От Наины Яков возвращался в каком-то полусне. Многие его приятели очень удивились бы, если бы узнали, что Яков Штольман сегодня впервые стал мужчиной в физиологическом смысле. В институте о его "победах" на этом фронте ходили легенды. А он никого не разубеждал. Даже ухмылялся многозначительно услышав очередную байку о собственных похождениях. Об этом он мог откровенно говорить только с Петькой. Петька же был для него источником полезной информации. Поскольку умудрился жениться ещё перед армией, в восемнадцать. Ему в общем-то ничего другого не оставалось, так как Маришка его забеременела после их первой и единственной близости. Петр, надо отдать ему должное, другого развития событий и не желал. Маринку он любил с пятого класса. С тех самых пор, как она его треснула портфелем по голове. Петька тогда по дороге из школы мрачно сказал другу "Женюсь на ней!" И слово сдержал. Петр вообще был человеком ответственным и серьёзным. От службы в армии его освободили досрочно. За полгода до дембеля Ольга с Палычем погибли в страшной автокатастрофе. Ехали домой с дачи на рейсовом автобусе и на железнодорожном переезде тот заглох. Товарняк смял автобус и протащил его длинным тормозным путём. Младшему брату Петра Сергею шёл тринадцатый год. Петр вернулся домой, похоронил мать с отчимом и стал главой семьи из четырёх человек. Он сам, жена Марина, Серёжка и девятимесячный Владик. Петька пошёл работать на металлургический завод, а в редкое свободное время готовился к поступлению в театральный институт. Мечту о театре он не оставил, но актером быть передумал. Хотел поступить на режиссуру. Яков был уверен, что друг поступит.
    Сейчас Якову очень хотелось увидеть Петьку. Не для того, чтобы рассказать о том, что с ним произошло. Хотелось просто посидеть рядом, послушать истории про заводскую жизнь. Петька умел рассказывать увлекательно и смешно. Якова распирало ощущение полёта. Он сам себе казался лёгким, словно наполненным искрящимся газом. Взмахнуть руками, разбежаться и можно взлететь.
   - Здравствуй, Яша...
     Яков оглянулся. Анна Викторовна. Тонкая, лёгкая, в красивом платье, при взгляде на которое, ему стало холодно. Мороз же на улице. И в который раз он поразился тому, как они похожи с Верой. Наверное бабушка в двадцать лет была такой же. Он никогда не стремился понять почему Анна Викторовна и Яков Платонович приходят совсем молодыми. Наверное там, где они сейчас так принято. А может быть они сами так захотели. Но к нему они приходили такими, какими он их увидел впервые в саду возле старого дома в Затонске.
   - Анна Викторовна, а Вы не замерзнете? Хотя это наверное глупость... Здравствуйте.
    Яков был сейчас рад любому общению. Ему было просто необходимо о чём нибудь говорить, чтобы не разорвало от обуревавших его чувств. И для него стало совсем неожиданным то, что она сказала.
   - Эта женщина не твоя судьба. Она очень сильно ранит тебя, мой мальчик. Оставь её. Сейчас ты ещё можешь это сделать без большой боли. Потом будет сложнее...
    Глаза Анны были полны сочувствия. Не жалости, а именно сочувствия. Ей стоило большого труда заставить себя всё таки прийти и сказать то, что она сказала. Яков был против. Он считал, что мужчина должен сам расхлёбывать последствия своих ошибок. "Это ты из собственного опыта знаешь?" Подколола его Анна. Яков дёрнул уголком рта и нахмурился. "Но я же всё исправил в конце концов!" Анна вздохнула. "Исправил... Но сколько времени мы потеряли... А могли же быть вместе раньше .." Яков Платонович усмехнулся. "Аня, но его то суженная пока в детский сад ходит". И всё равно Анна пришла и огорошила своим сообщением правнука. А теперь отчаянно жалела об этом, глядя на то, как побледнел Яков младший, как дыхание у него сбилось и он всё пытается вздохнуть поглубже, но не получается.
   - Яшенька, дыши! Дыши, милый!... Ох, зря я это затеяла...
   - Зря. Но что сделано, то сделано.
    Яков Платонович появился неожиданно и нежно взял за руку жену.
   - Я знаю, что тебе сейчас трудно поверить в то, что сказала Аня. Не повторяй моих ошибок. Лучше пережить боль и запомнить. И никогда не возвращаться к этому. Завтра после занятий загляни в кабинет завкафедрой. Я прослежу, чтобы дверь была открыта.
    Штольман внимательно посмотрел на Якова и исчез вместе с Анной.
    Яков всё таки вздохнул. Смог. И кислород, ворвавшийся в лёгкие, немного разогнал туман в голове. Мыслей особо там не наблюдалось. Только отчаянно плакала хрупкая надежда на то, что это какая-то ошибка. Что предки просто перестраховываются. Следом возникло упрямое желание доказать, что он то не ошибся в своей любви. Желание разобраться с тем тёмным и страшным, что навалилось внезапно и грозило сломать все его планы и чаяния. Домой он вернулся в мрачном молчании. Хорошо, что мама была на дежурстве. Не пришлось вымучивать из себя какие-то слова. Заснуть получилось только к утру. И на занятия Яков притащился хмурым и неразговорчивым. И даже нежные улыбки Наины его из этого состояния не вытащили. Она в конце концов решила, что он не выспался из за любовного томления и по окончании занятий шепнула "Иди отдыхать, мой тигр". Яков криво улыбнулся и начал собирать тетради с учебниками в модный портфель-дипломат, подаренный Дмитрием Яковлевичем. Наина выпорхнула из аудитории. А Яков аккуратно защелкнул замочки на дипломате и задумался. Идти к кабинету завкафедрой не хотелось до дрожи в пальцах. Но пойти придётся. Он ведь не страус какой, чтобы голову в песке держать. Всё, что он знал о своём прадеде, говорило о том, что зря он бы это не предложил. Значит надо пойти. Яков вышел из аудитории и пошёл сначала покурить на маленький балкончик в конце коридора. Мороз и сигарета привели его в более решительное состояние. И он отправился на этаж выше, где находились кабинеты преподавателей и институтской профессуры. Нужная ему дверь была в самом конце коридора в небольшой нише. И она действительно была слегка приоткрыта.
    Грудной, чуть хрипловатый смех Наины он услышал за пару шагов до двери. Так она смеялась вчера, пока он пытался утихомирить свои дыхание и восторг.
   - Я всё устроила, Пусик! Через месяц я ему скажу, что беременна. И этот дурачок женится. Женится, как миленький!
    Яков замер. Внутри трепыхнулась мысль о том, что он действительно дурачок. И женился бы как миленький. За дверью бархатный голос заведующего кафедрой терапии Каракова произнес "Умница. Ты только не забудь про Москву. Глупо сидеть в этой шахтерской глубинке. К следующему учебному году я уже буду в столице. Так что не тяни. Расскажи мальчику про московские перспективы. Он же сам оттуда. Родня поможет. Насчёт ребенка не переживай, помогу".
     Яков задыхался от брезгливости и ощущения того, что он весь грязный. Пересилив себя, он осторожно заглянул в приоткрытую дверь. Караков сидел на диване у стены, а Наина оседлала его колени и сосредоточено расстегивала рубашку на нём. Её платье было распахнуто на груди, являя миру дорогое кружевное белье. Яков почувствовал, что ярость вскипает в нём. Хотелось ворваться в кабинет, заорать, сдернуть эту ....женщину с колен профессора и... Дальше он не знал. Поэтому просто развернулся и ушёл.
     Когда он тихо открыл дверь в квартиру ( мама с дежурства, должна спать), к нему кинулась заплаканная Зося.
   - Яша! Нам нужно срочно в Москву! Ты сможешь в институте договориться?
   Яков испугался.
   - Что случилось?
   - Маша... Машенька погибла...
    В первый момент Яков не понял какая Маша. Потом сердце стукнуло и пропустило удар. Маша и Оля, дочки генерала Штольмана. По факту они были ему тётками. На деле же он всегда считал их старшими сестрами. Хохотушка Оля и всегда задумчивая Маша. Господи... Они же собирались летом на её сороколетие...
    Из торопливого маминого рассказа стало понятно что произошло, но принять новость не получалось. Маша была физиком-ядерщиком. Случилась какая-то авария при испытании нового реактора. И Маша вытолкнула из помещения молоденькую свою ассистентку, а сама не успела. Произошел взрыв.
    Конечно его отпустили в институте. И они с мамой улетели в Москву в тот же день.
    Три дня в Москве прошли как бесконечная попытка принять то, что принимать не хочется. Постаревший враз лет на десять Дмитрий Яковлевич. Его совершенно убитая горем жена, которая молча утирала насквозь промокшим платочком не кончающиеся тихие слёзы. Непривычно молчаливая Оля. Тоненькая шестнадцатилетняя девочка в черном, Лена, дочь Маши. Вера, которая взяла на себя большую часть хлопот, но с явным облегчением принявшая помощь Зоси. И Костя. Константин Благов, муж Маши. Вдовец теперь. Костя Якова испугал до такой степени, что он впервые закурил на глазах матери и бабушки. Костя всегда был шумным, весёлым, бесконечно разыгрывающим всех вокруг. Они с Петром даже соревнование устраивали, кто лучше разыграет другого. А теперь Яков увидел совершенно поседевшего, с запавшими глазами человека с лихорадочным румянцем на скулах, глядящего в одну точку. Он не реагировал на вопросы окружающих. Только дочь могла вывести его из состояния сомнамбулы. Вера поглядывала на него и сокрушенно качала головой.
    После похорон Вера и Владимир предложили Косте с Леночкой пожить у них. Костя не отреагировал никак. Лена согласилась сразу. Ей было страшно оставаться в квартире, где всё напоминало о маме с таким изменившимся отцом. А Яков подумал о том, что он никогда не женится. Если вдруг что-то случится с родным человеком, лучше сразу умереть, чем вот так, как Костя.
    Первая, кого он увидел по возвращении в институт, была Наина. Она надела на лицо обиженно-плаксивое выражение, которое считала сочувствующим, и кинулась к нему навстречу.
   - Наконец то! Я так скучала!..
     И остановилась, недоуменно глядя на его холодное, почти брезгливое выражение лица.
   - Передай Пусику, что с Москвой не выйдет. У меня другие планы - коротко выдавил Яков и прошел мимо.
    Наина через месяц ушла в академический отпуск. А Яков разительно переменился. Исчез лёгкий, остроумный парень. Он стал резким, ироничным и совершенно переменился в отношении противоположного пола. Легко заводил необременительные интрижки и так же легко их прерывал. Как ни странно, этим он только больше привлекал девушек. Они летели к нему как мотыльки на огонь. Впрочем, со всеми он старался расставаться если не друзьями, то уж точно не врагами. Только лет через десять он наконец понял, что всегда выбирал один и тот же типаж. Тонкие, хрупкие, почти без внешних половых признаков, девушки так называемой модельной внешности. Они могли быть блондинками или брюнетками, черноглазыми или голубоглазыми, но все были худенькие, с мелкими, порой хищными чертами лица. Отзвук Наины остался с ним на много лет. До тех самых пор, пока в жизнь не ворвались  свет, пламя, ветер по имени Юля.