Анна четко знала – с Яковом всё в порядке. Она садилась в гостиной, смотрела на чуть темноватое пятно, оставшееся на месте большого зеркала, и откуда-то приходила уверенность – Яков жив, здоров и у него всё хорошо. Иногда думала – было бы цело зеркало, она могла бы заглянуть – и увидеть мужа. Узнать, где он и что с ним. Может быть, подсмотреть для него что-нибудь. Что-нибудь, что отражается в старинных зеркалах.
Новое знание, пришедшее отчего-то лишь сейчас – за всё это нужно платить. Анна привыкла черпать полными горстями, не заглядывая ни вперед, ни назад. Нужно сейчас – значит, сейчас.
Яков не хотел, чтобы она платила.
Где-то там солнце играло бликами на холодной воде, темные ели тянулись тяжелыми лапами, где-то легкая лань бежала наперегонки с солнцем – но не быстрее свинца. И чьи-то темные глаза то ли пристально, то ли слегка лукаво смотрели сквозь тьму.
Где-то там была его призрачная свобода. А она здесь. А ей вновь что-то чудится.
В этом кружащемся мире с огромным количеством условностей и обязанностей была лишь одна константа – Яков. Анна мотнула головой, прогоняя наваждение, такое же мутное, как и давно выкинутые неясные осколки старого зеркала.
Ей пора. У неё достаточно вполне реальных дел.
В больницу, находившуюся почти на окраине, шли пешком по тихим улочкам. Платон, уже бегающий быстро и хорошо, на улице послушно держался за руку. Шли не спеша. Ему было интересно всё – пестрые курицы, купающиеся в пыли, гогочущие гуси за заборчиком. А уж если посреди улицы встречалась свинья, вольготно лежащая в яме, то застревали они рядышком надолго. В Вологде Штольманы всё же жили в центре, куриц на мостовых не водилось, свиней тем более, да и по окраинам обычно никто из них не бродил.
Анне уже хотелось домой.  Ей не хватало лошадки-качалки для малыша, любимого домашнего платья, качелей в саду. Запаха пирогов на кухне.
Если им пора возвращаться домой – значит, Яков справился с очередным заданием, значит, он свободен и рядом. Значит, позади все тревоги и одинокие ночи.
Анна всего лишь хотела, чтобы вернулся Яков.
Детские голоса послышались в ближайшем дворе. Анна глянула – не слишком большой дом, судя по всему, кого-то из мелких купцов или ремесленников. Знакомая худенькая девочка тащила на руках упитанного карапуза лет четырех, уже сейчас выглядевшего плотнее её. Анна вспомнила – завтра суббота, девочка должна прийти к сестре. Там и увидятся.
Надо уже поспешить в больницу. Поцеловав малыша, передала няне. И не хотелось оставлять Платона даже на эти пару часов, но и сидеть дома без дела сил уже не было. Может, в больнице хоть чем-то поможет.
Кого она обманывает? Отлично там без неё обходились, и дальше обойдутся. Но всё же взбежала на крыльцо. В коридоре молоденькая санитарочка – Епифания, жалась в углу. Плотный краснолицый молодчик в купеческом кафтане что-то втолковывал ей.
Анна шагнула вперед:
- Что здесь происходит?
Облегчение на лице девушки ей вовсе не понравилось.
- Так я, сударыня, к невесте пришел, - с несколько нагловатой ухмылочкой заявил тот.
Анна тут же вспомнила, что это именно она – страшная и ужасная комиссия. Нахмурила брови. Жестко:
- Все разговоры за пределами больницы и во внеслужебное время.
К Епифании:
- Немедленно отправляйтесь на рабочее место.
Обернулась к молодчику:
- Если по лекарской части жалоб нет, покиньте помещение, будьте любезны.
Тот с барыней и явно главной спорить и не думал. Ухмылочку согнал, шапку в руках смял и тут же вышел.
- Спасибо, госпожа, - тихонько сказала девушка.
Анна ей улыбнулась:
- Идем, нам кажется, сегодня поручали бинты сматывать.
Девушка уже не стала говорить: «Что вы, я сама», пошли, сели рядом.
Рассказывала потихоньку:
- Батюшка наш священником был, на приходе служил, в деревне под Вологдой. Церковь совсем маленькая была, жили мы всегда небогато. Но батюшку почитали, по всем делам обращались, и в беде, и в радости, никому он не отказывал. А потом матушка наша померла. Батюшка выпивать стал, говорил – поминает. Хоть и не пристало, при сане, да разве мало везде такого. Вот где-то перемерз по зиме, слёг, да и не поднялся больше. А мы в город перебрались, тут тетка дальняя жила. В деревне зимой никакой работы нет, а здесь пристроились. Я каморку рядышком снимаю, Катенька у людей живет, хоть в тепле да сытая, и то хорошо.
Анна поинтересовалась:
- Разве вам не помог никто?
Та головой покачала:
- Помогут один раз. А жить постоянно надо. Обе мы пристроены, меня вон замуж зовут, не из нищих, приказчик – что еще ожидать?
Анна смотрела внимательно:
- Он же тебе не нравится?
Епифания вздохнула:
- Не в моем положении перебирать. Я бы и пошла, если бы он Катеньку тоже взял и вырастил. Но он если и возьмет, то на задний двор сошлет, а мне и слова сказать не даст. Не пойду я за него, уж придумаем что-нибудь. Одно плохо, заступиться некому, так он проходу не дает.
Анна кивнула:
- Будь уверена, придумаем что-нибудь.
[indent]
Ночью смотрела, как наяву. Где-то текла река, широкая, спокойная, играла рыба в темной воде, горели костры на берегу. Кто-то бежал меж костров в светлой рубашонке, склонился к реке, пуская что-то на воду. Не рассмотрела – то ли венок, то ли лодочка. Если костры горят – значит, Иоана Купала, праздник? Хотя и пришедший из глубины времен, но уже за столько лет ставший привычным.
Проснулась в тревоге. Слишком ярко отчего-то горели костры. Зачерпнула ковшиком колодезной воды из ведра, плеснула трижды в лицо, повторила давнее, как бабушка Аглая когда-то учила: «За текущею водою, за холодною водою, уйди сон со всякой бедою». Теперь, что бы ни привиделось – уже не сбудется.
Отчего-то именно здесь вдруг стало вспоминаться былое, давно ушедшее, казалось бы – позабытое.
Платон рядышком в кроватке спокойно спал, и не шевельнулся.
[indent]
Анна в больнице перебирала травы в шкафу. Не годится, что они просто так лежат. Есть лечебные, есть простые, безвредные, в чай добавлять – только польза будет. Обращаться с травами здесь умели в той или иной степени почти все. Еще живы были у многих в памяти времена, когда хороший покупной чай достать было невозможно, а для большинства – и слишком дорого.
Катенька, пришедшая в гости, как всегда, взяла веник и подметала комнаты. Подошла поближе, Анна ей ласково улыбнулась.
Девочка с любопытством глянула в её заметки:
- А это что написано?
Анна объяснила:
- Цифра один.
- А это?
- Пять. Только учить надо по порядку: один, потом два, потом три.
- Я знаю, - обрадовалась девочка, - вот четыре. У доктора было написано: четыре кровати.
Анна улыбнулась:
- Правильно. Ты умеешь читать?
Девочка застенчиво кивнула:
- Немного. Батюшка велел псалтырь читать. Я буквы запомнила.
Анна пожалела, что нигде здесь нет азбуки. Заниматься со способной ученицей ей понравилось:
- Тебе в школе учиться надо.
Катя засмеялась:
- Что вы, госпожа, я же девочка.
Анна серьезно ответила:
- И для девочек школы тоже есть.
Доктор смотрел, как Анна с ними возится, головой покачал. Уедет барыня, а они останутся.
Анна документы по больнице давно просмотрела – ясно было, что проверка здесь уже не нужна. О жизни сидели, беседовали. Анна повернулась к доктору:
- Отчего здесь начальные школы лишь для мальчиков? Это неправильно. В Вологде женских и гимназий, и училищ достаточно.
Тот посмотрел серьезно. Много их таких, энтузиастов, желающих добро причинять.
- Оттого, что нужды в них нет. Мальчики, и то не все в школы ходят. В Вологде и заводы работают, и мастерские огромные при железной дороге, есть для чего учиться. А лес валить грамота не нужна. Вот маслозавод у нас начали строить, грамотные уже работу найдут. Когда сыновья зарабатывать с помощью образования смогут, тогда и девочки за ними подтянутся.
Анна покачала головой. Вопрос всё равно следовало решать.
Прибежала веселая Катенька, притащила зайца – длинные задние лапы волочились по полу.
Доктор прикрикнул на неё:
- На кухню неси!
Девочка поволокла дальше, ни у кого помощи не прося и не принимая.
Епифания нахмурилась.
Анна спросила мягко:
- Помогают вам, это ведь хорошо?
Та еще сильнее посмурнела:
- Что там хорошего? Кто он таков, откуда? Чего хочет? Что бы ни хотел, сам еще мальчишка. Кто его спрашивать станет?
Анна возразила:
- Этому и спрашивать не надо. Этот сам решать будет.
Епифания головой мотнула:
- Всё равно. Что в тех лесах хорошего может быть? Да и здесь, в городе - что мою Катеньку ждет? Сейчас в няньках, пока мала, а через год еще хуже будет, всю поденную работу на неё скинут. Разве ей о такой судьбе мечталось?
Анна решилась:
- Учиться ей нужно. Послушайте меня – здесь вас ничего не держит. Вы дочери священника. В Вологде при Успенском монастыре есть женский приют, для сирот духовного звания, и епархиальное училище там же. Я там бывала. Матушки хоть и строгие, но не злые, всё обустроено, дети и сыты, и в тепле. Проведывать разрешают, на выходные, у кого родственники есть, домой отпускают. У многих там и матери есть, они, если одни с детьми остались, всех сами поднять не могут. А главное, образование хорошее. После выпуска девушки получают звание домашней учительницы, большая часть потом работает в школах. В любом случае, там не хуже, чем в батраках в чужой семье.
Епифания задумалась, решилась:
- Я с ней поеду.
Анна обрадовалась:
- Хорошо, и с работой, и с жильем посодействуем. А еще – ты в больнице помогаешь, у тебя так хорошо получается. Тебе бы курсы медсестер – и тоже профессия в жизни была бы. В Вологде фельдшерское училище есть, при нем собираются женские медсестринские курсы открывать, если на этот год не успеют – на тот откроют. Я внимание обращу, поддержим, обязательно откроем.
Девушка голову опустила:
- Нет.
Анна удивилась:
- Что нет? Ты не хочешь?
Та лишь головой качала:
- Не выйдет. Туда неграмотных не берут. Катенька пусть учится, а мне уже куда?
- Вас же батюшка учил?
- Давно учил, псалтырь я как выучила, так и бросила, писать вовсе не умею.
Анна отступать не собиралась:
- Я помогу.
Девушка упрямо отвернулась:
- Не стоит, госпожа. Любая помощь на раз, а мне как-то жить надо будет.
Анна задумалась и не менее упрямо продолжила:
- Значит, надо сделать так, чтобы было не благодеяние, и не разовое, и для всех, кому нужно. Решим.
Всё хорошо складывалось – Анна тут без прислуги, место в карете есть. С собой девушек и заберут, всё устроят.
Осталось лишь дождаться, чтобы Яков вернулся.

Отредактировано Еленаsh (06.11.2024 23:24)