Арестованный по делу об опиекурильне Потапов начал колобродить еще утром: так орал молитвы, что, должно, на улице слышно было. Ему велели заткнуться или уж говорить святые слова потише. Он не угомонился: к обеду начал колотиться в дверь и требовать попа, непременно даже ксендза. Сначала его унимали добром, потом – как водится. Вроде помогло. Но вот теперь он начал кататься по полу, биться головой об стену, орать молитвы и требовать ксендза, все сразу. Что делать, ваше высокоблагородие?
Выслушав все это от городового Булыжина, оба сыщика одновременно поднялись со своих мест. Бойцов коротко глянул на Штольмана, тот слегка кивнул, и они отправились в камеру к недужному вдвоем. Анна осталась в кабинете.
Спустившись по ступенькам в полуподвальное помещение, служившее местом временного содержания арестованных, сыщики прошли в конец коридора. Загремели ключи, заунывно скрипнула дверь, и глазам полицейских открылось неприглядное зрелище.
В маленькой камере было темновато, свет проникал лишь из окошка под потолком. Опрокинутое ведро для естественных нужд источало тяжелую вонь. На брошенном на пол матраце корчился связанный арестант с кляпом во рту. Когда глаза привыкли к полутьме, стали заметны пятна крови на одежде, синяки на опухшем лице и мутные лужи то тут, то там.
- Кляп выньте, - велел Штольман.
- Так, вашбродь, он же того… орет несусветно…
- Выньте кляп, задохнется!
Арестант долго и надсадно кашлял, потом попросил воды. Городовой вышел, зачерпнул из бочки, стоявшей в коридоре, и напоил его прямо из черпака. Штольман выждал и спросил:
- Почему буянишь?
- Христом-богом прошу, вашбродь, ксендза бы мне…
- Да ведь сказали тебе, дурья башка, закрыт костел, нового попа ждем! – вмешался Булыжин. Арестант даже не посмотрел в его сторону.
- Ксендза позовите! Все скажу, про себя, про Мадам, только дайте исповедаться!
- А что, кроме костела, никаких часовен здесь не имеется? – обратился Штольман к городовому.
- Есть, есть! В поместье Нильских! – завопил арестант. – И у них свой ксендз, при часовне живет!
- Это где же такое? – удивился Булыжин.
- От Ракитного стана семь верст!
Городовой покачал головой.
- Туда, вашбродь, полдня в одну сторону. До стана то есть.
- Привезите… все открою… вашбродь… - Потапов снова начал задыхаться.
- А молился ты по-нашему, - вдруг сказал Николай Ефремович. – Я слышал.
Он шагнул вперед и раскрыл ворот арестанта.
- Вот и крест у тебя православный. Зачем тебе ксендз?
Потапов посмотрел на Бойцова. Побитое лицо вдруг изменилось. Губы поползли в стороны, обнажая зубы и десны в жутком оскале. Голова запрокинулась, рот широко раскрылся, и арестант то ли завыл, то ли зарычал, забившись в конвульсиях.
- Врача вызывайте, - распорядился Штольман. – Как приедет, сначала ко мне пошлите. А этого заприте и не трогайте больше.
Сыщики поднялись в приемную, и Штольман сказал Бойцову:
- В имение надо бы завтра съездить. Ему не любой ксендз нужен, а именно Нильских. И вряд ли для исповеди.
Николай Ефремович кивнул.
- Сам поедешь или мне отправляться?
- Поеду с Анной Викторовной, пусть и она посмотрит. А вы, Николай Ефремович, разузнайте все о Пахомове, который шею себе сломал.
- Ищешь связь?
- Мистическая имеется. Значит, и реальная может быть.
Они дошли до кабинета. Николай Ефремович, шедший первым, переступил было порог, но тут же вернулся, едва заглянув внутрь.
- Схожу-ка я сделаю внушение городовым, - сказал он Штольману, улыбаясь, и ушел на задний двор.
Недоумевающий Яков Платоныч вошел в кабинет и тоже остановился на пороге. Анна Викторовна спала, как гимназистка над скучным уроком, уронив отяжелевшую голову на журнал происшествий. Тяжелые пряди волос рассыпались, открыв нежную шею с бьющейся голубой жилкой. Грудь мерно вздымалась. Легкое, почти неслышное дыхание было чистым, как у ребенка.
Яков Платоныч подошел поближе, присел рядом на корточки, заглянул в лицо. Несмотря на все тяготы сегодняшнего дня, Анне снилось что-то хорошее: на щеке то и дело появлялась ямочка, полные губы чуть раздвигались, то ли для слов, то ли…
Он смотрел и смотрел зачарованно, не желая тревожить ее. Встал, прислушался. С сожалением подумал, что разбудить все же придется. Воровато оглянулся, подошел поближе. Склонился над ней и легко прикоснулся губами к розовой мочке, скользнул ниже, приложился к шее. И был награжден радостным вздохом, ответным поворотом головы, встречным движением, полусонным, но безошибочным.