Спасибо за медицинские консультации Sowyatschoky.

Супруг

«Жила царица молодая,
Вернее не было жены,
Но поцелуи негодяя,
Как лед, бывали холодны…»
(О.Анофриев: либретто мюзикла по сказке Е. Шварца "Тень",
1987 год. "Песня Принцессы про лягушку")

Анна закрыла окно – проветривание пора было заканчивать. Окинула взглядом палату, и улыбнулась. Почти неделя использования противодифтеритной сыворотки дала ощутимые результаты. Часть детей столь быстро пошла на поправку, что в больницу потянулись самые суеверные родители, с требованием «полечить уколами». На Анну некоторые поглядывали со страхом, но вслух уже ничего дурного не говорили, и детей доверяли. Пусть и крестясь, мелко и быстро, когда считали, что доктор не видит. Ну и ладно, главное, чтобы маленьких могил на Затонском кладбище больше не прибавлялось. Хотя до полной победы над болезнью все равно еще далеко.

Анна помассировала виски – болела голова после очередного дежурства. Ничего. Скоро все должно войти в привычную колею. Она вернется домой… Но пока, чтобы отдохнуть, нужно отправляться в дежурную комнатку.

- Валя, если ко мне придут – вы разбудите, пожалуйста, - попросила она.

Девушка понимающе кивнула.

…  В городе предгрозовая атмосфера страха постепенно рассеивалась – так и не достигнув своего пика. Гром несколько раз гремел, однако до молний дело не дошло. Присутствие городовых у ворот больницы самым непонятливым намекало на последствия необдуманных военных действий. Помощь Кречетовых, Тобольцева, Стеклова, и других, искренне заступавшихся за Анну Миронову тоже пришлась весьма кстати. Набиравшая силу волна ужаса была остановлена, а с прибытием сыворотки, постепенно и вовсе откатилась назад, распавшись на мелкие брызги суеверных опасений. Тоже малоприятных, но не таивших реальной опасности.

Крупных преступлений в эти дни не случалось, что позволяло вплотную заниматься делом Крутина – пока, к сожалению, безрезультатно. Была установлена слежка и за Клюевым, и за Полиной, но ничего подозрительного не выявила. Хозяйка книжного целиком ушла в торговые хлопоты, и даже Анну более навещать не пыталась. Клюев же сидел дома, лечил бронхит и раненное самолюбие.

Вычислить, кто препятствует получению развода, без постоянных и долговременных поездок в Петербург тоже не выходило. А покидать в такое время Анну Штольман не мог и не хотел. Письменные же обращения словно беспомощные бумажные голуби ударялись в глухую кирпичную стену.

Днем Штольман сумел выбраться в больницу. В коридоре он встретил ту самую сестру, которая помогла своим свидетельством в деле о табуретке – Валентину Крушинникову. Девушка сказала, что Анна Викторовна отдыхает после дежурства, но она ее сейчас обязательно позовет.

Он спокойно прохаживался у окна, когда Валентина буквально выскочила из комнаты, где должна была находится Анна, и не глядя по сторонам, бросилась в кабинет доктора Милца. Штольман, леденея, пересек коридор и рванул дверь дежурки.

Анна сидела на заправленной кровати, положив руки на стол, и безвольно уронив на них голову. Впервые за много недель лицо девушки было не бледным, а розовым. Что вместе с тяжелым, затрудненным дыханием и крепко сомкнутыми веками не обещало ничего хорошего.

- Аня!

Он присел рядом, осторожно коснулся ее щеки. Жар, казалось, опалил пальцы. Анна медленно открыла глаза.

- Все в порядке, - хрипло шепнула она, поймав его взгляд, - не бойся, все будет в порядке…

- Яков Платонович, пожалуйста, выйдите отсюда, - прозвучал встревоженный голос Милца.

Пропуская доктора и сестру Крушинникову, Штольман отступил к дверям, наблюдая за действиями Александра Францевича. Тот посчитал Анне пульс, ощупал шею, заглянул в горло. И замолчал, мрачно глядя поверх очков.

- Валентина Сергеевна, - обратился он наконец к сестре, - приготовьте отдельную палату. Дифтерия это, или нет, мы сможем точно сказать только через двое суток*. А пока – карантин, и никаких посещений.

Анна снова нашла его глазами, и постаралась улыбнуться.

- Иди. Не волнуйся. Я просто немного… отдохну.

- Это, голубушка, вам точно необходимо, - кивнул Александр Францевич, и повернулся к двери, - ступайте, ЯкПлатонович. Пока диагноз неизвестен, видеться вам точно не разрешу. А потом – зависит от результата.

Штольман смотрел на Анну, и глухая тоска, теперь уже безо всяких снов, завладевала им. Там любимая женщина просто ненавидела его. Здесь – ее могло не стать вовсе.

Слов опять не было. И коснуться – не дадут. Даже взять за руку. Поэтому он смотрел, не отрываясь, словно вернувшись в далекое прошлое. Когда их взгляды оказывались куда мудрее и правдивее, чем любые речи. И Анна опять все слышала. Понимала. И отвечала.

***

Два дня надо было пережить. Занять себя делом, погрузиться в него целиком, чтобы временно отстранить, вывести за скобки грызущую неопределенность и страх. Поэтому известие о краже в доме адвоката Вишневского Штольман воспринял едва ли не с облегчением. Судя по всему, адвокат был убежден, что виновник – кто-то из домочадцев, поэтому задержал всех в доме, и теперь ожидал, когда полиция точно укажет преступника. Коробейников находился в отъезде, поэтому разбираться в случившемся более было и некому.

Ранее с профессиональным конкурентом старшего Миронова Штольман не сталкивался. Александр Павлович Вишневский** оказался мужчиной еще довольно молодым, но порядком огрузневшим. Круглое, внешне вполне привлекательное лицо сильно портила брезгливая гримаса. Впрочем, недовольство хозяина, который подозревает в бесчестном поступке кого-то из домашних понять можно.

Взгляды адвоката, полные особого негодования, доставались хрупкой темноволосой даме, неестественно выпрямившейся в уголке дивана. Она очень старалась казаться спокойной, но тонкие длинные пальцы чуть подрагивали на коленях, сводя все усилия на нет. Рядом сидела … госпожа Миронова, лицо которой выражало искреннее сочувствие.

- Моя супруга, Лидия Владимировна, - чуть ли не сквозь зубы представил даму Вишневский.

Она быстро вскинула карие, неожиданно яркие глаза – и тут же вновь опустила. Словно желая защитить госпожу Вишневскую, Мария Тимофеевна придвинулась ближе, сердито глядя на мужчин.

- Госпожа Миронова – моя клиентка. Мы разговаривали в кабинете, когда все случилось.

Штольман коротко кивнул. Мария Тимофеевна еще ничего не знает о новой беде, произошедшей с Аней. И именно ему предстоит об этом рассказать. Позже. Сейчас нужно заниматься делом. Сыщик стиснул зубы и окинул взглядом комнату.

Молодой человек, несколько взъерошенный, с задумчивым видом замер около камина. Чертами лица похож на хозяина дома – что неудивительно. Как выяснилось, его младший брат, Константин Вишневский. У противоположной стены стоят служанки – высокая сухопарая кухарка, и маленькая круглолицая горничная. Крупная пожилая женщина сидит в кресле, держа на коленях девочку лет четырех. Нянька, и ее воспитанница – Катя Вишневская. Катя прижимает к себе куклу, одетую, как дама для прогулки. Девочка не капризничает и не боится. Хмурит брови, и кажется, пытается аккуратно выскользнуть на свободу, но нянька крепко придерживает ее за руку. Ту самую, которой Катя обнимает куклу.

- Что же было похищено, Александр Павлович? – интересуется Штольман.

- Серьги моей жены. Лидия!

Вишневский почти не повысил голоса, но женщина вздрогнула, еще крепче сцепив пальцы.

- Я … вошла сюда, и почувствовала, что одна из сережек не держится, - заговорила она, чуть запинаясь, -  замочек сломался. Я сняла обе, и положила на стол, чтобы забрать потом. Отнести мастеру…

- Лидия Владимировна, - прервал ее муж, - извольте говорить по существу!

- Я не покидала комнату, - тихо продолжила женщина, - только отошла к окну. А когда вернулась, на столе уже было пусто.

- Кто-то еще входил в это время в гостиную? – спросил Штольман.

Госпожа Вишневская опустила голову.

- Кажется, да. Но я стояла там, за шторой. И не обратила внимания…

- О, не обращайте внимания, и не удивляйтесь, господин Штольман! – снова влез в разговор адвокат, - это особенность такая у Лидии Владимировны – спать наяву. Стихи читать. Чем вы на сей раз пейзаж за окном побаловали? Пушкиным, Байроном? Весь дом вынести можно, не то что фамильные украшения! А вы ничего и не заметите!

Лидия Владимировна резко выпрямилась, глаза ее сверкнули… И вновь погасли. Лицо сделалось совершенно неподвижным, только губы чуть дрогнули. Мария Тимофеевна быстро схватила ее за руку, и гневно повернулась к хозяину дома. Но сказать ничего не успела.

- Александр, ты бы все-таки… - неуверенно подал голос Константин.

- Александр Павлович, позвольте, вопросы задавать буду я, - жестко потребовал Штольман.

Господин Вишневский раздраженно фыркнул, и развел руками – мол, действуйте.
Картина вырисовывалась следующая. Пропажа сережек была обнаружена Лидией Владимировной минут через десять после того, как она оставила их на столе. В тот же момент из кабинета вышел хозяин дома, и увидав растерянную жену, велел всем, кто находился в доме, собраться в одной комнате и ждать полицию. Молодой Вишневский был рядом, в библиотеке – и вполне мог заглянуть в гостиную, и увидеть серьги. Горничная накрывала к обеду в столовой, и так же имела возможность пройти через гостиную, и поддаться искушению. Нянька как раз выводила на прогулку Катю – их вернули в дом уже с крыльца. Кухарка клялась, что с кухни не уходила, но подтвердить этого никто не мог. Вне подозрений, как и адвокат, была Мария Тимофеевна, находившаяся с ним в кабинете.

Штольман еще раз внимательно посмотрел на обитателей дома. Успел ли вор спрятать серьги, или украшения еще при нем? Кто может быть виновником? Нервничала сильнее всех Лидия Владимировна, но, если судить по манерам ее супруга, в этом не было ничего странного. Если господин Вишневский при посторонних так себя с ней ведет, что же она вынуждена выслушивать наедине? Брату адвоката явно неловко за разыгравшуюся сцену. Кухарка терпеливо ждет, когда все закончится. Горничная смотрит с плохо скрываемым любопытством. Нянька прямо вцепилась в девочку, стиснув ее руку, словно боясь, что воспитанница уронит куклу.

Он шагнул вперед, и присел перед Катей Вишневской.

- У вас очень красивая кукла, - Штольман улыбнулся, глядя прямо в настороженные темные глаза ребенка, - разрешите мне ее посмотреть?

Нянька вздрогнула, и попыталась остановить Катю. Но девочка упрямо отвела ее ладонь, и с самым серьезным видом вручила сыщику игрушку. Он бережно взял разодетую фарфоровую барышню, провел рукой по ее меховому пальто. И почти сразу нащупал кармашек. Из которого и вытянул на свет серьги. В каплевидных голубоватых камнях засияли искры.

- Господи, Варвара! – ахнула госпожа Вишневская, - но зачем?!

Нянька отвернулась, и угрюмо засопела, так ничего и не сказав.

- Лидия Владимировна, лучше займитесь ребенком! – потребовал адвокат, - Кате здесь не место – отведите ее сами на прогулку.

Женщина подошла к дочери. Та радостно вцепилась в материнскую руку, одновременно прижимая возвращенную сыщиком куклу.

- Спасибо вам, - с трудом выговорила Лидия Владимировна, обращаясь ко Штольману, - извините нас… Пожалуйста.

И быстро вышла прочь, не дожидаясь ответа.

… Штольман шагнул на крыльцо особняка Вишневских. Хозяин – все такой же недовольной, остался в доме. Признавшую вину Варвару уже забра городовой. Как и предположил сыщик, нянька вела девочку на прогулку, и зачем-то заглянула в гостиную. Катя при этом осталась в коридоре. Варвара не заметила хозяйку, скрытую шторой, зато серьги увидела. И не удержалась. Известное - "бес попутал". Когда хозяин позвал всех обратно, она только и успела, что спрятать добычу в карман кукольного пальто.

На ступеньках крыльца замерла весьма растерянная отчего-то Мария Тимофеевна, на которую с усмешкой посматривал Константин Вишневский.

- Что все это было? – беспомощно произнесла госпожа Миронова, ни к кому не обращаясь, - зачем?

- Да это братец супругу так воспитывает, - охотно пояснил Константин, - она же и правда - талант. Стихи, да и прозу читает – заслушаться можно. Матушка ее, говорят, очень боялась, что дочка в актрисы подастся. Ну вот и сговорила ее за адвоката нашего, едва Лидия гимназию закончила. Теперь муж из нее эти «маленькие странности» выкорчевывает. Чтобы все как у всех было. Без глупостей.

Мария Тимофеевна как-то странно вздохнула – почти всхлипнула.

- Он-то наверняка думал, что Лидия куда-то серьги задевала, и сама забыла куда, - вдруг оживился Константин, завидев Штольмана, - с ней такого, правда, еще не было. Но ведь случается с творческими людьми, верно? Какой был бы повод ей нотации читать: занятых людей от дела оторвали, а все из-за вашего витания в облаках! Впрочем, повод братец мой всегда найдет, это он умеет. Ну будет ей за Варвару год выговаривать, мол, не проследила, кого в дом к дочери берем.

- А вы-то что же? – повернулась к нему Мария Тимофеевна.

Тот удивленно вскинул брови.

- Так я тут сторона. Их дело, семейное.

- Никогда, - почти выкрикнула вдруг госпожа Миронова, - никогда больше к нему не обращусь!

И не прощаясь, решительно двинулась через двор.

Штольман догнал ее уже у самых ворот.

- Мария Тимофеевна, я сегодня был в больнице. Аня… Анна Викторовна заболела.

***

- Ну что же, голубушка, дифтерии у вас точно нет, - обрадовал Милц пациентку, - простудились вы, да еще думаю, надорвались на дежурствах.

Анна только вздохнула, откинувшись на подушку. За двое суток жар значительно снизился, головная боль прошла. Только вот очень хотелось спать, и слабость была страшная.

- Но долечиваться я вас лучше отпущу домой, - продолжал Александр Францевич, - чтобы дифтерия вас все-таки не зацепила – в таком-то состоянии.

Анна была согласна на все. Впервые за много дней, или даже недель, она могла ни за что не отвечать, и почти ни о чем не думать. Загнанный организм сам решил вопрос отдыха, договорившись с простудой.

… До экипажа Штольман донес ее на руках. А внутри устроил на сиденье рядом с собой, поплотнее укутал в плед поверх пальто. Она приникла к плечу Якова, и закрыла глаза, наслаждаясь родным теплом. Ехать бы так бесконечно. И представлять, что они возвращаются в общий дом, после долгой утомительной поездки, в которой она немного простыла. Но ведь рядом есть он – ее любимый, надежный, самый лучший муж. Значит все обязательно будет хорошо.

____________________________

* Небольшой авторский произвол. Должно быть трое-четверо суток.
Бациллу Леффлера (BL, Corynebacterium diphtheriae) выделили в конце 1880-х. Брался мазок из глотки и потом растили в чашке Петри при температуре 37 градусов.
Автор решил за счет того, что Затонск - город передовой, ускорить проведение анализа, и не мучить героев больше положенного.

** Подробнее о семье Вишневских см. работу Марии Гавриловой "Ветер для госпожи Вишневской". А так же, главы из пародии на второй сезон "Месть гимназистки" - "Синяя голова" и "Черная невеста".

Автор понимает, что большинству читателей захотелось побить Сашеньку Вишневского Штольманом. Но пока у меня это сделать не получилось.

Продолжение следует.