Глава 1. Едкий Натр

   
Усть-Каменогорск, февраль 1946 года

Вот уже пять лет все люди делились для Серёжки Ямщикова на фронтовиков и всех остальных. И отношение к этим двум половинам человечества было у него ни в чём не равным. Фронтовики – это правильные люди, они Родину защищают. Как мужчинам и должно. Остальные - те, кто почему-либо не может идти на фронт - люди слабые. Да, что про них говорить, тыл – он и есть тыл. И вообще, ещё разобраться надо, по какой такой уважительной причине они не на фронте. Одна только горечь была у Серёжки в его безжалостно двухцветном мире. К этим остальным принадлежал и он сам.
Обивать пороги военкомата он начал в сорок четвёртом, переправив циферку в метрике с 1926 на 1925 год. Был он уверен, что подделку не распознают, потому как свёл чернила не ластиком или бритвой, а строго научным способом – при помощи перекиси водорода. Семилетку Серёжка окончил с хорошими отметками, и вообще был парнем башковитым.
С того визита в военкомат в сорок четвёртом году и завелось у Ямщикова новое прозвище. До того была у него другая кличка – Рупь-двадцать. В мальчишках ещё, задолго до войны, пошли с пацанами из Долгой деревни  на Ульбу - нырять с каната. И вроде висела верёвка над омутом, но Серёжка рано разжал руки и не долетел, плюхнулся на мелкое, сломав на камнях бедро. Друзья достали его из воды и кое-как дотащили до дома, но, видать, растревожили перелом, и кость сместилась как-то совсем нехорошо. Потому что когда она срослась, оказалось, что одна нога стала изрядно короче другой.
Многое передумал Сергей, пока валялся недвижимо несколько месяцев. Главным образом, о том, что глупости дорого в жизни обходятся. Особенно когда стало очевидно, что хромота его – это навсегда. Такое положение вещей характер Ямщикова, и до того не самый простой, вовсе не улучшило. Слабости он и сам в себе не терпел, и другим не прощал. Лез в драку, буде случалось кому посмеяться над его колченогой походкой. Когда же его пытались пожалеть, отвечал резким и обидным словом, на которое был мастер. Глаз Рупь-двадцать имел острый и недобрый, сразу подмечая то, что от него хотели бы скрыть. В общем, уже до войны он прослыл человеком сложным и неуживчивым, но приятели это ещё как-то терпели, уважая Серёгин несгибаемый нрав. Все они ушли на фронт – кто в сорок четвёртом, а кто и в сорок третьем, успев повоевать под Сталинградом и на Курской дуге. И только Сергею, несмотря на все ухищрения, так и не свезло.

Седой военврач с ямкой на подбородке и труднопроизносимой латышской фамилией  только мельком глянул поверх очков на Сергея, зябнущего перед ним в необъятных сатиновых трусах от подмышек до колен. Куда больше времени он уделил его бумагам.
- А вы знаете, гражданин Ямщиков, что подделка документов – есть деяние уголовно наказуемое? – внезапно спросил он.
Серёжка привычно ощетинился. Он был твёрдо убеждён, что распознать исправленное никак нельзя.
- Пусть уголовники боятся, - холодно ответил он. – А я – человек честный.
Военврач снял очки и задумчиво потёр свой замечательный подбородок.
- Честный, говорите? Очень может быть. Побуждения ваши мне понятны. Способ только выбрали…
- Какой? – дерзко бросил ему Серёга.
- Сомнительный, скажем так, - флегматично заметил доктор после паузы. – Вы же понимаете, товарищ Ямщиков, что с вашим увечьем воевать… несколько затруднительно?
- Алексей Маресьев на протезах воюет, - скрипучим от раздражения голосом напомнил ему Серёга про лётчика-героя, о котором в сорок третьем году читал в газете «Правда». – У меня обе ноги на месте.
- А вы тоже пилот? – поинтересовался врач.
И хоть был Серёга уличён в подделке возраста, да и вообще к фронту негоден, сопротивлялся он до последнего:
- Пока нет. Но этому и научиться можно. Я же не тупой.
- Это я вижу, - хмыкнул врач. – И всё же, и всё же…
- Рождённый ползать летать не может? – дерзко проскрипел в ответ Ямщиков, понимая, что терять ему уже, в общем, нечего.
- Экий вы… едкий натр, - усмехнулся врач. – Ну, и куда мне вас девать с таким характером и талантами? Вы ведь, как я понимаю, не отступитесь?
Сергей упрямо набычился. Он уже всё сказал. Военврач вновь надел очки и начал что-то писать в карточке. Серёга прищурил глаза, силясь со своего места разглядеть вердикт, хоть и подозревал, что нет там ничего успокоительного.
И всё же доктор Генрих Янович оказался человеком не совсем пропащим. Несмотря на несоответствие возрасту и хромую ногу, он записал Ямщикова ограниченно годным и рекомендовал к службе в милиции. Людей там катастрофически не хватало, так что в постовые брали даже женщин. А прозвище Едкий Натр каким-то образом просочилось за пределы медицинского кабинета и прижилось в органах внутренних дел, куда Сергей поступил по итогам этого памятного разговора.
Лучший друг Сёмка Соколов написал ему с фронта: «Ты, как д’Артаньян, всё же добился своего, просто служишь пока не в мушкетёрах, а в гвардии. Мы-то, как додавим фашистскую гадину, домой вернёмся к мирному делу. А твоей службе и тогда конца не будет. Это всё равно, как в сапёрах, только не на фронте, а в тылу – ликвидировать всякую сволочь, чтобы люди не погибали».
Семкино мнение помогло успокоить совесть. Соколов был человек необыкновенный честности и редкого бесстрашия. Именно он плюхнулся тогда в Ульбу вслед за обезумевшим от боли Серёгой, которого течением уносило уже на глубину. И всё же вытащил его на отмель, хоть и сам плавал не шибко уверенно. И если уж говорить о мушкетёрах, то был он  для Сергея Атосом – мерилом и образцом поведения. Сам же Ямщиков был д’Артаньяном, поскольку ум имел быстрый и изобретательный и всегда становился заводилой увлекательных дел и мелких проказ. А ещё у него были «чрезмерно развитые челюстные мышцы – безошибочный признак гасконца». Если только гасконцы бывают рыжими.
Семён так и не вернулся с фронта. Умер от ран в пригороде Берлина в самом конце апреля, когда вражье логово штурмовали уже со всех сторон. А Сергей с тех пор как с ума сошёл, лез на ножи и под пули, забыв о хромой ноге. И не было для него равенства между фронтовиками и остальным человечеством. Да и не будет, наверное…
Морозным февральским утром милиционер Ямщиков шёл в областное управление НКВД , сцепив зубы и привычно готовясь к драке. Потому что быть Едкому Натру сегодня битым. С одной стороны, выходил он по всем статьям герой – вычислил налётчиков, бомбивших по ночам торговые ряды на улице Кирова. После того, как бандиты нагло обнесли магазин в двухэтажке на углу, Сергей предположил, что за одним может последовать и второй. На центральной улице города было чем поживиться. И точно, следующей же ночью прямо к дверям Горпо, где он мерз в засаде, вышли двое в телогрейках и ушанках, с фомками и мешками.
- Стоять, милиция! – гаркнул Ямщиков и пальнул из нагана в воздух.

Бандиты сразу кинулись бежать. А Серёга за ними, путаясь в полах шинели. Но на четвёртом шаге хромая нога скользнула, и он упал на обледенелый тротуар, больно стукнувшись коленом. У него и прежде большой надежды не было их догнать, а теперь... И тогда он просто выстрелил в темноту, не особо надеясь на удачу. Один из грабителей словно споткнулся на бегу, а потом упал ничком, роняя мешок. Другой  свернул по дворы мимо кино «Октябрь» , нырнул в мешанину теней и был таков. Когда Ямщиков доковылял до упавшего, тот уже остывал. Пуля аккурат в сердце вошла.
Вот и гадай теперь, то ли отметят в приказе за спасение народного имущества, то ли накажут за то, что так бездарно шлёпнул одного и упустил другого?  Не зря же вызвали сегодня милиционера Ямщикова  к самому начальнику УНКВД ВКО. Подполковник Иванов был добрым другом покойного отца, из одной деревни с ним. К тому же, Иванову импонировала неистовая самоотверженность Едкого Натра, и последний об этом доподлинно знал. Но знал также, что поблажки по знакомству от подполковника госбезопасности ждать не стоит. И мог только надеялся, что вызов не обернётся неприятным, но судьбоносным сюрпризом.
- Ну, и что мне с тобой делать? – с тоской уставился на него Илларион Фёдорович, скривившись так, словно болели зубы. – Как есть, Едкий Натр. Что вычислил место будущего налёта – хвалю. За смекалку. А за прочее… Ну, скажи мне, какой из тебя к хрену участковый? Милиционер крепким должен быть, на ногах стоять твёрдо, бегать быстро. Бандиты тоже ведь не на костылях. А пристрелят или прирежут тебя, колченогого, что я матери твоей скажу?
- А что хотите, то и делайте! – бесстрашно сощурился Ямщиков.
Из органов не уволят, не та обстановка сейчас. Городок, бывший до войны тихим и патриархальным, наводнил приезжий народ: эвакуированные, строители, ссыльные спецпереселенцы. И бандиты совсем обнаглели после войны, когда смертную казнь отменили.
Видимо, подполковник и сам это понимал. Досадливо поморщился, отворачиваясь от подчинённого. Позвенел ложкой в стакане с остывшим кипятком, буркнул:
- Ладно, побудь пока тут, - и крикнул секретарю через дверь. – Где там этот капитан? Скажи, пусть зайдёт.
Дверь отворилась, и в кабинет вступил саженного роста широкоплечий мужик средних лет. Серёга нахмурился в своём углу, отмечая несообразность. Начальник назвал вошедшего капитаном, вот только одет он был в штатское. Причём, не абы в какое. Такое вот кожаное пальто на чёрном рынке стоит немерено и особо почитается ворами в законе. Бандитская униформа, можно сказать. В руках незнакомец тискал кепку-букле, столь же популярную среди уголовного элемента.
- Капитан милиции Смирной, Василий Степанович, - коротко отрекомендовался он голосом низким и глуховатым. – Прибыл в распоряжение УНКВД ВКО.
- Здравствуйте, товарищ Смирной, - Иванов поднялся и пожал вошедшему руку. – Не буду скрывать, наслышан. Наводил справки, пока вы к нам ехали. Это ведь вас Алабаем прозвали?
Сергей молча ухмыльнулся. Кличка мужику удивительно шла. И впрямь, было в нём что-то от корноухой среднеазиатской овчарки. То ли масть - коротко подстриженные волосы приезжего были светло-русыми, почти белыми надо лбом и на висках. То ли кажущаяся неторопливость в движениях налитого скрытой мощью тела. То ли невозмутимое спокойствие, с которым капитан отреагировал на своё прозвище. Лишь глаза прищурил.
Подполковник слегка нахмурился, открывая папку, которая лежала у него на столе.
- Правда, вопросы к вам имеются, - веско сказал он. - Как-то много вы кочуете, товарищ Смирной. Поволжье, Киргизия, Дальний Восток. И карьера тоже странная: то начальник угро, а то простой оперуполномоченный. При этом взысканий немного, всё больше награды. Что с вами не так, Василий Степанович?
Капитан ответил по-прежнему невозмутимо:
- Кочую, потому что супругу мою по Союзу кидают. Инженер-гидростроитель – кадр куда более ценный, чем милиционер. Куда её пошлют, туда и я за ней. В органах люди везде нужны. И на любой должности.
- Везде нужны, - задумчиво подтвердил подполковник, и Сергей заметил, что взгляд его утратил настороженную пронзительность. – Особенно опытные, с головой на плечах и с ногами на месте.
Тут он недовольно покосился на Ямщикова. Едкий Натр сжал губы в нитку и заставил себя не реагировать. Хотя внутренне поднапрягся. Чёрт его знает, вдруг всё же вытурят? Вон какой волкодав на горизонте нарисовался. А там и мужики с фронта возвращаться начнут…
- Сами-то из каковских будете? – Иллиарион Фёдорович тем временем продолжал пытать приезжего. – В милиции какими судьбами?
Интересно, зачем он спрашивает? Личное дело же на столе открытое лежит. Перепроверяет?
На этот раз капитан соизволил слегка усмехнуться в усы. Должно быть, подумал о том же.
- Сам из мещан Тверской губернии. Родитель столярничал… пока не спился вконец. А я городское училище окончил, при царизме работал грузчиком на пристани. А после революции внезапно в сыщики попал… - и добавил странное. - Можно сказать, верхом на перелётном тюлене.
Последнее было произнесено после лёгкой паузы и без малейшего намёка на улыбку. Только глаза прищурились чуть сильнее. Подполковник явно озадачился. Снова бросил взгляд в папку, словно надеялся найти там этих самых перелётных тюленей.
- Это как?
- Долго рассказывать. Да и неважно это. Просто воспоминания молодости.
- Интересные у вас воспоминания.  Да хоть бы и на Змее Горыныче, нам люди во как нужны! – и начальник ребром по горлу продемонстрировал, как именно. - Главное, чтобы человек проверенный был. Вы как? К службе готовы?
Капитан коротко двинул могучими плечами и произнёс, словно из старинной книжки:
- Так… надобно служить, коли обещался.
- Это вы хорошо сейчас сказали!
Иванов сделал знак капитану присесть, сам вышел из-за стола и сел напротив. Ямщиков продолжал торчать у стены, гадая, почему его не отпускают, и что насчёт него начальство удумало. Поневоле приходилось наблюдать эту сцену, которая его, в общем-то, не касалась.
- Фронтовое? – подполковник с любопытством разглядывал лоб будущего сотрудника, на котором над самым виском виднелся длинный шрам.
- Нет. Подстрелили на службе… давно. Ещё в двадцать третьем. У нас в уезде тогда говорили, что от меднолобой милиции бандитские пули отскакивают.
И вновь сказано было без малейшей улыбки. Вроде и шутит, но так, что не поймёшь. «Странный какой-то этот Алабай, или как его там?» - настороженно подумал Ямщиков. А потом услышал такое, что и вовсе ощетинился.
- На фронте не были, товарищ Смирной?
- Не был, - и на этот раз капитан практически не выдал эмоций. Только морщины между бровями обозначились резче. – Спину сорвал перед самой войной. К строевой признали негодным.
- В органах вы с какого года?
- С марта семнадцатого.
- И на Гражданской?..
- Тоже не был, - глухо закончил капитан. Но распространяться не стал. Только Серёга вдруг угадал, что ему этот разговор не слишком приятен.
Всё это Ямщикову здорово не понравилось. Если такой дюжий детина упорно косит от фронта, едва ли можно ему всерьёз доверять. Скорее уж стоит поглубже копнуть биографию. Откуда этот пёс легавый выискался, и что ему в советской милиции надо?
Впрочем, Илларион Фёдорович, похоже, никаких сомнений на счёт нового сотрудника не испытывал. Вон, даже кличку его знает. Что, взаправду, такая личность легендарная?
- В общем, товарищ Смирной, поступаете в ОББ, в распоряжение майора Николаева. Ему больше всех люди нужны. Пока на должность оперуполномоченного, а там посмотрим, - Иванов сделал паузу и покосился в ту сторону, где подпирал стену злополучный милиционер Ямщиков. – И вот ещё. Берите себе в помощники этого добра молодца. С патрульно-постовой службой у него не очень гладко, сами видите. А так-то парень головастый.
Капитан оглядел Сергея от пяток до макушки, не упустив, конечно, его своеобразную осанку. И опять по нему было не понять, что он на самом деле думает.
- Так точно.
Чёрт его знает, почему, но Сергею почудилось, будто подполковник выдохнул с некоторым облегчением. Он как будто не чувствовал себя уверенно, разговаривая с этим Алабаем. Это потому, что Смирной в милиции лет с семнадцатого года, а Иванов только с двадцать восьмого?  Тридцать лет в органах – и всё ещё капитан? Странно это.
- Давай, Ямщиков, помоги товарищу вникнуть в местные реалии, - напутствовал его начальник, поднимаясь из-за стола и отпуская подчиненных.
И Сергей поковылял за рослым капитаном вглубь здания, где располагалось беспокойное, но славное царство майора Николаева . Похоже, ему стоило поблагодарить судьбу. Со службы не вытурят, и дела теперь точно будет много. Во всяком случае, красивый, темноволосый начальник отдела по борьбе с бандитизмом всегда выглядел замотанным и вечно куда-то спешил. И сейчас тоже.
- В общем, так, капитан, - бросил он на ходу, цепляя с вешалки фуражку. – Мне тебя в курс вводить некогда, у нас три трупа в Шмелёвом логу. Не маленький, сам разберёшься. Вон там тебе дело на копейку, папка на столе. В Белоусовке геолог насмерть в степи замёрз. По всем признакам несчастный случай. Но вдова заявление прокурору накатала, будто раньше уже были на него покушения. Давай, нюхай, собака старая!
Тоже в курсе, какое прозвище носит новый сотрудник? Майор и впрямь выглядел моложе своего нового подчиненного.
- А есть основания подозревать убийство? – остро глянул Смирной, заставляя начальника ОББ вновь притормозить на пороге.
- Да трудно сказать, - майор недовольно дёрнул уголком рта. - По экспертизе выходит, что холодовая травма. Объезжал участки, лошадь сорвалась и убежала, а он пешком до посёлка шёл. Но лошадь нашли, а у неё повод подрезан. Не сама сорвалась, выходит? Помогли? Надо бы разобраться.
- Разберёмся, - коротко сказал капитан.

Отредактировано Atenae (19.06.2023 15:50)

Верочка будет обязательно. Сейчас вот держу себя за руки, чтобы не нырнуть в Васю в следующей главе. С точки зрения композиции, надо поберечь интригу для читателей, которые не знают героев. Но Вася готов говорить, а это так редко бывает, что грех упускать возможность. В общем, пока я на распутье.
Что касается действия с места в карьер, то тут я полностью следую заветам Александра Великого. В смысле, Дюма. Поскольку это будет роман-фельетон в чистом виде. И выходить он должен с продолжением в газете. Значит, писать предстоит так, чтобы каждая глава заставляла неделю ждать продолжения.

Уважаемые читатели! В процессе редактирования главы накопилось изрядное количество правок, поэтому я перезалила весь текст заново. В текст добавлены иллюстрации, сделанные специально для повести молодым усть-каменогорским художником Мирославом Мацковским.