вдоль ручья пройдитесь. Мы по краю ближнего болотца двинемся, к старому коломищу близ извоза, там большой путь рядом, вряд ли обоз иначе повели. Прочие по лесу рассыпьтесь, коровьи ботала берите, шумите, да прислушивайтесь. Радим, чего нос повесил? Веселей гляди, надежду не теряй - ночь тёплая будет, а Твердислав твой довольно знает уже, чтобы не пропасть в лесу. Раз сам мыслил утечь вслед обозу, готовился, так это тебе только показалось, что с пустыми руками ушёл, всё потребное у него имеется. Воду добудет, огонь добудет. Зверьё сейчас сытое, спокойное, не тронут мальца, даже если столкнётся с кем. Найдётся твоя пропажа, а что страху натерпится, так впредь наука – нечего бабские подзуживания слушать, если имеет призвание стать настоящим кметем! Когда хватился пропажи?
- Да как раз перед грозой, громыхало уже…
Жерава поспела оказаться рядом с незадачливым дядькой. Ей было искренне жаль Радима, потому она тихо посоветовала:
- Домой вернёшься, чашу, из которой пил, не смывай, принеси мне как есть. Если девчонка виновата больше, чем ты думаешь, там остались капли того, что тебя в сон погрузило. Я не думаю, что Негомира по малолетству своему многое успела выучить…
Радим огляделся по сторонам: их никто не слушал, стояли рядом на полянке у кузни, ждали, когда остальные подойдут.
- Я никого не обвинял. Мало ли что про саму госпожу и её дочь болтают. Сказал только, что Негомира подзадоривала братучадо, дразнила.
- Так и я никого не обвиняю, просто помню, что Велена вызывала меня к себе о прошлом лете, просила научить варить сонные настои – мол, страдает, томится по ночам, а меня всякий раз призывать – Бажен же и скажет, что плохо дело своё знаю.
Дядька присел на лавочку, пятернёй расправил волосы, опять пригладил бороду и усы.
- Ты ж не только знахарка, но и ведунья? Твердислав вчера воинское правило творил, размахнулся слишком сильно, попал себе по носу, руда пошла обильно, я платок дал успокоить… вот, держи. Может, скажут тебе боги, где дитя искать.
В речи Радима не было ни слова лукавства, он искренне верил в способности Жеравы, да вот сама Жерава сильно сомневалась, что сможет помочь. Вот он, искривлённый ствол сосны-помощницы, ведовской заступницы: хочешь, не хочешь, а надо исполнять, когда попросили. Сама бы рада всей душой, дело благое – дитя невинное найти и домой вернуть, но попустит ли Христос? С тех пор, как уверовала да крестилась, ни разу свой дар не использовала, боялась Распятого Бога погневить: уж больно запали ей в душу слова о том, что нельзя приходить к пророкам и прорицателям.
Жалость владела её сердцем, тем более сильная, что Жерава знала правду и числила себя покровительницей мальчика, судьбу которого так странно и чудесно устроила. Радим прав: руда лучше всего покажет, что и как.
- Может, и скажут. Если силу не потеряла – старею.
Радим не удержался и фыркнул тихо.
- Что не так сказала?
- Да у тебя, - сказал он с неожиданной нежностью в голосе, - коса как у молодой девки, ни единого седого волоска. И глаза…
Жерава аж рот от удивления приоткрыла. Не нашлась, что ответить - выхватила тряпицу в пятнах, поклонилась, да и отошла. Негоже ей, старой, такие речи слышать.
Вокруг ходили, бегали, перекликались, просили о чём-то, постоянно доносился переливчатый голос Первуши, неугомонный Мещ собирал ребячью ватагу на поиски: ребятишки в округе знали лес как линии на собственных ладонях. Сосредоточиться было трудно.
«Господи Иисусе Христе…».
Тут руки коснулась мягкая тёплая детская ладошка.
- Жерава… Твердислав… он…
Рядом стояла Нежданка.
- Беги, милая. Ты тут останешься, с Первушей, с Гневкой…
И осеклась, потому что увидела, что тонкие пальчики девочки теребят тряпицу, что Радим дал, а личико у воспитанницы такое, что…
Ой, ой!
- Христос спаситель, помоги! – выдохнула Жерава, совсем забыв про осторожность, а потом опомнилась, крикнула что есть силы. – Воды, воды дайте, дитю плохо!
Не её ли саму водой отпаивали не раз и не два? Не на неё ли саму смотрели с таким благоговением и опасной после того, как она в мир Яви возвращалась?
Жерава не смогла сдержать стон отчаяния: да что же такое? Неужели Нежданке Путь явился, да такой, какого самому злому недругу не пожелаешь?
- Соо-эмя… соо-эмя…
- Что, милая?
- Соо-эмя… - еле слышно прошептала девочка, прикрыла глаза медленным взмахом пушистых ресниц – и затихла, ручонкой продолжала сжимать тряпицу. Ноги у неё подогнулись, она начала оседать на траву, Жерава поспела удержать.
- Что она сказала? Что с ней, Жерава? Головушку напекло? – подбежала Первуша.
Жерава подняла девочку на руки.
- На Козью топь идём. Верёвки берите, жерди, доски, топоры. Поспешить надо, пока не стемнело, в сумерках можем не разглядеть.
Повторять дважды не пришлось. Тех, кто ушёл с Ребой-карелом, живо вернули, остальные ждали кто Магуту, кто Жераву.
Отправилось выручать наместникова сыночка без малого четыре десятка молодых парней да крепких мужиков, из женщин только Жерава с Малкой, да ещё мельникова жена Беляна, крепкая молодая баба. Конечно, Мещ увязался – куда его деть?
И Нежданка, которая вдруг стала главной.
Она, сметливая, что-то смекнула своим детским умишком, постоянно на Жераву оглядывалась - вроде как без названной матушки у неё ничего не получится, и знахарка была ей благодарна, потому что сама про себя знала: отмахав граблями да вилами добрую часть дня, ни на что не способна.
Поначалу можно было усомниться, что девочка знает, куда людей вести: тропка, которая вела к Козьей топи, за весну и лето успела зарасти. В ту сторону с опаской ходили немногие и только по осени, потому что на болоте, сохранявшем влагу даже в самые засушливые годы, всегда в изобилии водилась кислая целебная ягода - клюква за брусника. Ещё было там озеро посреди болота, страшное, непроглядно-чёрное, с зыбкими берегами, но богатое крупной рыбой. Мать не раз рассказывала Жераве о том, что там одно из мест, где появляется в мир Яви болотная хозяйка - соо-эмя. Самой Жераве, как говорила позже наставница, бояться соо-эмя не нужно – достаточно относиться с почтением и непременно просить разрешения накопать корней растений, которыми та распоряжается. Ну, и иная хворь на нет сойдёт, если больное место протереть монеткой или малым мешочом с солью, прочитать нужный заговор да и отнести соо-эмя в дар. Многие из тех, кто бывал у Козьей топи осенью, встречали в тумане женщину с длинными распущенными волосами, которая обращалась к ним тихим, мягким голосом.
Некоторые мужики стали роптать, поглядывать недоверчиво на женщину и девочку, которые шли впереди, кто-то и вовсе назад повернул, хотя пусть был не таким уж и долгим.
Свежие следы от лошадиных копыт появились на тропке неожиданно. Обнаружились они ещё в сухом лесу, в сосняке на невысокой песчаной гриве. Выходило, что мальчишка заплутал, с торной дороги сбился быстро, поехал в другую сторону, а потом лошадь грозы испугалась.
- Ну-ка, - сказал Магута, - теперь ждите здесь. Вон девчонка вовсе из сил выбилась. Нечего ей смотреть на то, что на болоте может случиться.
- Жив он… - тихо, но твёрдо ответила ему Жерава, ни на миг не выпускавшая ладони Нежданки. – Жерди длинные кидайте, держите друг друга, сами пробирайтесь, так и спасёте. Мы пойдём к себе, не к кузнецу, поспешим – как достанете, везите ко мне, уход мальчонке потребуется, что успею – приготовлю. Если не доверяешь – сам будь при нём, тогда у сосны на холме шатёр ставьте, мне тебя устраивать негде. Пойдём, Нежданушка.
Неждана крепко сжала губы и покачала головой.
- Никуда нам нельзя. Соо-эмя только тебя послушает. Им – не отдаст.
Магута не сдержался, потрепал её по макушке.
- Разумница какая. А не побоишься?
Нежданка шмыгнула носом, потупилась:
- Побоюсь. Небось, сам боишься, так мне чего?
Лошадь бежала не точно по тропке, а петляла, след то пропадал, то появлялся вновь, но оставался таким же отчётливым.
По болоту пошли куда как неспешно, за то благодарили, что сушь постояла. И так было не по себе: вроде как на твёрдом пока стоишь, а зыбь ощущаешь.
Ребо вызвался вперёд, разведать. Вернулся быстро:
- Видел их. Мальчонка на спине лошади примостился, вцепился в гриву, держится пока. А лошадь плоха, не выберется. Они уж не на болоте, а на краю озера. По всему сужу так: пока кобыла на затопленной коряге копытами задними стоит, и мальчонка цел, а как сорвётся…
- Собирайте, на чём мальчонку понесём и лошадь, если достанем.
Магута снова взял на себя всю полноту ответственности: каждому дело нашёл по силам, а восьмерых повёл на берег – вызволять тех, кого болото уже наполовину в полон взяло.
Лошадь они увидели сразу, как на берег вышли. Та уже даже не билась и голос не подавала, только всхрапнула: мол, держусь пока, а дальше дело ваше…
Стали подбираться ближе, осторожно, и заметили ещё кое-что.
- Вон она, - шёпотом сказал Магута.
По краю берега, где мерцала в лучах заходящего солнца чистая вода, точно тянулись длинные серебристые нити, волосы соо-эмя.
Жерава сглотнула комок в горле. К тому моменту она уже решила, как поступит: среди поспевших выручать наместникова сынка не случилось ни одного вожанина. Всякий язык свои особенности имеет: в одном краю так сказывают, в другом иначе, вот и Жерава видела - если будет просить соо-эмя на наречии, которое переняла от матери, из её речи в лучшем случае поймут четверть.
- Неужели ребёнка обидишь, мудрая хозяйка болота? Ни в чём не виноват он перед тобой, его отец твоё могущество почитает, и все мы, сюда без твоего разрешения пришедшие, желаем только одного – невинного защитить. Лошадь отдаём тебе в дар, а ребенка оставь нам. И другие дарения принесём, не будем твой покой своими голосами тревожить…
Уговаривала Жерава болотную хозяйку, ушептывала, говорила тихо, нежным голосом, хотя на крик хотелось сорваться.
Тем временем мужики ползком, по брошенным жердям, перебрались поближе к тонущей кобыле. Молодой ловкий парень Зуйко исхитрился совсем рядом очутиться, по пояс ушёл в болотную жижу, но держался крепко – видать, тоже ногами нащупал спасительный топляк. Остальные смекнули быстро: принялись помогать, Зуйко к мальчику приблизился, пальцы ему разжал, застрявшую ногу из стремени вынул.
- Тяните дружно!
Жерава всё своё шептала, боялась оглянуться. Только когда плеск громкий услышала, глаза приоткрыла: волосы длинные пропали, берег был чист, лишь накатывала на него лёгкая медленная волна…
Лошади уже не было видно, а в десятке шагов от самой Жеравы пыхтели тяжело мужики. Радим сам нёс своего воспитанника, никому не доверил: мальчик был жив, но ещё не пришёл в себя. После такого-то!
Жерава понимала, что нынче ночью ей спать не придётся, но радовалась тому, что соо-эмя оказалась милостива.
