Последних книг его я не читал, кажется, последнее, что держал в руках, были "Нефритовые чётки" (впрочем, они в эти руки попали с сильным запозданием). Тогда мне показалось вот что: романы серии становятся однообразными, автор добавляет разнообразия за счёт декораций и скрещения с другими жанрами. Но в целом серия, по-моему, уже давно рассчитана на устоявшийся круг любителей героя (и общего стиля), довольно широкий, а не на то, чтобы следующий роман или сборник мог привлечь каких-то новых читателей (которым он, скажем, первым в руки попадёт). Даже "Колесница", похоже, так почти не сработала, хотя там такой ресурся имелся.
В этом нет ничего плохого - если автор работает на чёткий читательский круг, ему виднее, расширять этот круг или нет. Тем более что первые романы серии переиздаются, кто-то начинает всё равно с них и читателей соответственно прибывает. Но и убывает тоже - просто за счёт тех, кому надоел герой или кому стало слишком легко просчитывать преступника.  Был такой фанатский форум "Фандорин!", очень неплохой, на который я когда-то деятельно ходил, потом перестал; недавно заглянул - и убедился, насколько там поубавилось народу даже из числа старых поклонников.
На мой взгляд, серию про Пелагию Акунин закруглил "более вовремя" (как и Юзефович свою начатую было серию детективов "из дореволюционной жизни"). Но тут, конечно, дело вкуса и приязни.

Так вроде весь фокус серии, заявленный в самом начале - в последовательном скрещивании детектива с другими жанрами - политическим романом, приключенческим, уголовным, шпионским, "экзотическим", плутовским... Сколько-то "детектив в чистом виде" из читанных мною разве что "Левиафан" и, может, пара рассказов. Везучесть сыщика и случайности такой смеси не противоречат, потому что во многих из вспомогательных жанров они вполне допустимы - и вообще "правила" из смежных жанров то и дело берут верх над "правилами детектива". И это, видимо, работает - во всяком случае романы про Фандорина оказались куда успешнее у читательской публики, чем соперничавшие с ними (и, кажется, в чём-то послужившие примером) исторические детективы Юзефовича из того же времени, хотя у Юзефовича жанр чище (да и пишет он, по-моему, лучше).

Все жанры классического авантюрного романа в цикле
«Жизнь, необыкновенные и удивительные приключения Александра Гуляева, неутомимого путешественника, прославленного репортёра, отчаянного разведчика, удачливого искателя сокровищ, и прочая, и прочая, и прочая»

Маститым мэтрам авантюрного жанра, на чьих широких плечах… а вернее, на чьих могучих выях уютно устроился автор этих строк – посвящается

Пока вихрастые мальчишки
Под одеялом, с фонарём,
Читают Жюля Верна книжки,
А после покидают дом,
Чтобы бороться и искать,
Чтоб находить и не сдаваться,
Чтоб открывать и побеждать
Чтоб не упасть и не сломаться,
Не всё ещё потеряно —
Доказано, проверено...

Марктвеновские приключения

Глава I
Месть Воблы, или отчего Сашка Гуляев осерчал на г-на А. Чехонте

– Эй, Монтигомо! Почем нынче скальпы? За полушку дюжина?
Это Прошка Вобликов, по прозвищу Вобла (хотя более всего этот розовощекий увалень походил не на тощую воблу, а на жирного, раскормленного карася). Завидел Сашку – давай орать на весь класс:
– А тигровые шкуры имеются? А леопардовые? А слоновая кость? Пожалуй, возьму, батманов десять. Подвесишь? – И раскатился противным громовым гоготом: – Га-гага-гага!
Сашка – сухопарый веснушчатый паренёк с ершистыми светло русыми волосами и незабудковыми глазищами – насупился, шмыгнул носом, погрозил Прошке костлявым кулаком:
– Ну, Вобла, держись! Вздую я тебя сегодня после занятий!
Конечно, Сашка погорячился. Вздуть обидчика ему бы вряд ли удалось при всём желании. Прохор – младший сын купца первой гильдии Еремея Перфильевича Вобликова – парень рослый, дородный. Почти на голову выше Сашки, вдвое шире в плечах и почитай на пуд тяжелее. Не всякий-то шестиклассник уложит его на лопатки. А уж среди пятиклашек и вовсе не было никого, равного по силе Вобликову.
Вобла осознавал своё превосходство, поэтому пропустил Сашкины угрозы мимо ушей. Лишь сардонически хмыкнул:
– Ага, вздуешь! И скальп снимешь! Га-га-га! Монтигомо Перепелиный Ноготь – вздуватель бледнолицых! – Подумал-подумал: чего бы еще отчубучить пообиднее – да и выдал: – А золота много намыл? Га-гага-гага! Ой, держите меня, умру от смеха!
От смеха он, разумеется, не умер, но слюной чуть было не поперхнулся. Закашлялся, забулькал, заикал.
Тут в дверь заглянул классный надзиратель Лев Никифорович Овсов (ласково величаемый за глаза Кефирычем: причём как гимназистами, так и преподавателями), цыкнул на озорников:
– А ну, цыц, башибузучье племя! Урок вот-вот начнется.
Школяры притихли, разошлись по своим местам.
Сашка сел за парту, принялся «потрошить» ранец – доставать учебники и тетради. Поймал на себе насмешливый взгляд Воблы, демонстративно отвернулся, процедил сквозь зубы:
– Ну, спасибо вам, господин Чехонте! Удружили, нечего сказать!
…До господина Чехонте у Сашки Гуляева был особливый счёт. Не успел Александр амнистировать дерзновенного сочинителя за «Летающие острова», – (положа руку на сердце, весьма остроумную пародию на обожаемого Жюля Верна), – как, здрасте-пожалуйста: «Петербургская газета», нумер 350 от 21-го декабря прошлого 1887-го года, третья страница, отдел «Летучие заметки», рассказ «Мальчики», подпись – «А. Чехонте». Эдакая не лишенная затейливости юмореска о том, как два гимназиста-второклассника – некто Чечевицын и Володя Королёв, начитавшись Майн-Рида и Купера, попытались удрать в Америку.
Нет, тут, конечно, не поспоришь, факт неудавшегося побега наличествовал. Как имело место и пылкое Сашкино увлечение приключенческими романами о краснокожих коллекционерах скальпов. Этого Гуляев не отрицал. Но что касательно всего остального, то врал этот самый «А. Чехонте». Как есть врал. Самым наинаглейшим образом!
Конечно, Сашка понимал: не привравши – не расскажешь. Сам такой. Начнет бывало пересказывать какой-нибудь роман Купера, и не заметит, как вместо «идёт Соколиный Глаз с Чингачгуком» уже вещает: «Иду я это, значит, с Великим Змеем»... Случалось подобное, чего уж там. Но факты-то, факты Сашка ведь никогда не передёргивал! Ни-ког-да! А этот господин со странной фамилией… Да сами судите. 
Начнем с того, что дело было прошлым летом, а уж никак не зимой. Что Сашка, обалдуй что ли какой? Разве ж не понимает – летом-то бежать куда как ловчее. На одном подножном корме можно несколько месяцев продержаться. В лесу – ягоды, грибы, орехи, мёд, птичьи яйца. На Реке – рыба, икра, черепахи. И охоту никто не отменял. Сашка мастер по этой части: из лука стреляет, что твой Робин Гуд. Да и из самодельной духовой трубки выдувает отравленные стрелки шагов так на 20 – чай, не один месяц тренировался... Одёжка опять-таки тёплая не нужна. Да и с ночёвками гораздо проще. Не нужно каждую ночь тёплый приют искать. При желании завсегда можно шалаш соорудить, или в стог какой забраться. А в случае крайней необходимости и на голой земле переночевать беспроблемно.  Сашка даже эксперимент проводил – спал прямо на лужайке, в саду, за домом. Лишь шинель под себя стелил гимназическую. Конечно, это вам не серапе, как у героев Майн Рида, но тоже вполне приемлемо.
А маршрут? Это ж надо до такого додуматься: добираться до Калифорнии через Сибирь! Пермь, Томск, Камчатка, Берингов пролив, Аляска. Ага… Раз господин А. Чехонте такой умный, вот пускай сам таким маршрутом и путешествует. На дворе конец XIX века! Даже каторжники на Сахалин уже по морю плывут, а не через Сибирь пёхом топают. Суэцкий канал давно открыт. Трансконтинентальная железная дорога введена в эксплуатацию. Филеас Фогг ещё в начале прошлого десятилетия указал всем кратчайший путь из Европы в Америку. На дорогу от Лондона до Сан-Франциско – через Бомбей, Гонконг и Иокогаму – он затратил чуть более двух месяцев. А ежели двигаться в противоположном направлении – на запад, время путешествия от столицы Туманного Альбиона до Фриско сокращается аж вчетверо!.. Хоть наш Поволжск и не Лондон, но всё равно – через Сибирь и Берингов пролив в Калифорнию сегодня надумает отправиться лишь законченный двоечник. А у Сашки Гуляева по географии, между прочим, пятёрка. Это его самый любимый предмет из всего гимназического курса.
Кстати, вся эта история с Америкой в некотором роде и вовсе нелепа. Сашка хоть и грезил Великими озёрами да Скалистыми горами, но бежал отнюдь не в Америку, а в Индию. Имелись у него на это свои весьма веские резоны. Впрочем, речь сейчас не об этом, а о рассказе А. Чехонте.
Вот с чего, спрашивается, господин сочинитель взял, что «в Калифорнии вместо чаю пьют джин»? Ну, откуда он это взял, скажите на милость? Ни у Майн Рида, ни у Купера об этом ни словечка! Сашка лично проверял – все свои книжки перелистал.
Или. «Стадо бизонов бежит через пампасы». Нет, куда это годится? Какие к дьяволу бизоны?! В пампасах-то. Этот А. Чехонте ещё бы про баобабы в джунглях Амазонки написал. Ведь даже первоклашки знают: бизоны водятся в прериях.
Эх, мало того, что господин беллетрист с пампасами напутал, так он ещё и фамилию главному герою измыслил дурацкую – Чечевицын! Хорошо хоть не Похлёбкин – чечевичную похлёбку Гуляев на дух не переносил.
Да и с возрастом оказия приключилась. Этот самый Чечевицын, если, конечно, верить тексту рассказа – второклассник, а Гуляев на момент побега уже четвертый класс успел закончить. Четырнадцать лет – это вам всё-таки не двенадцать. Хотя… Перефразируя классическую пушкинскую строку о безграничной власти любви над временем, можно смело сказать: пути все возрасты покорны. Вон майнридовский Филипп Форстер – герой романа «Морской волчонок». Ему как раз исполнилось двенадцать, когда он отправился в опасное путешествие из Англии в Перу в трюме торгового корабля. И ничего – выжил. Вырос из волчонка морской волк. Матёрый такой волчище.
В общем, набрехал А. Чехонте с три короба. А что ещё прикажете ожидать от человека с такой чудаковатой фамилией? Чехонте. Будто чихнул кто. Знать, чухонец какой, не иначе.
Интересно, а что за имя скрывается за таинственной литерой «А»? Не дай Бог «Александр». Ежели вдруг окажется, что автор злосчастного рассказа его тёзка, Сашка этого попросту не переживёт... Да нет. Вряд ли Александр. С такой-то фамилией. Небось какой-нибудь Акакий, или Автандил. На худой конец Ананий. Но никак не Александр. Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда!
Сашка тяжело вздохнул. Через этого Акакия-Автандила-Анания Чехонте он теперь вынужден терпеть ежедневные насмешки Воблы. Да и приспешники увальня-купчика: Фролка Буянов, Володька Кусков и Алёшка Акундинов (эдакие рыбы-прилипалы при белой акуле) – не отстают от своего предводителя, знай, вопят на переменах хором: «Эй, Монтигомо! Эй, Перепелиный Ноготь!»
Перепелиный Ноготь. Это уже Прошкина самодеятельность. У Чехонте в рассказе – Ястребиный Коготь. Хоть отдалённо, но похоже на индейское имя. Хотя… Монтигомо. Откуда он только такое прозвище взял? Сашка все свои индейские романы перелопатил, но так и не сыскал подобного имени…
Сашка внутренне кипел, досадовал на Прошку.
Ну, Вобла, ну, гад! Ведь с него-то всё и началось. Именно он пару дней назад притащил в гимназию эту трижды клятую газету. И где он её только раздобыл? Как-никак столичная, «Петербургская». Спрашивается, где Петербург, а где Поволжск. Тысяча вёрст по прямой, с приличным гаком… Знать, газету ту Прошкин батя привёз. Еремей Перфильевич Вобликов частенько в столицу по своим негоциантским делам наведывается.
И вот что обидно, Вобла ведь не большой охотник до чтения, а, поди ж ты – до третьей страницы добрался, не самый короткий рассказ осилил, да ещё и выводы соответствующие сделал. Прискакал после рождественских каникул в гимназию, вытащил на Божий свет прошлогоднюю историю с неудавшимся Сашкиным побегом, и ну мусолить её заново (а ведь о том происшествии, почитай, все уже давно позабыли). Именно Вобла стал при всех величать Сашку Перепелиным Ногтем. Именно он вместе со своей шайкой не даёт Гуляеву прохода. 
Неспроста всё это, ох неспроста! Знать, мстит Вобла Сашке за то, что тот не взял его тогда с собою в Индию. А ведь как просил, как просил. Разве что на колени не становился. Всё канючил: «Саш, ну возьми меня с собой! Ну возьми!» Но Александр был непреклонен. У него всё было рассчитано до мелочей. Даже грузоподъёмность плота, на котором он собирался сплавляться вниз по Волге. И лишний пассажир – особенно такой тяжеленный как Вобла – предусмотрен не был.
Вот теперь Прошка и отыгрывается. Но какова выдержка! Или не выдержка – злопамятность? Ведь более полугода выжидал, вынашивал планы мести. Прямо поволжский граф Монте-Кристо, карася ему в штанину…
Кстати… Эта идея только сейчас пришла Сашке в голову. А что если это Вобла выдал его тогда? Ведь как бы ещё дядька Фурий мог узнать дату побега? Никто кроме Вобликова и Димки Рыбникова не знал точного времени отплытия. За Димку Сашка головой готов поручиться: свой парень, могила. А вот насчёт Воблы… Насчёт Воблы имелись теперь у Сашки Гуляева больши-и-и-е сомнения.
Эх, надо бы всё-таки начистить ему мордуленцию. Да разве ж с этаким кабаном управишься. Шансов не густо. Вот ежели только старый матрос Востоков…
Додумать Сашка не успел, в класс вошёл преподаватель истории Ксаверий Валерьянович Черноморский. Начался урок.

Глава II
«Шамбала, камбала», или почему не так просто написать роман в стихах

Отредактировано Ронин (02.06.2019 20:42)

Да уж. Доставалось на орехи от Антона нашего Палыча классикам авантюрного жанра. И Габорио ("Шведская спичка"), и даже самому Ж. Верну ("Летающие острова").
Но оставим пока Чехова в покое. Перейдем к "нашему всему"

Глава II
«Шамбала, камбала», или почему не так просто написать роман в стихах

Из всех преподавателей Первой Поволжской гимназии Ксаверий Валерьянович Черноморский обладал, пожалуй, самой колоритной внешностью. Рост, что называется, «в пупок дышит», крохотные ручонки с сарделькоподобными пальцами, короткие ножки кренделем, да огромная, похожая на шаровидный самовар голова: уши – крученные ручки, нос  – вензельный краник, проплешина – горящая латунным жаром крышка. Картину довершала густая, точно у заправского купчины, бородища, косматым веером прикрывающая бочковатую грудь.
Совершенно естественно, что подобная наружность вкупе с географической фамилией напрочь лишала Ксаверия Валерьяновича малейшей возможности иметь любое другое прозвище кроме как Черномор. А что: ни дать, ни взять – вылитый карла из пушкинской поэмы. Вот только после усекновения чрезмерно длинной бороды – как минимум раз так в пять.
Бородой своей, кстати, Черноморский крайне гордился. Вот только содержать её в порядке не удосуживался. Не единожды директор гимназии Карл Яковлевич Штейнберг делал историку замечания:
– Вы бы, милостивый государь, Ксаверий Валерьянович, хотя бы изредка приводили свои отнюдь не райские кущи в порядок. Расчесывали бы их что ли, там, мыли. А то вечно у вас из бороды что-то торчит. То перья какие-то, то лапша, то, прости Господи, квашеная капуста. Постыдились бы,  Ксаверий Валерьянович. На Вас же ученики, в конце концов, смотрят.
Ученики не только смотрели, но и активно подтрунивали над «отнюдь не райскими кущами» Черноморского.
Сашка Гуляев – между прочим, первый на гимназии вития – даже эпиграмму по этому поводу сочинил:

На бороде через моря
Колдун несёт богатыря.
А наш Поволжский Черномор
Несёт на бороде лишь сор.

Эпиграмма пользовалась в гимназии бешеной популярностью. Её знали наизусть не только все учащиеся от первого и до восьмого класса, но и господа преподаватели. Особенно любил фривольный стишок преподаватель логики – Евлампий Харлампиевич Телятьевский, по прозвищу Лампий Лампиевич. Он отчего-то недолюбливал Черноморского и, завидев его, постоянно намурлыкивал вполголоса:
– Наш Поволжский Черномор несёт на бороде лишь сор... Хе-хе-хе! Прелестно, прелестно!
Не ведал знаток предикатов, тавтологий и силлогизмов, что сия ироничная эпиграмма имеет продолжение. И что это продолжение касается его самым наитеснейшим образом.
А продолжение там было такое:

Но Черномор несёт хоть сор,
А Лампий Лампиевич – вздор.

И эту эпиграмму сочинил не кто иной, как наш герой. Сашка Гуляев отличался бойким умом и острым языком. Он обожал рифмоплётствовать  и всячески старался подражать в этом деле именитому тёзке – Александру Сергеевичу Пушкину.
Однажды юный эпигон задумал ни много ни мало написать роман в стихах. При этом – в некотором роде роман как бы автобиографический.
Название для будущего произведения Сашка измыслил затейливое – «Русский Одиссей». Планировал же Пушкин сочинить книгу под названием «Русский Пелам». Так отчего же не быть Русскому Одиссею?
Писать автобиографический роман в стихах новоявленный вития решил по рецепту другого классика – Михаила Юрьевича Лермонтова. То бишь «писать ''Онегина размером''». Мало того – практически Онегинскими же строками.
Начинался «Русский Одиссей» так:

Мой папа самых честных правил,
Когда уехал на Восток,
Он всех родных своих заставил,
Поверить в несчастливый рок.
Его пример другим наука; 
Подземный Град – такая штука,
Его уж ищут сотни лет,
А результата – нет, как нет.
Лекарство странное от скуки –
Младенца-сына оставлять
И ехать Шамбалу искать...
А может на алтарь науки
Ребенок тот положен был,
Хотя невинен он и мил?

Заведомая вторичность и нескрываемая подражательность стихотворного текста компенсировалась его правдивостью. Отец Александра – Иван Ильич Гуляев, этот «новоявленный Одиссей», действительно, оставив малолетнего сына на попечение брата покойной жены, отправился на Восток. А если точнее – в Индию. Там он планировал отыскать Великое Белое Братство, а также свести знакомство с Просветлённой Раддой-Бай. Кто такая эта таинственная Радда-Бай, Сашка понятия не имел. Знал лишь одно: труды этой самой мадам (ну, не мадмуазель же) занимали в библиотеке отца самое почётнейшее место (как, к примеру, романы Жюля Верна в его, Сашкином, книжном шкафу).
Кстати, насчет своего младенчества Александр немного приврал. Ну, что это за роман, а уж тем паче «роман в стихах», ежели слегка не подзагнуть? На самом деле, на тот момент, когда Иван Ильич покинул Россию, Сашке уже исполнилось десять лет. Отец устроил отпрыска в гимназию и, по всей видимости, на этом свою родительскую миссию посчитал завершенной. Гораздо больше, нежели судьба сына, Гуляева-старшего волновала проблема поисков следов некоей высокоразвитой цивилизации, что, по его подсчётам, накануне Всемирного Потопа укрылась под землёй.
Иван Ильич полагал, что вся наша планета испещрена многочисленными тоннелями и подземными ходами, точно головка голландского сыра дырками. И что все эти тоннели и ходы связаны между собою в одну единую сложную сеть. Что если войти, к примеру, в одну из местных пещер (а таковых в окрестностях Поволжска имелось превеликое множество), то на Божий свет спокойно можно будет выйти где-нибудь в Непале. А то и вовсе – посреди пустыни Гоби. Так же Гуляев свято верил, что эти подземные ниши вовсе не пустуют. Что где-то там, под Гималайской грядой, или даже Тибетом, существует Подземный Град, известный в Азии как Шамбала. И что в этой Шамбале обитают Махатмы – Великие Белые Учителя Мудрости и Сострадания. Вот вступить в контакт с этими самыми Махатмами и намеревался Иван Ильич. На полном серьёзе. Затем он, собственно, и отправился в путешествие.
Назначив Сашкиным попечителем своего шурина – Гурия Семёновича Первухина, Иван Ильич со спокойной совестью отбыл в Индию.
Александр прекрасно помнил сцену расставания. Отец даже не обнял его, просто крепко пожал руку и как-то странно улыбнулся. Сказал:
– Не кисни, Искандер! – (Иван Ильич отчего-то всегда называл сына на арабский манер). – Нас ждут великие свершения! Мы ещё увидим небо в бриллиантовой дымке! И обязательно отыщем Шамбалу!
Гурий Семёнович, помнится, тогда не стерпел, вспыхнул:
– Всегда знал, Иван, что ты у нас с бусорью! Вместо того чтобы дома сидеть, да хозяйством заниматься, всё по штольням заброшенным шлондаешь, какую-то Шамбалу́-камбалу́ ищешь! А теперь ещё в Индию умотать надумал! Это, ей Богу, уже перебор! Мало того, что ты мою сестру – Сашкину мать, в гроб вогнал, так теперь ещё и сынишку на произвол судьбы бросаешь!
Иван Ильич ничего не ответил. Просто подхватил саквояж, развернулся на каблуках и вышел вон. Более Сашка никогда его не видал.
Последняя весточка от отца пришла через пару месяцев, из Бомбея. Гуляев-старший был лапидарен, что спартанец. В письме было всего три слова:
«Прибыл. Шамбала ждёт».
Ни «скучаю», ни «целую», ни «как вы там без меня?». Ни-че-го. Всего три слова – и те о Шамбале.
Дядя Гурий лишь плюнул в сердцах.
Но насчёт своей покойной сестры, он, конечно же, погорячился, хватил лишка. Анастасия Гуляева сошла в могилу по не зависящей от супруга причине – её погубила чахотка. Случилось это, когда Сашке едва исполнилось пять лет. Поэтому маму мальчик помнил плохо. Воспитывал его дядя Гурий (ну, какой спрос с отца-шамбалоискателя?) да приключенческие романы.
Читать Александр научился очень рано (опять-таки спасибо дяде, не отцу). Сашка даже не читал – глотал книги. Все карманные деньги он тратил на произведения своих любимых авторов: Купера, Марриета, Майн Рида Дюма, дю Террайля. Но выше всех остальных юный книгочей ставил, конечно же, несравненного Жюля Верна. Заберётся бывало на пыльный чердак с романом французского мечтателя, и пропадет с головою в сказочном измышленном мире. То отправится вокруг света за 80 дней с Филеасом Фогом, то опустится на дно океана с таинственным капитаном Немо, а то и вовсе – вместе с безрассудным Мишелем Арданом и его товарищами помчится сквозь безвоздушное пространство внутри пушечного снаряда. Вот это жизнь! Полная подвигов и удивительных приключений! Именно о такой и мечтал наш герой. Он был достойным наследником своего отца. Яблочко, что называется, от яблоньки…
Между прочим, в роду Гуляевых отец Александра был далеко не первым странным человеком – в смысле странником. Если верить старинному семейному преданию, род их вёл начало от донского казака Гуляя, сподвижника самого Стеньки Разина. Так сказывают, что до того, как примкнуть к легендарному атаману, этот самый Гуляй успел изрядно постранствовать по белу свету. Ни много ни мало обогнул земной шар. И это за полтора столетия до первой русской кругосветной экспедиции под руководством Крузенштерна и Лисянского. А вот правдиво ли было то предание, о том Сашка не ведал.
Но вернемся к Жюлю Верну. Ведь с книги французского сочинителя и началась та прошлогодняя эпопея с побегом в Индию, за которую Сашке приходится отдуваться и по сей день.
Ровно год назад, как раз в январе, Сашка приобрёл в книжной лавке на Миллионной роман Жюля Верна «Дети капитана Гранта». Как и положено прочитал в один присест. Прочитал, задумался. Вон Роберту Гранту – всего двенадцать лет было, когда он отправился в кругосветное путешествие на поиски пропавшего отца. А чем, спрашивается, он, Сашка Пертенидов, хуже? Да ничем! Ровным счётом ничем. К тому же Александр на два года старше Роберта, ему вот-вот должно было исполниться четырнадцать. Четырнадцать – это без каких-то там 365-ти дней пятнадцать. А в пятнадцать – Дик Сэнд уже кораблём управлял, шхуной-бригом «Пилигрим».
В общем, загорелся Сашка идеей отправиться в Индию, чтобы отыскать там пропавшего четыре года назад отца.
От задумки – к реализации. Мальчик детально продумал маршрут (и не гипотетический, как у Чечивицына из рассказа А. Чехонте, а вполне себе реальный: Поволжск – Саратов – Ростов – Таганрог – Одесса – Стамбул – Каир – Джибутти – Бомбей), построил плот (надёжный, непотопляемый), собрал вещи в дорогу (даже о пробковый шлем выменял у Ваньки Бухмастова на коллекцию редких марок), поднакопил денег (невиданное дело: скрепя сердце, продал «Полные похождения Рокамболя» дю Террайля в 20-ти частях).
День отплытия выбрал с таким расчётом, чтобы дядька Гурий был в отъезде – не сразу схватился исчезновения племянника. Да что-то пошло не так. Скорее всего, и взаправду – сдал его Вобла, со всеми потрохами сдал... Конечно, Вобла, а кто ж еще? Ну, не на Димку ж Рыбникова грешить.
А дело было так. Не успел Александр отплыть от Поволжска и на версту, а дядька Гурий уж тут как тут. И откуда только взялся? Ведь не должно его было быть в тот день в городе. Ан нет. Догнал беглеца на вёсельной лодке, да прописал по первое число. Сашка потом неделю на спине спать не мог. Да и кушать приходилось стоя. Ибо филейно-ягодичные мышцы неудачливого беглеца напоминали теперь свежую отбивную.
Осерчал тогда Сашка на дядю. Крепко осерчал. Даже имя его со зла переиначил: переименовал опекуна из Гурия в Фурия, в честь римских богинь мести. Такая вот мелкая вендетта обиженного юнца.
Месть местью, но выводы из той неудачи Сашка для себя сделал соответствующие: в следующий раз (а следующий раз обязательно будет; отказываться от идеи путешествия в Индию наш пострел и не собирался) подготовку к экспедиции следует держать в наистрожайшем секрете. Не болтать чего лишнего. Особенно в присутствии таких ненадёжных типусов как Вобла. Да и готовиться к вояжу надлежит более обстоятельно. Например, в дорогу отправляться лучше всё-таки не на плоту, а на пароходе. А то так можно и в Одессу не поспеть до белых мух. А Малороссия – это вам, мил господа, всё-таки не Индия, прохладновато здесь зимой. Хотя, конечно, и не так, как в родном Поволжске. И ещё один плюс от перемещения в пространстве посредством волжских «самолётов»: дядька Фурий не успеет, как в прошлом году, в пути перехватить.
А то, что путешествие по не зависящим от путешественника причинам отсрочилась на год – так это, возможно, и к лучшему. За год можно и денег побольше поднакопить. Да и язык английский подучить. А то в гимназии всё на латынь да греческий налегают. А кому они нужны, мёртвые языки, в Индии-то? Там инглиш нужен. Хинди опять-таки может пригодиться. Вот только самоучителей по хинди Сашка так и не отыскал.
В общем, за этот год решил Сашка выковать из себя настоящего путешественника, эдакого достойного наследника Филеаса Фогга, или капитана Гаттераса. Мальчик учил языки, копил деньги, закалял тело и волю. Но и о душе не забывал. А душа порою просила прекрасного – например, поэтических экзерсисов. Вот и родилась задумка написать автобиографический роман в стихах. Правда, далее первой главы дело не пошло. Ну, описал Сашка сцену отъезда отца в далёкую загадочную Индию. А дальше-то что? О чём писать? Ведь никаких вестей об отце Александр с той поры не получал. Да и сам он не шибко отличился на ниве дальних странствий. Рассказывать, да ещё в стихах, о прошлогоднем постыдном фиаско юному пииту не очень-то хотелось. По этой прозаической причине написание стихотворного романа было отложено на неопределённый срок.
Но если с крупной формой вышла некоторая заминка, то коротенькие вещицы Сашка писать не переставал. Особенно ему удавались юмористические зарисовки и разного рода эпиграммы. Юноша предпочитал расправляться с недоброжелателями и обидчиками не силой кулаков (сил для кулачных схваток, скажем прямо, ему не доставало), а острым словцом.
Вот и теперь – вместо того, чтобы слушать Черномора, Александр сидел и что-то там строчил в тетрадке: знать, сочинял колкую эпиграмму на Воблу. А послушать Ксаверия Валерьяновича, между прочим, стоило. При всей нелепости своего внешнего вида учитель истории умел донести материал до учеников. Делал он это завсегда с фантазией и юмором.
За примером далеко ходить не надо. Вот тема сегодняшнего урока – Древний Восток. Всякие там Ашшурбанипалы, Навуходоносоры, Тиглатпаласары и прочие древние правители с абсолютно не выговариваемыми именами. Ну как, спрашивается, такое запомнить простому расейскому гимназисту? А Черноморский знает, наставляет молодёжь:
– Имена это всё сложные, мудрёные, я бы даже сказал, дикие. Но да не беда. Вы их берите да на простые, лично вам понятные слова раскладывайте. Например: Ашшурбанипал – А шнур в бане упал. Или. Навуходоносор – На в ухо да в нос. А Тиглатпаласар – это у нас, допустим, будет Тигра полосатая.
Класс взорвался от хохота. Лишь Сашка Гуляев даже не улыбнулся. Склонился над тетрадкой, что-то старательно выводит стальным пером. Черноморский удивился, тихонечко сошёл с кафедры, подкрался к Александру, заглянул через плечо.
– Интересно, интересно, – пробормотал он.
Только теперь Сашка заметил преподавателя. Хотел было прикрыть написанное рукой, но не тут-то было. Ксаверий Валерьянович больно щёлкнул его по пальцам указкой, отнял тетрадь, поднёс к самому носу, прочитал вслух:
– Хоть порою поплескаться
Обожаю в речке тёплой,
Предпочту я прозываться
Монтигомо, а не Воблой.

Черноморский недоумённо посмотрел на Сашку, спросил:
– Это что ещё за индейское народное творчество? Что за Монтигома такая? И при чём здесь какая-то вобла?
Черномор не понял. А вот Сашкины одноклассники вмиг уразумели в чём тут суть – покатились со смеху. Только Прошка Вобликов не смеялся. Побагровел, губы надул, глазищи выпучил: стал похож на варёного лангуста. Уж точно не на рака, великоват он для рака-то. Как есть – лангуст, а то и вовсе – омар.
Вобла хищно прищурился, погрозил Сашке огромным, что дыня кулаком, процедил сквозь зубы:
– А вот я, Монтигомо, точно с тебя скальп сегодня после уроков сниму!
И ведь не соврал…

Глава III
Сила искусства, или о метафизической связи поэзии и мордобоя

Отредактировано Ронин (02.06.2019 20:19)