- Вы что-то хотели, Анна? –  Ариадна говорила с подчеркнутой демонстративной вежливостью, оттого голос звучал холодно и неприязненно, и Анна постаралась говорить с нею мягко, отдаленно догадываясь, из-за чего та сердится, пусть и незаслуженно. Видимо, господин Клюев незримо воздвигся меж ними, внеся раздор и отчуждение.
- Я бы хотела найти кое-кого.
- Если вы об Андрее Петровиче, то он только что отбыл к себе домой, - вскинула подбородок Ариадна - глаза полыхнули раздражением и обидой.
- Нет, нет, мне нужен не господин Клюев, - покачала головой Анна. Я хочу найти …одного мальчика. Колю. Это сын вашего управляющего.

- О, боже, - вздохнула Ариадна, картинно прижимая к вискам пальчики. – Какой ещё Коля, какой управляющий? Вы же видите: всё в смятении у нас, я с ног сбиваюсь, пытаясь везде успеть. А вы…
- И всё же, - настойчиво продолжала Анна. - Может быть, вы мне отрядите в помощь кого-нибудь из ваших слуг, которые знают укромные места в усадьбе, либо что-то видели.
Ариадна ехидно подняла брови:
- Ах, да, я наслышана о вашем увлечении полицейскими расследованиями. Наверное, это так романтично – разыскивать преступников.
- Что может быть романтичного в преступлении?
Анна говорила ровным голосом, стараясь не поддаваться чувству досады. Получалось не очень хорошо.

Ариадна в ответ заговорщически понизила голос:
- Может быть, очаровательный господин полицмейстер?
Анна, промолчав, улыбнулась про себя: Штольман и – очаровательный? Этот эпитет из столичных гостиных подошел бы скорее какому-нибудь великосветскому утонченному надушенному щёголю.
Ариадна, не дождавшись от неё ни подтверждения, ни опровержения, недовольно продолжала:
- Но что вам в этом мальчишке? Кстати, Макаров, наш управляющий тоже разыскивал его. Надо же, - посетовала она, - сколько несчастий свалилось на его голову: и жену застрелили, и сын пропал. Как он выносит всё это?

В её голосе не было сочувствия, сострадания, только отстраненный интерес, констатация фактов. Анну это покоробило, и она опять еле сдержалась, решив, что найти Колю важнее. А перевоспитанием Ариадны ей теперь заниматься недосуг. Да и вряд ли здесь что-то можно сделать: слишком запущенный случай. Холодное сердце не отогреешь парой бесед, равнодушие, выпестованное, любовно взращенное, дало слишком глубокие корни. Анна лишь сцепила руки за спиной, чтобы не высказать всё, что она думает об этом.

Ариадна, не обратив никакого внимания на внутреннюю борьбу Анны, задумалась, потом тряхнула головой:
- Хорошо, идемте. Есть у нас лакей, Семен, очень пронырливый и шустрый. Уверена, ему знакомы все потаённые закоулки в доме, да и мальчишку этого знает, где искать.
Анна выдохнула и отправилась следом за Ариадной.

************

Допрос Кирилла Филимонова несколько затянулся. Выпитое за завтраком вино, да ещё и на вчерашние "дрожжи", сослужило плохую службу незадачливому хозяйскому отпрыску. Он путался в показаниях, постоянно что-то забывал, говорил одно, после, спохватившись, начинал бормотать совершенно другое. Уж так намучился с ним Антон, и так, и эдак подступался, да только выходила сплошная нелепость и маета, а не допрос. Штольман молча присутствовал в комнате, стоял у окна, предоставив Антону самому вести это дело. Так и сказал: займитесь, дескать, Антон Андреич, хватка у вас, как у русской борзой - вроде и мягко держите, а не вырваться от вас. Коробейникову польстило такое мнение начальства, и он взялся с энтузиазмом допрашивать хозяйского сынка.

Только время шло, толку же было чуть. И он чувствовал, как Штольман наливается раздражением: даже воздух в гостиной, где допрашивали Кирилла, потрескивал от напряжения. Так что в конце концов Штольман вышел из себя да и врезал в лоб Филимонову: дескать, ему всё известно. Он, Кирилл, убийца и сей же час отправится в каторгу.

Такая тактика отрезвила  юношу, он вскинулся, заверещал, да как они смеют его подозревать, матушка же признала вину, да ни при чем он! В разгар допроса в гостиную, преодолев сопротивление городового, ворвался Филимонов-старший, наконец-то, оклемавшийся после вчерашнего запоя. На него только что обрушилась вся страшная правда, которую он проспал: жена под арестом, а сына допрашивают. Коробейников прикрикнул, и Филимонов тут же увял, рухнув в кресло и разразившись слезами.

Допрос далее вести было уж совсем невозможно, и Коробейников со Штольманом, переглянувшись, отправили Кирилла под охраной одного из городовых в его комнату, а сами взялись за Филимонова-старшего. Но тот только надрывно стенал сквозь рыдания, как же он виноват во всем. Это он довел Женечку до страшного преступления. И теперь она понесет страшную кару, только это он, он один виноват! Не мог сдержать свои пагубные пристрастия, вот Женечка и решилась!

Тут в дверь гостиной поскреблись: заглянул Чернышов с сообщением, что от доктора Милца прислали протокол вскрытия несчастной. Штольман набросился на него и, наскоро пробежав глазами, удовлетворенно хмыкнул, а после перебросил Антону бумаги. Антон, прочтя документ, застыл, вглядываясь в последние строки заключения, потом поднял глаза на Штольмана. В протоколе ровным почерком доктора сообщалось: Надежда была беременной. Срок небольшой совсем – от силы месяца два. Вопрос был в том, от кого именно. Претендентов на роль папаши хватало.
Тут же взялись за присутствующего здесь рыдавшего Филимонова. Тот заголосил пуще прежнего: да как так можно, да что же господа полицейские о нем думают, да он – порядочнейший человек, да чтобы в своем доме, да с супругой своего управляющего.

Праведный гнев, которым пылал Сергей Евграфович, был несколько чрезмерен. Коробейников бросил взгляд на Штольмана и заметил еле уловимый скепсис, сквозивший в чертах того: Яков Платоныч Филимонову не особенно поверил. Но пока никаких данных против хозяина дома не было, пришлось того отпустить. Следом к допросу был призван Макаров.

Тот явился тотчас, был мрачен и выглядел состарившимся лет на десять. Пожаловался, что так и не может найти сына. Руки его дрожали, и было видно, что он пребывает в совершеннейшем смятении. Макаров, услышав о беременности своей несчастной супруги, побелел весь, а потом нехотя признался, что отцом быть никак не может: не были они близки уже очень давно – с самой зимы. Не допускала к себе Надежда, только и прозвания, что супруга ему. На деле же вот что оказалось.

Макаров, выходя из гостиной, столкнулся в дверях с Анной Викторовной. Оба сыщика при виде вошедшей встрепенулись и повеселели. Была она несказанно хороша, несмотря на некоторую встрепанность в прическе и слегка испачканный подол светло-голубого платья. Обведя их лучистыми своими глазами, Анна рассказала, как с одним из лакеев обегала все закоулки дома в поисках мальчика. Единственно, куда они не проникли – это чердак, который неожиданно оказался запертым. Лакей выпучил глаза в изумлении: дескать, отродясь такого не было, чтобы чердак запирали. И теперь он убежал за ключом, а она… а она зашла к ним, попроведать.

На этих словах Анна Викторовна несколько запнулась и очаровательно покраснела. Поскольку смотрела она сейчас на Якова Платоновича, в таких запинаниях не было совсем ничего удивительного. Ежели бы Штольман сейчас что-то говорил, то, - Коробейников в этом был уверен, - тоже бы краснел и заикался.

Антон Андреевич засуетился и, объявив, что неплохо бы чаю выпить, вышел вон, оставив этих двоих. Чашку чаю он получил из рук милой, совсем юной горничной и отошел к окну полюбоваться на расцветшие на большой клумбе тюльпаны. Вдруг что-то мелькнуло мимо окна, и послышался звук падения чего-то тяжелого. Коробейников поперхнулся чаем, приткнул чашку на стоявший поблизости столик, распахнув створки французского окна, вылетел вон и замер: у ног его лежал какой-то молодой человек, уставившись мертвыми глазами в небо. Вокруг головы его растекалось густо-красное пятно.

******************

- Аня, вы вновь в гуще событий? - голос его, низкий бархатный, щекотал нервы, заставлял сердце биться чаще. Она улыбнулась:
- Ну что вы, Яков, это у вас тут события, а я всего лишь... соскучилась так, - в следующую секунду она уже была в его объятиях. Короткий нежный поцелуй, от которого сердце заколотилось в горле, дыхание зашлось, и она чуть отступила. Он не противился. Она даже отошла к окну, чтобы не видеть его, чтобы успокоить биение сердца. 
- Вы... что-то узнали? - слова давались тяжело, но необходимо было переключиться, иначе она совсем потеряет голову и, презрев опасность быть застигнутой с ним наедине, будет целовать, целовать эти губы, прижиматься к нему, такому родному и желанному.

- Узнал, - тихо отвечал он.
- И что же? - развернулась она к нему. Он же, подойдя чуть ближе, пристально взглянул ней в глаза и ответил:
- Что я вас...
В этот момент двери неожиданно распахнулись, и вбежавший Чернышов, вытянувшись во фрунт, гаркнул:
- Ваше благородие, разрешите доложить - труп у нас!

Штольман рванул к двери, потом резко повернулся к ней, бросил:
- Анна Викторовна, останьтесь здесь! - и вылетел из гостиной.
Анна нахмурилась и, вздернув подбородок, бросилась к выходу, но дверь вдруг резко захлопнулась перед её носом. Она отшатнулась и почувствовала, как мутится сознание. Перед дверью сгустилась тьма и незнакомый человек, показавшийся ей огромным и страшным, вырос перед ней.

Свеча оплывает в подсвечнике. Огонек мечется, дрожит. Рядом на столе - шкатулка с пистолетом. Сверкнувший перстень на безымянном пальце холеной руки. Эта рука открывает деревянную шкатулку с затейливой резьбой на крышке, двигает эту шкатулку по поверхности стола. Другая рука, крупная, неухоженная, помедлив, тянет из бархатного нутра лежащий там револьвер, тяжелый, вороненый, на гранях барабана тускло скользит отблеск свечи и тут же гаснет. Рукопожатие.
Туман. Из тумана бежит девушка прямо на того, кого Анна не видит. Рука с пистолетом вытягивается навстречу этой девушке. Выстрел. Девушка по инерции делает еще несколько шагов, изумленно смотрит на стрелявшего, потом лицо покрывает мертвенная бледность, и она валится навзничь, неловко взмахнув руками.
Чердак. Стук в дверь - два коротких удара, два длинных. В проеме человек, высокий, массивный. Он кивает тому, кто прячется здесь, на чердаке, потом подходит к окну, достает сверток, разворачивает, демонстрирует содержимое: там деньги, много. Протягивает руку для пожатия. Второй протягивает свою в ответ. С неожиданной силой пришедший толкает этого человека. Миг, и вот он край крыши. Несчастный мгновение балансирует на краю, после развернувшаяся бездна принимает его в свои объятия 
Анна оседает на пол. Спасительное беспамятство освобождает её от страшных видений.

- Анна Викторовна! Помогите! Сюда!
В горле пекло, голова всё еще кружилась, и Анна непослушными губами простонала:
- Воды...
- Яков Платоныч, я ...вот, Анна Викторовна..., - голос Антона Андреевича, но она не уверена, сознание ещё смутно.
- Дайте же воды.
- О, господи, Анна...
А это уже, кажется, голос Яков. Чьи-то сильные руки, - наверное, его, - поднимают её, несут, осторожно опускают, и она ощущает прикосновение к щеке прохладного атласа диванной подушки.
- Выпейте Анна, прошу вас.
Она открывает глаза.

Приятная прохлада воды остужает горло. Сознание окончательно проясняется. Возле диванчика стоит на одном колене Штольман и смотрит на неё с тревогой и болью, и она спешит успокоить его, чтобы убрать это страдальческое выражение из его глаз. Над его плечом возникает Коробейников, глядящий на неё горестным взглядом, в комнате нарастает шум голосов, и она порывается подняться.

Штольман помог ей сесть, вновь подал воды и тихо проговорил, склонившись ближе:
- Вы что-то увидели?
Она кивнула, молча допив из стакана, потом вытерла губы рукавом и сдавленно проговорила:
- Это был лакей. Он убил Надежду. А его с крыши сбросил..., - она обвела глазами присутствующих и остановила взгляд на Филимонове, который смотрел на неё сузившимися глазами, в которых мелькал страх. Она же продолжала смотреть на него, и он криво усмехнулся, махнув на неё рукой:
- Вы что... что себе такое... п-позволяете? Что вы смотрите на меня? Как вы сме...

Чернышов переместился к нему поближе, и тот, обернувшись, отшатнулся. С другой стороны к нему шагнул Коробейников. Филимонов выпрямился и пожал плечами:
- Впрочем... у вас нет никаких доказательств. Это все домыслы не совсем здоровой девушки. Что это за обвинения? - он на глазах успокаивался и, опустившись на стул, вальяжно закинул ногу на ногу. - Да, я нанял этого лакея совсем недавно. За городом нам нужно больше прислуги. Но что за фантазии предположить, что я как-то причастен к его гибели? Мало ли какие у них с Надеждой шашни были? Она, знаете ли, не недотрога. Крым и Рим прошла.

За дверью послышались шаги, и в комнату вошел Рябко, подталкивая перед собой слегка упиравшегося Кольку. Анна ахнула и, подскочив с диванчика, подбежала к мальчику:
- Нашелся! Да пыльный какой! Где же ты прятался?
- На чердаке, - запинаясь, пробормотал Колька. Испуг из глаз его испарился, и он с  облегчением смотрел на Анну, которая отряхивала с его рубашки пыль.
При этих словах Филимонов еле уловимо дрогнул, уверенность его слегка полиняла. Он уставился на Колю, сверля его глазами.

Штольман бросил короткий взгляд на Коробейникова, и тот спросил:
- Коля, - ведь так тебя зовут? - значит, ты был на чердаке? Видел там кого?
Сергей Евграфыч сделал движение в сторону мальчишки, и тот отшатнулся. Коробейников встал между ним и Филимоновым, а Штольман, подойдя ближе, мягко заметил:
- Не бойся, Коля. Тебе никто ничего не сделает. Уж я этого не допущу.

Колька посмотрел на Анну, та кивнула ободряюще, и он с коротким вздохом проговорил, кивнув в сторону Филимонова:
- Вот, хозяина видал. Я там... прятался. Потом пришел этот, Гришка, лакей новый. Тоже сидел там, дверь запер, и я уйти не мог. После в дверь постучали, и пришел вот... Сергей Евграфыч. Они тихо говорили про деньги. Хозяин отошел к окошку, тот ...тоже. И потом он Гришку... вытолкнул. А тот упал. А хозяин... ушел.

- Да кого вы слушаете? - воскликнул Филимонов, вскакивая со стула. - Этот... Щенок! Да я тебя...!
Колька юркнул за Анну, Чернышов, вцепившись в плечо, заставил Филимонова сесть. Тот опустился на стул и с резким смешком заявил:
- Хорош ваш свидетель! Да мой адвокат камня на камне не оставит от ваших фантазий! - Он сам распалялся от своих речей, наливаясь праведным гневом, яростно жестикулируя. - В доме произошло несчастье, а вы устраиваете балаган! А ну, признавайся, солгал?!!! - рявкнул он в сторону Кольки, тот опустил голову, из глаз текли слезы, он их не утирал.

- Что?! Думал так просто избавиться от меня? - послышался вдруг низкий грудной голос. Филимонов шарахнулся и едва не упал со стула, судорожно хватая ртом воздух. Анна шагнула к нему, подбоченилась, неуловимо меняясь - сквозь её черты проступала совсем другая женщина. Все в гостиной замерли, ошеломленные этоим преображением.

- Подобрал сироту, развратил с малых лет, распалил да и выбросил, - продолжала она, зловеще усмехаясь. - И вот, встретил в кабаре. Так решил своему управляющему подсунуть, чтобы далеко ездить не надо было. А потом избавиться задумал? Испугался, что я про ребеночка расскажу жене твоей? Только не думай, я тебя в покое не оставлю! - Анна приблизила к нему лицо и, оскалившись, процедила голосом, от которого всем присутствующим стало жутко. - Я каждую ночь являться тебе стану. Ты рад не будешь, что на свете живешь. А потом вложу тебе этот проклятый пистолет в руки. И ты сдохнешь, упырь! Сдохнешь! Сдохнешь!!!

Филимонов бросился на пол и обнял Анну за колени:
- Прости, прости меня, Наденька, прости меня!
Анна вдруг покачнулась, Штольман, стоявший ближе всех к ней, успел поддержать её. Чернышов дёрнул Сергей Евграфовича и, подняв, силой водрузил на стул. Тот, закрыв лицо ладонями, трясся и бормотал:
- Я это... я... я убил. Я всё скажу... Наденька, прости меня, девочка моя...
       
Следующая глава          Содержание