Прошло совсем немного времени, и Анна проснулась. Короткий сон окончательно привел ее в себя. Смятение, путаница, ночное безумие остались в немыслимо долгом вчера. Сегодня все было предельно ясно, как летнее утро за чисто вымытым окном.
Штольманы собирались на службу. Анна причесывалась, стоя перед зеркалом. Гребень мерно оглаживал густые волосы. Яков подошел и встал у нее за плечом, поправляя воротник рубашки. Анна убрала волосы за спину, отложила гребень. Глядя в глаза отражению мужа, сказала:
- Штольман, я должна попросить у тебя прощения.
Он молча ждал.
- Я не должна была обманывать тебя. И все, что я говорила потом… Прости.
Анна на минуту смолкла, потом продолжила:
- Не знаю, что на меня нашло. Мне даже в голову не пришло, что ты… что это был такой прием. Я не могла не отпустить мальчика, я так боялась за него. И еще мне стало страшно, что еще немного – и я не смогу относиться к тебе по-прежнему.
Штольман серьезно смотрел на нее из зеркала.
- Мне казалось, что я говорю не с тобой. Твой взгляд, твои слова... Таким я тебя не никогда не видела. Если бы ты был всегдашним, я бы отозвала тебя, попробовала разубедить. Не знаю, что на меня нашло, но я просто не узнавала тебя.
- Я тоже не ждал от тебя такого. Никак не думал, что ты можешь… Но, возможно, ты поступила правильно. Чем дальше от нас мальчишка, тем лучше.
Она повернулась к нему. Теперь между ними не было никаких преград, даже зеркальной.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Я был не в себе. И ты была не ты.
- Наваждение? А при чем здесь мальчик?
- Может, дело как раз в нем? Или в его суме?
Анна побледнела.
- Почему ты так уверен в этом?
- Мы оба зашли слишком далеко. Ты и сама это поняла. Иначе бы теперь не просила прощения.
- Но мы были вместе! Когда мы вместе, наваждения рассеиваются!
Яков пожал плечами.
- Может, мы ошиблись в своих предположениях. Или на этот раз морок был слишком сильным, потому что его источник был рядом. У меня есть догадки на этот счет, но лучше мы поговорим о них позже.
Анна растерялась.
- Мы впервые оказались под властью наваждения вместе, - продолжал Яков. - Я даже не помню, что делал после того, как ты ушла.
- И я…
- Только вечером подумалось, что все было… слишком. Когда я допрашивал цыганенка…
- Ты угрожал всерьез?!
- Не знаю… Я был вне себя… усмешка эта его наглая… может, и пошел бы до конца. Я словно чувствовал, что вправе. Мне даже хотелось перейти границы. Ты не дала мне этого сделать.
- То, что ты собирался сделать, еще и незаконно?
- Закон развязывает руки тем, кто его охраняет. Нам позволено многое. Бьют и подозреваемых, и виновных, по приговору и без. Потому-то мальчишка так испугался – он знает, как здешние городовые поддерживают порядок. Но сам я никогда не прибегал к таким мерам.
- И если бы это произошло, ты бы… перешел личные границы? Изменил себе? Стал другим?
Яков смотрел на нее не отвечая. Анна поежилась. Ей стало холодно при одной мысли о том, что могло произойти в таком случае.
- Я не держу на тебя зла за обман, быть может, он был даже спасительным, - сказал он, наконец, - но кое-что я должен тебе объяснить. Я виноват, это нужно было сделать сразу.
Штольман прошелся по комнате, поправляя манжеты.
- Ты не имела права отпускать задержанного. На служебном языке это называется «превышение полномочий».
Анна прикусила губу.
- У тебя нет полицейского чина, однако ты служащая. И моя подчиненная. Теперь я отвечаю за тебя больше, чем когда-либо.
- Я подвела тебя, - с трудом выговорила Анна. – Прости, даже представить себе не могла…
Яков подошел к ней, взял ее руки в свои.
- Аня, ты все еще мыслями в Затонске. Здесь все иначе. Прошу тебя, советуйся со мной хотя бы взглядом, прежде чем… вмешиваться.
- А если я снова буду не в себе? Если не пойму, не вспомню?!
Он чуть коснулся губами ее пальцев и выпустил их.
- Не будем отчаиваться.
Анна прижалась лбом к его плечу. Он ласково коснулся ее волос.
- Ты же научилась как-то отстранять наваждения?
- Да, те, что приходят со стороны, - ее голос звучал глухо. – Вихрь, всадник, колодец. Но их я вижу, чувствую. А в тот момент, когда наваждение овладевает мной, я не сознаю этого!
- Придется научиться, - сказал Яков. – Для начала - я буду твоим зеркалом. А ты моим.
Анна отстранилась и посмотрела ему в лицо.
- Ты заметила вчера, что я стал… чужим. Если это случится снова, подай мне знак. Возьми меня за руку.
Анна отвела глаза.
- Я поняла, что многого о тебе не знаю.
Яков нетерпеливо повел головой.
- Ты знаешь довольно, чтобы почувствовать неладное. Возьми меня за руку, чтобы не случилось непоправимое.
- А вчерашнее?
- Все можно исправить. Если только ты не обижена на мои слова всерьез…
Анна покачала головой.
- А ты?
- Нет. Нельзя упрекать тебя в случившемся. Это был морок.
- Что будет со службой?
Штольман усмехнулся.
- Я найду, что ответить на вопросы начальства. Никому другому отчитываться не собираюсь. А большего, надеюсь, ты себе не позволишь.
Анна глубоко вздохнула.
- Значит, теперь, если ты увидишь, что я веду себя вздорно или нелепо…
- То есть даже хуже, чем обычно…
- Штольман!
- Я просто возьму тебя за руку, Аня. Вот так.