Сундук мертвеца

«Влюбленные повсюду,
У каждого куста.
И в поцелуй Иуды
Сливаются уста…»
(О.Анофриев: либретто мюзикла по сказке Е. Шварца "Тень".
Песня Горожан).

Анна, успевшая взять в руки страшную фотографию, инстинктивно прижала ее к себе. Яков качнул головой в сторону ниши, скрытой тяжелыми шторами. Быстро и тихо они втроем отступили туда. Вынув оружие, сыщики встали так, чтобы видеть происходящее в ателье через зазор между двумя полотнищами. Анну при этом постарались оттеснить вглубь, однако она, сделав маленький шажок в сторону, приникла к щели между занавесью и стеной. После чего спорить, даже молча, стало слишком опасно – нежданный гость уже вошел в комнату.

Это был невысокий худощавый мужчина в меховом пальто. Сняв цилиндр, он уверенно прошел к столу, на край которого пристроил головной убор. Нахмурился, увидев вынутые ящики с бумагами. Заглянул в шкаф…

- Ни с места, сударь! – выступил вперед Коробейников.

Чуть вздрогнув, мужчина обернулся, однако испуга не выказал.

- Уберите оружие, господин полицейский, - высокомерно произнес он, - я в своем доме.

Бросив на Анну предостерегающий взгляд, Штольман так же покинул укрытие.

- Позвольте напомнить вам, господин Ирисов, что в права наследства вы еще не вступили, - сказал он, узнав любовника подставной госпожи Тимофеевой.

Судя по всему, тот уже оправился от волнения, вызванного смертью сообщницы, и снова был крайне напорист и самоуверен. Чем очень напоминал молодого князя Мещерского…

- Права наследства – это вопрос времени, - пожал плечами Ирисов, и добавил начальственным тоном, - а вы, господа, кстати сказать, очень вовремя. Меня, знаете ли ограбили. Так что извольте заняться своими прямыми обязанностями. Я требую, чтобы вора поймали, а мне вернули мое имущество.

Краем глаза Штольман заметил, как возмущенно трепыхнулись шторы.

- И что же у вас пропало? – как можно спокойнее поинтересовался он.

- Фотографическая камера, очень дорогая, - изрек Ирисов, - она лежала в этом шкафу.

- Вы ведь только вчера прибыли из Москвы, - подступил к нему Антон Андреевич, - откуда же вам известно, что и где находится в этом доме?

Ирисов оскорбленно вскинул голову.

- Я не понимаю, на что вы намекаете?!

- Или о фотокамере вам ваша сообщница рассказала? – спросил Штольман.

- Какая сообщница? – насторожился Ирисов.

- Та, что изображена на снимке, который вы хранили у сердца, - ответил Коробейников, - Виктория Свечкина.

- Вы с ума сошли! – негодование Ирисова казалось вполне искренним, - это Елена Тимофеева.

- Это танцовщица из московского кафешантана «Чайная роза», - глядя на него в упор, произнес Штольман.

Ирисов дернулся, но попытался взять себя в руки. Заговорил преувеличенно громко и уверенно:

- Да, Елена танцевала там! А вы находите это предосудительным? После смерти родителей Леночка осталась без гроша, они все завещали какому-то тайному обществу! Муж ее тоже был совсем не богат, да и прижимист. Она стала танцовщицей, а еще позировала для … откровенных изображений. Одно из которых и подарила мне!

- Неправда! – возмущенная Анна буквально вылетела из-за шторы, и резко развернула к Ирисову фотографию мертвой женщины, - вот это – Елена Тимофеева!

Едва взглянув на снимок, «наследник» метнулся к двери, но сыщики оказались проворнее. Через несколько секунд Ирисов уже лежал на полу, а Коробейников деловито связывал ему руки.

- В участок его, Яков Платонович? – спросил Антон Андреевич, не обращая внимания на негодующие протесты задержанного.

- Подождите…

Сыщики одновременно обернулись к Анне. Она стояла, вцепившись в спинку стула, и нездешними глазами смотрела на шторы, за которыми недавно пряталась.

- Что случилось, Анна Викторовна? – шагнул к девушке Штольман.

Она медленно вытянула руку вперед.

- Елена Тимофеева … здесь, - прошептала Анна, - зовет…

Ирисов не то икнул, не то сдавленно усмехнулся. Впрочем, направленный ему в лоб револьвер Коробейникова поубавил веселости.

- Антон Андреевич, здесь побудьте, - распорядился Штольман.

Вместе с Анной они раздвинули шторы. Там, в нише, оказалась дверь, которую дух Елены Тимофеевой требовал открыть. Что сыщик и сделал, воспользовавшись отмычкой, и первым шагнул за порог. Ничего особенного там не было – обыкновенная кладовка, в полу которой находился лаз, ведущий в подпол. Анна, скользнувшая следом за Штольманом, тут же направилась к люку. Сыщик едва успел схватить ее за руку.

- Елена показывает вниз, - пояснила она.

Он коротко кивнул. Огляделся. И почти сразу нашел, что искал - переносную лампу. Спускаться в подпол в темноте было бы крайне опрометчиво. И неудобно.

Приставная лестница скрипела, но рухнуть, кажется не грозила. Не выпуская лампу, Штольман спустился первым, затем подал руку Анне, которая, придерживая подол пальто и юбки, спешила за ним. В подполе было холодно, как на улице. В неярком свете лампы темнота становилась сквозной и рыхлой, разметавшись по углам, точно стая летучих мышей.

- Нужно открыть, - шепнула Анна, показывая на длинный, окованный железом сундук, стоявший около стены.

Крышка поднялась легко. Дно сундука покрывали неровные куски льда, сверкнувшие остро и холодно. Анна охнула и отшатнулась.

- Что это? - сдавленно спросила она, уже и сама понимая, каким будет ответ.

Штольман склонился ниже над сундуком. Осторожно подцепил заинтересовавшую его ледышку. Вокруг нее обмотался и крепко примерз длинный темный волос...

- Это значит, Елена Тимофеева была мертва уже очень давно, - задумчиво произнес сыщик.

***
- А я ведь думал, что сжег все ее фотографии…

Иван Андреевич Тимофеев сидел на больничной койке с видом усталым и отрешенным. Даже предъявленный снимок жены не вызвал у него особого интереса. Впечатление создавалось такое, что фотограф полностью смирился с обстоятельствами.

- К счастью, или к вашему несчастью, одна сохранилась, - сказал Штольман.

В больницу из ателье они прибыли все вместе, отправив Ирисова под охраной городовых в Управление. Теперь сыщики вели в палате допрос Тимофеева, Анна же сидела рядом, грустно и недоумевающе глядя на пациента.

- Значит, жену вы убили еще в Москве, - полуутведительно сказал Коробейников.

- Я не убивал ее! – голос фотографа пресекся, - Елена … умерла в октябре. Это был несчастный случай. Она встала на стул, чтобы снять книгу с верхней полки, оступилась, и … Все произошло мгновенно! Видимо, были сломаны шейные позвонки…

- Но вы скрыли факт ее смерти, чтобы получить наследство, - напомнил Штольман.

- Не ради себя! – Тимофеев осторожно покачал забинтованной головой, - я хотел исполнить ее волю. Леночка ждала наследство, чтобы открыть в России филиал теософского общества. Это была мечта всей ее жизни. И вот, в тот же день я… Я сделал несколько снимков – чтобы отсылать дяде.

- Жанр постмортема* вы освоили в Лондоне? – уточнил судебный следователь.

- Да… Англичане – большие специалисты в этом вопросе. Смерть может забрать близкого человека в любой момент, и многим хочется сохранить его изображение на память. Особенно, если при жизни сфотографироваться не пришлось…

Анна содрогнулась, и крепко стиснула на коленях руки.

- Поэтому я знал, что делать, - бесцветно продолжал говорить Тимофеев, - усадил Елену на стул, придал нужную позу… У меня был необходимый штатив... Я открыл ей глаза… Несколько раз пришлось менять платье, чтобы одинаковый наряд не вызвал подозрений…

По меньшей мере неуютно от таких подробностей сделалось всем.

- К счастью, в доме был ледник. Я положил туда ее труп, и приходил каждый вечер, смотрел на нее. А когда Леночкин дядя умер… перевез ее в сундуке в Затонск.

- Но в город вы приехали с другой женщиной – Викторией Свечкиной, - остро взглянул на фотографа Штольман, - как же вам удалось уговорить ее сыграть роль вашей жены?

Тимофеев вздохнул. Тронул рукой повязку на голове, прикрыл глаза. Наконец, решился на ответ:

- Я был знаком с ней еще раньше… Не подумайте, я не изменял Елене, но Виктория… - он снова замер, подбирая слова, - нас просто тянуло друг к другу. И когда Елена погибла, я подумал, что это мой шанс – прожить нормальную человеческую жизнь. Я ведь даже не знал – что это такое! Моя жена вечно витала где-то, притягивала к себе все мистическое, загадочное… За время нашего супружества я возненавидел эту лупоглазую дуру Блаватскую с ее доктриной! Книги, цитаты, разговоры… Боже мой, Елена никак не хотела оставить все это! Даже ее последние слова, обращенные ко мне в тот день, касались очередной зауми, вычитанной у Блаватской!

- Но вы же знали, - с болью произнесла вдруг Анна, глядя на Тимофеева, - знали, какая она была, во что верила …  Елена же не обманывала вас до свадьбы, не притворялась кем-то другим! Почему вы изображали ее единомышленника?

- Иначе она бы не вышла за меня, - глубоко вздохнул фотограф, - а я любил ее. Любил! Надеялся, что Лена изменится, бросит все эти глупости, сделается … просто хорошей женой. А она осталась такой, как была.

- Но ведь когда-то она понравилась вам именно такой? – настойчиво спросила Анна.
Тимофеев неопределённо пожал печами и опустил взгляд.

- А Свечкина, значит, больше соответствовала идеалу жены? – с изрядной долей сарказма поинтересовался Коробейников.

- Да, - Тимофеев слабо улыбнулся, - такая земная, веселая, кокетливая! Никаких странных идей, никакой философии. Именно с Викторией я почувствовал себя счастливым… Живым! Она работала танцовщицей, нуждалась, и потому легко согласилась изображать мою жену. А потом – стать ею по-настоящему…

- И при этом связалась с Ирисовым, - заметил Коробейников.

Тимофеев зажмурился. Анна быстро встала, налила воду в стакан. Пациент принял его трясущейся рукой, и сделал несколько судорожных глотков.

- Как она могла предать меня? – хрипло спросил он, - как? Я же собирался обвенчаться с ней, после получения наследства. Естественно, Елена для этого должна была умереть. Погибнуть в пожаре – чтобы никто не смог определить время ее смерти.

- И когда в Затонск приехали Пироговы, знавшие настоящую Елену Ильиничну, вы поняли, что дальше медлить нельзя, - подытожил Штольман.

- Да, - на глаза Тимофеева навернулись слезы, - я не понимаю… до сих пор не понимаю, что пошло не так! Я перенес тело Елены в сарай. Виктория осталась там, чтобы после моего ухода устроить пожар. Но она должна была успеть выбежать, ведь дверь была открыта!

- Если только ей не помешал кто-нибудь, - заметил Антон Андреевич, -  соседка сказала, что видела там мужчину, возле сарая.

- Наверняка этот негодяй, - задохнулся фотограф, - Ирисов! Чтобы самому целиком получить все деньги.

- А не вы ли сами, узнав об измене, заперли снаружи дверь? – резко прервал его Штольман.

- Нет! – почти закричал Тимофеев, - я не смог бы… причинить Виктории вред! Не смог!

- Фотографировать мертвую женщину смогли, - с отвращением произнес Коробейников, - переодевать ее, менять положение на стуле…

- Это совсем другое дело!

- Яков Платонович, - вмешалась Анна, - пожалуйста, он же ранен!

Бледный до синевы, Тимофеев и впрямь был похож на мертвеца.

- Хорошо, - сухо согласился Штольман, - еще один вопрос. Ирисов сказал, что из вашего дома пропала дорогая фотокамера. Когда вы видели ее в последний раз?

- Что? – растерянно посмотрел на сыщиков Тимофеев, - моя камера пропала? Я… я снимал на нее в тот день. А потом убрал в шкаф.

- Так, - прищурился следователь, - когда вы уходили в ресторан, дверь в дом была открыта?

- Да, Виктория должна была забрать свои вещи...

- Понятно, - Штольман быстро поднялся на ноги, - учтите – в коридоре стоит охрана. Даже если вы не причастны к убийству, то за мошенничество вам придется ответить.

- И за кощунство над трупом, - сурово добавил Коробейников.

Тимофеев устало прикрыл глаза, и откинулся на подушки. Судя по всему, сейчас ему все было глубоко безразлично. Из-за смерти Виктории, или от осознания ее измены? Возможно, хотя бы теперь его догнал ужас от содеянного с телом жены? У Анны поперек горла вставал ледяной ком при попытке представить себе процесс фотографирования мертвой Елены, и дальнейшую жизнь соединившихся любовников – с трупом, лежащим под полом, на леднике.

И все-таки, не пожалеть этого одинокого, раздавленного, обманутого человека она никак не могла.

______________________________

*«Пост-мортем был очень распространен в девятнадцатом столетии, когда "смерть являлась в дом и была довольно обычной частью жизни. Так как фотография была новшеством, вероятно многие пост-мортем дагерротипы, особенно младенческие и детские, были также единственными изображениями и их приходящих нянь. Долгое время экспозиции сделало мертвые объекты легко фотографируемыми. Согласно словам Мэри Варненр Мэриен, "пост-мортем фотография процветала в в первые десятилетия после ее изобретения, среди клиентов предпочитавших сфотографировать дорогого им умершего человека, чем не иметь его изображения вовсе».

«Каждое изображение имеет историю. Посмертные фотографии».
https://elyse-lisette.livejournal.com/5809.html

Штольман, заявленный в Первом сезоне, как специалист в фотографическом деле, не мог не знать о постмортеме, и технике его исполнения. Поэтому весьма странно выглядит сцена, где его просвещением в данном вопросе занимается П. И. Миронов.