Тихое благополучное утро внезапно разлетелось осколками.
- Аня…
Она начинает говорить сразу же:
- Женщина пришла, тоже видящая. Немолодая, бабушка уже. В капоре, платье старинном. Просит помочь. Внука её единственного арестовали, обвинили в убийстве. Ему смерть впереди – она видит. Ему не идти на каторгу – молодой, не дойдет. Просит спасти.
Штольман нахмурился:
- Как спасти?
Анна продолжает тем же отстраненным тоном:
- Она утверждает, что внук не виноват. Он плачет в камере, и клянется – он уже убитым товарища своего нашел. Он не убивал.
Штольман давно сам себе перестал удивляться, призраков наравне с живыми допрашивая:
- А кто убивал?
- Она не знает. Её там не было. Внук её, Аркадий, тоже не знает. Он пришел – а товарищ его возле телеги мертвый лежит.
- Что еще известно?
Анна, очнувшись, качает головой:
- Ничего. Она видит лишь внука, и слышит, что он говорит. Она просит спасти его.
Штольману за голову впору схватиться:
- Как?!
Анна лишь головой качает:
- Яша, мы не можем отказаться. Мы должны помочь.
Он не спорит. Разумом понимает, что должны, что придется. Но тот же здравый смысл подсказывает – шансы у них есть не юношу спасти, а себя следом затянуть. Как ему расследовать в чужом городе?
- Имя, фамилия, кто родители? Возможно, удастся поговорить?
- Аркадий Ветлицкий. Отец давно умер, мать проживала за городом, сейчас в отъезде, еще не вернулась из поездки к дальним родственникам. 
Штольман нахмурился:
- Еще того лучше. Анна, ты же понимаешь – мы вряд ли что-либо сможем сделать. Если юноша арестован и дело передано в прокуратуру – значит, расследование уже завершено, всё проверено.
Анна мягко касается руки:
- Яша, мы должны хотя бы попробовать. Нам ведь всегда помогали, все. Разве мы можем забыть? И разве можно допустить, чтобы судили невиновного?
Штольман усмехается, горько, уголком рта:
- Нельзя, конечно же.
И тут же берет себя в руки:
- Но степень вины еще необходимо доказать. Что мы знаем: Аркадий плачет и утверждает, что не виновен. У нас самое меньшее три варианта:
- он действительно не убивал;
- убил нечаянно, безо всякого умысла, теперь рыдает;
- убил намеренно, возможно, в пылу ссоры, всё остальное – попытка защитить себя. Иногда даже не осознанная – если психика неустойчивая, убийца убеждает в своей невиновности не так окружающих, как себя самого.
Анна, наперекор всему, глядит с такой надеждой, что Яков вздыхает:
- Попробуем узнать хоть что-то, потом уже будем решать. Здесь это невозможно, придется переселяться в гостиницу в центре.
Полдня ушло на переезд – рассчитаться за комнату, нанять извозчика, вселиться в новый номер. Гостиница куда престижнее, им выделен просторный светлый номер с собственной ванной.
Яков не дал Анне возможности задуматься:
- Мы в любом случае собирались ожидать здесь несколько дней. Анна, я пройдусь по окрестностям, попробую узнать что-либо. А ты посиди внизу, в чайной комнате, побеседуй с женщинами. Сейчас гостиница почти заполнена – в субботу ожидается ярмарка.
Анна кивнула:
- Я тоже попробую о чем-нибудь расспросить.
Штольман глянул серьезно:
- Только не пытайся задавать вопросы и узнавать подробности дела: кто убил, когда, каким образом. Подобные детали – это моя задача. Тебе же ни в коем случае нельзя показать особый интерес. Можешь только говорить нечто подобное: «Ах, какой ужас, бедный мальчик, как же такое могло случиться?»  И разговор сам свернет в нужную сторону. Часто женщины знают очень многое.
- Яша, - улыбнулась Анна, - ты меня учишь, как своего филера.
Яков улыбнулся в ответ:
- Мне уже пора.
Со времен службы Яков хорошо знал, кто именно обычно бывает осведомителем у полиции, и вычислить наиболее вероятных вполне мог. Вертлявый портье в гостинице относился к ним почти в обязательном порядке. Знал Яков и то, что за определенную сумму информацией они поделятся с кем угодно. Опасность здесь была лишь одна – при первых же вопросах с такой же легкостью полиции сдадут и его. Но правильные вопросы еще надо суметь – и успеть задать. Пока местные сыщики безмятежно почивали на лаврах, некоторая фора у него была.
Раньше, пока Штольман находился при должности, «фараона» в нем узнавали сходу. Но с тех пор прошло достаточно много времени. Якову, пытаясь выжить в другом мире и в другом статусе, пришлось позабыть и былые привычки, изменить и поведение, и манеру держать себя. И даже сейчас, вернувшись в прежнюю среду, изображать сыщика было рановато. Да и права он такого не имел.
Так что с портье разговаривал вполне вежливо, разве что построение фраз чуть упростил. Но ушлый портье, ежедневно общающийся с самым разномастным людом, что-то считал в нем. И это «что-то» явно не было полицейским прошлым. Скорее, совсем наоборот. То ли лесное, то ли каторжанское в подобных обстоятельствах прорывалось невольно – новой, дикой грацией, темной глубинной уверенностью.
Поданная купюра исчезла мгновенно. Вначале Яков поинтересовался новостями грядущей ярмарки.
- Ярмарка будет лишь с субботы, сегодня возов еще нет почти.
Далее последовало описание торговых рядов, где чьи купцы обычно стоят.
- До реки не ходите, там набережную Сенька Рябой держит, он чужаков не любит. А на торговых рядах кого только нет.
И Штольман спросил главное:
- Проверки по гостинным дворам не ходят? Виды на жительства, гостей не проверяют? Я слыхал, убийство произошло, дело в полиции громкое, как бы не стали меры принимать да хлопоты причинять.
И портье тут же его успокоил:
- Убивец пойман на месте, ничего более ни искать, ни проверять не станут, будьте спокойны. У нас как раз писарь из Лычаковки останавливался, тот всё доподлинно знает.
Вскоре Штольман выслушал историю длинную и подробную. После чего еще и посидел в баре при гостинице и в ближайшем трактире.
[indent]
В результате проанализировал собранные слухи, вычленив главное.
Убийство произошло на небольшом хуторе близ деревни Лычаковки. На том хуторе и поселился год назад Евгений Балашев, двадцати четырех лет от роду, ныне покойный. Будучи дворянского сословия, женился Евгений там же по месту, на крестьянской девице. Чем и снискал уважение своих сотоварищей и удивление всех прочих.
В тот злополучный день, первого сентября, на его хуторе находились три гостя: Аркадий, племянник статского советника Ветлицкого, Владимир Дальнев, после учебы в университете приехавший из Москвы в Вологду погостить к тетушке, и Николай Воронов, сын деревенского священника, окончивший семинарию в соседней губернии. Аркадий же и был после обвинён в убийстве хозяина.
Судя по всему, застали его на горячем, и никаких сомнений в виновности не было. Расследовать что-либо у Штольмана не было ни прав, ни возможности. Но Анна! Отказать он не мог.
[indent]
С тяжелой душой Штольман вернулся в гостиницу.
Анна, увидев его на пороге номера, облегченно выдохнула.
- Я заждалась, Яшенька. Тебя так долго не было.
Поймал, целуя, взлетевшие ему навстречу руки. День без неё казался бесконечно долгим:
- Пойдем в ресторан, или ужин в номер закажем?
Анна вздохнула:
- Охх… Закажи на своё усмотрение. Я ничего не хочу – четыре чашки чаю с печеньем выпила.
Приехавшие на осеннюю ярмарку женщины весь вечер с охотой пили чай и обсуждали новости, пока мужья их были заняты делами и переговорами.
- Ох, Яшенька, мне Аркадия так жаль. Он совсем молодой, девятнадцать лет, только гимназию окончил. А учится пока никуда не пошел.
Пересказала услышанные слухи.
История жизни юноши оказалась довольно печальной, и при скучной провинциальной жизни всем доподлинно известной. Его отец, младший брат предводителя дворянства Ветлицкого, доставшимся ему по наследству имением не занимался, наделал долгов и помер. Большую часть имущества пришлось распродать. Остался у них самый меньший из особняков да небольшая рента, которой хватало лишь на очень скромную жизнь. Ветлицкий невестку не жаловал, но в судьбе племянника участие принял. На его средства тот отучился в гимназии, на полном пансионе, а после Ветлицкий собирался устроить его в Инженерную академию, для дальнейшей службы, достойной потомка знатного рода. Юноше в гимназии хорошо давались точные науки, и экзамены он должен был, без сомнения, сдать. Аркадий же, подружившись с гораздо старшими молодыми людьми, нахватался, страшно сказать, вольнодумных идей, и желал поступить в Московский университет, чтобы получить юридическое образование и радеть о всеобщем благе. Ветлицкий о том не желал и слышать. Народ в том университете учился самый разномастный, славился вольнодумством. На юридический, как на самый популярный факультет, поступали тысячами, и толку с той учебы большей частью не было. Оттого юноша, никак не определившись, собирался пойти на год в канцелярию на службу.
Анна вспоминала:
- Ох-ох, - вздыхала полная, добродушная дама, сегодня обошедшая все модные магазины, и приобрётшая там не так товары, как новости: - И вот чем дело окончилось. Мать, та и не следила, видать. Дворянского сословия товарищ, да и ладно, а дяде откуда было знать, у кого тот гостил? А теперь беда в семье. И матери беда, и мальчику беда, а господину Ветлицкому в особину.
Анна не поверила:
- Не похоже, чтобы тот так о племяннике переживал.
Та рукой махнула:
- Какое там переживал. Он с новой властью губернской не помирился, должности лишился, а теперь как племянника обвинили, так и последнюю власть потеряет. Прокурор уж так доволен был, что и не сказать.
Штольман послушал и нахмурился:
- При мне тоже нечто подобное упоминали. Если прокурор заинтересован в обвинении, расследовать никто ничего не будет.
На скулах заиграли желваки:
- Разбираться надо обязательно. Я сегодня приглашен в гостинице на партию в покер. Будут судейские. Попробую разузнать подробнее.