Всё тот же кабинет. Яков уже стал известной фигурой. В приемной его встретили без вопросов, провели сразу же. Словно вице-губернатор более ничем не занимается, лишь его с утра вот ожидает.
Ладожев глядит со сдержанным, но с виду вполне дружелюбным интересом.
- Пришел ответ из Петербурга на мой запрос. Что хочу вам сказать – всё не так уж и плохо. Конечно, там не будут в восторге от вашего приезда. Кому-то не понравится, что предыдущие усилия зря пропали, кто-то решит, что вы вновь излишне под ногами путаетесь. Но всё не более, чем политика. Личных врагов, которые хотели бы уничтожить вас любой ценой и несмотря ни на что, у вас нет. А вот шансы решить дело в вашу пользу всё же есть.
Штольман выслушал с совершенно невозмутимым видом:
- Благодарю за информацию. Буду иметь в виду.
Теперь следующий ход. Вновь за Ладожевым:
- Яков Платонович, у меня есть к вам предложение. Конечно, вы можете отказаться, но подумайте, стоит ли? Видел я, как вы сработали. Да и все видели. А такое начало дорогого стоит. Так вот. В Вологде, как губернском городе, существует отдельное от уездной полиции самостоятельное городское полицейское управление. Я предлагаю вам должность полицмейстера. По крайне удачной случайности она свободна еще с прошлого месяца. А второе везение – никаких согласований не требуется. Городское управление финансируется полностью из городского бюджета, полицмейстер назначается лично губернатором и подчиняется ему же.
Штольман смотрел несколько долгих мгновений, пытаясь уложить услышанное в голове. Радоваться он не спешил:
- То есть, подчиняется вам?
Ладожев усмехнулся:
- Мне не разорваться на всю губернию, как, впрочем, и самому губернатору. Но вы в таком случае поедете в Петербург с серьёзной поддержкой за спиной.
Штольман полностью собрался. Ладожева он сейчас ощущал четко. Он и ранее в людях умел неплохо разбираться, без того в его работе нельзя, но после сибирской тайги иногда возникало нечто иное. Связь «учитель-ученик» работает в обе стороны. Как Тимоха  умел слышать тайгу, так и у него иногда получалось похожее – но с людьми. За внешней доброжелательностью Ладожева таились, не страх, но - настороженность, опасение, четкое отслеживание малейших деталей. Словно давно продуманный разговор тот ведет не с другом, и не с подчиненным – а с серьезным противником. Сам себя таковым Штольман сейчас не ощущал.
- Мне не совсем понятна ситуация. Вы предлагаете подобную должность бывшему каторжнику?
Тот небрежно махнул рукой:
- То наименьшая из наших проблем. Официально вы чисты, не официальные слухи – что ж, я же сам их и расскажу кому надо. Вам точно не повредят.
Ладожев поднялся, легко, одним тягучим слитным движением, отошел к окну, стал против света, опершись о подоконник:
- Сыскное отделение у нас создано, но не отдельно - всё же мы не настолько крупный город. Так что оно тоже будет находиться под вашим руководством. Сейчас там начальником отставной майор. Где была свободная должность, туда и поставили. Впрочем, серьёзные преступления не так уж часто случаются, а с трактирными драками он вполне справляется. Но кадры тоже станут уже вашей проблемой. Да, и вот что еще. Под вашей юрисдикцией лишь город, но в уездной полиции сыскного отделения нет. Придется сотрудничать.
Тени скрыли лицо, выделив резче черты, и спрятав взгляд, показавшийся почти черным. И Штольман полузабытым уже чутьем уловил причину настороженности: приходилось ему видать таких. Тот не охотник - хищник. Волк, а не волкодав.
Глянул прямо:
- Зачем я вам? У вас свои люди есть.
Ладожев вновь опустился в кресло, головой качнул:
- Видел я, как мои работали. Видите ли, Яков Платонович, не в том дело, что юношу бедного да бледного осудить пытались. Всякое бывает, признаться, кого и не за что посадить, а хочется. А в том, что не только в деле о безоговорочной его вине написали, а и меня в том уверили. Я вам не буду клясться, что не попытался бы на том сыграть. Но решения предпочитаю принимать с открытыми глазами. Так что от вас мне не отписки нужны будут, а реальная работа и выводы, соответствующие действительности. А далее вы по процедуре работаете. К судейским даже я не мешаюсь.
Штольман произнес всё также сдержанно:
- Я могу подумать?
Предложение выглядело слишком идеальным.
Тот уловил что-то, и в голосе мелькнуло легкое разочарование:
- Разумеется. Недолго – вам всё равно скоро уезжать. Задерживать не стану. Через Москву ехать не стоит, вам подскажут более короткий путь до петербуржской линии.
Смотрел пристально, сощурив глаза. Думал, явно думал. Решился:
- Вот еще что. Вы должны знать. В материалах указано, что ваша жена – медиум, и довольно известный.
Штольман произнес ледяным тоном:
- Моя жена давно никакого отношения ни к чему подобному не имеет.
Тот покачал головой:
- Важно не это. А то, сумеет ли она кого-либо в этом убедить. Вы давно не были в Петербурге. Спиритизм там издавна в моде, и увлечение некоторых из самого верха последние годы еще усилилось. Сами-то те лица всего лишь уверены, что им всё подвластно. А вот работают на них очень разные люди. Вашей супруге еще повезло, что проживали вы прежде далеко от столицы, и предложения работать на корону ей не поступало.
И по заминке, по мелькнувшему в глазах Штольмана выражению понял ответ. Взгляд стал острым, словно стальное лезвие:
- Поступало…
И Штольман уловил не сказанное – на того, от кого поступало подобное предложение, рассчитывать более не стоит. Хотя, ведь не забрал же её сразу Варфоломеев. Поверил в потерю дара? Решил выждать? Но ведь и уехать позже дал возможность. Кто сейчас на его месте?
Ладожев уловил сомнения:
- Зря отказываетесь, Яков Платонович. Я же вас не в рабство зову. Поработаете год – два, там сами решите. Да и зачем вам с супругой сейчас лишние хлопоты, в её-то положении?
И осекся.
Штольман глянул побелевшими глазами:
- В каком положении?
Тут же вспомнил. Как велел тогда извозчику вести одновременно и к лучшему доктору, и к ближайшему. И как случайно или нет, но привезли к доктору, который, как и Милц, сотрудничал с полицией.
Вспомнил, как успокаивал его доктор:
- Всё в полном порядке, больше гулять, отдыхать, хорошо питаться.
Как явно собирался поговорить отдельно с Анной, но Яков, напуганный явлением духа, увез её тут же.
А этому, значит, доложили.
Долгая пауза. И вдруг Ладожев откинулся на спинку кресла, и почти рассмеялся, с явным облегчением:
- Ну вот и всё. Вот и решилось.
Пояснил:
- Вы не знали. Все ваши планы – филькина грамота. Запаса времени у вас больше нет.
Штольман глянул жестко:
- Вы не слишком много на себя берете? Я сам способен решать проблемы своей семьи.
Тот провел рукой по лицу:
- Простите. Увлекся, привык, что всё касаемо Петербурга на мне. Конечно же, вначале езжайте, разбирайтесь. Предварительные согласования будут оформлены, вернётесь, тогда и подпишем окончательно. Кстати, завтра вечером у меня дома прием для тесного круга, вы с супругой приглашены.
Вместо того, чтобы попросту отпустить посетителя, поднялся, провел до дверей, самое меньшее – как равного. Вместе со Штольманом вышел в приемную. Туда уже, переговариваясь, входило человек шесть – пунктуальность здесь тоже была на уровне. Повернулись к ним – судя по виду, чиновники высоких рангов.
Ладожев представил:
- Надворный советник Штольман Яков Платонович.
Штольман поклонился, приветствуя всех разом. Ответные приветствия, внимательные взгляды.
Ладожев, прощаясь, пожал ему руку – жест чисто дружеский, никакого отношения к официальному этикету не имеющий:
- Всего доброго, Яков Платонович.
Оказавшись наконец-то в коридоре, какой-то миг стоял и думал: что это было? Представлял нового полицмейстера? Но будь у Штольмана действительно четкие планы, он вполне мог категорически отказать сразу же.
В любом случае, безукоризненно исполненный в приёмной спектакль был рассчитан не на него.