В тот же день в гостиницу явился полицейский – проверил документы жильцов, книгу регистрации постояльцев. Нарушений не выявил, но просил Штольмана согласно последнему постановлению, как прибывшему на новопущенном поезде, явиться завтра на одиннадцать часов, отметиться в губернской канцелярии – во избежания подлога. Штольман всё сказанное выслушал с каменным выражением лица.
Анна, которая светилась от последних новостей, приглашение восприняла спокойно. Бредовость его в полной мере осознавал лишь Штольман.
Находиться в номере не было никакой возможности – даже стены, казалось, давили. Но приглашать Анну на прогулку по городу Штольман опасался – слишком неопределенной казалась обстановка, да и непроходящая, поселившаяся где-то внутри тревога не позволила бы насладиться прогулкой в полной мере.
Спустились отужинать в ресторан, Штольман, почти не глядя, сделал заказ. Вопрос оставался лишь один – на сколько они здесь застряли. И не придется ли, оставшись вообще без средств и без возможности выехать, отправлять Анну к Мироновым.
Она не поедет.
Сидели довольно долго, мало обращая внимания на окружающих. Зато на них, кажется, обратили. От соседнего столика подошел коренастый, широкоплечий, краснолицый, сразу словно половину зала занявший мужчина. Одет в дорогой кафтан – купец, и не из бедных, сразу демонстрирующий своё состояние.
- Позвольте представиться, Ефимий Иванович Лопухин, купец второй гильдии.  Если спросите по Вологде, вам каждый ответит – мануфактуры Лопухина да гужевые перевозки.
Штольман сухо кивнул:
- Штольман Яков Платонович.
Тот повеселел:
- Рад, очень рад. Довелось слышать, как с вашей подачи оправдали молодого Ветлицкого. Достойное деяние, богоугодное.
Штольман слушал с тем же каменным выражением, никак реагировать на громогласные заявления не собираясь. Но того ничего не смущало:
- Весьма рад был знакомству, весьма. Будет надобность, обращайтесь, у компании «Лопухин и К» отделения по всей губернии, и даже по соседству имеются.
Да уж. Новости по городу распространялись гораздо быстрее ожидаемого.
На выходе из ресторана их встретил служащий гостиницы. Штольман присмотрелся – не портье, кажется, сам управляющий. С весьма вежливым и даже подобострастным видом нижайше просил проследовать в его кабинет:
- Вас ожидают-с.
[indent]
Господин в кабинете относился совершенно к другой категории. Крепкий, седовласый, одет в дорогой, но несколько старомодный сюртук, и скорее всего – намеренно старомодный. Длинное «породистое» лицо выражало непреходящее высокомерие.
Представил его управляющий, прежде чем их покинуть:
- Его высокородие статский советник Ветлицкий Петр Ильич.
На короткое приветствие Штольман ответил с тем же каменным выражением лица.
Ветлицкий произнес совершенно бесстрастно:
- Мною было назначено вознаграждение за проведение расследования и оправдание моего племянника. Сумму вы заработали в полном объеме. Прошу вас принять вексель в уплату по данному делу.
И даже «прошу» произнесенное Ветлицким прозвучало как приказ.
Штольман лишь губы молча сжал. О чем-либо беседовать с этим господином он не собирался. Анна, стоящая рядом с ним, коснулась его руки. Яков глянул коротко – Анна не словами, взглядом показала: «Возьми».
Сейчас Штольман не на службе, он – частное лицо, расследовать был не обязан. И всё, конечно, правильно. Но главное - тут же откуда-то пришло давнее, уже позабытое: «Бери. Не взял – долг за ним оставил».
Никаких долгов и отношений ни с кем в этом городке Штольман иметь был не намерен. Шагнул вперед, коротко кивнув, взял вексель.
Глаза в глаза. Мы в расчете.
И четким шагом, не обернувшись, крепко держа Анну за руку, покинул кабинет.
Остановился уже у номера, усмехнулся криво.
Анна произнесла тихонько:
- Он решил рассчитаться. Он не стал бы помогать.
Штольман лишь хмыкнул. Просить он и не собирался.
[indent]
На следующий день ровно к одиннадцати были в губернском правлении. Канцелярия для приема посетителей размещалась на первом этаже, и жила своей обычной повседневной жизнью. На вошедших никто из работников особого внимания не обратил. Пара других посетителей заняты были своими хлопотами, чиновник, получающий у секретаря по списку документы, глянул на Штольмана мельком, и вновь к столу повернулся. Тут следом вошла Анна. Тот же чиновник, довольно молодой, и очевидно, считающий себя неотразимым, окинул её фигуру оценивающим взглядом – и задержал его намного дольше положенного. Штольман, пытаясь ни на что не реагировать, подошел к нужному ему работнику. Тот с совершенно равнодушным видом достал журнал и принялся переписывать в него все данные из поданных документов. Чиновник с папкой рассматривал Анну уже в открытую, не отводя от неё слишком пристального взгляда. Штольман сжал зубы так, что на скулах заиграли желваки. Впрочем, на него никто особого внимания не обращал. Вот им с равнодушной вежливостью вернули документы, и они тут же покинули канцелярию.
[indent]
Прошло еще два дня. Средства уже точно не являлись проблемой, но легче от того не становилось. Сколько и чего им еще ожидать?
Вызов к вице-губернатору оказался всё же несколько неожиданным. Ладожев мог избрать любой из способов решения вопроса, при котором встречаться со Штольманом было вовсе не обязательно.
Яков успокаивал Анну:
- Наоборот, хороший признак. Скорее всего побеседуем, да и разойдемся миром.
Сам он вовсе не был ни в чем уверен. 
Кабинет вице-губернатора оказался довольно внушительных размеров, впрочем, главной его частью был приставной стол, за которым могло поместиться до десяти человек. Судя по всему, рабочие вопросы тот предпочитал решать по месту и часто.
Встретил его Ладожев как равного, всячески демонстрируя уважительное отношение.
Выводы Штольман делать не спешил, рассматривая того во все глаза. Молод, сколько ему сейчас – тридцать четыре? Высокий, великолепно сложен, темно-русые волосы, правильные, четкие черты - пожалуй, в юности его действительно должны были называть красивым. Сейчас первым на ум приходило скорее другое – видный. Пожалуй, такими изображали на картинах древнерусских князей. Первым словом, которое приходило в голову, было не красота – власть.
Штольман узнал его сразу. Это был тот, казавшийся тогда довольно неприметным, чиновник, который так нахально рассматривал в канцелярии Анну. Сейчас Ладожев был одет по-иному, в костюм, явно шитый не у вологодского портного. Яков, который носить хорошие костюмы умел, любил, и в одежде разбирался, оценил сразу. Но при этом отчего-то вовсе не тянуло вспоминать, что на нем самом костюм из лавки готового платья, лишь умело подогнанный мастером по фигуре. То, как двигался, как держал себя вице-губернатор, неуловимым образом давало понять – тому совершенно всё равно, что на ком надето.
- Прошу вас, Яков Платонович.
Короткое:
- Благодарю.
Папка у того в руках. Что-то слишком часто Яков в положении бесправного просителя. Сжал невольно зубы. Ничего. Это всё ненадолго. И повторить подобное Яков больше не даст.
Ладожев смотрит внимательно, очень. И Яков каким-то чутьем угадывает – тот не изучает, а словно – узнаёт? Они виделись ранее? Могли. Они покинули Петербург в одном году. Нет, они не были знакомы. Яков не видел его ранее совершенно точно. Пересекались по служебным делам? Кем конкретно работал в Министерстве внутренних дел этот молодой человек, если после службы уверенно потянул вторую должность в губернии? Связан был со службой безопасности? Скорее всего. Тогда он мог слышать о Штольмане, и не удивительно, что Штольман не слышал о нем.
Яков взглянул уже спокойнее. Частичка головоломки встала на место.
[indent]
Ладожев начинает не торопясь:
- Я решил побеседовать с вами вот по какому поводу. Получил ваше личное дело. Надеюсь, уточнять как именно я его раздобыл, не стоит?
Еще бы. Тесть Ладожева в Петербурге в Министерстве внутренних дел занимал должность начальника Департамента общих дел. Это пятерка высших должностей Министерства, а по степени влияния – как бы и не тройка.
Тот кивнул:
- Хорошо. Итак, приступим. Штольман Яков Платонович, надворный советник, чиновник по особым поручениям, проживавший в городе Петербурге. Затем – начальник сыскного отдела полиции города Затонска. Город на всеобщей карте, увы, быть отмеченным не удостоился. Великолепный послужной список, успехи в сыскном деле. В 1990 году осужден по уголовной статье за предумышленное убийство, лишен прав состояния и приговорен к каторжным работам. Дело сшито довольно умело, но в то же время фальсификация понятна при любом пристальном взгляде. Как я понимаю, в Сибири столкнулись с профессиональной солидарностью?
Штольман взглянул с явным удивлением.
Тот вскинул брови:
- Что вы так смотрите? Полиция – достаточно серьезное ведомство. Никто не любит, когда подставляют «своих». Вас направили на завод вместо рудника, наверняка в нормальное относительно общество. Для дворян кстати, не такое уж редкое явление. А затем, с идеальной характеристикой, как вставшего на путь исправления, уже через год перевели на более легкий режим, а фактически – на вольное поселение. И чистые документы затем оформили. У меня в канцелярии новый закон со старым еще путают, а там до последней черточки вывели.
Штольман смотрел уже серьезно. Чтобы ни было написано в его личном деле, умение Ладожева работать с информацией поражало.
- Что мы имеем на сейчас? Полное восстановление в правах, отмененный приговор. Кстати, в Петербурге до последнего времени были уверены, что посмертно. В связи с этим у меня несколько вопросов. Куда вы собирались отправляться дальше?
Штольман чуть ли не пожал плечами:
- В Ярославль.
Ответ ясен был изначально.
На вопросительный взгляд:
- Далее на Москву.
- К родственникам жены?
Секундная заминка.
- Ну нет, так нет. Впрочем, всё равно куда именно. Вы засветились слишком громко независимо от моего участия, в Москве теперь вас уже бы ждали.
И резко:
- Кто вас нанял?
Штольман глянул совершенно спокойно:
- Никто. За расследование заплатил Ветлицкий.
Ладожев поморщился:
- Только не надо. Ветлицкий вас впервые видел, и удивлен был немало. Кто конкретно вас нанял вести расследование?
Штольман не удержался и всё-таки совершенно не аристократично пожал плечами:
- Никто. Расследование оказалось случайным.
Ладожев вздохнул:
- Яков Платонович, вы сами себя слышите? Вы приехали в чужой город, услышали о деле – от кого, от портье? И тут же сами решили идти восстанавливать справедливость. Мне вам куда подорожную выписывать? Сразу в дом призрения?
Штольман промолчал. Ни одна заготовленная правдоподобная версия с этим не сработает.
Ладожев глянул жестко:
- Ладно. Зайдем с другой стороны. Ответ мне нужен серьезный. В Вологде есть кто-то, кто был знаком с вами по Петербургу или Затонску? Сибирь менее вероятна. Или с вашей женой?
Штольман качнул головой:
- Нет. Никого из знакомых я не видел. Память на лица у меня хорошая.
- Возможно, знаком опосредствованно? Где-то видел и мог вспомнить?
Штольман продолжил с чуть меньшей уверенностью:
- Если и есть, мне об этом ничего не известно. Но вряд ли.
Ладожев поднялся:
- Еще увидимся. Город не покидайте. Да вам и покидать его сейчас некуда. Куда бы вы не собирались ранее, у вас осталась одна дорога – в Петербург. Ожидать, что там исправить решат – то ли ваш приговор, то ли воскрешение.