Яков Иванович Серебряков-Штольман умирал. Рак доедал его лёгкие. Яков, как врач, прекрасно понимал это и не было у него никаких "быть может". Сейчас его уже не волновали ни амбиции, ни страсти. Сейчас его съедала наравне с онкологией горечь.
Вместе с болезнью у него появилось много свободного времени. И время это, в паузах между приступами боли, он тратил на размышления и воспоминания. И воспоминания эти приносили боль другого рода.
Он перебирал свою жизнь и сейчас очень ясно видел многое совсем не так, как раньше. Словно со стороны он смотрел на череду событий, как будто не связанных, но тянувших за собой цепочку долгих и мучительных ошибок. Изменить что либо он уже не в силах. Потому приходилось признать, что "дурак ты, Яша". Но он признал. И почувствовал, что стало немного легче.
- Я так долго ждала этого...
Яков повернул голову. И внезапно обрадовался как мальчишка. Много лет назад он категорически отверг этот дар. И перестал видеть тех, кто уже не мог постучать в двери, но мог прийти в любое время и сказать ему то, что он не хотел слышать. Сейчас он почти со слезами на глазах смотрел на бабушку. Вера была молодой и очень красивой. Такой он её не видел когда она была ещё жива. Хотя она и в семьдесят была красива. А сейчас перед ним стояла совсем юная девушка лет двадцати. Вера чуть улыбнулась.
- Это хорошо, что ты всё таки понял. Мне очень жаль, что ты столько лет жил без любви... Но теперь у тебя есть дочь. И Юля... Не бойся. Теперь ты не потеряешься во мгле...
- Во мгле? О чем ты?
Вера наклонила голову к плечу, задумчиво глядя на внука.
- Те, кто предал свою любовь, обречены вечно скитаться в тумане...
Яков внутренне содрогнулся. Он с детства не любил туман. Всегда ждал какого-то подвоха от этой мутной субстанции. Он хотел спросить бабушку о том, что в таком случае его ждёт, но Вера исчезла. И Яков снова погрузился в воспоминания.