Штольману нравилось, как Замайский ведет допрос. Четко, жестко, не опускаясь тут же до мордобоя. Явно путилинская выучка.
Кольнуло невольной завистью. Когда-то Штольман был знаком с главой сыска, известным на весь Петербург Путилиным. Был бы тот жив сейчас – кто знает, может и вспомнил бы прежнее знакомство и прежние заслуги. Тот ценил людей не по званиям и титулам – немногие из таких шли работать в сыск.  Тут же качнул головой – не о чем жалеть. И Путилин был не всесилен. За доклад о содомских пристрастиях приближенного к императору князя Мещерского, впрочем, и без него известных всему Петербургу, Путилин, несмотря на всю свою известность, вынужден был подать в отставку.
Петербург никогда не выступал за справедливость.
Да и сыскная полиция с тех пор реформировалась несколько раз. Сейчас Штольману новое руководство уже знакомо не было.
[indent]
Подвели итоги допроса.
Взятый мошенник, оказавшийся мелким чиновником, пытался поначалу держаться нагло и от всего отказываться. Но допрошенный прежде него касир выложил всё, что знал, перекладывая вину на всех прочих, назвал нескольких господ, сдававших ему облигации. Мошенник, поняв, что полиции известно уже достаточно, и главную вину собираются возложить на него, тут же заговорил.
В мастерскую по изготовлению фальшивок немедленно был направлен наряд полиции. Но кроме того арестованный знал мало что. Главным, который раздавал подручным облигации для продажи, оказался молодой студент, проживающий по иронии судьбы неподалёку от участка.
Замайский и Штольман отправились туда лично всего с одним городовым – почти всё отделение уже разъехалось по прочим адресам.  Шли извилистыми дворами, Замайский поворачивал в самые кривые, тупиковые на вид переулки, но неизменно выходил в нужную сторону. Искомый дом оказался из старых. Если запятнанный голубиным пометом фасад еще пытались кое-где подновить и подкрасить, то со стороны двора стены были и вовсе все облупленные, кое-где покрытые старыми трещинами. По черной лестнице, мимо открытых дверей в кухни, из которых густо тянуло кислыми щами и несвежим мясом, поднялись на третий этаж. Комната неожиданно оказалась довольно просторной, и хоть и старой мебелью, но полностью меблированной. В шкафу лежал наготовленный саквояж с вещами. Через недолгое время обыск дал результаты – за печной заслонкой нашли сверток с деньгами. Фальшивых облигаций не отыскалось.
- Он не успел вернуться, - произнес Штольман. – Очевидно, ходил новые бумаги на реализацию разносить. И он не главарь – исполнитель, как и прочие.
Замайский осмотрел сложенные в саквояже вещи и согласно кивнул. Задумался:
- Что мы имеем? У нас по городу ходит довольно бедный молодой человек без вещей и без денег, но с пачкой облигаций в кармане.
- Он будет пытаться продать хоть одну, - уверенно произнес Штольман. – Чтобы скрыться из города и уже где-то в ином месте реализовать остальные. Но где? В центре уже рискованно, слух прошел. Куда он может добраться быстро и безопасно?
Замайский сощурился. Сейчас он явно перебирал в голове варианты:
- Сложно сказать. Мелкие банки не подойдут. Первый вариант – торговая слобода поблизости. С центром они связаны слабо, и там есть пара крупных банков и кредитный союз. Надежды мало, но попытаться стоит.
Штольман с сомнением покачал головой:
- Не опоздаем?
- Если из первых рук узнал, то уже поздно. А вот если из третьих-четвертых, тогда посмотрим.
Быстро вышли на очередную улочку, прыгнули в проезжающую пролетку.
- Давай быстрее, голубчик…
На лихорадочно высказанное полицией пожелание тот откликнулся сразу, и лошадка заметно прибавила ход. Но всё равно казалось, что бежит она слишком медленно. Отчего-то Штольмана охватило то лихорадочное возбуждение, которое и бывает в преддверии значительных дел, когда вдруг кажется, что что-то важное решается именно здесь и сейчас.
Хотя возможность захватить кого-либо, придуманная ими самими, была весьма призрачна.
Спрыгнули с пролетки на ходу.
С крыльца соседнего здания спускался высокий, чуть сутуловатый молодой человек, весьма похожий под описание.
Увидав их, тут же бросился бежать, уже почти скрываясь за углом.
- Ловите его, Яков Платонович! – отчаянно закричал Замальский. Штольман бросился наперерез. И одна мысль билась в голове, пришедшая откуда-то из лихого восемьдесят пятого: «Уйдёт ведь!» Тот повернул еще раз, и неожиданно угодил прямо в руки приставу.
Подоспевший городовой споро вязал очередного задержанного.
- Ох, давно уж я так не бегал… - явно довольно утирал рукой лоб Замальский.
Штольман улыбнулся. Он ощущал то же самое.
[indent]
- Яков Платонович, вас не затруднит явится завтра в участок часам к двум? Мы сегодня вовсе ничего из протоколов не оформили.
Штольман согласно кивнул.
- Далее я сам доберусь, вам еще задержанного отвозить.
Что думает потерявшая его на целый день Анна, он даже боялся представить.
Впрочем, рассказать ему сегодня было о чем.
[indent]
На следующий день новостей обнаружилось еще больше. Дело не просто завертелось – а закружилось бешенной каруселью. В мастерской задержали троих. При обыске обнаружились облигации законные – малого номиналу, и уже переделанные – фальшивые. А также многочисленные пузырьки с химическими средствами, горшки с разведённым рыбьим клеем, записки и счета, в которых упоминается о хлористой извести, рыбьем клее, едком калии, английском мыле и прочем. Доказательств было более чем достаточно.
Пойманный студент озвучил длинные списки более чем на полтора десятка человек, занимавшихся сбытом продукции.
Начались аресты. В списках упоминались несколько человек из довольно знатных, хоть и сильно обедневших дворянских родов, купеческие сыновья – некоторые из довольно известных семей, чиновники, в том числе писец из городской управы. Главарю сложившейся банды явно нужны были люди, умеющие выглядеть и вести себя как богатые и/или знатные господа.
И последний в списке: родной и единственный сын тайного советника, занимающего крупный пост в министерстве юстиции.
Главарь же, представлявшийся членом Кредитного союза, к тому времени скрылся. Объявленный по городу розыск уже ничего не дал. Вместе с ним исчезли и вырученные за облигации деньги. Даже с учетом уже отданной доли участникам, сумма должна была быть очень значительной.
Штольману пришлось ожидать более часа – пристав явился от начальства с видом довольно ошарашенным.
- Мне от начальства допрос на полдня был. Там все несколько в растерянных чувствах. А вас просили в Министерство юстиции сегодня лично явиться. Меня не вызывали туда, но о сыне тайного советника уже спрашивали. Сказал, как есть – против него доказательств действительно явных нет, лишь то, что тесно общался с главарем.
Штольман лишь плечами пожал. Его участие в деле было невелико, и ныне состояло лишь в подписании протоколов и слушании доносящихся со всех сторон участка громких впечатлений.
[indent]
В кабинет тайного советника его провели сразу.
Тот встал навстречу, пожал руку:
- Наслышан о вашем участии в деле. Никто подобного не ожидал. Впрочем, о вас отзываются очень уважительно.
Перекинулись несколькими фразами, обсудили последствия такого громкого дела.
И тайный советник произнес главное:
- Признаться, я должен поблагодарить вас. Вы очень вовремя способствовали раскрытию. Близкий мне молодой человек, о котором вы, наверное, слышали, должен был завтра явиться за первой партией бумаг. Рассчитываться ими он намеревался во всех организациях, где из его рук брали бы безоговорочно. Как оказалось, он проигрывал в карты гораздо более разумного.
Помолчал и продолжил твердо:
- Ныне он из дела выведен, но не могу даже представить, чем это всё могло бы окончиться. Я вам очень обязан, господин Штольман.

Отредактировано Еленаsh (26.09.2024 20:53)