Штольман не успел даже выйти из за стола, только вскочил со стула, настолько стремительно развивалось действие в кабинете. Коробейников привстал со своего места, но быстро двигаться ему пока было сложно.
- Прошу прощения за этот...мордобой в присутственном месте... Но это самое малое, что заслужил данный господин.
Скрябин был бледен, лишь на скулах горели два красных пятна злого румянца. Виктор Иванович успокаивающим жестом положил руку на плечо доктора.
- Будет Вам, Иван Евгеньевич. Не за что просить прощения.
- Что случилось? Что опять написал этот ...журналист? - Штольман мельком глянул на Ребушинского, который пока не пришел в себя. Миронов вытащил из внутреннего кармана пиджака смятую газету и швырнул ее на стол. Штольман разгладил мятую бумагу и быстро пробежал глазами по заголовкам передовицы. Нашел заметку под названием "Ликвидация преступника или месть?" и снова посмотрел на Ребушинского. Тот как раз вздохнул, закряхтел и, открыв глаза, выпрямился на стуле. Штольман прочёл написанное и поднял тяжёлый взгляд на журналиста. Ребушинский невольно съежился под этим взглядом. Штольман обошёл стол и встал рядом с сидящим Ребушинским, нависая над ним.
- Евграшин!
Дверь распахнулась и на пороге возник Евграшин.
- У нас есть свободные камеры?
- Так точно, есть, Ваше Высокоблагородие!
- Отведите господина Ребушинского в камеру до выяснения. Некогда сейчас его писаниной заниматься.
- Но, позвольте, господин Штольман!.. Я всего лишь выполняю свою работу! Доношу до общественности..
- Что именно Вы доносите до общественности, Вы мне расскажете после того, как хорошенько подумаете. В камере. Там тихо, неплохо думается. А сейчас Вы препятствуете расследованию. Евграшин, сопроводите господина журналиста!
Евграшин ухмыльнулся и сделал зверское выражение лица. Ребушинский, глядя на него, тихо заскулил и поплелся в камеру. Он понял, что сейчас возражать бессмысленно. Когда открылась дверь в коридор, пропуская Евграшина с Ребушинским, Штольман снова услышал приглушённый женский голос спорящий с дежурным. Он мотнул головой, словно не веря ушам своим и, извинившись, вышел следом за арестованным и его конвоиром. Стол дежурного от двери кабинета не просматривался и Штольман вышел в маленькую приемную на входе в отделение. Возле дежурного стояла невысокая молодая женщина в скромном, но аккуратном платье и такой же неброской шляпке. Она энергично что-то доказывала совершенно ошалевшему от такого напора Синельникову. Штольман приподнял бровь.
- Какие люди! Елизавета Тихоновна, какими судьбами? Неужто опять в заведении что-то приключилось?
Барышня живо обернулась и разулыбалась, просияв глазами.
- Яков Платонович! Нет, что Вы... Я уж пять лет как ушла оттуда. Сдала билет и уехала в Тверь. Работала там в больнице. Уж так Вам благодарна, что отдали Вы мне Женечки деньги... Я вот и начала новую жизнь...
Штольман слушал Лизу Жолдину и мысленно возвращался к тем далёким дням, когда он мучительно пытался отстраниться от другой барышни. Безуспешно пытался. Он повел головой отгоняя неуместные воспоминания.
- Рад за Вас, Елизавета Тихоновна. Только я здесь ни при чем. Решение принимали Вы. Так что привело Вас из Твери в полицейское отделение Затонска?
Лиза покраснела так, что Штольман удивился. Мадемуазель Жолдина суетливо поправила идеально отглаженные манжеты, сжала пальцами шнурочек, затягивающий смешную маленькую сумочку-мешочек и потупившись забормотала.
- Понимаете... Я случайно увидела вас с Анной Викторовной в Твери... Вы проехали мимо в коляске. И я так обрадовалась... Мне писали из Затонска, что Вы пропали... А Анна Викторовна в Париж уехала... И вдруг так хорошо.. Я конечно написала Паше. Помните Пашу? Она тоже ушла от мадам. Служит теперь в булочной здесь. Так Паша мне прислала вырезку из газеты. Там господин Ребушинский написал про вашу помолвку.. Мне очень захотелось увидеть и Вас, и барышню.. Да и скучаю по родному городу... Я и подумала, может возьмут меня в здешнюю больницу на работу? Как думаете? Я много чего уже умею. И перевязку делать, и за больными смотреть, даже уколы ставить могу. Может и не вспомнят уже про то, что...
Штольман хмыкнул и улыбнулся краем рта. В это время в приемную вышли Миронов и Скрябин. И Яков обратился к доктору.
- Иван Евгеньевич, в больнице сиделки нужны? Нянечки может? Хочу порекомендовать вот мадемуазель Жолдину. Работала в Твери, но хочет вернуться в родные пенаты.
Скрябин поднял хмурый взгляд на оторопевшую Лизу.
- Руки в больнице нужны. Но это решает доктор Милц. Если опыт есть, думаю проблем не будет. Приходите завтра с утра.
Так же хмуро кивнув, Скрябин вышел из отделения. Виктор Иванович поспешил за ним, на ходу напомнив Штольману о том, что его ждут к ужину.
- Ой, спасибо Вам, Яков Платонович! Это новый доктор? Строгий какой. Так посмотрел, у меня душа в пятки ушла...
Штольман покачал головой.
- У доктора брат вчера умер. Не до любезностей ему.
Лиза округлила глаза и жалостливо посмотрела на дверь, в которую вышли Скрябин с Мироновым. Потом вытащила из за обшлага рукава платочек и промокнула повлажневшие глаза.
- Яков Платонович, а могу я повидать Анну Викторовну? В больнице ее нет, а домой мне неудобно.. У вас говорят гости...
Штольман саркастично дёрнул щекой. Устраивать встречу своей невесты с бывшей проституткой... Это было... Необычно и неприлично по мнению общества. Но эта невысокая барышня, стоявшая сейчас перед ним и смущённо комкающая носовой платок, была совсем непохожа на разбитную девицу в корсете, читавшую когда-то "Бородино" в заведении мадам Аглаи. Он задумался.
- Вы, Елизавета Тихоновна, приходите завтра в больницу. Я передам Анне Викторовне, что Вы хотите с ней встретиться. Думаю она не будет против повидаться с Александром Францевичем. Я, кстати, тоже буду утром в больнице. Мне нужно поговорить с доктором Милцем и доктором Скрябиным.
Мадемуазель Жолдина с облегчением выдохнула.
- Спасибо, Яков Платонович. Уж так часто вспоминала и Вас, и барышню... Молилась за вас...
Лиза окончательно смутилась и, скомкано попрощавшись, вышла. Штольман криво усмехнулся. Стало быть и молитвами девицы из заведения он выжил и вернулся. Пути Господни неисповедимы.
*****
Утром Штольман заехал к Мироновым за Анной. После вчерашнего ужина он ей рассказал про появление Лизы Жолдиной и о желании той увидеться с барышней Мироновой. Конечно же Анна с энтузиазмом восприняла эту новость. Но минутку подумав, попросила шепотом не говорить об этом при Марии Тимофеевне. Яков иронически улыбнулся и сообщил будущей тёще о том, что Анна Викторовна просто необходима завтра в больнице для деликатной помощи доктору Скрябину. Её доброта и сочувствие смягчат обстановку. Мария Тимофеевна прослезилась и предложила и свои услуги. Анна мягко возразила матери, что с доктором они хоть и недолго, но работали вместе, а Мария Тимофеевна для него человек почти посторонний. Виктор Иванович Анну поддержал и Мария Тимофеевна уступила.
Поэтому в больницу они приехали вдвоем. Александр Францевич встретил их в своем кабинете. Доктор был озабочен чем-то, но друзьям обрадовался.
- Анна Викторовна, Яков Платонович, рад вас видеть! Анна Викторовна, голубушка, раз Вы здесь, может поможете немного?
Анна с готовностью закивала, вопросительно глядя на доктора.
- Конечно, Александр Францевич! А что случилось?
- Ребятишки на старой мельнице вздумали покататься на лопастях. А там же заброшено всё, сгнило дерево. Попадали с высоты. Хорошо солома там была. Но ободрались сильно. А у одного перелом руки. Вы сходите в манипуляционную, помогите нашей новенькой и Ивану Евгеньевичу. Лишняя пара рук им не помешает. Кстати, Яков Платонович, спасибо. Протеже Ваша очень старательная девушка оказалась. И с детьми прекрасно ладит.
Анна переглянулись со Штольманом и, улыбнувшись, вышла из кабинета.
- Так Вы взяли Елизавету Тихоновну? Не смутило Вас ее прошлое?
Милц удивился.
- А что не так с ее прошлым?
- Не упоминал бы. Не терплю сплетен. Но может кто-нибудь другой вспомнить о том, что девушка работала у Аглаи Львовны.
- Что Вы говорите? Но я так понимаю, что она давно покинула это заведение. А руки у нее ловкие и работает старательно. Мда... Я ведь только теперь вспомнил... Не узнал сразу. Я то девушек тамошних раз в месяц уже сколько лет осматриваю. Молодец барышня, что смогла найти другой путь. И хорошо, что Вы мне сказали, Яков Платонович. Если кто начнет что-то не то говорить, буду пресекать. Яков Платонович, я с Вами хотел поговорить. Вскрытие Глеба Скрябина я провел вчера. И с разрешения Ивана Евгеньевича вскрыл также черепную коробку. Было у меня подозрение...
Штольман внимательно слушал.
- У Глеба была опухоль в мозгу. Приличная уже, почти с яйцо. И, насколько я могу судить, давно. Видимо с юности. Отсюда и перемены настроения, и раздражительность, и агрессия видимо.
Штольман присвистнул. Больной убийца? Если подумать, то все они больны. Но эта болезнь опасна для окружающих. Поэтому нужны санитары. Такие как он сам.
Милц видимо подумал о чем-то подобном.
- Увы, этот факт не извиняет того, что он натворил, но хотя бы объясняет. И ещё... Иван Евгеньевич обмолвился, что брат был влюблен. Так вот, эта влюбленность не могла бы осуществиться.
- В каком смысле? Я что-то не понимаю...
- У него был врождённый дефект... В общем он не мог быть полноценным мужчиной. Ему могла бы помочь небольшая операция, но видимо он не обращался с этим к врачам. Вряд-ли это имеет какое-то значение, но не сказать об этом не могу.
- Спасибо, доктор - задумчиво пробормотал Штольман. Он подошёл к окну и какое-то время смотрел на улицу, не видя ничего. Милц не мешал ему думать. Через пару минут Штольман обернулся.
- А доктор Скрябин что же, на работе?
- Да, он сам попросил. Говорит ему так легче. С похоронной конторой он договорился, они сделают что нужно. Похороны завтра.
В дверь постучали. Милц пригласил войти и в двери показался Скрябин.
- Добрый день, господин Штольман. Александр Францевич, гипс я наложил. С остальным барышни сами справятся. Там женщину привезли. Мне кажется пневмония. Надо бы чтобы и Вы посмотрели.
Александр Францевич встал.
- Конечно, голубчик. Пойдёмте. Яков Платонович, извините, работа. Вы идите влево по коридору, в самом конце манипуляционная. Там и найдете Анну Викторовну. А я вынужден Вас покинуть.
Отредактировано IrisBella (26.05.2024 23:25)