Николай Ефремович обаял экономку и добыл адреса всех нужных ему свидетелей, сэкономив уйму времени. Начал он с того из посетителей борделя, который поспешил уехать, узнав о краже. Такая поспешность казалась подозрительной.

Господин Викулов занимал роскошный особняк на Гимназической улице, бывшей Театральной. Название поменяли, когда вместо храма искусства здесь построили учебное заведение. А театр, видимо, переехал в особняк. Таково было первое впечатление Николая Ефремовича.

Сквозь открытые окна доносился высокий штиль на самых высоких нотах:
- Одного лишь прошу у Господа – смерти, как освобождения от тяжких мук, терпеть которые не по силам слабой женщине!

Ответный лепет был едва слышен. Очевидно, ему отводилась роль невнятной ремарки, а не полноценного ответа.

- Нет, ты мне скажи, доколе? Доколе я, положившая все самое дорогое на алтарь супружеской жизни, должна мириться с отношением, которого не заслуживает даже самый убогий нищий, влачащий жалкое существование под чьим-то забором?

На этом месте Николай Ефремович решил, что с него довольно пафоса, и забарабанил в дверь. Наверху вскрикнули и, судя по звуку, приземлились в комфортный обморок. Бойцов бросил в распахнувшуюся дверь: «Полиция!» и прошел в просторный холл.
- Мне нужен Аполлинарий Викентьевич!

По лестнице навстречу ему скатился невысокий полный человечек, утирающий потную лысину. Антракт в посвященном ему скандале был ему явно необходим, так что даже сыщик был встречен с благодарностью.
- Чем могу, господин…
- Бойцов, Николай Ефремович. Мне нужно поговорить с вами наедине.
- Аполлон, кто там? – наверху показалась дама величественных пропорций в чем-то неописуемо кружевном.
- Мадам, вынужден прервать ваш супружеский тет-а-тет! Дело государственной важности.

И не дав мадам опомниться, Бойцов увлек за собой Викулова в пролетку, велев городовому ехать по второму адресу.
- В чем дело? – залепетала ошеломленная жертва.
- Прокатимся, Аполлинарий Викентьевич, - безмятежно сказал Бойцов. – Я вас потом высажу где-нибудь, подышите воздухом. Только к фрау Ландсман не торопитесь, там пока не до вас.

Викулов позеленел.
- Боже, я знал, что из этого выйдут одни неприятности!
- Если б я желал вам неприятностей, завел бы этот разговор в присутствии вашей супруги, - резонно заметил Бойцов. – Мне всего лишь нужно, чтобы вы подробно описали вчерашний вечер. Что видели, что слышали.
- Да, но ведь потом придется выступать в суде! – с несчастного опять градом катился пот.
- Не беспокойтесь, Аполлинарий Викентьевич, показания можно дать анонимно, - не моргнув глазом, сказал Николай Ефремович.

Несколько успокоенный, Викулов все же сомневался.
- Да что же я… я, собственно, ничего…
- Вы пришли в четыре и пробыли у Мадхен до трех утра, когда поднялся переполох. Что было слышно в коридоре? За стеной у Моники? Может, в окно что заметили?

Викулов замялся.
- Да вы поймите, господин…
- Николай Ефремович.
- Николай Ефремович, я к Мадхен прихожу… отдыхать.
- Понимаю.
- Да нет, я не в том смысле… Ах, как бы это вам… Словом, мы просто сидим, пьем чай, она вяжет, я рядом… Она ведь так немногословна, это просто дар небес! И всегда спокойна. Мелисса Прокопьевна, супруга моя, напротив… Ей нужны шум, блеск, гости, балы, а я… не создан, понимаете ли. Вот и прихожу к Моте отдохнуть душой.

- То есть, - мягко, но настойчиво сказал Николай Ефремович, - вы сидели в тишине?
- Да, если можно так выразиться.
- И должны были слышать то, что происходит за стеной.
- Позвольте, я не совсем понимаю…
- Стук, разговоры, проезжавшие пролетки?
- Признаться, на пролетки внимания не обращал. А за стеной там только Моника, тоже девушка тихая. По-моему, она прибиралась у себя, я слышал, она напевала. Такой приятный негромкий голосок, знаете ли, и всегда за работой напевает.
- А потом?
- К ней постучались, вроде бы мужчина, она с ним ушла. Дверь, помню, хлопнула, и она по лестнице каблучками зацокала, а он за ней такими тяжелыми шагами.
- Во сколько это было?
- Вот не скажу, на часы не смотрел. А больше ничего, как она ушла, совсем тихо стало.

Пролетка остановилась, городовой обернулся.
- Приехали, ваше благородие.

Николай Ефремович вышел из пролетки.
- Подвезти вас до дому, Аполлинарий Викентьевич?
- Нет, благодарю, я еще погуляю, - засуетился толстячок.
- Если что вспомните, приходите в участок.
- Всенепременно!

Значит, Моника ушла с мужчиной. Занятно. Николай Ефремович сделал мысленную зарубку и двинулся к следующему свидетелю.