Поезд, хоть и подъехавший с другой стороны, подвез пассажиров всё к тому же деревянному вокзалу на окраине.
Всё повторяется. Всё пошло по второму кругу.
Вышли из вагона. Носильщик грузил чемоданы, количество которых явно увеличилось с прошлого раза. Анна смотрела и неведомо чему улыбалась. И вдруг странное чувство: они вырвались.
- Аня, наверное, мы всё-таки дома.
Печалило одно – в Затонск они опять не успели. Штольман смог послать телеграмму из столицы, и затем пробыли день в Ярославле. Мироновы уже ожидали. Яков держался чуть в стороне – он опять был во всём виновен, и даже возразить тут было нечего. Впрочем, к вечеру всё решилось – когда оказалось, что Анна никак Затонск в ближайшее время навестить не сможет, а наоборот – Яков пригласил всех в Вологду после обустройства.
В результате Яков пил коньяк с Виктором Ивановичем, не мешая женщинам обсуждать нововыявленные женские дела. Мария Тимофеевна перестала поджимать губы, явно обдумывая новое его положение и новое к нему отношение.
Его не простили, но приняли.
Но и на новом месте осталось еще устроиться.
Отошел от вагонов, оглянулся, но извозчика отыскать не успел. На привокзальной площади ожидала коляска с городовым на козлах:
- Ваше высокоблагородие! Приказано доставить по новому месту жительства.
Неожиданно стало приятно. Их ждали.
Подвезли к довольно большому аккуратному двухэтажному дому. Улица, как и везде в центре, прямая, широкая, везде мостовые, вдоль дороги посажены деревья.
- Приказано ознакомить. Дом от городского правления, проживал прежний господин полицмейстер.
Городовой занес все вещи. Просторные, светлые комнаты, большинство уже меблированные. Жить здесь можно уже сейчас. Как оказалось, полицейское управление располагалось рядом, в двух шагах на соседней улице.
Городовой тут же предложил посмотреть прислугу, которая прежде здесь работала. Мать кухаркой, дочка горничной, а мужик их и дворником, и истопником, и по всякой работе. И проживают рядом, за задним забором их избушка. Штольман нахмурился. Служебная прислуга – это уже слишком.
- Да вы не сомневайтесь, ваше высокоблагродь. Они больше года здесь, работу знают. Их прежний господин полицмейстер из Вельска привез, у них там в пожаре и дом сгорел, и всё хозяйство.
Штольман задумался. Подозревать полицмейстера в вовсе уж отсутствии соображения у него оснований не было.
Махнул рукой:
- Зовите.
Внешне пришедшие выглядели вполне прилично и опрятно, держались скромно. Девушка горничная пряталась за спинами и явно стеснялась. Но сейчас главное было – понравятся ли они Анне. Но Анна, тоже ту историю слышавшая, и узнавшая, что всё это время перебивалась семья поденной работой, согласилась тут же.
Оставил их разбирать вещи и обустраиваться в доме. Как бы не хотелось покидать Анну, но прежде всего следовало пойти и доложить о прибытии.
В губернском правлении вначале принял Ладожев. Где-то в глубине взгляда мелькнула едва заметная улыбка. Радостная, или же торжествующая?
- Приветствую, Яков Платонович. Поздравляю с вступлением в должность. Приказ о вашем назначении уже подписан. Сейчас пойдем доложимся его превосходительству.
И уже на выходе из кабинета обернулся:
- Кстати, а что вы там такого натворили, что мне вас приказали срочно на работу забирать и не отпускать более?
Штольман сжал зубы:
- Ничего. Дал несколько консультаций по определению векселей.
Тот усмехнулся:
- Всё равно ведь узнаю.
Губернатор встретил, как и полагается – строго и торжественно. Поздравил, высказал уверенность и пожелания. Торжественная часть была завершена. Непосредственная работа ожидала с его заместителем. Ладожев тут же вызвал чиновника из канцелярии, велел устроить и ввести в курс дела. Тот тут же озаботил заполнением и подписанием бумаг. Как оказалось, дом предоставлялся за счет города, к нему средства на отопление и освещение. Всё это, да еще и прочие дополнительные выплаты – столовые, на оружие, обмундирование, представляли собой серьезные надбавки к жалованию. Город свою полицию явно ценил.
Представили на работе. Знакомился с новыми сотрудниками, новыми обязанностями. Анна хлопотала дома, наводя уют. Приходил, словно в давнюю придуманную сказку. Поверить не мог – это он. В новом мундире с иголочки, дом полная чаща, в доме жена, и синева взгляда – лишь для него. Иногда сам себя боялся – сколько эта идиллия еще продлится.
[indent]
В правление на третий день заглянул по делам. Ладожев тут как тут. Штольман насторожился сразу. Опыт давнего сыскаря не позволял верить всему с первого взгляда. Впрочем, будь он иным – в полицмейстеры бы не взяли.
В глубине взгляда что-то мелькнуло:
- Яков Платонович, зайдите.
Вежливые расспросы – как устроился, как служба.
Сдержанный ответ:
- Работаю.
Откровенничать он не собрался.
Ладожев взглянул с едва уловимой усмешкой. Мол, ну-ну…
- Яков Платонович, вы там, конечно, работаете, кто ж против.  Сводка на вас мне всё равно ежедневно ложится, и в ней вплоть до того, у кого из ваших городовых сын родился, и из-за чего лошадь захромала. Так что вы работайте, работайте, а я погляжу.
И смотрел невозмутимо. Предупреждал - и явно угрожал, совершенно спокойно и небрежно. Мол, никто у меня не дёргается, и вы не будете.
Всё, что сейчас чувствовал Штольман – уже почти позабытую, ледяную бездумную ярость.
Всё что он знал – никогда, ничем и ни за что Ладожев не заставит его плясать под свою дудку.
Неделя незаметно прошла. Сжав зубы, работал. Пытался разобраться во всём. Новые обязанности нагромождались одни на другие, и казалось, вот-вот понесутся с горы, словно снежный ком. Ладожев его никак не беспокоил, разве что в губернском правлении несколько раз сталкивались, вежливо раскланивались.
После чего невольно возвращались отголоски уже почти подавленной ярости.
Неудивительно, что в полицейском управлении сорвался именно на докторе. Доктор, худой, смуглый, с длинным носом и говорящей фамилией Галкин чем-то походил на грача. И нисколько – на Милца.
Галкин, с которым Штольман уже несколько раз сталкивался, принес заключение о смерти, и решил обратиться к Штольману. Доложил о том, что смерть не криминальная. Заключение он принес для подложения в дело.
Штольман отметил – сам принес, хотя мог и фельдшера послать. Расспросил коротко, прочитал вполне профессионально оформленное заключение. Раздражение не проходило.
Недоброжелательное отношение нового руководства доктор ощутил.
- Раз больше не надобен, разрешите откланяться.
И добавил:
- Пойду далее заключения писать.
И Штольман не выдержал. Анну он ему не простил. Произнес очень негромко:
- И кому ж вы второй экземпляр направляете?
Тот покачал головой:
- Ничем помочь не могу. Если нужны заключения по прежним делам, ищите в своих архивах. Я лишь на частичном жаловании, мне ведения дел и своих пациентов хватает, полицейские не храню. 
Штольман пристально глянул:
- Отчего же?
Доктор нисколько пугаться его тона не собирался. Оттого ли, что не являлся его прямым подчиненным, либо же все доктора, начиная с Милца, иммунитет к тому имели.
- Оттого, что мне лишь после вашего приезда средств поболее выделили и циркуляр выдали – оказывать вспомоществование полиции первоочередно и по первому зову. Я так и понял, что теперь хоть будет кому мои заключения читать.
- То есть, в губернскую канцелярию вы их не направляли?
Галкин головой покачал:
- Да никоем образом. Их и в полиции то крайне редко в руки брали. Смерти чаще всего обычные, кто замерзнет по пьяни, кого в драке прирежут – к чему еще и письмена мои читать.
Штольман усмехнулся:
- Вы еще скажите, что и сводку туда не направляют.
И тот вдруг глянул с некоторым изумлением:
- Сводку?
Штольман лишь усмехнулся криво.
Тот глянул и продолжил:
- Погодите, если вы в отделении не спрашивали, от кого вы тогда про неё узнали?
И вдруг догадался:
- От вице-губернатора. Надо же, и вам тоже решил при первой встрече пригрозить. Любит он такое, а потом смотрит, кто как реагировать будет.
Штольман на серьезный разговор переключился тут же:
- И чем же обычно грозит?
- Да кому чем. Кому доступ обещает к кредитам перекрыть, кого должности лишить, или в северный уезд на службу перевести.  А ведь я готов был дать голову на отсечение, что с вами у него не получится. А ведь нашел чем зацепить. Хм, глядишь, что-то еще и выйдет.
И странным тоном:
- А сводку у вас в отделении унтер-офицер Петрищев пишет. Её все службы еженедельно сдают, а полицейская – ежедневно.
И распрощался.
Штольман вошел в приемную пытаясь собрать мысли в кучу:
- Петрищев! Сводку составил?
Коренастый пышноусый унтер-офицер вытянулся:
- Так точно.
- Сюда подай.
Прочитал раз. Еще раз. Еще.
- Это что такое?
Тот вытянулся еще старательнее:
- Сводка о происшествиях по городу, ваше высокоблагородие. По указанию его высокоблагородия вице-губернатора. Со времен поступления на службу имею обязанность составлять.
Штольман пытался сдерживаться:
- Вот это вот сводка? Полицейская? В губернское правление о состоянии дел по губернскому городу? Вот это вот что? «Три крыльца облуплено, четыре не крашено»?
Тот стоял с видом лихим и придурковатым:
- Так точно. Наблюдение за соблюдением чистоты и порядка есть обязанностью полицейских служащих.
- А вот это вот что? «Дворник Епифанов ругался матерно на старые мётлы. Поставлено на вид».
Говорил он уже почти шепотом:
- Вы над кем тут издеваетесь?
Тот догадался промолчать.
- Отвечать! Вас кто писать сводку назначил?
Петрищев гаркнул уверенно и с тем же видом:
- Его высокоблагородие прежний полицмейстер. Почерк у меня красивый. И перед отъездом повелел писать всё. Так как нижние чины своего разумения иметь не могут.
Штольман говорил еще тише:
- Принести мне всё за предыдущие пять дней. Сводку ежедневно мне на согласование. Вы у меня переписывать будете, пока составлять не научитесь.
И добавил, не удержался:
- Красивым почерком.
Разложил перед собой исписанные листы. «Золотарь две бочки вывез, а третию пролил». Представил губернское руководство, ежедневно такое читающее. Впрочем, дальше стола Ладыжева наверняка оно не пошло. И ведь ходил тот, и даже не усмехнулся ни разу.
Красоту подставы Штольман оценил. Как и то, что Ладожев не просто намекнул, а прямым текстом предупредил заранее.
Дочитал до конца, обхватил голову руками и с трудом сдержал стон: «Бодал головой столб фонарный спьяну, и столб фонарный от того согнулся».

Отредактировано Еленаsh (29.09.2024 16:02)