Глава 2. Перелётный тюлень

- А что, товарищ капитан, перелётные тюлени разве бывают?
Прозвучало недоброжелательно. Пожалуй, даже с вызовом. Василий Степанович покосился на новоявленного напарника. Да, симпатией здесь и не пахнет. Голос резкий, скрипучий какой-то.  Ухмылка ехидная. Смотрит мало не враждебно. Да ещё и рыжий вдобавок. Рыжие – они всегда самые вредные.
Василий выдержал паузу, делая вид, что прилагает усилие, чтобы не слететь со скамьи на ухабе. Ехать в горняцкий посёлок пришлось на попутке – тентованной «полуторке»  с надписью на кузове «Люди». Добираться не близко: девять километров по грунтовке до железнодорожной станции Защита да ещё без малого 15 километров - до самой Белоусовки. Вариантов с транспортом было немного: либо грузовик, раз в сутки ходивший до центра посёлка, либо брать лошадей в служебной конюшне. Даже если дело дохлое, как подозревал Смирной, ночевать всё равно, видимо,  придётся в посёлке. Едва ли отыщется транспорт до города в тот же день. Начальник ОББ, майор Николаев сказал, что ни под каким видом не даст для поездки служебный «виллис» . Во всяком случае, до вторника. Но откладывать не хотелось. В воскресенье есть шанс застать заявительницу дома. Не опрашивать же её на рабочем месте, в присутствии свидетелей.
В кузове «полуторки», ехать, конечно, холодновато. Но тащиться верхом было бы ещё холоднее. И гораздо дольше. Да и долгополое кожаное пальто Василия Степановича для верховой езды не очень подходило. Добыть бы хоть ватник где-нибудь. А еще у него было сомнение, что его новый помощник может ездить верхом.
Похоже, начальство здорово хромого не любит, если спровадило в помощники к едва прибывшему сотруднику с мутной трудовой биографией. Какие мысли должно рождать у любого кадровика изучение перекочёвок капитана Смирного, можно было даже не сомневаться. Он и сам думал бы на их месте то же самое. Летун – это в лучшем случае. В худшем – от чего-то бежит. В общем, как есть, перелётный тюлень. И этот мальчишка считает так же?
«- Ну, что, Василий Степанович! В Индии сказали бы, что это карма», - язвительно выдохнуло холодное пространство за правым плечом. Смирной едва удержал себя, чтобы не ответить вслух. Больше десяти лет, как навеки умолк этот резкий, насмешливый голос, а до сих пор так и тянет обернуться.
«- Думаете, арестует за антисоветскую внешность?» - мысленно спросил Василий. И вспомнил, как сам в далёком 1922 году при первом знакомстве запихнул в камеру старорежимного вида худого старика в котелке и с тростью. Даром, что тот назвался агентом МУРа.
«- М-да… - хмыкнуло пространство. – Внешность у вас нынче – сами знаете. Из всех видов маскировки уголовники вам особенно хорошо удаются».
Василий улыбнулся в пустоту. И впрямь, карма, что ли? Замкнулся круг, и теперь уже он сам может представляться агентом МУРа, после того, как месяц работал под прикрытием в одной московской банде. Надо было помочь настырному капитану из тамошнего ОББ, который остро напоминал ему Батю хриплым, отрывистым голосом и злой улыбкой сквозь сжатые зубы.
МУРу нужен был человек, неизвестный московским уголовникам. Алабай неплохо подошёл на эту роль и исправно изображал тупого громилу из провинции, пока налётчиков не повязали. Но видать, кто-то всё же сумел уйти, потому что в ту же ночь в окно халупы в Марьиной роще, где Василий квартировал, кинули гранату. Благо, что его не было дома. Ровно в тот самый час он писал отчёт на Петровке, 38 . Всё, что было у него ценного, Вера увезла в Усть-Каменогорск ещё в декабре. Погорело только обмундирование и бельё. Потому и пришлось ехать к новому месту службы в воровском макинтоше , подаренном с барского плеча начальником отдела по борьбе с бандитизмом.
«- Значитс-са, так и запишем: утрачен во время операции, - говорил капитан, со вкусом катая слова. - Носи, товарищ Смирной! Это тебе от МУРа на память, вместо именного оружия будет».
А тут, получается, встретили по одёжке? Вон как этот рыжий исподлобья зыркает. И вопросики задаёт… провокационные.
Воспоминания настроили Василия на миролюбивый лад. В конце концов, почему бы и нет? Налаживать контакт с напарником всё равно придётся. Тюлени для этого тоже подойдут.
- Сергей… по отчеству как? – спросил Смирной, усилием воли сгоняя с лица так и просившуюся улыбку. Не дай бог, воспримет, как вызов! Больше всего пацан напоминал молодого петуха, которому страсть хотелось подраться.
- Ну, Иванович, - прозвучало настороженно.
- А скажи, Сергей Иванович, не случалось тебе на уроке с подсказки отвечать?
И всё же не получилось солидно обратиться на «вы», ставя задиристого молодца вровень с собой. Сколько ему лет? Девятнадцать? Ну, разве самую малость больше. Примерно столько, сколько самому Алабаю было, когда Батя его под своё крыло взял. Только Батя очень просто сразу стал обращаться «Василий Степанович» и на «вы». Порода и воспитание. Кого бы Батя по отчеству ни величал, а всё равно как-то само выходило, что никто ему ровней не был – ни опытом, ни умом. А Васька тогда – и возрастом тоже. Но Батя всё равно себя вёл так, словно от него не убудет оказать уважение мальчишке. А теперь Смирному ещё предстоит нового коллегу на место ставить.
Кажется, ему удалось-таки огорошить молодого своим вопросом.
- А это здесь причём? – проскрипел Ямщиков.
- А притом, что я тогда под партой книжку читал, - таки не сумел сдержать улыбку Василий. – Про сыщиков. В девятьсот десятом, что ли, году это было? Накануне в мусоре нашёл, когда с мальчишками костёр палили. Был у нас в городке писатель, сочинял такие истории в конце века… для не шибко грамотных. Какое-то время они здорово популярны были. Почти как Пинкертон или Шерлок Холмс. Потом забылись, конечно, потому что вот никак оно не шедевр было, только на растопку и годилось.  И вот одна такая мне случайно попалась. Книжка интересная, не оторваться: Коварный Злодей, Ужасный План. Героический Сыщик – надворный советник с немецкой фамилией. Великая Любовь. Пять револьверов. Всё это с большой буквы, разумеется. Я весь день читал, на уроках, на переменах…
- И что?
- А на географии меня учитель поймал. И вызвал отвечать про звериное население северных губерний. О котором я ни бум-бум, разумеется, - Василий усмехнулся. - Ну, волков там, медведей вспомнил. Тюленей люди добрые подсказали. Черт его знает, как они у меня перелётными стали? Неуд схватил, понятное дело.
Смирной улыбался воспоминаниям, хотя в тот день было ему совсем не смешно. Особенно когда глядел, как ухмыляется ему с картинки в учебнике жирный тюлень, которого он ничтоже сумняшеся отправил в полёт. Но главное было, разумеется, не это. А то, что не успел дочитать, чем же там дело кончилось.
Помощник снова как-то подрастерялся. По лицу было видно, как трудно проворачиваются в мозгу шестерёнки. Такое же выражение видал Смирной и на лицах куда более умных людей, когда рассказывал эту историю. Впрочем, к чести Ямщикова, собрался с силами он довольно быстро.
- Так, я не понял. А милиция тут причём?
- Притом, что книжку географ забрал. Я после уроков пошёл просить, чтобы отдал. А он вместо этого повёл меня на местное кладбище. Оказалось, что сыщик этот с немецкой фамилией – он в самом деле служил в нашем городке. И бандиты убили его…
Василий замолчал. Разом отодвинулись куда-то рёв «полуторки» и морозная дымка над замёрзшей рекой. И распахнулось перед глазами бездонное сентябрьское небо с шелестящими в нём золотыми кронами берёз. И словно парила в этой синеве верхушка чёрного высокого креста, поставленного на народные деньги в память о том, кто жизнь отдал, защищая закон. То, что тринадцатилетний Васька почувствовал тогда – как об этом расскажешь? Сыщик этот – он же о нём в тот самый день прочёл, а вот, поди ж ты… больно было почему-то. От того ли, что узнал, как оно в настоящей жизни бывает, а не в книжках про Пинкертона? Прежде, что греха таить, он на себя всех этих сыщиков примерял. Но это как-то не всерьёз. Далеко оно было. А тут – рядом… Жил человек настоящий, по тем же улицам ходил. Бандитов ловил. Девушка его любила красивая. И – ничего не сбылось. Так бывает, оказывается, что ум, храбрость и служение добру оборачиваются чугунным крестом на местном кладбище. И ничего с этим уже не поделаешь… Всё это Васька понял в тот день. Но страшно не было. Было горько, больно… и почему-то светло.
- Ну, ладно, я понял, был при царизме такой сыщик в вашем городке, - скрипучий голос Ямщикова прозвучал почему-то особенно противно. Должно быть, потому, что он чувств Василия не разделял. Да и понять не мог. – А вы-то как в милицию попали?
- А так, что понял в тот день, что другой судьбы себе не хочу, - угрюмо пробурчал Смирной. Получилось не слишком внятно. Ну, вот как ему объяснишь?
- Под крестом лежать, что ли? – неподдельно изумился помощник.
Василий уже проклял себя за то, что начал этот разговор. Только идиотом вышел со всех сторон. Да ещё и три бабы в ватных штанах и телогрейках, упросившие шофёра «подвезти до Заульбинки» , оказывается, прислушивались к их тихому разговору.
- Эва, как оно! – вдруг густым шмелиным басом произнесла одна, и товарки закачали головами. Вот только сочувствующей аудитории Василию сейчас и не хватает.
- Служить так, чтобы люди захотели крест поставить. Хоть ты царская ищейка, хоть какая ещё, - с досадой сказал он. Внезапно слова нашлись сами собой, потекли, словно вода, перескочившая порог. – Но не в полицию же идти было. К тому же брат у меня неблагонадёжный. В пятом году его за участие в политической стачке с завода уволили . Я, понятное дело, к народным гонителям примыкать не хотел. После училища в грузчики пошёл. А потом революция. И оказалось, что даже в такие годы кто-то должен народ защищать. Сбылась судьба, получается.
- Да вы романтик, товарищ капитан! – насмешливо заметил рыжий. Зря с ним Василий разоткровенничался. Понять – не поймёт, а задирать будет.
- А оно службе не помеха, - буркнул Алабай, отворачиваясь.
- А ты не умничай! – внезапно пробасила баба, что так прониклась рассказом. – Молодой ещё. Слушай, что старшие говорят! А ты, товарищ капитан, всё правильно сказал, не сомневайся…
Что-то ещё она собиралась добавить, но в это время «полуторка» надсадно завывая, загрохотала по мосту и принялась карабкаться на высокий правый берег Ульбы. Бабы, завозились, готовясь сойти.
- Эва, опять ряжи льдом подпёрло, - недовольно заметила та, что только что сочувствовала рассказу Василия. – Как тронется, опять мост снесёт, хорошо, если не напрочь . Снова будем от центра отрезанными сидеть, пока вода не спадёт.
- И куда начальство смотрит? – подтвердила другая, спрыгивая на обледенелую землю.
Этот разговор развернул мысли Смирного совсем в другое русло. Так получилось, что сам он квартировал в этой самой Заульбинке. Город переполнен приезжими, так что сразу по приезде найти жильё было бы для него неразрешимой задачей. Но Верочка позаботилась об этом, загодя сговорившись с молчаливой вдовой солдаткой о найме комнаты для Василия. Сама она квартировала в землянке возле строящейся ГЭС . Но оттуда Смирному было вовсе далеко добираться до службы. Что за судьба такая? Снова их «семья новой формации» живёт раздельно, в девяти верстах друг от друга, встречаясь только по выходным. Вот и сегодня Ваську унесло по службе, а значит, не видать ему жены ещё минимум неделю. Другая бы плюнула уже и завела себе кого-нибудь. Однажды ещё до войны Василию пытались на это намекнуть: мол, не станет такая красавица очи себе выплакивать, ожидаючи. Советчик поперхнулся тогда зубами, а Смирной получил выговор с занесением – за рукоприкладство. Но в Вере он никогда не сомневался. 
А если и впрямь мост снесёт? На службу в город всё равно придётся как-то добираться. Значит, и до Верочки он доберётся как-нибудь. Впрочем, до половодья ещё время есть. Несмотря на то, что стоял конец февраля, лёд на реке ещё держался крепко. Василию слышал, будто нынешняя зима выдалась небывало жестокой, начавшись уже в ноябре сорокаградусными морозами.
Вот и геологу этому, похоже, не повезло.
Вспомнив о деле, Смирной хмыкнул про себя. И внутренний голос вновь произнёс со знакомой интонацией:
«- Василий Степанович, не стройте версии, не имея фактов. Разберитесь вначале».
«- Разберёмся, Батя!» - мысленно пообещал он и снова тупо уставился в белёсое морозное марево.
Город давно остался позади, вокруг тянулась занесённая снегом холмистая равнина. Полуторка с натугой преодолевала длинные подъёмы и спуски, гремя цепями на колёсах и всё же иногда проскальзывая на особо крутом склоне. Потом ныряла в лощины, где дорога была затянута курящимися под ветром перемётами, но нигде, слава богу, не застревала. Ещё не хватало машину толкать. При одной только мысли спина предательски заныла. Но Василий мгновенно подавил непрошенное воспоминание о том, что пришлось оставить в далёкой эвенкийской тайге. О том не знал никто из живых. Вот и ладно!
Помощник, получив отповедь от незнакомой бабы, разговоров больше не затевал. Василия это вполне устраивало. Он прикрыл глаза, утомлённые белизной, спрятал руки в рукава и приготовился задремать. Мысленно позавидовал мальчишке, которому наверняка теплее в уставной милицейской шинели, чем ему, даже надевшему свитер под свой кожаный макинтош. Да, климат тут отнюдь не московский.
Машина вновь повернула, несколько раз перевалилась на ухабах и вдруг остановилась. Водитель побарабанил из кабины:
- Вылезай, приехали!
Белоусовка казалась вполне себе обычной с виду деревней с приземистыми домишками, по самую крышу утопшими в снегу. Из труб вились дымы – строго вертикально, намекая на то, что мороз спадёт ещё не сегодня. Только какие-то промышленного вида строения на горе намекали на то, что это всё же рабочий посёлок.
Когда машина тормознула, из всех окрестных дворов посыпались брехливые дворняги, перемахивая прямо по сугробам, которые лежали вровень с заборами. Не обращая внимания на шумный эскорт, Василий направился прямиком в поселковый совет, чтобы узнать, как им найти вдову геолога. Ямщиков ковылял за ним, цыкая на собак и угрожающе замахиваясь. Особо бесстрашная рыжая шавка несколько раз пыталась ухватить его за полу шинели. Связываться с Алабаем ни одна так и не рискнула.
На двери поссовета красовался висячий замок. Смирной сжал в досаде зубы. Ну, а чего он хотел? Воскресенье. Ладно, как говорил товарищ Ленин: «Мы пойдём другим путём!»
- А скажите, красавицы, - обратился он со всей возможной приветливостью к двум тёткам, набиравшим воду у колонки. – Где тут у вас улица Набережная?
Красавицы – это он, конечно, преувеличил. Тётки были самые обычные, не очень молодые, грузные и по самый нос замотанные многочисленными платками. Женщины отвлеклись от своего занятия и уставились на них с нескрываемым интересом.
- Так, вестимо, у озера. О, милиция по Наташкиному заявлению приехала! – бодро констатировала одна.
- Ну, теперь ейному хахалю не поздоровится! – с торжеством выдохнула другая. – Товарищи милиционеры, так и запишите: это Наташкин чечен Алексея убил.
- Откуда вы знаете? – проскрипел из-за спины Василия Ямщиков.
- Так это все знают! – наперебой принялись излагать тётки. – Они и на вечерах в клубе сколь разов вместе танцевали. У Алёшки-то на глазах! Он это, точно говорю! Больше некому.
- Вот куры безмозглые, только бы языком трепать! - оборвал их молодой и гневный женский голос.
Василий с интересом обернулся. К колонке твёрдым шагом подходила ещё одна особа женского пола. Шаль, ватник и спортивные шаровары не могли скрыть того факта, что особа была молода, стройна, черноброва и привлекательна.
- Не слушайте их, товарищи! – энергично сказала она. – Сплетницы они. И Наташа не такая. И не было у них с Хамидом ничего.
- А вы, простите, кем будете? – прервал её Смирной. Слишком много информации враз. А он ведь ещё с заявительницей не беседовал.
Девушка не смутилась хмурым видом Алабая. Впрочем, и сама она выглядела достаточно грозно.
- Алевтина Федотова, Наташина подруга. Пойдёмте, товарищи, я вас к ней провожу! И расскажу всё, что потребуется.
Василий не любил, чтобы ему с порога подсовывали версии. Какие бы тут мексиканские страсти ни кипели, строить умозаключения он будет сам. Когда во всём разберётся.
- Ведите, - коротко бросил он.

Отредактировано Atenae (19.06.2023 15:53)