Будка была крохотная. В ней умещались дощатый топчан и маленький табурет. Зато окно распахивалось широко, под ним даже имелось нечто вроде откидной полки-ставня. Здесь можно было работать на свету и на виду у заказчиков: починять обувь или одежду, паять-лудить и так далее.

Сейчас полка была поднята, а хозяин будки растянулся на топчане. Гостю, вооруженному пистолетом, он не удивился. Внимания тоже не уделил, разве что перевел взгляд с потолка на вновь прибывшего. Штольман присмотрелся к лежащему и опустил пистолет.

Молодой большеглазый мужчина, глаза и волосы темные, крупные губы и нос. Пожалуй, что хорош собой. Но какой-то вялый, равнодушный, неопрятный. Щетина вылезла, штаны пыльные, общий вид неухоженный.
- Бахрам Мирзоев?
- Я.
- Собирайся, пойдешь с нами.
- Куда?
- В отделение.

Бахрам снова уставился в потолок.
- Не пойду. Поговорить и здесь можно. А забирать меня нельзя, закон не нарушаю.
- Стало быть, говорить не боишься, а участка опасаешься? – спросил Штольман, пряча пистолет. Он подтянул к себе табурет, присел. Алешке, которые беспокойно заглядывал в дверь, но войти не мог по причине тесноты, приказал смотреть в оба.
- И Бриг пусть сторожит, и сами поглядывайте – вдруг кого заинтересует наш разговор.

Булатов козырнул и скрылся из виду.
- Рассказывай.
- О чем?
- Не о чем, а о ком. О желаннике.
- Бабские сказки. Нет никакого желанника.
- Тогда о камнях поговорим. Ты ведь камнерез?
- Да.
- Любую надпись по заказу можешь сделать?
- Да.
- На русском, на других языках?
- Да.
- И заклятие на камне тоже, значит, вырезаешь по заказу?
- Я по-персидски не могу.
- Откуда же знаешь, что заклятие было на персидском?

Бахрам опять перевел взгляд на Штольмана и оскалил зубы в невеселой улыбке.
- Подловил, значит. Ну сделал я камень, сделал. Что теперь?
- Для кого?

Бахрам замолчал, отвернулся.
- Тогда я тебе расскажу, - вкрадчиво начал Штольман. – Восемь лет назад ты дал слово светловолосой девушке, но слова не сдержал – женился на другой. Сын у тебя, новая жизнь. А та без тебя жить не захотела. Ушла из дому, пропала. Нашелся человек, который рассказал тебе о ее судьбе. С тех пор ты у него на крючке, что велит, то и делаешь. Потому что умерла она, а в ее смерти виноват ты!

Последние слова прозвучали резко, как выстрел. Бахрам так и взвился. Куда только делась прежняя апатия! Жгучая ненависть плеснулась в горящих глазах, зашипела в глотке, сверкнула на острие обнаженного ножа.
- Молчи, фараон! Молчи!

Штольман медленно поднялся с табуретки, выпрямился, почти касаясь головой потолка. Свободного пространства в будке почти не осталось – только он, Бахрам и ненависть.
- Дальше-то что? – спросил Яков Платоныч, словно не замечая ножа. – Что дальше? Меня убьешь, мальчишку тоже придется. Собаку заодно прирежешь. Твоему хозяину только того и надо. Чем больше зла, тем ему слаще.

Бахрам тяжело дышал, выставив перед собой нож. Руки дрожали, на лбу выступила испарина, но он был готов атаковать.
- Ты служишь ему, а он людей губит. Авдотью убил, сестру Марии.

Бахрам испустил страшный крик и кинулся на Штольмана. Яков Платоныч чуть отклонился. Отмахнулся левой рукой. Бахрам выронил нож, ушибленная кисть бессильно обвисла. Удар правой под ложечку окончательно охладил пыл нападающего.
- Яков Платоныч!
- Не беспокойтесь, Алекс!

Штольман подобрал нож, подтолкнул Бахрама к тахте, сам опять сел на табурет.
- Выходит, ты за свое прошлое расплачиваешься чужим будущим. Остановить надо твоего хозяина, а не помогать ему.

Бахрам наконец отдышался.
- Остановить, говоришь? А как? Должник я его за свой грех.
- Что же, все грешники у него в должниках?
- Таких, как я, поискать! Я ведь из любви, из жалости… Я ведь не бросал ее! Не врал ей! Я жениться хотел, даже креститься обещал. Нельзя православной за правоверного идти! Все, все я готов был ей отдать, от всего отказался бы – от веры, семьи, денег!

Он опять задохнулся. Штольман молча ждал.
- Отец тогда… Позвал, говорит, Джамиля понесла. Его друга дочка. Сказал, сам знаешь, что теперь с ней сделают, когда грех себя окажет.  Спаси ее. Пойдем к мулле, никях устроим. Для всех ты будешь ее муж. Только тебе могу довериться, сказал. Ты не обманешь, не проболтаешься. Я говорю: «Отец, другую люблю». Он руками замахал. Дашь потом Джамиле полный развод и женись, на ком хочешь.

Лицо Бахрама исказилось, он сел, обхватив голову руками.
- Дурак я был, дурак! Джамилю пожалел, а ни о чем не подумал, не спросил! Марии письмо написал, что уезжаю ненадолго, не сказал, куда. Зачем, думаю, беспокоить. Думал, быстро обернусь, за неделю. Сразу после тоя назад. А меня с Джамилей в далекую деревню услали. Там на три дома две древние старухи, больше никого нет. Меньше глаз, меньше разговоров. Не мог же я ее одну оставить! И Марии сообщить не мог – почты там нет, письмо передать не с кем. Но я все равно писал. В сердце писал! Как люблю ее, как тоскую, как все будет, когда вернусь. К Джамиле не прикоснулся!

Штольман слушал, не перебивая.
- Пришел срок, сын родился. Привез я Джамилю к матери. Как на крыльях летел! Все поверили, что муж я ей, думали, сыну рад. А я к Марии побежал. Жду у дома, ее нет и нет. К соседям стукнул – говорят, ушла давно. Где она теперь, никто не знает. Опозорил ее кто-то, да и бросил. Не ты ли? Тогда вот тебе записка. А там…

Бахрам глухо застонал.
- Сколько лет прошло, а сердце болит! Как я искал ее! Сколько молился, просил – хоть скажи, жива или нет! Вот и пришла весть. Черный человек принес. Умерла она, не пережила твоей женитьбы. Ты виноват. За это будешь мне служить, говорит. Будешь грех искупать.
- Разве можно что-то искупить, совершая новые грехи? Тебя обманули.
- Дурак я, дурак. Сколько лет живу, как в дурмане. Бросился Джамилю спасать, а не подумал, что у нее свой мужчина был! Он мог ее за себя второй женой взять. Должен был. Только я лучше показался, глупее. Потом опять не подумал. Сидел с Джамилей в деревне, берег ее от молвы, а Марии так плохо было! Чужой женщине помог, свою погубил. Чужого сына растил, а родного не будет никогда!
- Что за человек сказал тебе о Марии?
- Шайтан, а не человек, про все знал! Все наши секреты!
- Поэтому ты поверил ему?

Бахрам обнял себя, закачался из стороны в сторону, как от боли.
- Как было не поверить! Колдун, все видит.
- Кто этот человек? Ты знаешь его в лицо? Имя, фамилию?
- Обличья он меняет, всякий раз другим приходит. А фамилию и ты знаешь.

Штольман посмотрел на Бахрама и сказал одно-единственное слово. Бахрам мрачно кивнул.
- Я случайно услышал. Потому и прячусь– он теперь знающих убивает.

В этот момент за стенкой что-то крикнул Алешка. Раз, второй. Штольман вскочил, выглянул наружу. И не поверил своим глазам.