Трактир на окраине, для небогатых торговцев, мещан, прибывших на ярмарку. Епифанов уже разобрался, докладывал.
Убийство произошло в пьяной ссоре, при свидетелях. Убийца схвачен по горячим следам – он из последнего обоза, прибывшего неделю назад из северного уезда.
- Дикие люди приехали, лесные. Одно слово – чудь.
Мелкий торговец в трактире спьяну возмутился – как это дикие нехристи с ним за одним столом сидят. Мол, Господа Бога истинного не знают, в лесу дремучем родилися, пням замшелым молилися. И про диких их богов что-то добавил – так тот чудь нож выхватил и торговцу прямо в сердце всадил. Все вокруг уже были пьяны, схватить не успели, но прибежавшим городовым описали четко, и тут же место лесного обоза указали, затем парня сразу же и опознали. Убитого отвезли к Галкину, задержанный отправлен в полицию. Штольман показания троих свидетелей просмотрел, велел им передать, чтобы из города пока не уезжали, и отправился в участок.
В камере на топчане задержанный - молодой на вид парень явно одной из местных коренных народностей, одетый в некрашеную домотканую рубаху, явно купленную здесь же на ярмарке, меховой тулуп подложен под голову. Парень спал.
Штольман вышел:
- Не трогайте, пусть проспится.
Знал по опыту, что отношения с алкоголем у коренных народностей чаще всего бывали сложными.
Кажется, дела на сегодня окончены. На дворе уже тьма – беззвездная, цепляющая морозом ранняя зимняя ночь.
Даже тепло дома отчего-то не принесло облегчения - то ли перемерз за последние часы, то ли чем-то неуловимым звенела тревога.
Анна не спала, как всегда. Как всегда, отблеск вины заставил быть неловким и путаться замерзлыми пальцами в пуговицах, пытаясь отвести её руки:
- Я холодный, Анечка.
Она уловила главное – живущую у него внутри тревогу. Еще неясное дело, уже занимающее все мысли. И то, что опять побежит спозаранку, толком не выспавшись. Вот этот миг, когда подан поздний ужин, налит горячий, почти обжигающий чай с вечными добавками местных травок – былая память заставляла одобрять их полностью – этот краткий миг заменял полные сутки тревог. В этом миге было спокойствие. Была вера, что всё преходяще – и лишь этот миг вечен.
Утром сразу же в участок. Едва успел просмотреть переданные Галкиным материалы – отметил оперативность. Если он сам домой затемно пришел, то когда же тот работал? И тут же срочный вызов в губернское правление.
Ладожев серьезен, очень:
- Что у вас на ярмарке произошло?
Так и крутилось на языке: «Кто же вам сводку успел прежде меня подать?»
Доложил четко: обстоятельства убийства, подозреваемый задержан по горячим следам.
Ладожев смотрел хмуро:
- Доказательства есть? Или первого подходящего схватили?
Штольман заледенел.
- Показания трех независимых свидетелей, сидевших за соседним столом. Ни с жертвой, ни с убийцей никто ранее знаком не был. Двое хотя бы друг друга знают, третий – приказчик из Ярославля. У подозреваемого изъят нож со следами крови, по заключению экспертизы своеобразно изогнутое лезвие полностью соответствует форме раны.
Ладожев помрачнел еще больше:
- Лично проверяли?
- Большую часть.
- Взят на месте преступления?
Штольман ответил уже медленнее:
- Нет. Через время.
Ладожев скомандовал жестко:
- Проверьте всё лично. Есть сведения, что он может быть не виновен. Или лично ручаетесь за доказательства для суда, или отпускаете. Время до полуночи.
Штольман уходить не спешил:
- Что за сведения?
Тот медлил.
Упрямо:
- Мне с ними работать.
Ладожев кивнул:
- Ладно. Он своим говорил, что не убивал никого. Своим они не врут.
По мелькнувшему выражению в глазах Штольмана, понял, что того сведения не впечатлили.
- Свободны.
[indent]
Штольману приходилось сталкиваться со взглядами некоторых племен. «Я не убивал» - могло означать всё, что угодно, вплоть до: «Мне велели убить духи. Духи убили, а не я».
Вопросы множились.
Прежде всего требовалось допросить подозреваемого.
Парень спокойно вошел в его кабинет, уверенно сел на стул. На дикого лесного жителя, теряющегося в городе, он был похож менее всего. Низкорослый, смуглое широкоскулое лицо, узкие щелочки черных глаз. Иссиня черные волосы заплетены в сложную косу, перехваченную простым ремешком. Тулуп из выделанных кож, мехом внутрь – такие носят многие, даже и из местных крестьян и охотников, и шапку – из тонко выделанной кожи, также мехом внутрь, с длинными «ушами» и удлиненным треугольным верхом, богато отделанную по краям золотистым мехом – положил рядом на соседний стул. Мех росомахи – отметил, вспомнив прошлое, Штольман. Нечастая и ценная добыча. Парень взял с собой вещи – рассчитывал, что его отпустят. Следов какого-либо похмелья на нем также заметно не было.
Штольман вдруг спинным мозгом почувствовал – чтобы тот говорил, следует не допрашивать, а разговаривать как с равным. О какой-либо субординации лесные племена имели самое слабое представление.
Штольман глянул прямо:
- Как твое имя?
Тот, спокойно:
- Ол’кой.
- Говорят, ты убил.
Парень, также спокойно и кратко:
- Нет.
- Нож твой?
  Штольман отметил качество стали, удобную рукоять, клеймо мастера на рукояти.
- Мой.
- Здесь кровь.
- Нож резал. Ол’кой резал.
- Что резал?
- Мясо резал, в костре пёк. Много резал.
- Где вчера вечером был?
- У себя был, в шатре был.
- Кто видел?
- Один был.
Молодой парень, в племенах, где правят старейшины – и отдельный шатер. Хороший нож, шапка из явно дорогих, не обычных. Парень был не из простых.
- Что днем делал?
Тот размышлял, вспоминая:
- По торгу ходил. Товар покупал.
- Один ходил?
- Все ходил. Кто приехал, все ходил.
- Кто именно, сколько?
Ожидал невнятное перечисление. Но тот четко:
- Я приехал, старейшины приехали – четыре. Всего пять. И шесть – человек начальник ходил, торг показывал, товар показывал.
Штольман настрожился:
- Что за начальник?
Тот уверенно, как само собой разумеющееся:
- Конаг прислал. Конаг звал на торг. Его человек телеги дал, лошадь дал, с собой взял. Тут встречал, товар взял. Другой встречал, по торгу водил, товар показал, я купил, много.
Картина выяснялась:
- Что за товар привезли?
- Мех привезли, хороший мех. Самый хороший – для конага.
Ясно. Личный обоз с пушниной для Ладожева. «Начальник» же тот и доложил ему вчера наверняка.
- Что покупали?
- Всё покупали. Чай покупали, табак покупали, топоры, котлы, ножи, всё. Холсты покупали, много, цветные. Начальник в большой шатер отвел – сам десять вышло и более.
Штольман уже понял, что в схемах Ладожева сам черт ногу сломит:
- Сам десять чего?
- Купец к нам приезжает, много-много шкур берет, мало дает. За десять шкур – один нож дает, плохой. Здесь начальник ведет, деньги дает. За одну шкурку – один нож выходит, хороший. Сам десять выходит.
Более-менее картина становилась ясна. Почем там у них пушнину Ладожев брал – неведомо, явно не по рыночной стоимости, но всё равно дороже, чем местный купец. И главное – весь товар те покупали по ярмарочным, а часто и оптовым ценам. Что ничего не стоило Ладожеву, но давало им выгоду в десять и более раз.
Парень продолжал:
- Еще ружья охотникам покупали – в долг начальник дал.
Штольман насторожился сразу:
- Что за ружья, зачем?
- За большой горой племя веапов живет. Совсем дикие люди – деньги не знают, считать не знают. Ружья старые – нечем зверя бить. Купец за ружья нечем платить. Купец сказал – дочерей возьмет, ружья привезет. Наши старейшины договорились – они ружья привезут, те много-много шкуры хорошие принесут. У них лес большой, шкуры лучше. Мы шкуры конагу отдадим. А нашим охотникам дочерей в жены дадут, купцу не дадут, выкуп мало-мало возьмут. Нашим охотникам далеко ехать, жены искать. У веапов красивые жены, сильные.
Ясно было, что нужно на месте всё выяснять:
- Ваши где стоят?
Выслушал описание места.
- Сегодня на ярмарке ходят?
- Сегодня на месте сидят. Ол’кой нет, деньги считать нет.
Ясно. Парень у них единственный, кто разбирается в счете и ценах. И время у Штольмана до полуночи.
- Что ночью сегодня делать будешь?
- Спать Ол’кой будет. Завтра рано-рано обоз идет. Одни не идем – дорога чужая. Торговец чужой с обозом идет, всех ведет.
Парень на убийцу был не похож. Но отпустить подозреваемого, на которого четко указали три свидетеля, Штольман не мог.