- Анна Викторовна, утро доброе, - заулыбалась ей сестра милосердия Лукерья, когда она вошла в больницу. Потом с тревогой спросила, понизив голос. – Что-то вы не веселы. Или дурные вести какие получили?
- Нет, всё слава богу, - ответила Анна, направляясь к своему кабинетику.
- Ой, а там у вас…, - начала, было, та, но она уже открыла дверь.
В её кабинете Иван Евгеньевич Скрябин, облаченный в халат, трудился над стонущим мальчишкой в залитой кровью гимназической форменной рубахе.
- Чего орёшь-то, братец?
- Больно.
- Больно? Хорошо, что больно, - усмехнулся он. - В другой раз будешь знать, что от этого бывает больно. Дурачина ты, вот что. А кто это его так скверно стрелять учил? – обратился он к сидевшей рядом матери мальчика, ослабевшей от слез. - Никудышный он стрелок у вас.
Она в ответ только слабо повела кулачком с зажатым в нем мокрым истерзанным платком.
- Иван Евгеньевич, доброе утро.
Тот обернулся на Анну и показал в улыбке белые крупные зубы:
- Анна Ви-икторовна! Уж простите, что занял ваш кабинет самовольно. В смотровой сейчас доктор Милц трудится. А я уж думал всё, не придёте.
- Почему это я не приду? – нахмурилась она.
- А зачем вам это надо – в кровище копаться, нарывы вскрывать да рожениц пользовать? - с усмешкой поднял он брови. - Барышням следует дома сидеть, ну или по модным лавчонкам…
- Что тут у вас? - едва сдерживаясь, перебила его Анна, обращаясь к матери пострадавшего мальчишки.
- Д-да вот, - пролепетала та, судорожно всхлипнув. – Мальчишки старшие в гимназии его задирают да дразнят. Вот он за ружье отцово и схватился. А там дробь, и…, - она зажала зубами скомканный платок и опять беззвучно заплакала, сдерживаясь, чтобы еще больше не пугать сына.
- Ясно. Вы бы, Иван Евгеньевич, санитаров позвали мальчика в операционную отнести, - Анна с этими словами налила воды в стакан и протянула плачущей женщине.
- Хорошо,- поднялся Скрябин, небрежно бросив в миску окровавленную марлю. - Надеюсь, вы присоединитесь ко мне?
Анна, помедлив, пожала плечами:
- Я могу, только...
- Что, уже пасуете? - он с усмешкой смотрел ей в глаза, и она с досадой ответила:
- Нет, конечно. Просто там вдвоем особо нечего делать...
- Ну, нам же надо с чего-то начинать наше сотрудничество. Почему бы и не за операционным столом?
- Хорошо. Я присоединюсь к вам через пять минут.
- Ну, а вы, мадам, обождите в коридоре, - бросил он матери мальчика и вышел из кабинета. Из коридора послышался его зычный голос "Семён! Митрофан! Немедленно сюда!"
Анна пристроила своё пальто на вешалку и наклонилась к стонущему мальчишке:
- Звать-то тебя как?
- Сашенька он, - вместо сына ответила женщина.
- Ты, Сашенька, главное, не бойся. Больно не будет. Если только совсем чуть-чуть. Мы с доктором сейчас всё прочистим, - с улыбкой продолжала Анна, доставая из шифоньера халат, - забинтуем, и будешь как новенький. Только ружьё отцовское больше не бери.
Операция прошла быстро. Скрябин больше наблюдал, предоставив Анне полную свободу действий. Ох, уж эти ваши принципы мужские, Иван Евгеньич, сердито думала она, орудуя скальпелем и вытаскивая пинцетом дробь. Да и бог с вами, главное, мальчику поскорее помочь. Не то пока буду с вами препираться, мальчишка кровью истечет.
После операции она еще поговорила с матерью мальчика, дала успокоительное с собой, а после отправила её домой. Набросив пальто, вышла на улицу немного отдышаться. За углом больницы обнаружился сидящий на солнышке Скрябин.
- Вот вы какая, Анна Викторовна...
В голосе его звучало уважение, смешанное с удивлением.
Анне вдруг стало смешно:
- И какая?
- Смелая. Сильная. Жёсткая. Мальчишка так орал, а у вас даже рука не дрогнула.
- Вы всё еще сомневаетесь, что я дипломированный врач? Может, вам документ показать?
- Да ну что вы, - поднял он руки, словно сдаваясь. – Никаких сомнений в вашем профессионализме у меня нет. Только и слышал тут: Анна Викторовна то, Анна Викторовна сё. И Александр Францевич о вас отзывался весьма в лестном тоне.
Он поднялся, подошел к ней ближе:
- Просто я ведь не видел вас ранее в деле. Теперь понял: мы отлично сработаемся.
- Вот и хорошо. Всё лучше, чем ссориться.
- Да ну что вы, - протянул он - на дне его тёмных глаз загорелся какой-то огонек, от которого ей стало немного не по себе. - Ссориться с вами - это последнее, чего бы я хотел.
Анна помедлила, потом против воли выговорила:
- А чего бы вы хотели?
- Стать вашим другом, конечно.
Последние слова он произнес вкрадчивым голосом, взял её руку и поднес к губам.
В этот момент стукнула задняя дверь, и Лукерья крикнула:
- Анна Викторовна, там вас спрашивают!
Анна вздрогнула, словно освобождаясь от какого-то оцепенения, отняла у Скрябина руку и почти бегом направилась в больницу.
От дверей обернулась: Иван Евгеньевич смотрел ей в след с неопределенной улыбкой на губах.
Возле кабинета обнаружился мальчишка, сын их садовника. Он сбивчиво начал:
- Анна Викторовна, послали меня... Там... это... упала она да ушиблась сильно... А батя говорит: беги скорее, позови нашу барышню. Она ж докторша... Вот я и...
- Да кто упал-то, говори яснее, - остановила она мальчишку.
Тот шмыгнул носом и пролепетал:
- Дак тётка ваша…
- Олимпиада Тимофеевна?
- Ага.
- Хорошо, ступай, скажи, я скоро буду.
Анна на ходу бросила Лукерье:
- У нас дома с тётей что-то случилось. Я побегу, а ты предупреди доктора Милца, что меня не будет сегодня.
В кабинете она быстро переоделась, побросала в медицинскую сумку различные мази и лекарства и стремительно выбежала прочь.
Когда подъезжала к дому, на стук пролетки из дверей выскочила встревоженная Таня, кутаясь в платок. Сбоку крыльца мялся садовник.
- Ну, что тут у вас? Серьёзное что? – встревоженно спросила Анна, выходя из пролетки. Садовник тут же кинулся к ней.
- Барышня, не виноватый я, - забормотал он. – Я ж там с яблонькой занимался, запаршивела она. А барыня тут с советами да указаниями. «Не так ты, Герасим, делаешь всё, я уж сама знаю». Я не успел оборотиться, а она уж на стремянку…, - сокрушенно вздохнув, продолжал. - А стремянка хлипкая, только меня и выдерживала. Барыня-то у нас дама… в теле, тут-то и… грянулась. Не губите, барышня, не виноватый я!
- Не волнуйся, ступай, - махнула рукой Анна и быстро прошла в дом, на ходу расстегивая пальто.
Таня, в тревоге сплетая пальцы, быстрым шепотом объясняла:
- Тетушку подняли в её комнату. Но, кажется, переломов нет. Ушиблась только. Матушка как-то ломала руку, - пояснила она на удивленный взгляд Анны, - так что я знаю, как это, когда перелом.
Они поднялись в комнату, которую занимала Олимпиада Тимофеевна. Та возлежала на постели, обложенная подушками, и громко охала. При виде Анны встрепенулась и плаксиво заголосила:
- Аннушка, дитя моё, хорошо, что ты пришла. Ах, беда какая! Видишь, что со мной сотворил этот Герасим! Разбойник, чистый разбойник! А у меня нынче столько дел! И с обедом не распорядилась. А Домна ушла сегодня. Всё на мне!
- Так, тётя, - строго прервала её Анна. - Давай я тебя посмотрю. А дела подождут.
- Да как же…
- Тетя, если позволишь, я пойду на кухню и распоряжусь, - вмешалась Таня.
- А ты сумеешь? – подозрительно прищурилась тётка.
- Ну, конечно. Я маменьке всегда помогала. После кончины батюшки она очень слаба была.
Таня убежала, Анна же потерла ладони, согревая, и приступила к осмотру охающей тётки.
-… Ну вот, ничего страшного нет. Просто ушиб. Надо будет полежать в постели несколько дней. Сейчас я тебе укол поставлю, ещё примочку наложим. И всё быстро пройдет, - приговаривал она, открывая свою сумку с лекарствами.
После того, как оказала помощь тётке, Анна села рядом.
- Ох, что ж так мне не везет-то. Прям несчастливая какая-то, - покряхтывала та, пригорюнившись. Она была бледна, и Анне стало её ужасно жаль.
- Да что ты, тётя, - погладила тётку по руке. - Вот выдумала ещё. Скоро на ноги встанешь, еще на балу будешь отплясывать.
Та смущенно фыркнула:
- Да что ты, милая, я уж оттанцевала своё. Но в молодости, да, бывало... Ох, батюшка, дед твой, Тимофей Николаич такие балы устраивал!
Тётка вздохнула и погрузилась в воспоминания.
- ...К тому времени разбогатела наша семья преизрядно на поставках продуктов для армии, и государь наш пожаловал дворянство батюшке. Тогда-то мы в Москву и перебрались. Всё мечтал батюшка о сыночке. Но родилась Машенька – свет в окошке. Батюшка на любимицу свою средств не жалел, учителей самых лучших приглашал. Сестрица и музыке училась, на фортепьянах. И языки знала. А я всегда была…, - тётушка вдруг всхлипнула и трубно высморкалась в обширный клетчатый платок, - всегда была – Липка-а. – И она неожиданно разрыдалась в голос. – И за-замуж Машенька вышла вон как, по любви-и. А для меня все не находилось женихов-то. Материна подруга всё кряхтела: ох, Липа, иди замуж. Не то заболеешь, долго в девках засиделась. Ну и посватался тут ко мне отцов управляющий, я уж перестарок была, согласилась, конечно. Матушка, бабка твоя Ангелина, как-то со мной заговорила вечером: "Не сомневайся, Липушка, ступай за Василия. Вы с ним хорошо жить будете". Знала ведь откуда-то... – Она прерывисто вздохнула и, пригорюнившись, продолжала вспоминать. – Да Василий Демьяныч человек-то был неплохой. Вроде любил меня, - она прищурилась, вспоминая. – Бывало, пошлет его отец по коммерческой надобности. Тот воротится, и непременно с гостинцем. В коммерции был уж так востёр, так ловок. Очень отец его любил. Отошел когда от дел по болезни, так Василь Демьяныч всё на себе волок. Жаль, сгорел рано, жить бы да жить. Да к тому же и деток нам бог не дал. Вот только ты и есть у меня, солнышко, цветик ясный. – Она нежно потрепала Анну по руке, потом встрепенулась и, кряхтя, уселась ровнее на подушках. – Чего ж не просватана?! Чего твой… Штольман-то медлит? Уж сколько лет тому, а он всё тянет!
- Тётя, - поморщилась Анна, но та махнула воинственно сжатым кулачком:
- Уж я поднимусь, я с ним пого…, - не договорив, она вскрикнула и со стоном повалилась в подушки.
- Тётушка, ты лежи, - строго увещевала её Анна, поправляя подушки. – После повоюешь. А с господином Штольманом я уж как-нибудь и сама разберусь.
- Да-а, разберешься. Уж который год разбираешься, - икая от боли, кряхтела Олимпиада Тимофеевна. – Ох, молодежь, ничего без нас, старших, решить не можете.
- Вот, выпей ещё лекарство, - протянула Анна стаканчик с жидкостью. – Поспать тебе надо. И в покое нужно поясницу держать.
- И Танюшка ещё, - морщась от выпитого, продолжала ворчать тётя Липа.
- Что – Танюшка?
- Так матери её обещала жениха сыскать. А вот вишь, как обернулось, - и она с кряхтением улеглась поудобнее. – Ты в больнице своей пропадаешь. А Таня совсем без пригляда. Хоть бы ты сводила её куда, на выставку какую, на концерт. Из меня-то теперь какой провожатый. Совсем никуда не годна.
- Да что ты выдумала! - всплеснула руками Анна. - Я тебя живо на ноги поставлю, вот увидишь. А про Танюшу не волнуйся. Вроде бы в городском собрании выставка художника Соломина открылась на днях, вот и сходим с Таней. А ты лежи себе спокойно, ни о чем не волнуйся. Справимся мы. Завтра Домна вернется, и всё уладится и с хозяйством и с садом.
- Хорошая ты у нас, Аннушка, - задремывая, пробормотала тётка, утомившись от разговоров. - И Танечка хорошая, и все... хорошие... А Герасима наказать… надо…
Анна подождала немного, после опустила шторы и тихо вышла из комнаты.
*************************
Внизу лестницы ей встретилась Таня. Сказала, что кухарка и без распоряжений сама всё знает. Домна ей оставила все указания. В это время звякнул входной колокольчик. Анна поспешила туда и распахнула двери: на пороге стоял в парадном мундире бравый урядник Рябко собственной персоной, что-то старательно пряча за спиной. При виде Анны стушевался и попытался заглянуть за её плечо:
- Здравия желаю, Анна Викторовна! Я тут, собственно... А Домна Капитоновна?...
- Здравствуйте, Клим Савельевич, - радушно приветствовала его она. - Входите, пожалуйста. Только вынуждена разочаровать вас: нет нынче Домны Капитоновны. Выходной она взяла, сестру хотела навестить.
Усы Рябко сразу повисли, а бравый вид несколько полинял. Он опустил руку, что прятал за спиной, в ней оказался букетик цветов.
- Цветы вы, наверное, для неё принесли? - понимающе улыбнулась Анна.
- Да я..., - смущенно поправил тот усы. - Правда ваша, - для неё это, - выдавил, наконец.
- Так давайте, я передам.
Рябко кивнул и неловко протянул букетик, но уходить не спешил. Потоптался у двери, на что-то решаясь. Потом тряхнул головой, развернул плечи и заговорил:
- Я ж, Анна Викторовна, с намерением прибыл. С серьёзным. Как считаете, могу я... рассчитывать на... благорасположение дражайшей Домны Капитоновны?
- Ну, отчего же вы сомневаетесь? Это, конечно, не моё дело, но я уверена, что у вас есть все шансы.
Урядник Рябко при этих её словах расцвел, опять поправил усы, пряча улыбку, щелкнул каблуками и откозырял Анне. После уточнил:
- Ну, значит, завтра снова попытаю счастья. Как думаете?
- Попытайте, Клим Савельевич! - убедительно ответила Анна.
Рябко кивнул, после развернулся на каблуках и промаршировал к выходу.
