Анна проснулась с рассветом. Ее обуревали непривычные, трудноопределимые чувства, смутное беспокойство. Мысли тоже были в полном беспорядке. Невозможно было сосредоточиться, чтобы разобраться в себе. Главное, она не могла понять, с чем связано ее состояние. Неужели с началом службы в сыскном отделении?

Какое странное слово – «служба». Никогда прежде Анна никому не служила. И земные, и небесные власти были где-то далеко и имели к ней так же мало отношения, как и она к ним. А теперь она становится служащей Министерства внутренних дел. У нее будут обязанности, жалованье и… начальство.

Анна села в постели и поежилась. Что за чепуха, откуда все эти странные мысли? Разве раньше она не бывала в сыскном отделении? Бывала, подсказал ей внутренний голос, но в качестве почетной гостьи. Теперь все будет иначе. И что же, возразила ему Анна. Я буду заниматься нужным делом, как и хотела. Я проведу свое дознание и разберусь в том, что происходит в этом городе и почему. Я буду рядом с Яковом и смогу защитить его, когда понадобится.

«Ты теперь его подчиненная. Он может распорядиться, чтобы ты занималась журналами и протоколами, а не ездила с ним на место преступления. Как знать, быть может, он это и имел в виду, когда предлагал тебе службу?». Анна невольно посмотрела на кудрявый затылок на соседней подушке. Действительно, откуда ей знать, о чем он думал?

Анна представила себя за конторкой, почему-то одетой в нечто унылое, вроде коричневого гимназического платья. Перо скучно скрипит, из-под него выползают сухие канцелярские фразы. Муха присаживается на чернильницу и бестрепетно чистит крылышки. Тикают часы. Анна бросает на них тоскливый взгляд – сколько там еще до конца дня?

Штольман тяжело вздохнул во сне, и Анна очнулась. Глупости! Какие глупости ей лезут в голову! Как в тот день, когда Яков привез ее домой от Погосянов и она поддалась горячей, какой-то детской обиде. Как можно подозревать его в подобном… «Коварстве?», - ехидно подсказал внутренний голос.

«Замолчи!» - Анна тряхнула головой. – «Я верю ему. И все. Он не станет меня обманывать». А чтобы внутренний голос перестал подсовывать сомнения и рисовать мрачные картины будущего, она решила заняться делом: отбросила одеяло, встала и приступила к утреннему туалету.

Это ее движение разбудило Якова. Но вместо того, чтобы сразу же подняться, как обычно, он откинулся на подушки и уставился в потолок.

Ему снилось нечто причудливое, дикое и уродливое. Оно не имело лица, но от него исходила угроза. И хотя Штольман не имел привычки принимать сны всерьез, теперь он был близок к этому. Ощущение чужого мимолетного присутствия тревожило настолько, что хотелось вынуть из-под подушки пистолет и обойти комнаты. В то же время Штольман знал, что это не поможет. Тот, кто пришел и затем покинул дом, не был человеком. На ум приходило лишь «марево», упомянутое Анной, тем более что и виденное во сне было чем-то подобным.

Вспомнился приступ ревности, но Штольман отогнал эту мысль. Он не любил и не умел анализировать собственные чувства, и ставил перед собой мысленное зеркало лишь в случае крайней необходимости. Ему пока было что обдумать и без самокопания.

Черт побери! Как же ему надоели все эти мертвые убийцы, сны, предчувствия, наваждения! Поневоле начнешь мечтать о простых, как две копейки, ворах, примитивных жуликах и конокрадах. Штольман отшвырнул подушки, рывком поднялся и принялся одеваться.

Они быстро и молча позавтракали принесенными Авдотьей булочками. Каждый думал о своем, ни Анна, ни Яков ни словом не обмолвились о своих ощущениях. Настроение, не в пример вчерашнему, радужным не было. Не сговариваясь, оба оделись в серое. Из украшений Анна надела лишь  неизменный солнцекрест.

Наконец, сборы были закончены. Штольман привычно подхватил саквояж, пропустил Анну вперед и вышел вслед за ней на крыльцо. Она обернулась к нему. Шляпа, галстук – все было безупречно, как всегда. Он оглядел ее так же придирчиво. Обнаружил невидимую пушинку и торжественно снял ее с кружевного воротника. Непрошенная улыбка скользнула по ее губам, как солнечный зайчик, и отразилась в его глазах. В лучах этой улыбки непонятная подавленность испарилась бесследно.

От сердца отлегло. Штольман сбежал по ступенькам, обернулся. Анна спускалась чинно, опустив глаза, но лукавые ямочки на щеках выдавали ее. Она подошла к Якову, взглянула снизу вверх, все еще чуть улыбаясь. Взяла его под руку, и супруги Штольман впервые отправились на службу вместе.