За консультации в юридических вопросах спасибо Jelizawiete

Мама

«Нас напрасно манит надежды наивный свет...
Вот сейчас навеки смолкнут его шаги...
Неужели это конец, и спасенья нет!?
Ну хоть кто-нибудь, помоги же мне, помоги!»
(Из сценария мюзикла «Тень». «Мне казалось, что я могу тебя защитить…». Песня Аннунциаты. Автор сценария и песен - Ирина Югансон)

- Витя, время лекарство принять, - ласково, но непреклонно объявила Мария Тимофеевна, входя с подносом в спальню, - и обедать.

Муж опустил на одеяло толстый том в кожаном переплете, прикрыл глаза, и устало откинулся на подушки. Рядом громоздились другие книги, ощетинившиеся многочисленными закладками. Мария Тимофеевна вздохнула. Хорошо, что Витя делом занялся – очень важным и нужным!  Только не переусердствовал бы. Снова сердце сорвет – и кому хорошо будет?

- Ты устал, Витенька, - она поставила поднос на тумбочку, и присела на край постели.
Не открывая глаз, муж нашел ее руку, стиснул пальцы.

- Ерунда какая-то происходит, Маша, - тихо произнес он, - я уж думал, за эти месяцы сам все позабыл… Так ведь нет! То, что произошло, в нашей стране невозможно… Этот… брак, - с отвращением выговорил адвокат, - просто не может быть признан законным. Не могли в него вступить подследственные, до объявления приговора. Но даже если каким-то образом это произошло, с нарушением всех процедур! Супруга признается судом виновной в шпионаже. Ее лишают всех прав и состояния. Не ограничивают, Маша, а именно лишают! Она полностью отторгнута от прежней жизни. Муж сразу же получает право оформить развод, без проволочек, без какого-либо ожидания. Если, разумеется, не намерен делить с ней жизнь и далее, на каторге. Но для этого тоже существует специальная процедура, которая зиждется не на устных пожеланиях, а на определенных заявлениях и действиях. Которые, как я понимаю, господином Штольманом не были предприняты. Значит, ему не могут отказывать в разводе!

Веки Виктора Ивановича дрогнули. Во взгляде, обращенном на жену, мешались возмущение и растерянность. Мария Тимофеевна осторожно погладила его ладонь.

- А то что… Нина Аркадьевна, - сглотнув, спросила она, - лишилась рассудка… Это не может быть препятствием?

- Нет! – решительно отверг ее предположение муж, - она сошла с ума после вынесения приговора. То есть, Штольман все равно успел получить право быстро с ней развестись. Ее болезнь этому праву мешать никак не может!

- Но почему же тогда…

- Хотел бы я знать! – сердито пробормотал адвокат, - я понимаю, если бы ее оправдали по суду, не найдя доказательств преступной деятельности. Вот тогда точно, оставалось бы упирать на то, что сам брак заключён с нарушением законов и предписаний. Но в этом случае-то все кристально ясно! Яснее быть не может. Кто смеет так перевирать закон?!!

Под конец своей речи Виктор Иванович почти кричал.

- Тише, тише, - остановила его Мария Тимофеевна, - побереги себя. Нам всем сейчас несладко, Витя. Нужно беречь силы.

- Что будет с Аней, Маша? Я уже понял, что она, как всегда, ничего не боится, но…

- Да, - негромко подтвердила она, - Анна в любом случае будет женой Якова Платоновича. Но, Витя, она все равно остается моей дочерью! Нашей дочерью. Я люблю ее. И… уважаю. Она у нас все-таки… необыкновенная.

- Конечно, Маша, - проговорил Виктор Иванович, опять сжимая руку жены, - все так. Она наша дочь, здесь – ее дом. Но мир не ограничивается нами. И… - он вздохнул, - в таких семьях тоже бывают дети.

- Да, - печально кивнула Мария Тимофеевна, - я знаю, что мы с тобой не сможем их усыновить… Господи, да что я говорю! Аня никогда этого не позволила бы…

- Хуже, что и отец не сможет их узаконить, и наделить всеми правами. Раз он женат, то дети на стороне – свидетельство его измены. В этом случае правила очень строги.

Мария Тимофеевна помолчала. Подняла голову, расправила плечи. Произнесла спокойно и твердо:

- Хуже всего, Витя, именно измена и предательство. Обман и растоптанное доверие. Которых, слава Богу, не было. Есть беда, все равно что болезнь, которая коснулась всех нас, но… Разве не любовь помогает справиться с такими ударами? Пусть все не так, неправильно, страшно! Но Анна не откажется от своего пути. И мы должны помочь ей… им с Яковом Платоновичем. Как бы это все не повернулось!

***

Судя по всему, госпоже Вернер, как и ее дочери, очень требовалось чье-то внимание и участие. Но женщина не могла себе позволить полностью расслабиться, оставшись капитаном на осиротевшем семейном корабле. Она сидела за чайным столиком безукоризненно прямо, чашку держала красиво и ровно, и только на лицо не пыталась надеть маску сдержанности. Покрасневшие глаза, прорезавшиеся складки возле губ, и выражение безграничной усталости ясно показывали, насколько нелегко дались вдове эти сутки.

Довольно долго чаепитие свершалось в полной тишине. Но она не давила и не угнетала, а скорее успокаивала напряженные нервы как хозяйки, так и нежданной гостьи. Несколько раз Анна ловила на себе внимательный изучающий взгляд Ольги Матвеевны, но и это не вызывало у нее неприятных чувств. Кажется, госпожа Вернер старалась решить для себя какой-то очень важный вопрос.

- Анна Викторовна, - произнесла, она наконец, - скажите, чем еще можно помочь Зое? Я очень люблю ее, но порой… совсем не понимаю! Лев Львович – другое дело, он … лучшим другом ей был! А я сегодня не подумала, что ей так плохо… Зоя обычно ничего не может скрыть. Радуется, - так смех на весь дом. Плачет – взахлеб… А после того, как о смерти отца узнала – мочала. Вчера спать послушно легла, утром казалась такой спокойной. Я решила, что она просто не поверила. Не осознала. Маленькая еще… Что же делать, Анна Викторовна?

Примечательно, что в словах госпожи Вернер не было зависти к мужу, или обиды. Только горечь от мысли, что дочь осталась ныне без самого близкого ей человека.

Анна растерялась. Имеет ли право она, не родившая пока своих детей, советовать что-то опытной, любящей матери? Но в то же время, Анна хорошо знает, что значит быть не такой. Странной. Непонятой самыми родными людьми. Так может быть, именно от лица такого ребенка она и должна высказаться?

Как много лет назад, когда пыталась заступиться за Егора Фомина…

- Просто говорите, что любите ее, - тихо ответила Анна, глядя в усталые глаза Ольги Матвеевны, - что она нужна вам, и дорога – вот такая, какая есть.

Госпожа Вернер задумчиво кивнула несколько раз.

- А еще, - Анна нахмурилась, подбирая слова, - мне кажется, пережив такую потерю, Зоя резко повзрослела. И попыталась оградить вас от лишних волнений. Взять свое горе – вернее, его переживание, - на себя. Поэтому и была такой спокойной и послушной. Но у нее для этого слишком мало сил. И если она снова будет молчать, вы не верьте, что Зое не больно…

Ольга Матвеевна глубоко вздохнула, чуть опустив голову. Поставила чашку на стол, сцепила на коленях пальцы.

- А я ей так часто говорила, мол, пора взрослеть, и вести себя соответственно. Вот куда торопила? Зачем? Ах, Лев Львович, Лев Львович!

Голос женщины дрогнул, черты лица болезненно исказились. Но она сумела удержать рыдания.

- Мне очень жаль, Ольга Матвеевна, - искренне произнесла Анна.

- Он всегда был такой… - госпожа Вернер чуть улыбнулась воспоминаниям, - легкий… Добрый. Детей понимал хорошо. А я – Гришу лучше чувствую, хотя он и…

- Простите, Ольга Матвеевна, - на пороге возникла Стеша, - к вам из полиции пришли.

***
По дороге к Вернерам сыщики успели обсудить ситуацию, примерив к ней вновь открывшиеся данные. Антон Андреевич настаивал на версии с бомбой, брошенной в дымоход. Покамест она выглядела вполне логично.

- А следы на крыше удалось найти? – спросил Штольман.

- Увы, - покачал головой Коробейников, - снега не было несколько дней, а тот, что успел выпасть раньше, уже убрал дворник. Никакой подозрительной грязи, или песка. Соседи – кого я успел опросить, ничего не видели и не слышали…

- Как всегда, - хмыкнул следователь, - домашние тоже. Вдова какое производит впечатление?

- Очень расстроена была, - ответил Антон Андреевич, - плакала, но старалась держаться. Сказала, что услышала громкий хлопок, прибежала в кабинет, и увидела погибшего мужа. Больше никого туда уже не впустила, ни детей, ни слуг, до прихода полиции.

- Разумно, - заметил Штольман.

Даже слишком разумно. Впрочем, будучи супругой прокурора, женщина могла знать, как вести себя в подобных случаях.

… В доме сыщиков поджидал сюрприз. Пройдя в гостиную, они увидели, что госпожа Вернер находится в обществе барышни Мироновой. На лице последней мелькнуло смущение, эволюционировавшее в некоторое упрямство. Вдова, оказавшаяся невысокой полноватой дамой, в первую секунду после их появления несколько растерялась. Она кинула быстрый взгляд на Штольмана, потом на гостью, сдвинула брови, и вдруг попросила:

- Анна Викторовна, вы не могли бы остаться сейчас? Господа, я надеюсь это возможно?

- Разумеется, - согласился Штольман.

Пусть уж Анна будет на глазах, раз все равно оказалась здесь. Свои мысли по этому поводу он выскажет после.

К описанию вчерашних событий Ольга Матвеевна ничего нового добавить не могла. После ужина муж удалился в кабинет, а через какое-то время раздался тот самый хлопок. Она бросилась на звук, открыла дверь, и увидела…

Госпожа Вернер побледнела и медленно опустилась на диван. Рядом тут же села встревоженная Анна. Вдова кивнула ей, успокаивая, и снова посмотрела на сыщиков.

- Ольга Матвеевна, кто мог желать смерти господину Вернеру? – спросил Коробейников.

- Я ничего не знаю об этом. Не представляю, - медленно проговорила она, - у Льва Львовича было много друзей, приятелей… Но враги? Нет…

- Но ведь когда-то, по службе он соприкасался с людьми, которых обвиняли в преступлениях, - продолжал Антон Андреевич, - не мог ли кто-то из них ему отомстить за приговор?

- Он мало говорил дома о служебных делах, - призналась госпожа Вернер, - но, кажется, муж всегда старался смягчить участь обвиняемого.

- Пожалуйста, вспомните, - вступил в разговор Штольман, - не был ли кто-то возмущен именно этим, посчитав, что преступник заслуживает более сурового наказания?

- Нет, - подумав немного, ответила вдова, - я никогда не слышала о подобном…

- Господин Вернер ничего не опасался последнее время? – продолжил следователь, - его поведение не изменилось?

- Он был очень счастлив, - голос Ольги Матвеевны дрогнул, - купил особняк здесь, в Затонске, сказал, что теперь у нас будет настоящее фамильное гнездо… Где всем хватит места.

Она прижала ладонь к губам, и отвернулась. Анна протянула женщине платок, и обняла за плечи.

- Нам необходимо осмотреть кабинет, - быстро сказал Коробейников, - вы позволите?
- Да, конечно, - не глядя, кивнула Ольга Матвеевна.

***

Судя по виду сыщиком, в кабинете было найдено что-то интересное, но при госпоже Вернер об этом говорить не стали.

- Благодарим за помощь, Ольга Матвеевна, - сказал, прощаясь, Штольман, - мы сделаем все возможное, чтобы найти убийцу вашего мужа.

- Я очень надеюсь на это, - твердо ответила вдова, уже успевшая взять себя в руки, - до свидания, господа.

- Анна Викторовна?

Штольман кинул на нее выразительный взгляд, явно желая увести отсюда прямо сейчас. Анна шагнула к сыщику, но остановилась. Посмотрела на госпожу Вернер, опасаясь оставлять ее одну. Ольга Матвеевна покачала головой.

- Спасибо вам, Анна Викторовна. Не беспокойтесь о нас.

- Я все-таки зайду еще, - пообещала Анна, - проведать Зою…

- Буду вам очень признательна, - коротко, но тепло улыбнулась госпожа Вернер.

***

Не успели они спуститься с крыльца, как Штольман развернулся к ней. Лицо – точно из камня высечено.

- Как вы здесь оказались?

Анн успела рассердиться, обидеться, расстроиться… А потом испугаться, и ощутить вину. Шагнула вперед, взяла за руку, ловя его сердитый взгляд. Лед и камень, из которых почти целиком состоял сейчас любимый сыщик, почти мгновенно дали трещину.

- Простите меня, - покаянно шепнула она, - я не могла предупредить. Но меня позвал дух Вернера – на помощь к дочери. Девочка была почти без памяти от горя. На улице, одна. Бог знает, чтобы с ней могло случиться!

- А с вами? – он пытается продолжить выговор, но получается плохо. Наверное, потому что уже обнял, прижал к себе, забыв и про белый день вокруг, и про оживленную улицу, и про Антона Андреевича.

- Но ведь не случилось же! – Анна вздыхает, касаясь щекой его плеча, - а вот Зою так жалко. И Ольгу Матвеевну.

Как всегда – она думает обо всех, кроме самой себя. И ничего с этим невозможно поделать, потому что в ином случае Анна просто перестанет быть такой, как есть. Настоящей. Вздохнув, он выпускает ее из объятий, но крепко берет за руку. Они идут дальше, в сторону полицейского участка. Коробейников держится позади.

- А что вы нашли в кабинете? – переводит разговор Анна.

- Карточку, - отвечает сыщик, - бумажную карточку с буквами «Г.М».

___________________________________
Продолжение следует.