Благородное общество

"Мы рассказали, как могли
Всего лишь старенькую сказку
Добавив к ней немного красок
И пару-тройку новых лиц..."
(Из песен к спектаклю театральной студии ДВОК «Пенаты» «Тень». «Финал». Автор стихов — И. С. Колечкин)

- Я получила сегодня письмо от Ольги Мицкевич, - печально сказала Анна, - она желает нам счастья, и приносит самые искренние извинения. Но на приеме быть не сможет. Они с отцом уезжают за границу. Александр Николаевич болен …

- Да, - кивнул адвокат Миронов, - вся эта история его изрядно подкосила. Человек, которого ты считаешь другом – расчетливый убийца, ради выгоды обхаживающий твою дочь …

Неприятная аналогия пусть и не высказанная вслух, явственно обозначилась в воздухе, будто серая туча на горизонте. Преступник, принятый в доме если не как друг, то уж точно как уважаемый благородный человек, настойчиво добивается руки девушки. Родители которой искренне считают этот союз наилучшим выходом.

- Я мало видел Ольгу Александровну, - заметил Петр Иванович, - но смею сказать, привлечь внимание она может и сама по себе. Хотя это не сильно меняет ситуацию, если учесть, что кандидат барышне категорически не нравился, и выбор ею уже был сделан.

Схожесть ситуаций проступило резче. Туча прямо-таки налилась чернотой.

- Витя, помнится, господин Мицкевич приходил …  по поводу наследства дочери, - торопливо заговорила Мария Тимофеевна, - тебе удалось ему помочь?

- Да, - коротко ответил Виктор Иванович, - но от волнений это его не избавит. Дело-то не только в деньгах.

«Вокруг тебя нет никого, кроме твоих дУхов …». Но чем лучше, когда рядом чужой, нелюбимый человек? Не столь страшно просто одиночество, как одиночество вдвоем.

Виктор Иванович нахмурился, отгоняя болезненные воспоминания. Вот ведь накатило – и совершенно не к месту!  Слава Богу, его Анна избавлена от подобной участи. Их с Машей юная неопытная девочка еще пять лет назад душой поняла, кто есть ее настоящий избранник. Теперь они вместе и счастливы. А они, родители, могут быть спокойны – Штольман Анну никому в обиду не даст – ни людям, ни дУхам.

Сыщик слушал разговор с абсолютно непроницаемым лицом. Только на расстроенную Аню бросил короткий, тревогой наполненный взгляд. Она, точно услышав мужа, тоже посмотрела на него и постаралась улыбнуться.

- Вот и я уже Аннушке говорила – за своих детей всегда волнуешься! – вздохнула Мария Тимофеевна.

- Я как раз недавно думала, как это трудно – быть родителями, - призналась Анна.

- Теория – это все равно теория, - заметил дядюшка, – а вот практика…

Анна и Штольман снова переглянулись.

- До практики, Петр Иванович, нам совсем недалеко, - решительно объявил сыщик.

- Папа, дядя, - вмешалась Анна, - в сентябре у нас … Мы … Вы станете дедушками.

И выдохнула резко, радуясь тому, что все тайны, наконец, остались позади. А вот позабытая всеми туча, кажется, приблизилась, пугая грозовыми отблесками. Как Анна и предполагала, некоторый математический подсчет позволил отцу понять куда больше, чем требовалось для его спокойствия. Эх, подумалось ей, при таком разговоре бумага – свидетельство о венчании - совсем не лишнее. Как напоминание, что волноваться особенно уже и не о чем. Опять она не подготовилась, и все получилось вдруг, и с бухты-барахты!

Виктор Иванович почувствовал, как волной подступает гнев, слепой и обжигающий. Вызванный слишком хорошо знакомым пониманием того, что дочь опять оказалась на краю, под ударом. Что ее не уберегли, не защитили ни родители, ни другой, ворвавшийся в жизнь его девочки человек. Который смотрит сейчас прямо и очень спокойно. Как в те дни, когда уже после дуэли встречал на улице Тень адвоката Миронова.

- Хорошо же, верно, Витя? – словно сквозь туман пробивается к нему голос Маши, в котором слышится радость, может быть, несколько преувеличенная, нервная даже, но искренняя.

А ведь она вовсе не удивлена. Значит, уже знает какое-то время. В памяти сразу всплыли странные оговорки жены накануне Аннушкиной свадьбы. А еще – вечер, когда Маша явно порывалась запустить в направлении судебного следователя чашкой. В этот момент Виктор Иванович понял, что и сам с силой стискивает в руке вилку. Что же, тоже вполне можно запустить, сабли все равно поблизости не имеется.

А, собственно, зачем она ему?

Не так уж и давно они беседовали с Машей о возможных внуках. Сердце болело тогда, стоило подумать о том, что Анины дети могут остаться незаконнорожденными. Ведь дочь все равно была бы женой своему сыщику – пусть и невенчанной. По сравнению с подобным вариантом, рождение ребенка несколько раньше установленного правилами срока после свадьбы вообще никого волновать не должно!

А те, кого волнует, могут идти … далеко. И лучше бы – молча.

Вилка, робко звякнув, падает на стол. Окаменевшие челюсти разжимаются. Наверное, он даже сможет сейчас улыбнуться. Вон как встревоженно смотрит Аня. И Маша переживает из-за его реакции. Хотя, что уж такого сверхъестественного произошло? Его дочь замужем, ожидает ребенка …

- Мне кажется, за это надо выпить, - откашлявшись, заявляет Петр.

Извлекает из недр буфета коньяк, и водружает бутылку на стол.

- И не только за это, - продолжает он, - Весть, безусловно, радостная, Аннетт, но нервы у присутствующих здесь все-таки не железные!

Удивительное дело, но Маша даже не пытается возражать. Кажется, лекарственные качества коньяка она за последние месяцы сумела оценить.

***

Задуманный Анной прием в честь уже состоявшейся свадьбы можно было счесть каким угодно – странным, неправильным, ни на что не похожим, но уж точно не скучным. Эдакий мир в миниатюре собрался сейчас в гостиной особняка на Царицынской, вернее, те его представители из разных слоев, которые заслужили искреннюю симпатию «барышни на колесиках». Происхождение и богатство этих счастливцев никакой роли не играла. Но, видимо, что-то объединяло их, позволяя общаться не только с молодоженами, но и друг с другом.

Штольман окинул взглядом комнату и покачал головой. Ноев ковчег! Полицмейстер и егерь, вдова прокурора и молоденькая медицинская сестра. А еще начальник сыскного, почтовый служащий, хозяйка школы – княжеская дочь. Главный доктор и выпускник Учительского института. Да, Егор Фомин тоже был приглашен, и конечно, не смог отказать Анне Викторовне. Сперва он держался скованно, но стоило Анне завести речь о его работе, тут же рядом возникли Вера Николаевна и Мария Тимофеевна, к ним неожиданно присоединился Петр Миронов, и очень скоро их беседа превратилась в выездное заседание «Педагогического общества». Егор говорил мало, но не от робости, а скорее, вследствие привычки и характера. Слова – свои и собеседников, он тщательно обдумывал, с выводами не спешил, но уж если решил что-то, переубедить его было непросто. Анна незаметно отошла в сторону, и с улыбкой направилась к мужу. Но была перехвачена Николаем Васильевичем и Ольгой Матвеевной. Штольман решительно шагнул вперед, не намеренный более длить пусть и краткую, продиктованную вежливостью разлуку. Впрочем, и полицмейстер, и госпожа Вернер ничего не имели против, в очередной раз пожелав счастья обоим супругам одновременно. После чего речь зашла о Зое и Грише, было произнесено имя Цезаря, на который, точно на сигнал трубы среагировал стоявший рядом Коробейников. И державшая его под руку Валя Крушинникова. Влияние мышей на подрастающее поколение в данном случае заинтересовало всех, а излечение с помощью животных детской тоски – еще и Александра Францевича.

- Кажется, вы были правы, - сказал Штольман, уводя Анну в сторону, - родство по линии котов и мышей существует, и связывает весьма крепко.

- Это еще Пушкин не вырос, и не завел … потомство, - засмеялась она, - представляете, сколько у нас будет родственников, когда по всему Затонску начнут заводить рыжих «лечебных» котят.

- Мяя!

- Легок на помине, - усмехнулся Штольман.

Пушкин, возникший точно из ниоткуда, подходить почему-то не спешил. Наоборот, делал несколько шагов назад, оборачивался, и снова мяукал.

- Кажется, он зовет нас куда-то! – Анна без раздумий направилась к двери, стараясь не привлекать внимания гостей.

Сыщик, разумеется, последовал за ней. Пушкин заслуживает доверия, но и с ним отпускать Анну Викторовну одну может быть чревато.

Котенок вывел хозяев в переднюю, подождал когда они, заинтригованные его поведением, накинут верхнюю одежду, после чего шмыгнул на крыльцо. Бойко сбежал по ступеням, дальше - по аллее до самых ворот. В сгущавшихся сумерках было видно, что возле решетки стоит какая-то женщина. Пушкин бесстрашно подошел к ней, и снова мяукнул. Женщина совершенно по девчоночьи ойкнула, присела, и просунув руку сквозь прутья, осторожно коснулась кошачьей спины.

- Вечер добрый, - произнес в этот момент Штольман.

Женщина вздрогнула, подскочила и выпрямилась, глядя на подошедших. Из-под простенькой коричневой шляпки испуганно блеснули глаза, выражение которых почти сразу сделалось растерянным, изумленным и … счастливым.

- Ох, барышня … - выдохнула гостья, глядя на Анну Викторовну.

- Лиза! – ничуть не менее радостно воскликнула госпожа Штольман.

… Объяснения мадемуазель Жолдиной были горячи, путаны и многословны, но в итоге сводились к одному:

- Я ведь сегодня вернулась, Анна Викторовна, и просто не могла, вы не сердитесь, не могла мимо пройти. Дай, думаю, постою, а вдруг увижу! Я же в газете прочитала, я поздравить вас хотела, барышня! Ох, простите, госпожа Штольман!

Прижав руки к груди, она посмотрела на сыщика округлившимися глазами. Робость и восхищение отчаянно боролись в ней, и первое проигрывало по всем фронтам.

- И-ии вас поздравить, господин Штольман! С тем, что вы живы, и что вернулись, и что… Всех победили, и женились на Анне Викторовне! – на одном дыхании выдала Лиза.

- Благодарю, - ответил он.

Анна чуть сжала его руку, и бросила выразительный взгляд: «Ну Яков Платонович!».

- Спасибо, Лиза! Я очень рада тебя видеть. Как ты? Откуда?

Мадемуазель Жолдина вдруг нахмурилась, расправила плечи, и уже гораздо тише произнесла:

- Вы не думайте, Анна Викторовна. Я больше не ... Не та, которую вы знали. Я работаю ... в газете, истории пишу, по-настоящему!

Откровения Елизаветы Тихоновны походили на сказку, но и лжи в ее словах не ощущалось. Сохранять спокойный тон долго она не смогла, то всхлипывала опять, то пылко благодарила. И Анну, и его самого. Честно говоря, столь пламенной и несуразной речи о своем благородстве Штольман никогда не слышал до сих пор, и очень надеялся, что более не услышит. Нет, определенно, мадмуазель Жолдина не лжет, с таким талантом - только романы и сочинять, дабы до глубины души впечатлить публику.

- Лиза, - остановила ее Анна, - я всегда знала, что у тебя все будет хорошо. Что ты сможешь жить иначе.

- Если бы не вы, - серые глаза Елизаветы Тихоновны снова заблестели, а голос зазвучал проникновенно и страстно, - ничего бы не было! Это вам я поверила, что я - человек.

И, смутившись наконец по-настоящему, она отвернулась, и быстро зашагала прочь, больше всего опасаясь проснуться, и увидеть себя задремавшей над картами в доме с мутно-розовыми шторами.

***

Лиза шла по вечернему Затонску, выбирая улицы потише, опасаясь расплескать посетившее ее вдохновение. Встреча с Анной Викторовной и Штольманом словно подняла молодую журналистку над землей. Они - существуют! Они - такие же, как были. Они - вместе! После всех страданий и разлук. И пусть их счастье сияет путеводной звездой, помогая тем, кто заплутал во тьме горя и разочарования. Потому что ...

- "Герой стряхнул цепи, державшие его в плену, ибо любовь и вера его возлюбленной дала ему силы, - произнесла она вслух, - даже каменная кладка жестокой тюрьмы не могла стать препятствием. Он шагнул в мир, возвращая ему ... возвращая ..."

Лиза замялась, пытаясь подобрать слова. Герой в ее воображении тоже замер на пороге темницы, не решаясь переступить порог, раз неизвестно, к каким последствиям это может привести.

- "Возвращая миру честное слово и благородное имя, незамаранные изменой и слабостью ..." - подхватил вдруг другой голос.

Звучал он несколько скрипуче, но Лизе в этот момент показался музыкой сфер.

- "Красавица шагнула к герою, ведь именно к нему рвалось ее любящее существо все эти годы, - продолжала она, - одиночество не могло остудить ее душу, а клевета - отравить чистое сердце... И тогда ..."

- "Герой прижал ее к груди, произнося единственное имя, и потрясая пучком сброшенных цепей, грозя любым порождениям зла, кои могли бы покуситься на его избранницу. Он одолеет их всех ... Но зло боялось даже подать голос, и ..."

- "Губы их рванулись друг к другу ..."

Где-то громко залаяла собака. Мужчина и женщина точно проснулись. Посмотрели внимательно друг на друга.

Когда-то они уже были знакомы.

Но теперь им предстояло знакомиться заново.

Алексею Егоровичу Ребушинскому и Елизавете Тихоновне Жолдиной.

____________________________________

Продолжение следует.