Медовый час

«Вдруг повеяло прохладой, будто не было жары,
В небесах над летним садом разноцветные шары,
Серпантин летит с балконов, и печаль уносит прочь.
Неужели можно дома усидеть в такую ночь?»
(Из сценария мюзикла «Тень». «Звонко скрипочка играет…». Автор сценария и песен — Ирина Югансон).

Удивительно, но сегодня именно он проснулся первым. Утренний свет заполнял комнату, но плотные шторы делали его рассеянным и мягким, не позволяя прямым лучам беспокоить обитателей комнаты. Анна крепко спала, положив голову Штольману на плечо. Дыхание ее было ровным и тихим, но волнистые пряди своевольно разметались по смятым подушкам и одеялу, весьма прозрачно намекая на то, что брачная ночь выдалась далекой от покоя. Теперь он даже не мог вспомнить, когда и как они оба заснули. Точно жаркая волна единым движением вынесла их на берег, и тут же вновь накрыла собой, но теперь даря тишину и ласкающее тепло.

Брачная ночь. Не покрытая тайной, словно нечто украденное и опасное. Свободная от подспудной вины и горечи. Их, законная и правая. Как и последующая жизнь. И пусть Анна Викторовна была готова делить с ним все, и позор в том числе, но какое счастье, что подобный расклад им удалось смахнуть прочь с игрального стола. И перетасовать, переложить карты по-своему. Штольман чуть шевельнул пальцами правой руки. Тонкое, гладкое и прочное, обручальное кольцо было на месте.

«Бессильны чьи-то злоба, зависть, месть.
Ведь главное — мы друг у друга есть…»*

Вспомнились строчки из удивительного сонета Анны Викторовны, обезоруживающе искреннего и светлого. Как и она сама.

Жена вздохнула глубоко, прижалась теснее, потерлась щекой о его плечо. Улыбнулась чему-то и открыла глаза. Всмотрелась в лицо Штольмана, и уже привычным, но каждый раз вызывающим замирание души жестом очертила контур его брови, провела по щеке…

«Отдохнуть вам надо…»

Воспоминание вызвало целый вихрь определенных чувств и желаний. Однако вслух Анна неожиданно произнесла совсем другое:

- Ну вот… Я все на свете проспала…

- Что же именно? – поинтересовался Штольман, накрывая ее ладонь своей.

По его мнению, в том, что происходило ночью, они оба приняли весьма деятельное участие, ничего не упустив. И теперь имели все возможности продолжить. Но пальцы Анны легко сбежали прочь, и тут же коснулись его губ, точно призывая к молчанию.

- Если бы тебе было нужно на службу, я бы не смогла тебя разбудить, - объяснила госпожа Штольман.

Он быстро целует ее руку, заставляя наложенную было печать немоты растаять. Аня гладит его волосы, тянется ближе к его лицу.

- Сегодня служба точно обойдется без меня, - между выдохами сообщает он, - и еще несколько дней. Отпуск…

Если, конечно, не случится ничего из ряда вон выходящего.

- А потом? – в синих глазах пляшут смешинки, - раз и я превращаюсь в настоящую засоню?

- Поручим утренний сигнал пробуждения Пушкину? - предлагает Штольман.

- Он может, - соглашается Анна, - и усыплять, и будить.

- Вот с усыпление, думаю, мы справимся сами!

Взаимные доказательства этого факта затягиваются. Но заснуть еще раз все равно не удается. Потому что о себе молодоженам напоминает весьма прозаическое чувство голода. Анна, вновь смутившись, быстро выскальзывает из-под одеяла, набрасывает пеньюар, и, не оборачиваясь, подходит к зеркалу – будто бы только для того, чтобы привести в порядок волосы. Супруг – уже в халате, присоединяется к ней через пару минут.

Подзеркальный столик украшает давно осыпавшаяся еловая ветка с шишками, и яркие алые гиацинты в горшочке. А также – единственная пока фотография, на которой сыщик Штольман и барышня Миронова изображены вдвоем.

- Здесь еще должна стоять банка варенья, - улыбнулась Анна, перехватив его взгляд, - и сидеть Пушкин. Но варенье я уже съела … Остальное ушло на пирог. А Пушкин гуляет где-то сам по себе, и даже будить нас сегодня не захотел.

- Я ему за это очень признателен, - хмыкнул Штольман, - но насчет «гулять» всецело поддержу идею. Разрешите пригласить вас на прогулку, Анна Викторовна? После завтрака, разумеется.

Она повернулась, внимательно всмотрелась в его довольное лицо, узнавая и хитрый прищур, и загадочную многообещающую улыбку, после чего обличительно подняла палец.

- Вы что-то задумали, Яков Платонович!

Ее сперва перехватили за руку, потом за талию, и пояснили куда-то в затылок, прямо в волосы, которые она так и не успела прибрать:

- Нам нужна еще одна фотография. Эта была сделана после Рождества, а на дворе апрель.

Конечно, он прав. И почему она сама об этом не подумала, еще при подготовке к свадьбе? Впрочем, нет, вчера визит к фотографу был бы явно лишним. А мысли в голове крутились вокруг одного – только бы уже ничего не помешало венчанию! Чтобы никакой … чертик из табакерки не выскочил. Зато сегодня, когда все позади, и время течет так сладко и медленно, вполне можно запечатлеться на снимке. Такими, какими они были вчера.

- Ох, - поверх плеча Штольмана она посмотрела на ворох белого шелка на полу, впервые до конца понимая, почему невесты так оберегают обычно свадебные наряды.

Нет, Анна сумела его не испачкать, но сброшенное вечером в нетерпении, платье, разумеется, измялось. И надеть его сегодня к фотографу невозможно. Ничего ужасного, конечно, она же сама сказала недавно маме, что «это всего лишь платье». Но было немного обидно. Точно картине их счастья недостает маленького, но важного штриха.

Хотя… Анна перевела взгляд чуть в сторону и тихонько фыркнула. Костюм мужа вчера тоже снимали без всякой деликатности. Кроме того, вслепую добираясь до кровати, они, судя по всему, еще и потоптались на брючинах и рукавах. Так что, целиком воссоздать для снимка венчальный вид сегодня не сможет ни один из Штольманов.

- Это так важно? – вскинул брови Яков, - тогда мы можем сегодня просто договориться с господином Беляевым о визите.

- Ничего, - тряхнула головой Анна, - я хочу много-много фотографий с тобой. И сегодня. И после, в свадебных нарядах, когда они будут в порядке. И потом…

- В таком случае, нам как можно скорее нужен свой аппарат, - сделал вывод Штольман.

- Такой же, как у приятеля Кречетовых! – объявила ему супруга, - чтобы я тоже могла легко фотографировать. К тому же, - добавила она с преувеличенной серьезностью, - у него очень подходящее название – «детективный»!**

- Действительно, - криво усмехается сыщик, - уследить за нашим семейством под силу только детективной камере.

***
До фотоателье доехали на извозчике – показательно бродить по городу особого желания пока не было. А для их первой семейной прогулки куда больше подойдет парк. Но сперва хотелось прояснить вопрос с фотографией. Проезжая мимо соседского особняка, Анна нахмурилась и отвернулась. Дом, разумеется, ни в чем не виноват. Теперь им официально владеет Ольга Матвеевна Вернер, но это никак не могло заслонить зловещую память о позапрошлом его хозяине – князе. Да и несчастный Клюев добавил в летопись красивого богатого здания несколько черных страниц. Что же должно произойти, чтобы особняк избавился от подобного наследства? Кому это будет под силу? Им – наверное, но…

- Не хотела бы я здесь жить, - пробормотала Анна, - никогда и ни за что!

- Пусть и не надеется, - материалист Штольман кивнул, прищурившись, глядя на бывшее обиталище Разумовского таким взглядом, от которого стены вполне могли бы задымиться.

Особняк скрылся за поворотом – пустой, замерший, будто бы заледеневший. Несмотря на почти целиком свободную от снега подъездную аллею, и первую робкую зелень на газонах. Плохо быть никому не нужным, даже если ты – дом. Но быть нужным негодяю, это еще хуже.

- Анна Викторовна, - над самым ухом предостерегающе произнес любимый голос.

Она вздохнула, отгоняя столь несвоевременные сейчас тревожные мысли, и придвинулась к мужу. Хотя, казалось, что находиться еще ближе просто невозможно.

Город нынче принимал их … спокойно. И это было великим благом. Может быть, свадьба оказалось тем пределом, достигнув которого, лопнул мыльный пузырь чужого любопытства? Остались лишь мокрые скользкие хлопья, которое не смогут более раздуваться, а просто впитаются в землю, или сами собой высохнут на солнце. Они со Штольманом теперь – обычная семейная пара, благопристойная, и вовсе неинтересная обывателям… Анна искоса посмотрела на мужа, представила себе их дальнейшую жизнь, там, за пределами «медовых» дней. И поняла, что с выводами поторопилась, но это не огорчило, а скорее развеселило ее. Будут о них говорить… Ох будут!

Ну и пусть. Зато никто теперь не разлучит Якова и ее. И никакая непростительная вина не ляжет более на их совесть.

Как раз перед Штольманами фотоателье покинуло большое шумное семейство, успевшее, судя по всему изрядно заморочить голову господину Беляеву, и загонять его помощника. На звук дверного колокольчика оба обернулись с похожим выражением ужаса на лицах, который не успели скрыть.

- Анна Викторовна! – в голосе Беляева слышалось искреннее облегчение, - господин Штольман. Очень рад вас видеть у себя. Надеюсь, визит связан с моей профессией, а не с вашей?

Юра, помощник фотографа, воспринял его последние слова, как намек, и что было силы замотал головой отрицая свою причастность к любому возможному профессиональному интересу следователя.

Анна успокаивающе посмотрела на юношу. Наверняка происшествие с камерой фотографа Тимофеева не прошло даром. Посидев тогда несколько дней за решеткой, Юра вернулся к хозяину, и теперь всеми силами старался доказать, что поручился тот за помощника не зря. Хорошо, когда человеку дается возможность вернуть себе – себя. И он ее не упускает.

- День добрый, господин Беляев, - приветствовал владельца ателье Штольман, - мы хотели сфотографироваться – с супругой, - его взгляд на этом слове заметно потеплел, -  когда это возможно устроить?

- Да хоть сейчас! – сделал приглашающий жест Егор Кузьмич, - следующие клиенты придут только через час. Так что … Юрка, не стой. Ну-ка, единым духом!

Помощник сорвался с места, и начал торопливо поправлять задник, изображающий пасторальный уголок сада. Предыдущие посетители видимо, изрядно подпортили идиллию. Теперь же ей выпала честь стать фоном для четы Штольманов.

«Детективную камеру» Беляев так и не приобрел, поэтому процесс фотографирования оказался не столь быстрым, как на елке у Кречетовых. Но даже длительное время удерживать улыбку на губах не казалось трудным, и радость на лице не вызывала ощущения приклеенной обязательной маски. Анна действительно ощущала счастье – глубокое, настоящее, захватившее ее целиком. Ее счастье стояло рядом, и она крепко держала его под руку, уносясь мыслями то в сбывшееся наконец вчера, то в неизведанное пока, но интригующее завтра. Повернуть голову было нельзя, но она и так знала – Штольман старается выглядеть невозмутимым, но у него наверняка это не слишком получается. Как в те далекие дни, когда она влетала в кабинет с новым сообщением из мира дУхов. А суровый сыщик почти всегда откровенно сиял ей навстречу.

И все-таки без профессиональных вопросов со стороны Штольмана тоже не обошлось! Только касались они фотографии, а не расследования. Нужен, очень нужен им свой фотоаппарат. Якову так нравится это занятие, да и здорово будет завести семейный альбом, иллюстрируя снимками их долгую счастливую жизнь. Для детей, внуков и правнуков…

Разговор был прерван появлением следующего клиента. Поблагодарив Егор Кузьмича, и уточнив, когда можно будет получить фотографии, Штольманы покинули ателье. День был в самом разгаре, ясный и солнечный. Самое время для неторопливой семейной прогулки.

Однако добраться до парка им сегодня было не суждено. Из-за угла выехала полицейская пролетка, в которой сидел Коробейников.

- Что случилось, Антон Андреевич? – первым окликнул его Штольман.

Возница натянул поводья. Коробейников встрепенулся, увидев друзей, но почти сразу вновь сделался серьезным.

- Наследников князя Мещерского обокрали, - ответил он, - а рядом мальчишку видели, из школы Веры Николаевны.

Не сговариваясь, Яков и Анна одновременно шагнули вперед. Замерли, посмотрели друг на друга… Несколько секунд поспорили – без слов. После чего Штольман помог жене забраться в пролетку, и устроился на сиденье сам.

- Поехали, - кивнул он не то обрадованному, не то виноватому Коробейникову.
Ну какой у них может быть медовый месяц, даже день – и без расследования? Хорошо, что покамест, кажется, без трупа.

_____________________________

*Полный текст сонета - в Главе Семидесятой "Свет".

** См. Главу Пятьдесят Восемь "Желание", и сноски к ней.

Продолжение следует.