Глава 4. Верхнее чутьё

Когда завелась у Василия Смирного собачья кличка, сослуживцы принялись изощряться, придумывая шутки к случаю. Удачнее всех, по мнению самого Смирного, пошутил старший оперуполномоченный Красухин, рыбак и охотник: «У тебя, Василий Степанович, верхнее чутьё, как не у всякой собаки!» Тогда он как раз взял с поличным бандита, которого вообще не собирались разрабатывать за полным отсутствии улик. Но Василий поверил не уликам, а собственной интуиции, хотя причину подозрений поначалу и сам не смог бы сформулировать внятно. Вот было что-то не так с этим Филимоновым, а он не привык от своих предчувствий отмахиваться.
О верхнем чутье Алабай слышал с малолетства от материного брата, дядьки Арсения,  наставлявшего его в лесных премудростях. Старый егерь говорил, что особо ценятся охотниками собаки, которые не только след зверя способны взять, но и самого его чуют по запаху, доносимому ветром. Так что шутку Смирной молчаливо принял за комплимент.
В деле с гибелью геолога Капустина тоже что-то было очень не так. Это ощущение крепло у Смирного по мере того, как милиционеры приближались к больнице. Как и почему погибший оказался далеко в степи, если едва не все горнодобывающие объекты находятся практически посреди посёлка? С жилыми домами соседствовал вход в действующую штольню. Старая, прошлого века одноэтажная больничка оказалась практически под самым копром  шахты «Георгиевской». У больнички уже переминался местный участковый – невысокий круглолицый парень с простоватым лицом, годами немногим старше Ямщикова.
Сколько они провели в доме вдовы? Около часа. А милиционера уже оповестили об их приезде. Скорость распространения слухов в Белоусовке была явно выше средней по стране.
Участковый носил забавную фамилию – Кисунько. Приезду оперов из области он как будто даже обрадовался. Хотя и не верил подозрениям гражданки Журбы.
- Да дело тут ясное, товарищ капитан, - бодро отрапортовал он. – Телесных повреждений практически нет, следов борьбы нет, повод у лошади оборван. Выходит, упал с седла, сознание потерял. А морозы тогда стояли лютые. Ну и…
Василий не стал упоминать о том, что, если верить протоколу, составленному самим же Кисунько, повод был подрезан. В этом ещё предстояло убедиться самому. Его внимание привлекло другое.
- Так никаких или практически никаких?
- Да, можно сказать… - замялся Кисунько.
- Вы не мямлите, - Василий не любил, чтобы ходили вокруг да около. Уголовный розыск – это факты, которые предстояло добыть, а затем правильно интерпретировать. – Что нашли?
- Гематома была в затылочной области, - признал участковый. – Но совсем небольшая. Причиной смерти точно стала не она.
- И всё же захоронение вы отложили, - констатировал Алабай.
- Ну, так порядок… Заявление же в область ушло, - совсем растерялся Кисунько.
- Это хорошо, что вы порядок знаете, - пробурчал Василий. Участковый, может, и не орёл в сыскном деле, но он сохранил для них тело. Посмотрим, что нам собственный осмотр покажет.
Погибший Капустин со слов Натальи представлялся Василию дюжим парнем вроде него самого. Сказала же она: «Лёша очень сильный». В действительности он оказался худым черноволосым парнем лет тридцати, росту самого среднего. На первый взгляд, версия о холодовой травме как причине смерти, вполне себе подтверждалась. Смущала сыщика только поза, в которой его нашли.
- Опишите обстоятельства обнаружения тела, – потребовал Василий Степанович.
Кисунько старательно наморщил светлые брови.
- Пропал, стало быть, в ночь на двенадцатое. Пока Наташа прибежала, пока на участке людей опросил, съездил на буровую, тут уже смерклось. Назавтра, уже тринадцатого, стало быть, собрали людей и пошли прочёсывать. Нашли его часа в три пополудни, в пяти километрах от посёлка. Даже не сразу сообразили там поглядеть, потому как дорога практически рядом, ну, может, метрах в трёхстах. Лежал в овраге, в скорченном положении на левом боку. Кисти рук сложены и прижаты к груди. Шапка и рукавицы на месте отсутствовали. Возле тела следы копыт одной лошади. Видно, что она сразу сорвалась в галоп, - сделал неожиданный вывод участковый.
- А это вы как поняли? – внезапно подал голос Ямщиков. Василий одобрительно на него покосился. Парень только сегодня из патрульных, а вопросы задаёт, разобраться пытается. Похоже, и впрямь башковитый.
- Ну, так это… - слегка растерялся Кисунько. – Видно же… копыта передние и задние не попеременно ступали, а враз. И снег подковами сорван. Ясно, что прыгнула она. Словно кто хлестнул. Может, волка увидала? – робко предположил он.
- А волчьи следы поблизости были? – уточнил Алабай.
- Да нет вроде… но я же и не искал их особо. Мы как Алексея нашли, уже не до того было, - он сокрушённо махнул рукой.
Мог быть и волк, конечно. Смущало другое.
- Значит, кобыла прыгнула, повод оборвался. А вот в протоколе вашем написано, что ремень, возможно, подрезан.
Участковый неопределённо пожал плечами:
- Вроде подрезан, а вроде и нет. Может просто задубел и лопнул на морозе? Упряжь старая, всяко могло быть.
- А геолог, стало быть, дальше никуда не пошёл. Даром что дорога рядом была. Лёг на бочок и там же умер, - резюмировал Алабай.
Кисунько выглядел обескураженным, Ямщиков иронически усмехался. Словно это он сам обнаружил несообразность в докладе коллеги. Батя, не любивший самоуверенности, точно не упустил бы случая поучить молодого. Он и Ваську гонял, покуда мозг не вспотеет. Этой его наукой Смирной тоже не собирался пренебрегать.
- Ну, а вы на этот счёт что думаете, Сергей Иванович? – вышло совершенно в Батиной манере, уважительно и в меру угрожающе.
Ямщиков задорно оскалился и уверенно произнёс:
- Если он никуда не пошёл, значит, не мог. Следовательно, должны быть какие-то повреждения, оставшиеся незамеченными.
- Какие? Ищите, - поощрил его Василий Степанович.
Первым делом молодой осмотрел голову погибшего. Но шишка на затылке и впрямь не выглядела серьёзной. Затем принялся пристально осматривать суставы и кости ног. То и другое оказалось в порядке. Похоже, это озадачило помощника, хотя он и старался не подавать виду.
- Может, внутренние повреждения серьёзнее наружных? Кровоизлияние какое-нибудь? – предположил он.
Не следовало, конечно, исключать и такую возможность. Но это могло показать только вскрытие. А верхнее чутьё уже подсказывало Алабаю и другие странности.
- Помогите-ка мне перевернуть тело, - попросил он Сергея. Вдвоём они осмотрели погибшего со всех сторон. – Ну, что видите?
На этот раз Ямщиков не стал спешить с выводами. Он глядел на капитана хмуро исподлобья.
- Точнее, чего вы не видите? – подсказал Василий.
- Следов падения нет! То есть, синяков, – восторг озарения на миг сделал гораздо привлекательней вечно ехидную физиономию Ямщикова.
- В точку, - одобрил его Алабай. – И что это, по-вашему, значит?
- Что он не падал, - помощник неуверенно подытожил очевидное.
Эта очевидность полностью переворачивала картину. Несообразностей, пожалуй, хватало.  Можно ехать в город, писать рапорт. Дело откроют и передадут следователю. Но сыщик в душе Василия Степановича затосковал, заскулил по-собачьи. Ветер доносил до ноздрей Алабая явственный запах тайны. Как отдать её другому? Сумеет ли взять след тот, другой?
- Транспорт до города когда будет? – хмуро спросил он у Кисунько.
- Завтра в десять.
Смирной взглянул на часы. Без четверти пять. За оставшиеся семнадцать часов можно попытаться ещё что-нибудь нарыть. Не сидеть же тут впустую, в самом деле. Успокоив таким образом совесть относительно возможного превышения полномочий, Смирной внимательно перечитал протокол первичного осмотра тела, потом вновь поглядел на покойника: всё ли учтено? Пока они ворочали труп, рот слегка приоткрылся. И глаз Василия уловил то, чему там в норме быть не полагалось.
- Свет! – резко потребовал он, склоняясь к лицу мертвеца. – И пинцет.
Между передними зубами торчали какие-то нитки. Что это? Кусал рукавицы, пытаясь согреться? Или?..
- Доктор, микроскоп у вас есть?
- Конечно, - сдержанно ответил врач.
Нитку поместили на стекло, и Смирной приник к окуляру, подстраивая прибор под себя. Так, нить тонкая, умеренно ворсистая. Впрочем, молодые глаза лучше старых.
- Ямщиков, идите сюда, – позвал он. – Глядите! Как, по-вашему, шерсть или хлопок?
Сергей довольно долго молчал, вращая колёсико. Кажется, внушение подействовало, хорохориться он больше не пытался.
- Вроде, хлопок, - неуверенно произнёс помощник, отрываясь от микроскопа. – Или лён… крашеный.
Если не шерсть, значит, не рукавицы. Что ткань крашенная, сомнений не вызывало. Часть недлинной нити была красной, а другая - тёмно-синей. Но чем бы оно ни было, тряпке явно было не место в зубах замерзающего геолога.
- Нам бы одежду его посмотреть. И оборванную уздечку. Где они? – поинтересовался Василий Степанович.
Для осмотра улик пришлось идти в поселковый пункт милиции. И там Смирной ещё раз с удовольствием убедился, что участковый службу знает. Несмотря на то, что дело было не открыто, вещдоки он описал и держал под замком. Кисунько открыл шкаф и аккуратно извлёк из него вязаный серый шарф, гимнастёрку, солдатские штаны с заплатами в паху и на коленях, солдатское же бельё.
- Так он же, вроде, не служил? – голос Ямщикова за спиной прозвучал озадаченно.
- Он как раз перед войной со срочной пришёл, - пояснил Кисунько. – А на фронт не взяли. Всю войну обмундирование донашивал. Новое-то где взять?
Впрочем, совсем уж бедным Капустин не был. Следом за бельём участковый достал настоящий предмет роскоши – овчинный полушубок. На фронте такие только командиры носили.
На лице Ямщикова отразилось недоумение пополам с презрением.
- А это откуда у бывшего солдата-срочника?
- Зря вы так, товарищ помощник оперуполномоченного, - внезапно с осуждением вымолвил Кисунько. – Зимой сорок третьего Алексей простудился, болел сильно. Сухой плеврит. Доктор сказал, если не беречься, туберкулёз будет. Так Наташа собрала, что у неё было: серёжки, колечко обручальное, брошку, икону материну венчальную. Поехала в город и всё сменяла на кожух для мужа. Чтобы не мёрз больше.
- Всё равно замёрз, - буркнул уязвлённый Ямщиков, а Смирной добавал ещё одну деталь в копилку здешних странностей.
И впрямь, имея такое обмундирование, окоченел в трёхстах метрах от дороги, где были всё шансы рано или поздно дождаться помощи. Почему же он не двинулся с места? Нитка между зубами наводила на определённые размышления.
Левый бок кожуха был сплошь испачкан желтовато-коричневой пылью.
- Лежал на левом боку, говорите? – поинтересовался Алабай.
Участковый только кивнул.
- Там, где вы его нашли, снега не было?
В круглых глазах парня отразилось изумление:
- В снегу лежал. Позёмкой даже замело слегка.
- А это тогда откуда? – Смирной указал на испачканный бок.
Участковый счёл вопрос риторическим и только неопределённо двинул плечами. Василий достал из кармана лупу, которую завёл себе давным-давно по Батиному примеру. Не всегда же под рукой оказывается микроскоп. Пыль на полушубке показалась ему странной.
- Что это? Опилки?
За плечом возникла толчея из участкового и помощника, потом Кисунько как-то радостно сообщил:
- Да не… Это тут земля такая. Кремнистый сланец когда рассыпается совсем, вот такая труха получается.
Помимо пыли, похожей на опилки, в овчине застряли соломинка и какой-то репей. Ещё один аргумент, что тело лежало не в снегу, а на грунте. Смирной свернул бумажный фунтик и аккуратно стряхнул в него с воротника сланцевое крошево – для лаборатории. Опытная ищейка внутри вновь шевельнула ноздрями, вбирая аромат новой загадки. Не везде в Белоусовке почва имела такой вид. Возле шахты и у больнички она точно другая. Он взглянул на свои сапоги. Пыль на них была мелкодисперсной, свинцово-серой. Надо бы с утра наведаться в тот овраг, где обнаружили тело. И если его подозрения подтвердятся, то замёрз бедняга точно в другом месте.
Подозрение окрепло ровно через мгновение. На обоих рукавах кожуха возле запястий обнаружились полосы со следами потёртости.
- Гляньте, Ямщиков! Что это, по-вашему?
Ответ был почти мгновенным, хотя теперь Сергей говорил настороженно, опасаясь ошибиться:
- Следы верёвки?
Смирной, не подавая виду, порадовался в душе. Помощника ему и впрямь дали толкового. Характер вот только - чисто перец. Впрочем, у Бати ведь был не лучше, так что Василию не привыкать. Вместо ответа он только кивнул.
- Получается, что его где-то связали, заткнули рот и оставили замерзать? – уже увереннее сформулировал Сергей. – А верёвки поверх одежды, чтобы на теле следов не было.
- Похоже на то, - согласился Алабай. – Найти бы ещё, где именно. Рукавицы и шапку не нашли? – поинтересовался он у участкового.
Тот отрицательно мотнул головой. Потом быстро добавил:
- Но шапка если всплывёт, то увидим обязательно. Она приметная была. Собачья, белая, и чёрное пятно спереди.
Осмотр уздечки ясности не прибавил, но и подозрения не отменил. Ремень и впрямь был старый, со следами потёртости на месте обрыва. Хотя сам обрыв выглядел подозрительно ровным. Могли и обрезать, а следы потёртости подделать ножом.
***
А потом неминуемо встал вопрос о ночлеге. Дома для приезжих в Белоусовке не было, свободных палат в больнице – тоже. Но не идти же ночевать к вдове? Избушка маленькая, а там ещё бабка, малец.
- А давайте к старику Белоглазову вас определю! – предложил Кисунько, радуясь удачной идее. – Дом у него здоровенный, место всяко найдётся.
Дом и впрямь был в два этажа, едва не самый большой в посёлке, но практически без огорода. Он располагался возле самой штольни, из которой шли со смены усталые шахтёры.
- Куркуль? – едко поинтересовался у участкового Ямщиков, осматривая крепкий забор Белоглазовых.
- Да не… - мотнул головой Кисунько. – Сам-то из потомственных бергалов . В шахте работал при царе ещё, пока её не закрыли в 1887 году.
- Сколько ж ему лет?
- Вроде, семьдесят три. Он по малолетству под гору пошёл. Потом, как шахту затопили, вроде извозом промышлял. Сейчас сын его на руднике трудится. Так-то они бедно жили, аккурат перед войной уже новый дом построили.
Дед Белоглазов оказался хмурым худым стариком с крючковатым носом и недобрыми глазами. Выслушал участкового, спорить не стал, хотя по лицу было видно, что постояльцам он не рад. Потом отвёл их в пустующую камору без лавок, приволок охапку соломы и молча кинул в углу. Поесть милиционерам не предложили. О них позаботился  сердобольный Кисунько, который приволок краюшку ржаного хлеба и пару тонких пластиков сала. Похоже, откроил от собственного пайка.
Из-за стены долетали невнятные звуки дома. У деда Белоглазова  имелись уже и внуки. Громче всего звучала пара мальчишеских голосов. Потом на них звучно шикнула женщина, и они умолкли. Только мужские голоса долго бубнили что-то неразборчивое. Но к Василию сон не шёл. В голове выстраивались планы на завтра. Вначале – на место, где нашли тело. Потом хорошо бы поискать, где в Белоусовке имеется почва, подобная той, что он снял с одежды убитого. Убитого? Теперь он в этом был практически уверен. Ещё следовало опросить этого безнадёжно влюблённого Хамида Умарова. Вот как только всё это успеть до отъезда? Может, что-то помощнику поручить?
Стоило вспомнить о нём, как Ямщиков беспокойно завозился на соломе под боком. Потом вдруг спросил:
- Товарищ капитан, а почему вы – Алабай?
- Потому что оборотень, - мрачно буркнул Василий.
Помощник издал какой-то озадаченный смешок и явно собирался продолжить расспросы, но Смирной резко повернулся к нему спиной. Пусть думает, что хочет. Вспоминать ту историю он не любил…
На самом деле, поперву начальника Аламединского отдела по борьбе с бандитизмом прозвали кубулма-алабаем, что в переводе с киргизского означало что-то вроде «собака-призрак». Но начальник районной милиции товарищ Серикбай был пламенным борцом с предрассудками и всячески пресекал все попытки добавить Смирному чертовщины в репутацию. А история была в самом деле глупая.
В двадцать седьмом году Веру послали в Киргизию, строить каскад малых ГЭС на притоках Чу. Василий как всегда следовал за ней. На новом месте службы он быстро приобрёл авторитет среди подчинённых и пылкую ненависть местного криминалитета, давно спевшегося с басмачами. По всему выходило, что ловушку тогда готовили персонально для него.
Прибежал мужичонка, с грехом пополам говоривший по-русски, и сообщил, что бандит Кылычбек, ушедший от милицейской облавы днями, скрывается один в ущелье возле водопада. И даже обещал провести опергруппу. Но доехать  до места им так и не привелось. В самом узком месте ждала засада.
Смирного спасло только то, что за мгновение до залпа он наклонился, отцепляя от штанины колючую ветку барбариса. Курбаныча и Таалая застрелили наповал. А сам он выпрыгнул из седла и покатился вниз по курумнику , уходя из смертельной ловушки. Пули свистели поверх головы, но он находился в мёртвой зоне, недосягаемый для стрелявших. Оказавшись внизу, он побежал, оскальзываясь, по мокрым камням вдоль грохочущей на перекатах реки. Но когда миновал теснину, обнаружил, что сверху спускается довольно пологая тропинка. Голоса преследователей уже раздавались поблизости. Смирной вновь рванулся под скальную стену и внезапно увидел вход в пещеру, полускрытый кустами арчи. И без промедления скользнул в темноту, надеясь, что лаз окажется достаточно широким и глубоким, и что ему удастся найти место для обороны. Ружьё осталось у седла, а в нагане всего семь патронов. Стрелять надо было наверняка.
Его преследователи почему-то замешкались у входа. Он различил голоса, выговаривавшие по-киргизски:
- Жакшы жер эмес… каардуу рухтар!
Василию не было дела до духов, злые они или добрые. Но внезапно в темноте за его спиной послышалось угрожающее рокотание, явно исходившее из глотки живого существа. Милиционер чиркнул спичкой и увидел в глубине пещеры огромного корноухого пса местной породы, оскалившего клыки. Пёс был худой и облезлый, но даже при этом выглядел грозно.
- Спокойно, парень, - примирительно забормотал Смирной, медленно отступая к противоположной стене и не сводя глаз с собаки. – Я тебя не трону. У меня другие заботы есть.
Пёс продолжал глухо ворчать, но нападать не спешил. Между тем, положение выглядело безвыходным. Пещера оказалась слепой.
Преследователи быстро разобрались, куда он делся, нарубили факелов из арчевника и сунулись внутрь. Василий присел за камнем, выбирая цель. И тут пёс с хриплым рёвом кинулся на вошедших. Повалил того, кто был без факела,  и принялся трепать его, вцепившись в горло. Мертвое тело безвольно болталось. Остальные бандиты завопили и принялись беспорядочно палить, потом выбежали вон, оставив товарища. Василия не заметили, не до него им было.
- Ит түрүндөгү шайтан ! – доносилось снаружи, и в голосах слышался неподдельный ужас.
Простреленный десятком пуль алабай так и лежал на теле загрызенного бандита. Какое-то время он тяжело дышал, потом затих. Василий, разобравший по голосам, что противников осталось трое, осторожно двинулся к выходу, держа револьвер наизготовку.
- Спасибо, братец! – прошептал он, поравнявшись с издохшей собакой.
Когда он выпрыгнул из пещеры, паля из нагана, деморализованные бандиты не успели оказать сопротивление. Сам Кылычбек и его подручный пали тут же. А предатель-проводник бухнулся на колени, обхватил голову и истошно заорал, раскачиваясь из стороны в сторону:
- Кубулма-алабай! Аллах сактасын!
Тот случай оставил Василию память в виде ордена Боевого Красного Знамени и прозвища  с оттенком чертовщины, которое странствовало за ним по всему Союзу. Все подробности знала только Вера, от которой он ничего не смог бы скрыть. Да ещё тестю с тёщей рассказал, когда удалось приехать в отпуск. Анна Викторовна констатировала:
- Может это был и дух, но уж точно не дьявольский.
- И явно за советскую власть, - хмыкнул Батя. – Раз перевоплотился в Василия Степановича.

_____________
Примечания:
1. Копёр – сооружение над шахтным стволом, где установлен подъемник. Представляет собой вышку с блоками, через которые пропущены канаты, поднимающие клеть.
2. Бергалы – так в просторечье именовали в XVIII- XIX веках бергаеров – горнорабочих, рудокопов.
3. Курумник – каменная россыпь.
4. Плохое место, злые духи (кирг.).
5. Дьявол в образе собаки (кирг.)
6. Алабай-призрак! Храни Аллах!