Спасибо за помощь Ладе Баски и Круэлле.

Черте что, но с флердоранжем

«- И долго ты в заморской школе обучался?
- Два года с месяцем. Два года я учил произносить это слово "престидижитатор".
И целый месяц – гипноз …»
(К/ф «Варвара-Краса, длинная коса»)

«Высокодуховный блистающий взор Авроры Романовны, помноженный на неотразимую логику, вновь пронзил туманы и барханы таинственных астралов. И вот, талантливая поэтическая фигура поэтессы Ольховской явилась на призыв своей сестры по полу и несчастью. Ибо так же слишком хорошо представляла, что это такое – быть неоцененной и не обласканной скучным и пошлым миром. Вся в потоке стихов – как белых, так и черных, в трепетании шелковистых вьющихся ресниц, Мария плыла загадочной русалкой, олицетворяя собой вечный вопрос об одиночестве истинной творческой души …»

О, с какой радостью сама Зиночка стала бы третьей в этом нежном сестринском союзе дам, слишком прекрасных и одаренных для той среды, в которой они вынуждены существовать! Уж она, как никто, на собственном опыте знает всю тяжесть подобного существования. Знает уже не первый год, но нынешний день еще раз доказал ей, что нет предела черствости и слепоте окружающих. Поэтому, далеко не сразу после возвращения из гимназии она смогла продолжить описания приключений Прекрасной Авроры. Нужно было хотя бы немного успокоиться. А после – решить, каким образом произошедшее повлияет на сюжет ее истории.

И теперь можно было сказать со всей определенность – пусть Якоб фон Штофф на счастье даже не надеется!

«Невиданное зрелище ударило фон Штоффа прямо по глазам – это была его законная супруга, Амалия, внезапно вновь пришедшая в полный разум и молниеносную сообразительность. Ее тонкие пальцы прочной паутинообразной лианой тянулись к сыщику, умоляюще повелевая:

- Отдайте мне секретные документы, касаемые самых глубоких и темных государственных тайн! Они станут моим лекарством и дорогой к свободе, по которой мы можем вольными ветрами ускакать вместе, унося с собой лишь тяжесть кошельков, но не воспоминаний о ничтожестве прошлого!

- Я давно предал их огню, дабы ничей взор не встал дыбом от страха, погрузившись в мрачные прожекты, излитые учеными и политическими умами на сии бумаги! – был вынужден покаяться фон Штофф, нанося еще один удар по утонченным нервенным жилам своей жены, и без того хлебнувшей целый пуд соли из горькой чаши страданий.
- Как могли вы допустить такой афронт, не подумав о самом главном – обо мне, и моей жизни!

И несчастная Амалия, из рук которой надежда выскользнула змеей, точно хитрая золотая рыбка, пала в пучины искреннего неистовства. В попытках осознать смысл действий пустолобого сыщика, ее собственный ум заходил за тени разума, грозя пленнице медицины уже самым настоящим и неизлечимыми нарушение психической гармонии …»

Сцену завершало коварное многоточие. Пусть и фон Штофф, и возможные читатели помучаются, сбитые с толку тем, что Амалия фон Моргенштерн на самом деле совершенно здорова. Но все равно несчастна, пленена, ограблена. Не может носить красивые платья, достойные ее стройного стана, терпит напрасное и суровое лечение, вот-вот может отправиться на каторгу – только за то, что хотела жить немного лучше, чем повелела ей слепая судьба. Ах, да, еще и ребенка не видит.

- Если провести некоторые расчеты, основанные на образе жизни Амалии, возрасте Вольдемара, и обязательных биологических сроках, получается, что и до ареста любящая мать если и видела сына, то лишь при рождении, - ворвался в горестные размышления Зиночки сухой голос героя Ребушинского, - а уж в заключении …

- Может быть, тюремное начальство прониклось горем сей Кровавой Дамы, и каждую неделю юному Вольдемару расчесывали кудряшки, наряжали малыша в матросский костюмчик, и привозили на свидание с нежной матерью … - чересчур возвышенным тоном предположил невыносимый Пъетро Джованни.

- … В казематы Петропавловской крепости? – продолжил за ним фон Штофф.
Ну вот как можно одновременно быть таким … таким … Холодным и … насмешливым! И вообще, как у него язык поворачивается шутить над бедной Амалией! Нет, чтобы пожалеть.

- Мальчика мне жалко, - вздохнула настоящая Аврора, - но сыщику нужно было не жениться на Амалии, а выйдя на свободу, похитить Вольдемара из приюта, устроить его в безопасном месте … А потом они с графиней Морозовой помогли бы ему вырасти настоящим человеком …

- Без ворованных денег! – сказал, как отрезал фон Штофф, в целом против плана супруги ничего не имеющий.

- Вот еще! – возмутилась Зиночка, чувствуя, что опять готова расплакаться от обиды, - как можно отказывать даме, если она просит на ней жениться?

К тому же, все мужчины – одинаковы. И если рядом появилась красивая демоническая женщина, и потянула за собой, кто будет сопротивляться? Правильно – никто! Потому что в такие моменты думать вообще невозможно. Можно только жалеть, рыдать и спасать. Не рассуждая. Это низко!

Писательница от всей души позавидовала своему Сундукову, который временно остался за главного в Н-ской полиции, и мог спокойно вести расследование, а фон Штофф не путался у него под ногами, докучая советами. Правда, покой молодому сыщику тоже только снился. Арестованный Погорелин своей вины не признавал, да еще и нанял крайне неприятного адвоката, бодаться с которым оказалось тяжело даже для поднаторевшего в таких поединках Гектора Гордеевича.

«- Самые разные свидетели – слуги, птицы, кущи дерев видели, как господин Погорелин на весь город ссорился с невестой во время прогулки в саду, пока она радостно утопала в сугробах. Что так же являлось следствием его злодейского умышления!

- Вы идете длинной дорогой обвинений, а мы пойдем иным, коротким путем прямо напрямик! – отбил словопрения сыщика защитник юрисдикции и права, господин Юлин …»

- Он цитирует Волка из «Красной Шапочки»! * – оживилась госпожа фон Штофф, - но почему?

- Наша юная grafomane полагает, что это очень свежо и остроумно, а главное оригинально, - заметил Пъетро Джованни, когда фраза про «другой короткий путь» прозвучала в исполнении адвоката в семнадцатый раз.

От возмущения Зиночка слишком резко дернула перо, которое тут же щедро окропило рукопись прихотливыми чернильными каплями. Впрочем, сами строчки от этого не особенно пострадали, прочитать было можно. Зато вдохновение нарисовало картину очередного справедливого возмездия. И раз ей, писательнице, недоступен этот негодный синьор Джованни, с его вечными попытками принизить создаваемую историю … Что же, расплачиваться будет его праотец? Правнук? Праобраз? В общем – творчески переработанный родственный типаж. Дон Педро.

- Упаси Всевышний от подобных родственников, что по кровной, что по творческой линии, - решительно отрекся от своего тезки Пъетро Джованни.

Но Зиночка уже вершила месть, строча с такой скоростью, словно боялась, что и этот герой ухитрится сбежать.

«- Оууууу! – тоскливый крик голодного тапира, неудачно вернувшегося с охоты, пронзил потолочные фрески, ковры и крышу особняка.

Это дон Педро вкусил новые духи, кои издал другой финансист-парфюмер, попав тем самым прямо в середину чувствительной сердечной мышцы своего конкурента. Ибо под ветвистым названием «Таинственная Абракадабра», в стройном и соблазнительно выгнутом флакончике явно скрывалась родная, вынянченная бессонными ночами доном Педро «Фиолетовая ночь»!

- Оборкрааали! Меня! – продолжал рыдать дон Педро, потрясая хрустальной уликой, орошая слезами и духами почтительно притихший кабинет, - это невозможно, несправедливо, только я могу интриговать и обманывать, а тут! Нет, он никак не мог сам разрешить парфюмерное уравнение, и верно подобрать молекулы валентных цветочных соединений! Это все коварная Лизелотта! Она не просто подло бросила меня, оставив безумную идею нашего замужества, она забрала с собой мое любимое, призванное озолотить меня детище, мою «Фиолетовую ночь»! И она стала для бывшей служанки вступительным взносом в шелковый развратный будуар иного парфюмера. О, какое предательство, какой удар ядом в спину, шипение анаконды, вскормленной моими шляпками! Никому нельзя верить в этом мире!»

Зиночка гордо улыбнулась. Да, все именно так. Умная, хитрая Лизелотта не сумела добиться от любовника обручального кольца. Зато добыла себе неплохое приданое, и вполне возможно, другой богатый покровитель, взамен секрета «Фиолетовой ночи» все-таки отведет предусмотрительную красавицу к алтарю. Она, конечно, особа не слишком утонченная и воспитанная, но все равно – женщина, которая пытается пробиться в мужском мире. А значит, имеет право на все. Ну а дон Педро пусть будет внимательнее, и не разбрасывает свои секреты по всей спальне. Сам виноват!

«- Да … Все-таки я был прав! – печальная рука дона Педро поставила опустевший флакончик «Абракадабры» на блистающий серебром поднос, и вздохнула с пробудившейся надеждой на лучшее, - дУхи гораздо, гораздо выгоднее, чем духИ. К тому же, духа похитить невозможно. Надо, надо уговорить нашу прелестную Ауроре вызвать чей-нибудь талантливый известный призрак, который мог бы своим загробными строками и мелодиями изрядно пополнить наш бюджет!»

Настоящая Аврора Романовна предусмотрительно ухватила за руки своего астрального дядюшку, поэтому тот только высказал что-то вполголоса на итальянском. Насмешливо выгнув бровь, Якоб фон Штофф с синьором Джованни согласился – по-басконски.

- Вот выучу все языки в мире – что тогда делать будете? – пригрозила им духовидица.
Мужчины переглянулись в некотором замешательстве.

- Гм … Скажи лучше, душа моя, как думаешь, твоя тезка поддержит начинание дона Педро по выдаиванию золота из почивших талантов, или все-таки хоть какие-то остатки совести у нее сохранились?

- Увы, - пригорюнилась госпожа фон Штофф, - предсказать, какой поступок вызовет у «графини Морозовой» негодование, а какой – восхищение, совершенно невозможно!

- Но ведь это тоже просто картонка? – сыщик мягко, но решительно оттеснил дядюшку в сторону и обнял супругу за плечи.

- Но ведь имя-то у нее все равно мое! – пожаловалась мужу Аврора Романовна.

- Только из-за этого вас никто и никогда не спутает! – горячо заверил ее Якоб.

- И глаза у нее синие …

- У синьорины Ломакиной тоже, - вмешался дядюшка, - большие голубые глаза. Ну и что? Похожа она на тебя?

Зиночка, «гневно полыхнув очами», отбросила перо, встала и подошла к зеркалу. Ах, какой гордый сияющие взор у ее отражения! Какие длинные ресницы! Нежный, словно лепесток розы, румянец на щеках, и губы – настоящий «лук Аполлона». И главное, сразу виден характер Истинной женщины, и огромный талант. Нет, на эту странную героиню Ребушинского она, Зина Ломакина, вовсе не похожа! Потому что лучше – и красивее, и умнее. И ее собственная Аврора такая же. А цену себе они обе знают. В отличие от …

Нет, сейчас она не будет вспоминать нанесенную ей обиду. Она просто покажет во всем блеске сыскного таланта свою звезду – графиню Морозову. Потому что никто больше не способен раскрыть жуткую внезапную смерть высокодуховной поэтессы Ольховской.

«Гектор Гордеевич Сундуков бился в конвульсиях, будучи не в силах разорвать тяжелое покрывало опутавших его загадок и тайн. Советы адвоката Юлина идти другим путем угнетали еще больше, точно намекали на полную неспособность сыщика отыскать правильную дорогу в глухом лесу из трех сосен. Оставался единственный путеводный луч во мраке его профессиональной жизни, и оный луч со всех ног ринулся освещать крутые буераки запутанного детективного дела.

Спиритический призыв Авроры Романовны вновь нагнал в астрале печальную жертву убийства. Поэтесса, которая ранее исключительно молчала, или делилась с духовидицей своими жемчужинами мысли и рифмы, все-таки вынуждена была слезть с вороного Пегаса, белого, как снег, и снизойти до простого вопроса «Кто вырвал твою молодую жизнь из розовой клумбы бытия?».

Духовидица узрела странного мужика, который пытался рассказать упоенной вдохновением поэтессе весьма заурядную историю о своей дочери, кою сгубила фабрика господина Погорелина. Но Мария Ольховская была слишком тонка душой для подобных вещей, все мысли ее были заняты иными материями. И тогда жестокий кистень свистнул в воздухе, неумолимо врезаясь в женскую головку, навек обрубив звучание нежной поэтической лиры, бессильной против столь грубого порождения земли. Несчастная Мария грациозно опустилась на снег, теряя кровь, жизнь и туфельку …»

Зиночка с печальным удовольствием созерцала нарисовавшуюся картину. Да, вот так и гибнут неземные таланты, которых почему-то заставляют отвечать за происшествия, в которых они вовсе не повинны. Творцы интересуются только творчеством, и «реки обыденности должны почтительно их обтекать, не пытаясь утопить, или лишить вдохновения …». Увы! Госпоже Ольховской не повезло. Но за нее отомстили!

Потому что нельзя же сделать бедного Сундукова совсем уж неправым.

«- Мы, как вы и советовали, господин Юлин, пошли иным путем – спиритическим, - гордо заявил Гектор Гордеевич, - в конце коего и выяснили, что Погорелин, став возмездием, убил убийцу своей невесты, скинул его в реку, достал из сугроба госпожу Ольховскую, и устроил ей в особняке достойное ложе поминовения.

- Очень странными дорогами ходит ваша полиция, - адвокат наморщил брови, выражая возмущение всем своим негодующим лицом, - совсем не о том был мой совет, когда я милосердно указал вам направление!

- Вас мы тоже можем взять в дорогу, - протянула щедрую длань Аврора Романовна, - и явить вам души ваших друзей и родственников, уже переехавших в астрал!

- Нет! – отрекся от сулимых впечатлений Юлин, - Я лично пойду иным путем!

И защитник юстиции вышел прочь, сшибая по пути стулья, дежурных и дверь …»

Разделавшись с очередным преступлением, и поделив лавры между Авророй Романовной и Сундуковым, Зиночка вновь обратила авторский взор на мечущегося между женами Якоба фон Штоффа. Она полностью обдумала его судьбу, и сейчас более всего опасалась поторопиться, нарушить собственные построения, которые должны были привести сыщика на вершину счастья, а затем … затем …

Зиночка улыбнулась, и на секунду ее хорошенькое личико словно бы сделалось старше на десять лет. Глаза стали холодней, ярче – и бездумней. Улыбка превратилась в заученную, и все равно завораживающую гримасу капризного обещания. Палец, будто бы невзначай очертил контур губ, а затем повелительно чиркнул по воздуху. Перенося невольного зрителя в ту точку, где прелестная юная дама будет пытаться играть живыми людьми. Пусть не слишком грамотно, а порой и довольно топорно, однако увы, – действенно …

Но – стрелка часов качнулась вперед, и черты писательницы вновь стали детскими и даже милыми. Почти.

«Мы с прискорбием сообщаем вам, господин фон Штофф, что супруга ваша бросила медицине последний вызов, собственноручно затянув петлю на своей хрупкой шее. Вчера тело ее уже печально свисало с потолка палаты, задумчиво раскачиваясь, точно заросли тростника на лугу. Госпожа Амалия безоговорочно мертва, и последний вздох ее трупа уже безвозвратно канул в ничто, исторгнутый асфиксией верхнего левого мозжечка ее стройного позвоночника …»

Слезы раскаяния расплавленной смолой заволокли глаза фон Штоффа. Ибо он прекрасно осознавал, что его деяния лишили бедную Амалию последней надежды на свободу и жизнь в достатке. Если бы сыщик смог отдать ей тайные документы, она купила бы себе за них новый паспорт, корабль и чемоданы, после чего устремилась бы, точно вольная лань на всех парусах, к иным землям и судьбам.

Увы, теперь смерть первой жены всегда будет тяжкой гирей оттягивать ноги его мужской совести. Немного утешало то обстоятельство, что в запасе у фон Штоффа оставалась вторая жена, которую он ныне может с полным правом и по закону приковать брачными цепями к домашнему очагу и семейному балдахину!»

- Я не верю в то, что Амалия сделала всем такой подарок, - герой Ребушинского был полон самых мрачных предчувствий, - совершенно не в ее характере убивать себя, а не других, да еще столь … некрасивым для дамы способом.

- Да уж, гм, язык … цвет кожи … глаза, - поморщившись, без подробностей перечислил синьор Джованни, - сей тростник выглядел бы на редкость не романтично!

- Все не так, как кажется, - не обращая внимания на смазанную, но все равно жутковатую картину смерти через повешение, объявила истинная Аврора, - Зина что-то задумала!

- Да это уж как водится! – хмыкнул ее супруг.

Он нашел очень неплохой способ сопротивляться бешенству, которое так часто вызывало в нем творение мадемуазель Ломакиной. Если крепко держать жену за руку, касаясь при этом ее обручального кольца, ощущая на своем пальце такое же – многое, очень многое можно перенести более-менее спокойно. Надо бы еще с метрической книги в церкви Святого Духа-на-Курьих Ножках снять несколько копий-свидетельств о венчании, и хранить у себя под замком. Ибо на отца Онуфрия** никакой надежды нет, потеряет книгу, или отдаст за бутыль самогона вот таким вот … писателям! И доказывай потом, что ты не мерзкий трус-многоженец, лжец и соблазнитель, а законный муж единственной и неповторимой Авроры Романовны. Первой и последней.

- Гм … - выразительное покашливание Пъетро Джованни вернуло задумавшегося сыщика к действительности, в которой Зиночка упорно творила свою собственную, неописуемую человеческими словами реальность.

«Снежинки, огромные и мохнатые, как белые розы, щедро осыпали зимний Н-ский вокзал, приветствуя встречу фон Штоффа и его второй почти законной супруги, графини Морозовой. Из-под шляпы сыщика потоками текли горькие слезы об Амалии, но около рта блуждала счастливая улыбка, посвященная Авроре. Графиня легко читала сии противоречивые письмена, и несколько печалясь от того, что не придется попрать законы ханжеского общества, тоже роняла хрустальные капли с задумчивых и ресниц. Но возможность все-таки устроить настоящую свадьбу, и получить в безраздельную законную собственность фон Штоффа перевешивали туманную грусть, зажигая в бездонных глазах пламенные огни беспробудного грядущего счастья …»

О да, свадьба! Гости – много-много гостей, пусть все графские родственники съедутся, с подарками и пожеланиями. Фон Штофф обойдется, его родня, судя по всему, слишком странная и оригинальная, а переделывать их Зиночке вовсе не хочется. Пусть он будет на собственной свадьбе в меньшинстве, ощутив опять свою ничтожность. Это не считая того, что … Нет-нет, даже в мыслях она пока ничего не скажет. Это сюрприз!

Кстати, она же обещала господину Сундукову новую невесту, да какую! Ту, что не хуже Авроры Романовны. Хотя, ну кто может соперничать с Авророй? Ах, Аврора! Хорошо бы выдумать имя, которое хотя бы рифмуется к ней … Кора, Дора, Мельхиора … Нет, Мельхиор – это не имя, это вещество. Лора … Слишком просто и скучно.

Теодора! Зиночка даже в ладоши захлопала.

«- Гектор Гордеевич, это моя кузина, прелестная Теодора Морозова! – объявила Аврора, протягивая сыщику ручку девушки, которая стояла рядом с синими глазами, столь же бескрайними, как очи самой графини.

И Сундуков понял, что тут же забыл и саму Аврору, и Алину, ибо новая цель сияющим маяком выросла на его пути, и требовала завоевания. И он ринулся вперед, готовый покорить сей маяк, и как можно скорее обрядить в подвенечное платье и заковать в золотые семейные узы. Теодора ничего не имела против, сияя нежной и невинной улыбкой навстречу грядущему супругу …»

- Бедная девушка, - вздохнула госпожа фон Штофф, и вдруг решительно добавила, - дядя, если ты сможешь спасти князя Клюевского через дырку в персидском ковре, то обязательно нужно будет вытащить из этой … ирреальности и Теодору! Ее нельзя отдавать Сундукову Зиночки! Хотя, - задумалась она, - возможно с нашим дорогим Гектором Гордеевичем они и вправду друг-другу понравятся?

Зиночка на размышления героини Ребушинского не обратила никакого внимания – она слишком торопилась, писала с такой скорость, что пальцы заломило. Ах, как близка минута ее торжества! Но прежде необходимо было уладить еще несколько мелочей. Таких, например, как судьба Вольдемарчика фон Моргенштерн.

«Гордый до кончиков усов и звенящих эполет, генерал Сугубов выгуливал по улицам города двух отроков – Жоржа и Вольдемара. Принятие последнего под крышу нарождавшейся семьи генерала с безутешной вдовой прокурора несло на себе высокий и сакральный смысл. Только люди, познавшие незаконность любви, и дети, рожденные от оной, могут считаться полнокровными и интересными существами, достойными того, чтобы попасть в историю и стать шедеврами мировой культуры. И чем больше внебрачных потомков в подобной семье – тем лучше и почетнее. Свои подвиги генерала были несколько под вопросом, из-за старости и седины, ограничиваясь лишь Жоржем. Но чужие, в лице Вольдемарчика, успешно заполняли пустующие строки в отчете по данному вопросу.

- Не надейтесь, фон Штофф, такое дитя нужно нам самим, - точно железной аркебузой рубанул истину генерал, - так что, вашего воспитанника мы вам никогда не вернем!
Сыщика сей ультиматум не огорчил, ибо все помыслы его ныне стремились исключительно к свадьбе с Авророй Романовной, и путешествию по дальним странам, вдали от надоевшей работы и ответственности …»

А уж свадьбу она, Зиночка покажет такой, чтобы любая девчонка упала от зависти в глубочайший обморок!

«Особняк графа Морозова, несмотря на сугробы и бураны зимы, утопал в цветах, лентах, яствах и музыкантах. Графиня Марианна радостно жонглировала гостями, в чем ей помогал верный Рябчиков, которого милосердно оставили третьим в обновленном семействе помирившихся супругов. Журналист получил разрешение по-прежнему обожать графиню, и воспевать ее таланты и красоту, что не всегда успевал делать Роман Морозов. Поэтому, боясь потерять сию тонкую нить, коя тянулась к незабываемому декольте графини, как сосредоточению родства литературных душ, Рябчиков послушным арапчонком прыгал во след за своей дамой сердца, готовый понадобиться ей в любое время дня и ночи …»

- Ауроре, Рябчикова тоже будем спасать через ковер? – осведомился Пъетро Джованни.

- Обязательно! – пылко подтвердила госпожа фон Штофф.

- Боюсь, дорогая, он не захочет, - попытался охладить ее пыл супруг.

- Все равно спасем, - уперлась Аврора, - нельзя оставлять человека в столь унизительном положении!

Зиночка, считавшая, что Рябчикову оказана большая честь и великая милость, только скривила губы. И эту героиню она когда-то любила! До тогою как создала свою собственную Аврору, разумеется. А что эта выдумка Ребушинского может понимать в любви! У самой и свадьбы настоящей не было. Дремучий лес, покосившаяся церквушка, священник, которого накануне пришлось запереть, чтобы он не приложился к бутылке … И платья не было, и фаты! Вот от чего спасать надо.

«Аврора Романовна с удовольствием созерцала самое себя, в складках самых тонких, белых и сквозистых кружев. Пенным каскадом воланов, оборок, фестонов и рюшей они окутывали стройную фигуру графини, и только тяжелые фамильные жемчуга, всей своей силой тяжести повисшие на шее, возвращали наряду законы физики и не давали упорхнуть прочь. Буйные волосы Авроры, длинными, во все стороны закрученными локонами, падали ей на талию, стремясь воссоединиться с полом. Поверх роскошных кудрей цветочной короной был водружен самый большой флердоранж, крепивший к голове невесты пышную, воздушную, фату, которая водопадом из взбитых сливок дополняла образ возвышенной красоты и чистоты. Уверившись в собственной неотразимости, Аврора Романовна встала, и поплыла вниз, дабы героически вручить себя так вовремя овдовевшему фон Штоффу …»

Вот оно. Сейчас. Сейчас свершится то, о чем так мечталось Зиночке с самого начала этой истории. Пусть сюжет в какой-то миг пошел иным путем, но она, как автор, сумела железной рукой вернуть героев на положенные места. Потому что сегодня получила еще одно доказательство того, что мужчины хорошего отношения не ценят, а стало быть, и не заслуживают! 

… - Зина, а вы знаете, что вчера в старой части парка была дуэль! Гимназисты подрались!

- Так дуэль, или подрались?

Как будто они редко дерутся, подумалось Зиночке. Каждый раз это дуэлью называть – не слишком ли много чести?

- Дуэль, потому что дрались двое! Вернер и новенький, Боровский. Из-за девочки. И знаете, из-за кого?

Ах, как сладко замирает сердце! Она помнит, во время Пасхального бала этот Боровский однажды, что даже жарко стало. Правда, он Зиночке не очень понравился, гордый слишком, но она постаралась показать, что все совсем наоборот! Неужели Яша заметил, и сделал правильные выводы? И даже решил вызвать соперника на поединок?

- Из-за Мануич, представляете? Что-то Боровский сказал – про ее отца, фамилию, или внешность – не знаю. Но Вернер словно взбесился. А сегодня я их с Мануич видела, когда в гимназию шла. Она сердилась, выговаривала ему что-то, а Вернер молчал. Потом за руку взяла, и на синяк, – у него синяк под глазом, - смотрит, смотрит, и кажется, разревется вот-вот. Они так и сейчас, наверное, стоят, вот увидишь, Мануч опоздает сегодня. Иди вовсе не придет! Не каждый день из-за тебя на дуэли синяки получают, верно?

... Зиночка медленно сделала вдох. Спокойно, сейчас негодяй получит то, что заслужил. И это будет не синяк. И даже не пуля. Как хорошо, что есть герой, которого она не умертвила, и может спокойно вернуть в сюжет.

«Словно в саду камней, в гостиной замерли гости, превращенные в статуи. Они не отзывались на вопросы Авроры, не двигались, не желали поздравить ее. Подозрения заколосились в голове графини, и она почти сразу увидела, как из-за рояля поднимает элегантная фигура во фраке, с блистающими очами магнетических глаз.

- Доктор Стравинский! – поняла Аврора, узнав своего коллегу, который почему-то не врачевал в сию минуту Китай, а стоял единственным одушевленным предметом среди свадебного окаменения.

- Мое имя Гибралтар, - гулко расхохотался Стравинский, - и я пришел за вами, моя прекрасная Рамондина! Много веков назад мы были предназначены друг-другу, осененные одной верой и желанием уничтожить мир! И сегодня пробил час – я заберу вас с собой, вернув вам особую судьбу Избранной!

Ни единая оборка Авроры не успела дернуться в сторону, как Стравинский-Гибралтар уже страстно и крепко облек ее собой, и приблизил к бездонным глазам графини гипнотическую шкатулку. Синее пламя рванулось вперед, точно язык ядовитой жабы, и все «нет» Авроры, точно мухи, оказались приклеены и сожраны гипнозом.

Когда фон Штофф ворвался в особняк, на полу, среди хоровода гостевых статуй, его встретил лишь сиротливый венок флердоранжа. Под венком сыщик тщился, но не мог разглядеть слезящимися от ужаса глазами облика своей невесты. Ее там не было. Аврора Романовна растворилась прямо со свадьбы, влекомая неизвестно кем и неизвестно куда. А Якоб фон Штофф вновь проиграл, опоздав везде и всюду, не успев жениться и правильно расследовать дело кошмарного Крутина.

Ибо с белой стены дома насмешливо скалился Петух, передавая еще один издевательский привет глупому сыщику, и тонко намекая на Куриного бога катэров, коему и повиновался Ужас-Летящий-на-крыльях-ночи. И вот сей Ужас унес Аврору Романовну, оставив Якоба фон Штоффа без второй жены, кою он не сберег так же, как и первую…»

Вот она – сладкая месть Вернеру, Штоффу и всем-всем-всем! Пусть сыщик снова рыдает, мучается, седеет и обвиняет себя. И никогда е отыщет графиню Морозову.

- А что будет с ней? – прозвучал печальный вопрос.

Сама Зиночка за свою Аврору была спокойна – она фон Штоффа выдрессировала, неужели со Стравинским не справится! Может быть, и сама полюбит его – этот мужчина гораздо решительнее бледного сыщика. Ну а фон Штофф пусть влачит дальше жалкое существование, проигравший, одинокий и опозоренный.

Все!

Нет, не все, еще один момент. Для Амалии фон Моргенштерн Зиночка точно допустить унизительной смерти через повешение не может.

«Каравелла скользила по волнам, наполнив все свои шелковые стаксели и брамсели попутным вест-зюйдом. В изящно убранной каюте восседала очаровательная дама, на челе которой не было более ни одного следа испытаний тюрьмой и сумасшедшим домом. Амалия цвела и читала газету, на развороте которой улыбалась фотография невесты ее мужа – Авроры Романовны, таинственно исчезнувшей из города Н. в самый день не случившейся свадьбы.

Которая все равно оказалась бы фальшивой, ибо Амалия фон Моргентштерн совершенно не собиралась делать своего законного супруга вдовцом. Она обещала, что после венчания не проживет долго, но разве можно требовать от женщины, чтобы она на пороге тюрьмы и гильотины давала правдивое слово?»

Зиночка закрыла тетрадь и от полноты чувств даже погладила обложку. На душе было так хорошооо! Даже продолжение писать не хочется. Да и не надо, наверное. У Авроры есть новый, очень интересный кандидат в мужья, хранивший ей верность, между прочим, много веков. Амалия жива и свободна. А фон Штоффу досталось справедливое возмездие.
Так и должно происходить в жизни.

… А что там думают по этому поводу герои Алексея Егоровича Ребушинского, ее, Зиночку, ни капли не касается!
________________________________________

* «— Знаешь что, — говорит ей волк: — пойду-ка и я к бабушке. — Я пойду этой дорогой, а ты ступай той: посмотрим, кто из нас скорее дойдёт …»
(Ш. Перро «Красная Шапочка», перевод И. С. Тургенева, 1867 г.)

**См. «Приключенiя героическаго сыщика», Эпилог. «Сыщикъ и медиумъ: приключение последнее». Авторы — Atenae и SOlga.

Впереди еще одна, последняя глава. Что вроед "Послесловия".