Анна опустилась на стул с видом самым светским. Царственным кивком поблагодарила подвинувшего ей стул Штольмана, тонкими пальчиками взяла нож с вилкой, едва прикоснулась к пище. Все её движения были полны непередаваемого изящества.
- Ах, дорогой, я хотела бы сообщить вам очень приятную новость.
Штольман уже некоторое время наблюдал с изумлением:
- Что случилось, Аня? Ладожевы, что ли, на официальный бал пригласили? Так вроде еще не время.
Начало осени ознаменовало собой начало нового светского сезона и, соответственно, новых мучений Штольмана. Хотя с прошлым годом, конечно, не сравнить, но всё же…
- Ах, вовсе нет, дорогой. Нас пригласила графиня Белецкая погостить в её семейном особняке несколько дней. Её крестнику уже полгода, ему вполне можно проехать немного за город.
Штольман облегченно выдохнул:
- А… К Екатерине Андреевне можно.
Крестным позвали Евдокимова, начальника уездной полиции. А графиня Белецкая, хотя сама и не могла быть официальной крестной, по вдовству и возрасту, но привела с собой двоюродную племянницу, тихую и неприметную молодую женщину. Племянница её менее года назад родила первенца, матушек и тетушек, а значит, и советов, имела в избытке, к коим советам, как оказалось, относилась весьма здраво: со смесью логики Штольмана, интуиции Анны и опыта собственного. Общие интересы у молодых матерей обнаружились мгновенно. Графиня Белецкая осталась очень довольна, но, тем не менее, малыша все, не сговариваясь, считали именно её крестником.
- Чашу, что ли, собирается показать?
Анна вздохнула:
- Вот что значит, быть замужем за полицейским. Ты опять всё раньше меня знаешь.
Графиня Белецкая ежегодно ездила на богомолье в Воскресенский Горицкий монастырь, где проводила до месяца времени. В этом году в дар монастырю она собиралась вести чашу старинной работы, редкой красоты и ценности – очень большую, серебряную, богато украшенную гравировкой и драгоценными каменьями. Но более того, ценна чаша была своей историей – именно из неё, по преданию, окропил прихожан святой водой Прокопий чудотворец, чем сотворил чудо исцеления. После чего чаша считалась утерянной, затем обнаружилась в частной коллекции, откуда и была выкуплена графиней Белецкой.
- Давай поедем. Екатерина Андреевна очень настаивает, чтобы мы побывали там до её отъезда. Я думаю, она верит в чудодейственную силу чаши. Не хочется обижать отказом.
Штольмана беспокоило лишь одно – паломничество к реликвии оказалось довольно значительным, а маленького ребенка всё же желательно было держать в стороне от посторонних людей. Но Анна успокоила – чашу разместили не в доме, а в саду, в небольшой часовне. Некоторое время та оставалась открыта для посещения, но с сегодняшнего дня ворота уже заперли, и пройти туда могли бы лишь личные гости графини. А кроме них в особняке гостей не намечалось – графиня посторонних не жаловала.
Так как в губернском городе последнее время была тишь и благодать, живущее до сих пор без начальника, (коих без толку поменялось уже двое), сыскное отделение работой завалено не было, то Штольман счел возможным взять отпуск и отбыть со всем семейством в гости.
С собою взяли Петрищева – с полицмейстера в гостях должна быть хоть какая-то польза, а именно – организованный, пусть даже чисто формально, присмотр за чашей.
[indent]
Дом графини Белецкой огромным дворцом вовсе не был. За подъездной аллеей ухоженного, наполненного прозрачным осенним спокойствием парка, показался большой светлый особняк с колоннами, традиционной для этих мест архитектуры.
- Тут хорошо. Уютно. – Анне здесь понравилось.
Штольману тоже. И особняк, и просторный двор с подсобными, но не менее нарядно оформленными постройками – всё казалось уютным, удобным, с любовью устроенным для жизни большой семьи. Но, как они знали, ныне графиня проживала здесь в одиночестве – дочь после замужества уже много лет находилась в Москве.
Штольман первым выпрыгнул из коляски, помог спуститься Анне, и подхватил из рук няни малыша. Так и нес сам до дома – когда дело касалось Платона, до этикета Штольману дела не было.
Графиня Белецкая встретила их с искренним радушием, особенно обрадовавшись Платону. Она и в городе, заезжая к ним с визитом, охотно нянчилась с крестником. Дочку с внуками видела графиня не так и часто – московский зять, при всех его достоинствах, Вологду считал глубокой провинцией.
- Зимой в гости съезжу, приглашали. Давно своих не видела, - поделилась она с Анной.
Вскоре устроились, спустились к обеду. В небольшом, явно семейном, на торжественные большие приемы не рассчитанном, зале, кроме графини Белецкой присутствовал и её управляющий – мужчина средних лет, заметно прихрамывающий на правую ногу, но тем не менее державшийся очень прямо.
Его представили:
- Аристарх Иванович Буланов.
Графиня Белецкая несколько извинялась:
- Сегодня к ужину будут гости – чета, живущая по соседству. А на завтра запланирован небольшой прием – около десяти человек. Я не имела возможности предупредить при приглашении – всё решилось довольно спонтанно. Званый вечер будет вовсе без танцев – их у меня не водится. Большей частью затеян для крупных торговцев и промышленников, давно планировался с целью привлечения внимания к губернским благотворительным проектам. А ныне выпал такой удобный случай – многие из них с большим пиететом отнеслись к найденной реликвии. И даже московский фабрикант, который уже длительное время по делам в Вологде, недавно посетил часовню с чашей. Вскоре ему уезжать, благотворительность местная его вряд ли привлечет, но я собираюсь продавать лес, и вот это как раз его интерес и вызвало.
И попросила тут же:
- Я надеюсь, Анна Викторовна поможет мне выполнять роль хозяйки дома? Одной это бывает несколько затруднительно.
Анна тут же согласилась. Штольман никак внешне своего отношения не показал – графиня ненавязчиво, но упрямо пыталась ко всему привлекать Анну.
Разговор за столом скоро стал общим. Управляющий оказался знающим и толковым собеседником, а уж со Штольманом они успели обсудить множество разных тем.
Оставив женщин обсуждать будущий прием, вскоре отошли к окну. Аристарх Иванович достал папиросу, покрутил в пальцах, но при столь малом обществе предлагать пройти в курительную не стал, спрятал неловко назад.
- Вы давно здесь работаете? – поинтересовался Штольман.
- Пятый год.
- Ответственная должность.
Тот головой покачал:
- Не очень. Я усадьбой занимаюсь да ближайшими арендаторами деревенскими. А угодья в имении большие, еще и производства. Там старший управляющий еще есть.
Штольман выправку давно заметил:
- Аристарх Иванович, вы же служили?
- Да, - кивнул тот. – Штабс-капитан. До большего дослужиться не успел.
- Если не секрет, где же? Войны у нас вроде давно уже не было.
Аристарх Иванович вновь потянулся к папиросе, и на пол пути опомнился, убрал руку:
- На Дальнем Востоке. Там и без войны стычек хватало – как ни опиум из Китая, так контрабандисты из Японии.
Екатерина Андреевна мужчин отвлекла, предложив показать гостям знаменитую чашу.
Часовня оказалась переделанной из небольшого флигеля, расположенного отдельно в саду. Дверь в заднюю часть была закрыта, а в просторной передней комнате организовано место для моления. Штольман отметил старинные иконы, серебряные подсвечники, дорогую, тканую золотом ткань. На высоком постаменте стояла довольно большая чаша на широкой ножке, действительно старинной работы. Штольман отметил, что камни, украшавшие чашу, не были особо велики. Ценность в основном представляла искусная работа - подобных серебряных дел мастеров нынче водилось немного.
Штольман решил высказать свои соображения:
- Екатерина Андреевна, всё-таки флигель находится в стороне, а гостей здесь побывало немало. Кто-то из бродяг мог ведь и польститься на каменья. Стоит подумать об охране.
Но графиня вовсе не собиралась тревожиться:
- Всё в полном порядке. В саду высокая ограда, и ныне её постоянно обходят садовники и прочая мужская прислуга. А на ночь у флигеля дежурят два конюха.
Штольман всё-таки прошел в заднюю комнату, оказавшуюся почти полностью заставленной старой, вышедшей из употребления мебелью. Убедился, что окна надежно закрыты и находятся высоко от земли.
- Но всё же я направлю к сторожам еще и Петрищева. Надежнее будет.
Никто и не возражал.
- И территорию вокруг имения хорошо бы осмотреть.
Аристарх Иванович тут же предложил поехать верхом. И быстро, и удобно. Так как на чашу никто не покушался и даже не собирался, ясно было, что мужчины лишь нашли благовидный предлог.
Так что мужчин отправили по их мужским делам, женщины же вернулись в дом.
[indent]
Екатерина Андреевна чуть вздохнула:
- Давай, милая, посидим где-то, чаю попьем. Что-то устала я бегать.
Анна прошла первая, и свернула не в дом, а на небольшую террасу. И вздохнула:
- Ох, как здесь хорошо.
На небольшой, но очень уютной террасе стояли два удобных плетеных кресла с мягкими сиденьями, плетущаяся по деревянным решеткам густая лиана с уже тёмно-красными листьями, заглушающими остатки зелени, создавала своеобразный уют, в то же время не закрывая удобный обзор. Сбоку открывался чудесный вид на крошечную лужайку и деревья старого сада за нею, а спереди – на подъездную аллею, и боком – на вход в особняк.
Как раз на аллею сворачивали два всадника.
Дружно проводили взглядами едущих рядом мужчин, легко и ловко сидящих в седле, и о чем-то переговаривающихся на ходу.
- Ох, как удобно! - невольно воскликнула Анна. – Я тут сразу увижу, когда Яков вернется.
И графиня вдруг вздохнула, резко и рвано. Анна обернулась. Графиня смотрела на террасу, словно видела её в первый раз.
- Пойдемте, - вдруг произнесла она слабо. – В сад, в беседку. Я тут не сижу.
В закрытой с трех сторон беседке вовсе не было холодно, а принесенный тут же горячий чай лишь добавил уюта.
Отчего-то выглядела Екатерина Андреевна так, словно из глаз недавно текли слезы – такая стояла в них прозрачная далекая боль.
И вдруг сказала:
- Там муж мой любил сидеть. Мы долго прожили, двадцать пять лет ровно.
Анна молчала. Никто её и не спрашивал, и слов не ждал.
- Мы молодыми поженились. Мне двадцать было, ему тридцать два. Герой турецкой войны, со званием и орденами, по ранению в отставку вышел. С титулом, состоянием. Блестящая партия. Я ведь тоже из известного рода, и красота, и приданное. Уж как мои родители рады были, когда он руки моей просил. А у него уже не было никого на земле, вовсе.
Ветви качали темно-желтыми листьями, и от каждого порыва листки отрывались от веток и всё более плотным ковром устилали аллеи.
- И жили мы, мне казалось – как и все, что так и нужно. Он всему меня учил – и верхом ездить, и имением управлять, дела все решать. Вот нынче сама всем и управляю.
Поднялась:
- Пойдемте. Еще гостей сегодня встречать.
[indent]
К ужину ожидали супругов, живших по соседству, а с ними гостившего у них князя Дадиани. Князь служил в Москве по ведомству путей сообщения и сюда приехал по долгу службы. То ли, несмотря на упоминаемое всеми высокое происхождение и родство с царской семьей Грузии, средства вынуждали его служить, то ли он сам считал то необходимым. В целом и то, и другое для Штольмана говорило скорее в его пользу. Впрочем, при встрече мнение он переменил довольно скоро.
Князь был хорош. Годов уже около сорока, он, тем не менее, сохранил и гибкость походки, и горделивую стать, и огненный блеск жгучих черных очей. Подобное раздражение у Штольмана изредка вызывал разве что Ладожев, который и так будучи весьма представительным, при встрече с Анной отчего-то казался особенно неотразимым.
Князь Дадиани, впрочем, молодой даме, рядом с которой расположился грозный Цербер, внимание уделял лишь самое необходимое, более всего общаясь с хозяйкою дома. В результате совершенно естественно вмешавшись в разговор о завтрашнем приеме, повел речь так, что графиня была вынуждена пригласить и его.
- Хотя что ему делать на большей частью благотворительном вечере? Особыми средствами князь, по слухам, не располагает.
[indent]
На следующее утро графиня от всех хлопот по организации приема Анну освободила:
- Всё готово уже, отдыхайте.
День незаметно прошел, тихий и неторопливый, словно кружащийся над аллеей желтый лист. Гуляли семьей, втроем – им никто не мешался.
В прозрачном свете осеннего парка, в желто-багряном костре склонившихся ветвей растворилось, расплылось такое умиротворение – словно и не было мира вокруг.
Штольман вовсе не жалел, что они приехали. Общество было более чем приятное, Екатерине Андреевне он симпатизировал давно и искренне. Если б еще и не прием – вовсе всё было бы изумительно.
Съезжались немногочисленные гости. Нарядная Анна встречала их совместно с хозяйкой дома.
Штольман на приём не пошел. Для начала решил выполнить свои обязанности. Заглянул в часовенку, внимательно осмотрел замок, подергал дверь, вздохнул и строго приказал:
- Чтобы все здесь постоянно находились. И не спать. Смотрите у меня…
Только Штольман отошел, как конюхи, которые прежде с полицмейстером знакомы не были и пугаться заранее не думали, мигом столковались, кому и сколько у двери на часах стоять.
- Ни к чему сразу троим здесь торчать, - решили они. – Чей, не война.
[indent]
А Штольман в дом пошел. Анна сегодня обещала хозяйке помочь, она весь вечер с гостями занята будет, а он с Платоном посидит. Не может же он ребенка без присмотра оставить!
Взял на руки, заглянул в глаза, уже четко определившегося серо-зеленого оттенка, и невольно подумал: «А даже и хорошо, что Анну сегодня на вечер позвали». Побыть в чисто мужской компании безо всякого присмотра, какими бы любимыми их женщины ни были – это тоже обязательно нужно.
Няня, давно привыкшая к странностям хозяев, отправилась отдыхать. Нужна она будет – позовут, а барин с малышом обращаться умеет получше иной няньки. Причуда для господ странная, но не настолько уж редкая, как кому-то со стороны может показаться.