За религиозные консультации спасибо Jelizawietе. Но сам автор кончено, мог что-то понять не так. Замечания от знающих людей приветствуются.

Не то, чем кажется

«Тьмой ночной покрыт секрет рожденья,
В тьму уходим, жизнь прожив, опять.
Оттого так тяжко пробужденье,
Оттого так сладко засыпать…»
(О.Анофриев: либретто мюзикла по сказке Е. Шварца "Тень",
1987 год. "Песня Тени")

- А мама… скоро сможет… приехать? – с трудом, точно перебарывая себя, спросил Володя. 

Видимо, бесконечные отговорки сделали свое дело, и мальчик осознал, что все очень непросто. Правду ему сообщать не хотят, да и захочет ли он сам ее услышать? Пока слово не сказано, можно считать, что ничего и нет. И все-таки, не задать привычный вопрос мальчик не смог.

Детям нельзя лгать – именно так считал Штольман. Сколько бы ни было им лет – они уже люди, у которых есть право знать. И определенная мера ответственности. А можно ли недоговаривать, если вся истина ребенку пока еще не по силам?

- Мама сейчас болеет, Володя, - тихо произносит Штольман, - поэтому прийти к тебе, и даже написать никак не может. Но она помнит…

Руки, которые мальчик держал на коленях неожиданно сжались в кулаки. Володя отвернулся, но Штольман успел увидеть закушенную губу. Испугался? Встревожился? Но почему тогда не пытается расспросить, чем больна Нина, и велика ли опасность?

- Вы передайте ей, пожалуйста, что я о ней думаю, - просит мальчик, не поднимая глаз, - я бы очень хотел… ее увидеть…

- Передам, - обещает Штольман.

Ночная буря улеглась, и сад перед пансионом теперь утопает в снегу. Дорожки, правда, уже расчищены, зато и сугробы по краям выросли едва ли не вдвое. Пока Штольман шел сюда, успел заметить в них несколько вмятин характерной формы. Во время утренней прогулки ученики явно успели искупать самых невезучих. Или, напротив – счастливых?

- У тебя здесь появились друзья? – спрашивает Штольман.

Не хотелось бы, чтобы мальчик, чье положение и так неопределенно, по каким-то причинам превратился в изгоя. А в школе подобное может случится быстро, и по любому поводу.

- Да, - оживляется Володя, - и некоторые тоже останутся тут на каникулы!

- Понятно. И скучать вы не будете?

- Нет, - мотнул головой мальчик.

На его лице мелькнуло лукавое выражение.

- Надеюсь, пансион останется цел, - усмехнулся Штольман.

Володя широко распахнул карие глаза, стараясь придать им самое невинное выражение. В чем, правда, не слишком преуспел. Зато попробовал перевести разговор на другую тему. Кинув быстрый взгляд на пакеты, лежащие на скамейке рядом со Штольманом, мальчик спросил:

- А можно мне подарки сейчас посмотреть?

Нда, господин сыщик, нужно было прежде всего идти к начальству и ему передавать сюрпризы для воспитанника. Впрочем, со сладостями и набором солдатиков, которые были куплены уже в Петербурге, он, пожалуй, так и поступит. А вот реакцию на книги хочется увидеть самому.

- Не все, - ответил он, беря в руки два свертка, - но вот эти – бери.

- Спасибо!

Зашуршала надорванная бежевая бумага, и на свет явился тот самый сборник статей господина Рубакина.

- Ух ты… - искренне восхитился Володя, торопливо открывая обложку и жадно проглядывая содержание, - как интересно!

Мальчик прямо-таки облизнулся, словно собирался глотать книгу в прямом смысле слова. Штольман почувствовал, как полегчало на душе. Все-таки, оказывается, он не слишком доверял самому себе в вопросе выбора подарков.

Хочется верить, что с сюрпризом для Анны он не ошибся…

Между тем Володя взялся за второй сверток.

- А это не от меня, а от моего… друга, - поторопился объяснить Штольман, - он очень … хороший человек, и тоже захотел тебя порадовать.

Кажется, Володя не слишком вслушивался в пояснения.

- Жюль Верн, - прошептал он, поглаживая книгу, точно кошку, - я ведь все, что можно у него прочитал! А «Малыша» – еще нет. Даже не слышал о таком…

Теперь лицо мальчика стало обычным. Естественным, что ли. Широкая улыбка, сверкающие в предвкушении глаза. Никакого напряжения, настороженности, странной, неуловимой фальши, которая проскальзывала порой. Штольман нахмурился. Как разобраться с этими ощущениями? Он и сам не может понять, в чем именно подозревает Володю.

- Передайте вашему другу мою благодарность, - выпалил мальчик, - и вам тоже большое спасибо!

Он сгреб книги в охапку, и постарался как можно аккуратнее завернуть их в остатки бумаги. Чувствовалось, что мысленно мальчик уже торопится в дортуар, чтобы без помех насладиться своими сокровищами.

- С наступающим тебя Рождеством, - спохватился сыщик, - остальные подарки тебе передадут в праздник.

Володя кивнул. И вдруг помрачнел, сдвинул брови. Снова прикусил губу.

- Если вы увидите… маму, скажите, что я тоже ее поздравляю. И пусть она скорее поправляется.

- Ты ведь хорошо ее помнишь? – как можно осторожнее спросил Штольман.

-  Конечно! – удивленно посмотрел на него мальчик.

- А сколько тебе было лет, когда вы виделись в последний раз?

Володя открыл было рот… И замер.

- Выходит, что года три? – посмотрел ему в глаза Штольман.

Мальчик растерянно моргнул.

- Д-да, наверное. Я был маленьким. Но я ее помню!

- Конечно, помнишь, - согласился сыщик, - какая она была?

- Добрая. И красивая, - с непритворной нежностью произнес Володя.

***
Экипаж медленно катил по петербургским улицам. Снова шел снег, заволакивая город сонной пеленой, смягчая прямолинейный каменный пейзаж. Сейчас сыщику нужно было добраться до Екатерингофского проспекта. Там, в невысоком здании Департамента духовных дел размещалась Римско-католическая семинария, где Штольман наделся получить ответы на многие вопросы.  Кто-то же из святых отцов должен владеть информацией о катарах.

Пока же, не теряя времени, он прокручивал в голове разговор с Володей. Сыщик уже как-то поделился с Анной сомнениями, которые вызывал в нем сын Нежинской. Что-то было «не так». Неправильно. Конечно, у Анны на первое место вышли эмоции – сочувствие к одинокому ребенку и оторванной от него матери. Такая реакция понятна – незаконнорожденным детям приходится в этой жизни особенно несладко. Даже если родители готовы заботится о них.

Именно поэтому в таком положении их с Анной возможные дети оказаться не должны.
Как Нине удалось дать мальчику свою фамилию? За взятку? Подкупила дальнего родственника, или однофамильца? Но почему, потратив деньги и выдумку на этот, довольно бесполезный шаг, она ничего более не предприняла для прочного положения ребенка?

Первое слово, которым Володя охарактеризовал мать, было – «добрая». И если второе – «красивая» никаких сомнений не вызывало, то представить, что кому-то госпожа Нежинская могла показаться доброй было гораздо сложнее. С другой стороны, пять лет назад жизнь Нины протекала крайне насыщенно и бурно. Втиснуть в шпионские и любовные интриги визиты к маленькому сыну было крайне проблематично. Получается, видел ее Володя недолго, и всего несколько раз в год. При таком расписании изобразить доброту, вероятно, несложно. Остальное спокойно дорисует детское воображение, и вера в то, что мама – самая лучшая.

«Он мог ее придумать…» - как предположила Анна.

Мать Якова умерла, когда ему было восемь лет. И вспомнить ее лицо у него не получалась никак. Но вот придумывать себе материнскую доброту и нежность нужды не было. Потому что каждый день его детской жизни они действительно просто были. Всегда.

… Отец Петр Янушкевич, семинарский преподаватель истории, оказался ровесником Штольмана. Невысокий, крепкий человек со спокойным доброжелательным лицом. У сыщика мелькнула мысль, что лет через двадцать так, возможно, будет выглядеть Антон Андреевич. Настоящий Антон Андреевич, разумеется.

- Значит, господин Штольман, вас интересуют катары, - задумчиво произнес священник, внимательно глядя на посетителя.

- Я столкнулся в расследовании с человеком, который считает себя их последователем, - кратко пояснил Штольман.

Отец Петр нахмурился.

- Уже странно. Катары появились в те времена, когда религиозные споры, увы, велись огнем и мечом. В итоге практически все приверженцы этой ереси были уничтожены. О попытках возродить катаризм ничего не известно вот уже несколько столетий.

- Тем не менее, судя по всему, именно это сейчас и пытаются осуществить преступники. Упирая на то, что мир сотворен Дьяволом, и заслуживает гибели.

Священник покачал головой.

- Зло неспособно творить. Оно только разрушает. Или крадет чужие мысли и дела, переиначивая и извращая. Наш земной мир – не самое идеальное место, но никакой «злой бог» его не создавал.

- Однако катары считали иначе?

- Это было одно из их главных заблуждений. Также, они отвергали большинство книг Ветхого Завета, признавая при этом Новый. Но одно не появилось бы без другого! – с глубокой убежденностью произнес отец Петр, -  Ветхий Завет – это фундамент, основа Нового Завета. Некоторые из катаров не признавали воплощения Христа. Его полагали бесплотным ангелом, чьи страдания, смерть и воскресение были только… игрой. Но Бог есть Любовь. В истинной же Любви не может быть места притворству. Вы согласны?

Вопрос прозвучал неожиданно. Серьезные серые глаза священника, казалось, заглянули прямо в душу.

«Он почти кричит на нее, вне себя от растерянности, обиды и унижения. Притворство. Ее дар, все эти дУхи, страдания и муки от общения с потусторонним миром – притворство,  манипуляция, обман!

- Вы… Вы чудовище!

В голубых глазах стоят слезы. Но в ответ – ни крика, ни грубости. И даже голос не дрожит. Прежде чем с достоинством уйти, Анна произносит почти спокойно:

- Я? Полноте! Вы настоящих чудовищ не видели…»*

Через пять лет увидел. Они оба увидели…

- Согласен, - помолчав, честно ответил Штольман.

- Значит, вы понимаете, - продолжает священник, - насколько странно слышать подобные воззрения. Даже сейчас. А в те далекие времена, когда отцы церкви и вовсе долготерпением не отличались… К тому же, катары возникли не на пустом месте. Люди не могли не замечать излишне … мирского характера официальной церкви. Ни о какой «апостольской бедности» говорить не приходилось.

Штольман постарался ничем не выдать мелькнувшую у него мысль о том, что подобные вопросы до сих пор звучат своевременно. Но следующая фраза отца Петра заставила забыть обо всех не слишком уместных сейчас аналогиях.

- Катары пытались показать новый путь чистоты и ненасилия…

- Позвольте, отец Петр, - прервал он собеседника, - разве поклонение Абраксасу не требовало убийств и жертвоприношений?

Священник изумленно воззрился на сыщика. Лицо его сделалось строгим, даже суровым.

- Господин Штольман, кто-то ввел вас в заблуждение, - произнес он, -  Катары, несмотря на свои заблуждения, жили согласно евангельским заповедям. Никаким иным богам они не поклонялись, и уж конечно, не совершали жертвоприношений. Как я уже сказал, их вера исключала всякое насилие. Даже убийства животных. В упомянутое вами божество – Абраксаса, - верили гностики, последователи Василида. Они тоже полагали, что материальный мир – творение зла. Но это все, что может как-то роднить их с катарами.

_____________________________
*Первый сезон сериала "Анна-Детективъ". Новелла "Сицилианская защита".

Продолжение следует.