Спасибо Круэлле за дельный совет по сюжету.

Потеря

«... Как осчастливить целый свет
Немедленно и даром,
И все он голову ломал –
И вот ее уж нет…»
(к/ф "Тень, или Может быть, всё обойдётся" 1991 г.
Песня Юлии Джули «Не надо голову терять»)

«Задумалась» … Может быть, ее просто снова посетил дух? Нет, Анна сказала бы об этом. Давно прошло то время, когда она замалчивала подобные визиты, опасаясь его недоверия и насмешек. Впрочем, дело им в очередной раз досталось трудное. Неприятное – даже с его точки зрения. Что уж говорить об Ане, с ее состраданием и чуткостью.

Отрезанная голова, кровавый ритуал… Задумаешься тут.

Впрочем, когда Штольман позвал ее, Анна быстро пришла в себя. Улыбнулась даже – уже своей, настоящей улыбкой, и сказала:

- Я знаю – скоро все будет хорошо!

Ему бы ее уверенность. Штольман пожал, а затем и поцеловал тонкие пальцы. Но почти сразу их пришлось выпустить: доктора Миронову позвала сестра Крушинникова.

Следователь же поспешил к Милцу.

- Ну что я могу сказать, Яков Платонович, - невозмутимо произнес доктор, кивая на тело, прикрытое белоснежной простыней, - убили одним ударом в шею. Никаких иных повреждений на теле нет, ни синяков, ни ссадин, ни порезов. Ничего. Следовательно, смерть наступила мгновенно, и жертва не сопротивлялась. Кстати, где было обнаружено тело?

- Примерно в ста метрах от Красного камня, - ответил сыщик, - видимо, господина Кузьмина сначала убили, а затем уже отрезали голову, и отнесли ее на алтарь…

- Да, - прервал его Милц, - должен вам сказать, что между убийством и обезглавливанием прошло никак не меньше шести часов.

- Интересно, зачем было столько ждать? – спросил Штольман, обращаясь, скорее к самому себе.

- Возможно, того требовал, гм... ритуал? – предположил Милц.

- Чего требовал этот ритуал, пока сказать не берусь, - сухо произнес сыщик, - и существует ли он в действительности…

Штольман вышел в коридор. Итак, между семью и девятью часами вечера Кузьмин получает неожиданный удар ножом в шею, и умирает. Тело лежит в лесу несколько часов, и уже глубокой ночью убийца возвращается, отрезает голову и кладет ее на Красный камень. Стоп. Убийца – или кто-то иной? Могла ли смерть этнографа не быть связанна с последовавшим ритуалом?

А еще – рядом с телом Кузьмина был найден узкий обрывок ткани, тонкой, но плотной. Похожий на лоскут от брюк. Причем, достаточно дорогих и качественных. Тот, кому они принадлежали, явно знал что-то о произошедшем убийстве.

Сыщик завернул за угол, и замер. Около окна стояла Анна, обнимая навзрыд плакавшую девушку. Барышня Миронова целиком оставалась сама собой, и занималась привычным делом – утешала и помогала. Он неловко кашлянул. Девушка вздрогнула, подняла заплаканное лицо, и тут же смущенно отвернулась. Анна с легкой укоризной взглянула на следователя.

- Яков Платонович, это невеста господина Кузьмина, - тихо сказала она, - она хотела узнать, не приходил ли он… снова.

Девушка торопливо вынула платок, стараясь привести себя в порядок. Анна ласково коснулась ее плеча.

- Ольга, господин Штольман тоже ведет это дело. Он обязательно разберется во всем!

- Госпожа Мицкевич, - обратился к девушке сыщик, - вы позволите сейчас задать вам несколько вопросов?

- Да, - сдавлено произнесла Ольга Александровна, поворачиваясь.

Посмотрела на Штольмана, гордо вскинула голову, и повторила уже совершенно иным тоном:

- Да!

- Евгений Львович рассказывал вам то, что узнавал у черемисов?

- Рассказывал, - кивнула она, - не все, конечно. То, что казалось ему особенно занимательным.

- Вы хоть раз слышали от него об этом обряде с … отсеченной головой?

Ольга Мицкевич побледнела. В черных глазах опять заблестели слезы. Анна шагнула ближе, и ободряюще взяла за руку.

- Нет, - голос Ольги Александровны дрогнул, но она продолжала все более уверенно, - ни разу не слышала о таком от Евгения. И я убеждена, что черемисы тут ни при чем! Они очень хорошо к нему относились. А Евгений… Он уважал их обычаи, и ничем, ничем не мог обидеть!

Штольман помолчал, с сочувствием глядя на девушку.

- Когда вы сами видели господина Кузьмина в последний раз? – задал он следующий вопрос.

- В тот день, когда все… случилось, - сказала Ольга Александровна, - мы погуляли в саду – недолго. Потом Евгений пошел играть в карты с отцом и гостями. У меня же разболелась голова, и я поднялась к себе. И больше… его… не видела…

Она крепилась из последних сил, но сдержать рыданий не смогла. Повернулась к Анне, и заговорила с обидой и болью:

- А отец… Он продолжает принимать господина Турчанинова! Хотя просила, я умоляла его! Я видеть Алексея Петровича не могу! Он же ненавидел Евгения. А теперь думает, что я… что мне … Что я могу согласиться на его предложение! А отец только и говорит: это же не значит, что Турчанинов убийца!

- А вы считаете иначе? – поинтересовался Штольман.

- Да! – почти выкрикнула Ольга Мицкевич, - если кто и желал Евгению сгинуть, так только Турчанинов!

- Неужели он так прямо и говорил? – ужаснулась Анна.

- Н-нет, - смешалась Ольга Александровна, - разумеется, нет. Понимаете, внешне придраться было не к чему. Но Алексей Петрович каждый раз давал понять, что считает Евгения непрактичным, ненадежным. А его занятия полагает пустыми и глупыми. Например, - «Мы тут о делах с Александром Николаевичем, но для вас, господин Кузьмин, это слишком приземленно!». Или – «Мне вот в детстве тоже было интересно, как индейцы живут… Да вот ведь неприятность – вырос!».

Насмешливую интонацию Ольга Александровна наверняка несколько заострила. Но и произнесенные самым вежливым тоном, эти слова могли серьезно задеть. Судя по всему, Турчанинов лгал, утверждая, что поддерживал с убитым хорошие отношения. Как и о том, что якобы, благородно отступил в сторону, когда госпожа Мицкевич отказалась выйти за него замуж.

- Ольга Александровна, а вы сами в тот вечер ничего странного не видели, и не слышали? – спросил Штольман.

- Ничего, - вздохнула она, - я была в своей комнате. О смерти … Евгения узнала только утром.

Она сжала губы, и снова поднесла к лицу платок.

- Убийцу обязательно найдут! – горячо пообещала Анна, сама, кажется, готовая заплакать.

- Спасибо вам, - тихо сказала Ольга Александровна, - я постараюсь еще что-то вспомнить. Убийца Евгения должен быть наказан. Кем бы он ни оказался!

… Они стояли и смотрели, как госпожа Мицкевич идет по больничному коридору. Неестественно прямая спина, напряженная шея… Анна судорожно вздохнула, крепко стиснула его ладонь и прижалась лбом к плечу.

- Что? – осторожно спросил Штольман, обнимая ее другой рукой.

- Если бы вы… тогда, после дуэли с Клюевым, - с трудом произнесла она, - если бы вас… Я не представляю, что бы со мной было…

- Анна Викторовна! – из-за угла выскакивает Валя, останавливается, и старательно глядя в другую сторону, продолжает, - вас Сергей Петрович зовет.

- Кажется, мы обзавелись вторым Коробейниковым, - усмехается Штольман, разжимая объятия.

- И они оба совершенно правы… - вздыхает Анна, - Работа!

Она машинально поправляет волосы – хотя в этот раз он их даже не касался! Только если губами. Чуть-чуть. Впрочем, этим завиткам и легкого дуновения хватает.

- Что же, в таком случае… продолжим делать свою работу, - отвечает сыщик.

- Продолжим, - кивает Анна, - до свидания, Яков Платонович. Я все помню!

- О чем вы? – переспрашивает он.

- О том, что мы скоро будем вместе…

Она удаляется вместе с Валей. Сыщик смотрит им вслед. Что-то беспокоит его в последних словах Анны. Но что именно – понять пока не выходит. Уже много раз было произнесено, что они обязательно будут вместе. Весь вопрос в том, насколько «скоро».

***

Узнать о ходе следствия Николай Васильевич пожелал в ресторации. Поэтому доклад сыщиков был совмещен с обедом, в кое-то веки съеденым на службе вовремя. О задержании черемисов полицмейстер уже знал, потому встретил Штольмана и Коробейникова радостным возгласом:

- Поздравляю, господа, поздравляю! Дело раскрыто. И какое дело! Шутка ли – ритуальное убийство. Язычество во всей красе!

- Я бы не спешил утверждать, что виновные найдены, - безжалостно вернул Трегубова с небес на землю Штольман.

- Но ведь вы арестовали черемисов, - нахмурился Николай Васильевич, - да и кто еще мог провести это изуверство.

- Кто угодно, кто хотел, чтобы именно на них пало подозрение, - пожал плечами сыщик.

- Шуматовы признались только в том, что действительно, пытались повторить обряд своих предков, - сказал Коробейников, - вернее, это сделала Мария. Гаврила утверждает, что ничего о намерениях жены не знал. Уже двадцать лет, как члены секты кугу-сорта полностью отказались от принесения в жертву животных. Но Мария, отчаявшись из-за болезни сына, решила использовать старый обычай, и зарезала свинью, чье мясо и подарила богу Кугу-Юмо…

- Голову, вы хотите сказать, - уточнил Трегубов.

- Нет, именно мясо, которое обычай требует отнести в священную рощу и сварить, а после – съесть, - поддержал коллегу Штольман.

- Черт знает, что такое, - пробормотал Николай Васильевич, с подозрением покосившись на собственную тарелку, - почему же в хлеву была найдена свиная голова?

- Мария Шуматова плохо знала обряд, - пояснил Штольман, - нервничала, боялась, что ее увидят другие кугу-сортинцы. Поэтому голова осталась лежать незамеченной там, куда откатилась. По правилам старой веры черемисов, те части животного, которые не идут в котел, должны быть сожжены.

- Но с другой стороны, - заговорил Антон Андреевич, - Мария, по незнанию, могла решить, что чем… серьезнее жертва, тем больше шансов получить помощь божества. У нее вполне хватило бы сил ткнуть ножом этнографа. Он знал семью Шуматовых, и не ожидал от них ничего дурного.

- Но вряд ли она сумела бы профессионально отрезать голову, - заметил Штольман.

- Так Гаврила Шуматов – мясник, - вздохнул Коробейников, - и жена вполне могла уговорить его сделать это – мол, этнограф все равно уже мертв…

Он замолчал, сам явно находясь не в восторге от подобного варианта развития событий.

- И что же, она уговаривала его шесть часов? – вскинул брови судебный следователь, - именно столько времени прошло между смертью Кузьмина, и его обезглавливанием.

Трегубов решительно отодвинул едва начатое блюдо.

- Не слишком ли вы усложняете, господа? – спросил он, - такую версию теряем!

- Невиновные не должны пострадать, - резко заметил Штольман.

- Тогда ищите! – сдвинул брови полицмейстер, - ищите виновных! Скандал на всю губернию, с этой головой! Ребушинский наверняка вот-вот такое в своей газетенке понапишет, что за свои головы схватимся!

- Будем проверять другие версии, - Штольман катнул на щеках желваки, - если обряд – фальшивый, мотивом убийства могли стать ревность и ненависть…

… Обед завершился довольно скомкано. Штольман встал из-за стола первым, и уже направлялся к дверям, когда услышал знакомый, и не слишком приятный женский голос, одновременно жалобный и требовательный. Его обладательница вместе со своим визави сидела за столиком, отделенным от общего зала импровизированной стеной живых растений, и предназначенным для посетителей, не желавших оказаться на виду. Именно здесь и решил отобедать со своей новой избранницей адвокат Миронов.

- Наконец-то ты догадался хоть куда-то меня вывести! – говорила Лиза, скорбно поджимая губы, - я отдала тебе все – а в результате целыми днями сижу одна. Сама даже из дому выйти не могу – на меня же все пальцем показывают. А ты…

- Лиза, я работаю, - преувеличенно спокойно отвечал Виктор Иванович, с явным трудом скрывая раздражение, - ты должна понимать, что твои платья, шляпки… Это все стоит денег!

- Ты меня будешь попрекать подарками? – горько вздохнула та, - я уже и забыла, когда последний раз видела что-то новое! Хожу в перелицованных платьях твоей дочери, а ты! Ты даже не замечаешь!

- Ты у меня мастерица, - попытался подольститься адвокат, - «во всех ты, душечка, нарядах хороша!».

Однако, подобный комплимент вызвал только череду всхлипов.

- Ты обещал мне Париж, Ниццу! Но мы даже в Петербург не съездили! Твердишь, что нужен здесь, из-за Анны, но ты-то чем можешь ей помочь? Репутацию твоей дочери уже ничто не спасет… А я? Как же я?

- Лизонька…

Штольман резко распахнул дверь, и шагнул навстречу ледяному ветру. Мелкий густой снег полетел в лицо, обжигая холодом.

«Хорошо, что Аня этого не слышала» - подумал сыщик.

__________________________

Продолжение следует.