Спасибо за помощь Jelizawietе!

Пламя

«Бьют часы: Дили-дон, динь-динь,
Отчего этот звон тревожит?
Может, время стало другим?
Это в сказке случиться может…»
(Из сценария мюзикла «Тень». Финальная песня.
Автор сценария и песен - Ирина Югансон)

Она пытается рассмотреть того, кто стоит перед алтарем, но в глазах лишь расплывается темный силуэт. Руки дрожат. Свеча выскальзывает из ослабевших пальцев. Вспыхивает подол платья, занимаются полы пальто. Но она даже не может пошевелиться, сил хватает только на то, чтобы повторять:

- Нет, нет, нет!

Кто-то буквально налетает на нее, и наклонившись, сбивает пламя. Слезятся глаза, горло сдавливает кашель. Но сквозь нарастающий было звон в ушах она различает знакомый голос, который зовет ее по имени. Видит лицо – любимое, единственное. Он опять нашел ее. Он успел! Становится тепло, но почти сразу ее окатывает ледяная волна ужаса – «Что он подумал?!»

Она хватается за него, ловит взгляд, твердит, как заведенная, торопясь объяснить:

- Я думала, это вы… Я думала, это вы!

Он даже рассмотреть мерзавца не успел – ринулся к Анне, одежда которой вспыхнула от упавшей свечи. Сзади раздался топот, стук дверей, грохот и выкрики из притвора… Вопль Коробейникова, выстрел. А это уже явно с улицы.

Огонь удалось погасить. Штольман скидывает тлеющие перчатки, берет Анну за плечи. Ее трясет. Она держится за него, смотрит расширенными глазами, которые налиты страхом. Совершенно белые губы с трудом произносят опять и опять:

- Я думала, это вы!

Он молча прижимает ее к себе.

- Я не хотела… - пробивается сквозь ее тяжелое, со всхлипом, дыхание, - я только здесь поняла…

Ее черная шляпа съезжает набок. Анна, отстранившись, резко сдергивает ее с головы, бросает на пол, и наступает ногой. Во взгляде – пугающая искренняя ненависть.

- Аня, все! Все, - твердо говорит Штольман, снова обнимая ее, - хватит!

Медленно открывается дверь. На пороге – хмурый Коробейников, с синяком на скуле. За его спиной переминаются городовые.

- Упустили? – понимает Штольман.

- Ушел, - коротко подтверждает Антон Андреевич. – как сквозь землю провалился.

Анна зябко вздрагивает.

- Пролетка должна быть, - шепчет она, - кажется, мы на ней… приехали.

- Здесь, рядом – точно не было, - качает головой Коробейников.

Неожиданный шум падения отвлек всех. Все это время стоявший неподвижно, отец Амвросий потерял сознание.

***
Снег падал все гуще и гуще, колыхаясь и кружась под порывами ветра. Они ехали обратно, покинув церковь, где так и не состоялся обряд, и растерянного батюшку. Отец Амвросий, когда пришел в себя, о женихе ничего сообщить не смог. Имя тот, безусловно, называл, документы какие-то предъявлял. Но все подробности начисто исчезли из памяти священника, как и внешность мужчины, желавшего тайно обвенчаться. Получив от полиции строгое внушение впредь быть внимательнее и осторожнее, и не нарушать законность проводимых таинств, отец Амвросий остался приводить в порядок храм, и молиться.

Анна сидела в пролетке, машинально сминая в складки обгоревшие дыры на подоле платья. Плотное пальто пострадало не так сильно, хотя и его привести в полный порядок уже не получится. Вместо растоптанной шляпы Анна уже привычным образом накинула на голову шаль. Девушка сама не понимала, почему ее ярость и страх сосредоточились вдруг на ни в чем не повинном головном уборе. Ну да, эту шляпу тоже покупала еще Тень. Но ведь Тень не имеет отношения к гипнотизеру!

Или все-таки имеет? Ведь влиять ту, изгнанную личность у Крутина получалось почти и без гипноза. Вдруг она решила стать его союзницей?

«Не могу больше… Не могу больше так! Мы должны быть вместе. Совсем – вместе…»

Отправив городовых с докладом в участок, Штольман настоял на том, чтобы Анна показалась доктору Милцу. Она не очень понимала – зачем, но спорить не стала. Ожогов у нее нет. А что касается всего остального - медицина здесь бессильна. Только как объяснить это Якову?

- Антон Андреевич, - просит Анна, пока они ждут доктора, - я сейчас напишу несколько строк для мамы. Отвезите, пожалуйста. Она, наверное, с ума сходит. Скажите, что со мной все в порядке.

Штольман в ответ на вопросительный взгляд Коробейникова молча кивает. Слава Богу, мама скоро будет знать, что ее дочь жива и невредима.

Александр Францевич, осмотрев и выслушав Анну, как она и полагала, ничего, кроме некоторой общей слабости и утомления не обнаружил.

- Отдохнуть вам надо, Анна Викторовна!

С этим она полностью согласна.

- Но ведь не обязательно в больнице?

Доктор смотрит поверх очков.

- Что же с вами делать, - вздыхает он, - езжайте домой. И не вздумайте явиться завтра на дежурство!

… И вновь катится пролетка сквозь снег, по темным затонским улицам. Совсем как тогда, пять лет назад. Опять Штольман спас ее от чего-то темного и жуткого. И они вместе едут прочь. Только путь их ныне лежит на Царицынскую, в особняк Мироновых.

Нет! Не туда. Совсем не туда.

- Нет, - вслух произносит Анна, - остановите!

Они как раз проезжают мимо гостиницы. Той самой, где живет Штольман.

- Что случилось, Анна Викторовна? – спрашивает он, поворачиваясь к ней.

- Я не поеду домой, - говорит она, - не поеду. Не могу. Не хочу.

Она смотрит ему в глаза. Сейчас, в ночной полутьме лицо Штольмана выглядит неподвижным и суровым. Но это – только игра теней. Анна видит тревогу Якова. И тоску. И опять это чувство вины, которое разделяет их, заставляя каждого мучиться в одиночестве.

- Нет! – почти кричит Анна, - пожалуйста! Я должна быть с вами… Я не могу больше…

Голос падает до шепота, с трудом протискивается на волю, обдирая горло чуть не до крови:

- Я не могу больше… Пропадать тут одна…

Кажется, проходит вечность. Шуршит снег о поднятый верх пролетки. Черное – белое, вверх – вниз. За что ухватиться, чтобы выдержать, и устоять? Что будет правильно? Он никому не может доверить ее – особенно сегодня. Он сам должен быть рядом.

По праву человека, который ей нужен. Того, кто готов отдать за нее жизнь.

Штольман спрыгивает на землю. Помогает спуститься Анне с пролетки, и подхватывает ее чемодан. Они медленно идут к дверям гостиницы. Отпечатки их следов почти сразу заметает щедрый бесконечный снег.

***
Штольман запер дверь, обернулся, и увидел Анну, севшую прямо на поставленный у стены чемодан. Словно силы покинули ее окончательно. Он опустился рядом на колено, осторожно сжал ее холодные ладони. Анна глубоко вздохнула, и наклонившись, коснулась губами его пальцев.

- Я даже твои руки помню наизусть, - прошептала она, - я не могла смотреть ему в лицо, но увидела руки… И поняла, что это не ты.

- Аня…

Чемодан качнулся, но Штольман успел подхватить ее, и удержать. Они медленно встают на ноги. Он помогает ей снять пальто, понимая, что все это уже было, в другом номере, другой ночью… Как и тогда, Анна бережно проводит ладонью по его щеке, и вдруг порывисто обнимает, крепко прижимается к груди. Он теребит и распускает эти густые мягкие волосы, целует теплый висок. Анна поднимает голову, шепчет что-то, закрыв глаза. Их губы встречаются, и прервать это уже невозможно, покуда хватает дыхания…

Как хорошо, что она этом платье пуговицы спереди… Правда, ее пальцы сейчас так неловки, что одна, нет – две из них отрываются. Падают на пол… Бог с ними, теперь уже крепкие ладони Якова спускают платье с плеч, расстегивают корсет. Да что же ее так трясет, она же сама ждала этого?! Страшно. Страшно, если он остановится, и скажет, что не имеет права!

- Я не могу без тебя, - повторяет она, не находя других слов, - не могу… без тебя!

В глазах Штольмана разгорается знакомое пламя. Она распутывает узел галстука. Распахивает ворот рубашки. Приникает губами к шее. А он так обнимает в ответ, что Анна сдавленно ахает, прижавшись еще сильнее. Так и должно быть. Здесь, в его руках, ей нечего бояться.

- Мы вместе, - хрипло выдыхает Штольман, - вместе…

Огонь разгорается, заслоняя мир. Есть только эта комната. Узкая постель. И Его Женщина. Родная. Единственная. Настоящая. Которая принадлежит только ему.
Сгрести в охапку, и не отпускать. Никогда.

… «Мы вместе, - она улыбается, не открывая глаз, - вместе…»

Тяжелое дыхание. Глухой, сдвоенный стук сердец. Невероятное ощущение тепла и покоя. В темноте, где-то на границе сознания еще мерцают яркие золотые огоньки. Она же вот-вот соскользнет в сон, словно отдала за случившееся все силы, которые у нее были. Нет, немножко все-таки осталось. Их должно хватить, чтобы сделать что-то самое важное.
Она придвигает еще ближе к Якову, хотя это, кажется, невозможно. Обхватывает его руками, кладет голову на плечо. И произносит, тихо и серьезно:

- Только не уходи, пожалуйста. Никуда не уходи…

Анна засыпает, даже не услышав его ответ. Сейчас Штольман почти не видит ее лица – только разметавшиеся локоны, лоб, край щеки. Свободной рукой он натягивает одеяло повыше, прикрывая ее обнаженные плечи. Благодарно касается губами волос.

Спи, Анечка. Я никуда от тебя не уйду.

Я ничего больше не могу тебе дать. Даже своего имени. Но я всегда буду рядом. Чтобы успеть тебя спасти.

***

Мария Тимофеевна сидела в кресле, закутавшись в шаль, и глядя на потрескивающее в камине пламя. Какое счастье! Она всхлипнула, и торопливо приложила мокрый платок к глазам. Аннушку опять успели спасти. Жаль, что дочь осталась на ночь в больнице, но так, наверное, лучше – пусть побудет под наблюдением врача. Из больницы ее не похитят.

Или все-таки… Нет-нет, Штольман этого не допустит! Особенно после случившегося.
Мария Тимофеевна нахмурилась, готовясь к привычному приливу раздражения… И осознала вдруг, что рассердиться на этого человека не получается. Она никак не могла понять, что же произошло такое между ее дочерью и женатым сыщиком, но отрицать очевидное – их взаимную любовь, такую сильную и бережную, было нельзя.

- Аннушка говорила, что когда-нибудь все мне объяснит, - обратилась Мария Тимофеевна к Пушкину, сидевшему на полу, - так не пора ли ей уже сделать это? Я, кажется, готова поверить… во что угодно.

Котенок встал, выгнул спину, потерся о ее ноги. А затем собрался в комочек, напружинился, и прыгнул – не слишком ловко, но вполне успешно. Оказавшись на коленях у хозяйки дома, Пушкин лег, подобрав под себя лапки, прищурил глаза, и впервые за этот длинный тягостный вечер громко заурчал.

Мария Тимофеевна покачала головой, и погладила мягкую рыжую шерсть. Кошачьи рулады стали еще более выразительными.

- Ты хочешь сказать, что сейчас все в полном порядке? – недоверчиво спросила она.

- Муррр...

______________________________

Продолжение следует

Эротика далась автору... тяжело. Если что-то выглядит странно и неуместно - сообщите пожалуйста.