Путаница

«Всего лишь на минутку отлучился,
И дилетант какой-то отличился!
Какая наглость! Где его нашли?
О ужас - подсидели! Обошли!»
(Из сценария мюзикла «Тень». Вторая песня Палача.
Автор сценария и песен - Ирина Югансон)

Пора было готовиться ко сну. Этот день отнял много сил, а завтра ее снова ждет работа. Пушкин уютно устроился на постели, положив голову на уголок подушки. Анна улыбнулась, предвкушая, как в скором времени прикорнет рядом. Будет чувствовать щекой мягкое тепло рыжей шерстки, и ласковое мурлыкание.

Нет. Что-то не давало расслабиться. Она вынула шпильки из волос. Узел распустился, и волнистые пряди упали на плечи и спину. Анна замерла с расческой в руке. Нужно… Ей очень нужно, очень хочется опять послушать музыку… Как же она называется? Не имеет значения. Пластинка наверняка еще в гостиной.

Легонько погладив сонного Пушкина, Анна выходит за дверь, и спускается вниз. После ужина все уже прибрано, однако свет еще не гасили. Она, не глядя, находит нужную пластинку, раскручивает ручку граммофона. Садится на диван. Вот теперь ей хорошо. Сквозь ритмичную мелодию она опять слышит голос, который обещает скорый отъезд – вдвоем. Навсегда.

Анна пытается сосредоточиться, удержать само ощущение. Тембр, звук. Знакомую хрипотцу. Но слова скользят мимо, заходят на новый круг, убаюкивая, но не давая себя распробовать. Значит, так надо. Просто слушать его и верить…

- Аннушка!

Она вздрагивает и открывает глаза, непонимающе глядя на маму, которая останавливает кружение мелодии.

- Ты устала, - укоризненно говорит Мария Тимофеевна, - словно спишь наяву. Восьмой раз ставишь одну и ту же пластинку…

- Да? – Анна вздыхает, заправляет за ухо прядь волос, которая, правда, тут же снова выскальзывает и щекочет щеку, - извини, мама, я задумалась. Сейчас пойду к себе. Спокойной ночи.

Она медленно поднимается в комнату, повторяя, как утешение, или заклинание – «Мы скоро уедем. Обвенчаемся, и уедем. Я должна быть готова…»

***

Под утро снова сгустились тучи. Падал крупный, медленный снег – такой же, как в ночь после убийства. Штольман и Коробейников, следуя за Арсением, подошли к месту обитания загадочных кугу-сорта.  Двор черемисов ограждал высокий, добротно сделанный забор, около которого замерли городовые. Судя по всему, Арсений убедительно поговорил со своими односельчанами, потому что попыток самосуда не было. Пока. Но готовыми быть нужно ко всему. Случится сейчас у крестьян беда, заболеет кто неожиданно, или умрет – вероятней всего опять обвинят черемисов. Так же, как недавно ответственность за эпидемию дифтерии жители Затонска готовы были возложить на Анну.

Едва сыщики вошли во двор, как прямо от крыльца дома к ним бросилась молодая женщина в сером кафтане и затейливо повязанном платке. Подбежав, она упала на колени, с глухими торопливыми причитаниями:

- Не верьте… Не верьте, господа добрые, пощадите! Не убивцы мы! Не убивцы!

Коробейников и Штольман одновременно подхватили ее под руки, поднимая. Черемиска продолжала умолять, то и дело сбиваясь на непонятный язык. Веки женщины покраснели, а в темных глазах метался страх.

- Да ты встань, - как можно спокойнее и тише заговорил Штольман, - не плачь… Как зовут тебя?

- Ма… Мария, - выдохнула она.

-  Скажи, Мария, Аксинья Шуматова здесь живет?

Судя по записям Кузьмина, именно Шуматова больше всего рассказывала этнографу о традициях своего народа.

- Здесь, здесь, - лихорадочно закивала черемиска, показывая на дом, - мужа моего бабка. Пойдёмте, я провожу…

Когда они уже поднимались по ступеням высокого крыльца, Коробейников спросил:

- А Кузьмин часто к вам приходил?

- Все время приходил, - откликнулась Мария, - про обычаи наши расспрашивал. Да вы слухам-то злым не верьте, барин - губы женщины задрожали, - неужто мы бы на Евгения Львовича руку подняли?

Не дожидаясь ответа, она распахивает дверь, пропуская сыщиков. В просторной комнате с большими окнами светло и довольно холодно. Зато – безукоризненно чисто. Белые занавеси. Белая же скатерть на столе. Напротив двери – деревянная кровать. Опершись спиной на подушку, и сложив руки поверх одеяла, в постели сидит старая женщина. Ее круглое лицо кажется очень спокойным, даже несколько высокомерным. Взгляд выцветших глаз – неожиданно цепкий и пронзительный.

- Следователи пришли… из города, - робко обращается к ней Мария, - про Евгения Львовича спрашивают.

Несколько мгновений хозяйка и гости словно оценивают друг друга.

- Ступай, - повелительно произносит старуха, обращаясь к невестке.

Мария кивает, пододвигает к кровати табурет, и послушно выскальзывает за дверь. Штольман садится перед Аксиньей, Коробейников устраивается чуть поодаль, возле стола.

- Вы хорошо знали Евгения Кузьмина? – спрашивает Штольман.

Обратиться на «ты» к старой черемиске кажется немыслимым.

- Знала, - подтверждает она, глядя на следователя без малейшего страха.

- Рассказывали ему о ваших обычаях и обрядах?

И снова – короткий ответ:

- Рассказывала.

Штольман достает тетрадь Кузьмина, раскрывает на последней заполненной странице.

- Взгляните-ка на этот рисунок. Он ведь сделан с ваших слов?

Аксинья смотрит на изображение головы. Черты ее лица, кажется, делаются жестче. Глаза темнеют.

- Нет. Не говорила такого. Не могла.

- Кузьмин что-то изобразил неверно? – задает вопрос Коробейников.

- Все неверно, - сердито заявляет старуха, - все! Мы – кугу-сорта. Отнимать жизнь – большой грех.

- Здесь сказано, - продолжает Штольман, - что в случае большой беды головы жертв приносятся в дар Куго Юмо.

- Никогда! – за неподвижным лицом старой черемиски теперь угадывается настоящий гнев, - мы приносим богам хлеб. Мед. Свечи. Убивать для жертвы нельзя!

- А раньше – было можно? – резко спрашивает Штольман.

С минуту Аксинья молча смотрит на сыщиков.

- Двадцать лет назад, - говорит она наконец, - мы, как и другие, жертвовали. Гусей, уток. Коров, свиней, овец… Но обратились к истине, и сделались кугу-сорта. Мы не лжем. Не клянем. Не убиваем. Уважаем чужую веру.

- Выходит, - уточняет Коробейников, - здесь зарисован ваш старый обычай? Других черемисов?

- Нет, - протестует Аксинья, - наша жертва свершалась не так. Животное или птицу поливали водой – если не вздрогнет, значит богу оно не угодно. Если угодно, животное закалывали в священной роще и варили. С паром дух жертвы поднимался к небу, и принимался там. Мясо съедали те, кто молился. Кости сжигали*.

- И головы на алтарь не ставили, - задумчиво произносит Штольман.

- Нет! – отметает подобные подозрения Аксинья.

… Сыщики медленно спустились во двор.

- Кто же ввел в заблуждение Кузьмина? Откуда взялся рисунок в его тетради? – спросил Коробейников.

- Хороший вопрос, Антон Андреевич…

В этот момент их внимание привлек шум, доносившийся из хлева. Эти звуки более всего походили на сдавленные мучительные крики. Переглянувшись, сыщики устремились туда. Им навстречу выскочила испуганная Мария, и тут же захлопнула дверь, прижавшись к ней спиной.

- Корова там, корова рожает! – залепетала женщина, - сутки уже… Не ходите, нет!

Однако очередной вскрик слишком уже напоминал человеческий. Коробейников легко отодвинул Марию в сторону, и сыщики ворвались в хлев. Там, на сене, корчился в судорогах мальчик лет восьми. Глаза его закатились, а на посиневших губах выступила пена. Мария, рыдая, бросилась к ребенку, упав с ним рядом, и крепко прижимая к себе.

- Не надо, не надо! – повторяла она.

Внимание Штольман привлекло нечто, лежавшее у стены, за деревянной бочкой. При ближайшем рассмотрении это оказалось свиной головой, недавно отрубленной.

- Все-таки обряд, - побледнев, пробормотал Коробейников.

- А что мне было делать? – исступленно закричала Мария, - сын болен! Я ведь только ради сына!

Мальчик захрипел, и забился в ее объятиях.

- В больницу его надо, срочно! Городовых зовите, - приказал Штольман.

***

Дух Кузьмина настиг ее прямо на больничной лестнице, появившись внезапно на фоне окна. Тело, несущее в руках собственную голову, выглядело столь дико, что Анна пошатнулась, едва успев ухватиться за перила, и невольно зажмурилась.

- Быстрее, - услышала она уже знакомый голос этнографа, - могут пострадать невинные! Шутка… дурацкая шутка!

- Какая шутка? – буквально взмолилась Анна, с трудом переводя дыхание.

Но видение уже исчезло. Зато по лестнице простучали дробные шаги бегущей Вали.

- Анна Викторовна, вас доктор Мезенцев зовет! Там мальчика привезли. С эпилепсией…

Маленький пациент лежал на койке, запрокинув голову. Руки и ноги судорожно дергались. Сергей Петрович сидел рядом, положив ребенку ладонь на лоб.

- Бромид внутривенно, - спокойно велел Мезенцев, когда Анна появилась в дверях.

- Откуда он? – тихо спросила она, закончив манипуляции со шприцем.

- Из селения черемисов, - ответил Сергей Петрович, - там сейчас следствие идет. Вот, городовые доставили. Знаете, как мать его вылечить пыталась?

- Как? – Анну почему-то заранее бросило в дрожь.

- Отрезала голову свинье, - медленно произнес доктор, не сводя с ребенка глаз, - принесла жертву. Спасибо нашим следователям, что увидели, и отправили сюда.

- Боже мой…

- Что-то вообще странное с головами в наших краях происходит, - вздохнул Мезенцев, - про убийство этнографа вы, вероятно уже слышали? Ну вот. Вчера – голова. А сегодня и тело привезли. Александр Францевич как раз исследует.

- Значит, и тело нашли, - пробормотала Анна, обхватив себя руками.

Что же имел ввиду Кузьмин, говоря о дурацкой шутке? Что здесь шуточного?! Она сама не может разобраться. Но, может быть, Штольман поймет? Раз тело найдено, то ее сыщик наверняка скоро появится в больнице, чтобы узнать результаты вскрытия. Главное, не упустить момент, и рассказать о словах духа.

Штольман пришел часа через два, и Анне удалось перехватить его до визита в мертвецкую.

- Вы ведь спасли этого мальчика, Яков Платонович, - кинулась к нему Анна, - неужели родители и правда, верили, что этот жуткий обряд…

- Судя по всему, верила мать, - пояснил Штольман, - отец – Гаврила Шуматов, сам явно сердит на жену. Мы их допросили, и услышали признание…

Анна ахнула, прижав ладони к губам.

- В том, что они зарезали свинью, - торопливо продолжил сыщик, - Шуматовы утверждают, что этнографа они не трогали. И я склонен им верить.

- Кузмин приходил… опять, - чуть успокоившись, заговорила Анна, - он снова говорит, что могут пострадать невинные. А еще – что все это дурацкая шутка.

Она с надеждой посмотрела на сыщика. Но и ему слова духа понятными не показались.

- Пока что налицо явная путаница – с обычаями, - задумчиво произнес Штольман, - кто-то ввел Кузьмина в заблуждение, и рассказал ему об обряде, который не имел, и не имеет никакого отношения ни к черемисам вообще, ни к секте кугу-сорта. Или он хочет сказать, что над ним подшутили – специально?

Анна молчит. Она, кажется, вовсе перестает его слушать. Глаза стали словно бы отсутствующими, а самое странное – на губах появилась улыбка. Штольман встревоженно берет Анну за плечи, ловит взгляд.

- Анна Викторовна! С вами все в порядке?

«Скоро все будет в порядке. Путаница исчезнет. Мы будем свободными. И счастливыми. Мы уедем отсюда. Только даже с тобой об этом пока не надо говорить…»

- Все хорошо, Яков Платонович, - она приходит в себя, смотрит внимательно и серьезно, - я просто задумалась.

______________________________

Автор долго искала возможные сведения о черемисах, секте кугу-сорта, и их обрядах. Ничего, напоминающего приношения в жертву голов найти не удалось. Если кто-то обладает иными сведениями, большая просьба ими поделиться.

* "Служба их состоит в приношении в жертву некоторых животных, которых они колют и варят и по отправлении над оными молитв от служащих по обещанию службу людей оных в снедь употребляют. В числе приносимых в жертву наипаче бывают лошади, быки, коровы и овцы; а иногда гуси, утки, куры, тетеревы, полевые зайцы и прочие. К сей их священной службе хлеб пекут из муки пшеничной, ржаной или овсяной, по возможности каждого, нарочито пресной большими караваями" Бушков Р. Праздник цветов //Ончыко. №3. 2013. С. 97.

"Накануне жертвоприношения карт-влак (жрецы) и омы-ужшы (сновидцы, определяющие по откровению богов время жертвоприношения и сами жертвы) собираются в роще. Священная роща помогает устанавливать связующий мост и ритуальное общение с ним.

Перед деревом, посвященным известному богу с его штатом, разводится костер, вешаются котлы, устраивается из ветвей деревьев столик (шаг) и на него ставится пиво (ш?рба), в особой, только при подобных случаях употребляемой посудине - ленеш, свечи (сорта), котел с кашей (немыр под) и кладется хлеб.

Когда все готово, по прочтении некоторых молитв, приступают к жертвенному животному. Чтобы узнать, угодна ли жертва Богу, животное до трех раз окачивается холодной водой, и если оно вздрогнет, начинают резать. Когда карты прочитают все общие молитвы, к ним подходят отдельные лица, кладут по 1-15 копеек денег и кусок холста (надыр), и карты читают отдельно молитвы для них…» Юадаров К.Г. Вера предков: язычество. Йошкар-Ола, 2007. С. 25.

Другие источники:

Попов Н.С., Таныгин А.И. «Юмын йÿла» («Основы традиционной марийской религии»). — Йошкар-Ола, 2003 г. Стр. 132-140.
--

Марийская религиозная секта «Кугу сорта» как модернизация традиционного язычества. Рыбакова Екатерина Вячеславовна
https://otherreferats.allbest.ru/religi … 817_0.html

Черемисы и языческие верования их / Никанор (Каменский Никифор Тимофеевич; архиеп. Казанский и Свияжский. - Казань : Центр. тип., 1910. - 26 с.
https://azbyka.ru/otechnik/Nikanor_Kame … vanija-ih/