С утра Штольман пребывал в отличном настроении. Очередной снегопад засыпал город пушистым, белым до голубизны, снегом. Над белою пеленою крыш, ветвей – уже не черных и не голых, а полностью покрытых пушистыми свежими шапками, виднелись издали золотые купола церквей. Солнце отражалось от слепящей глаза белизны, колокольный звон плыл над притихшим, казавшимся пустынным и девственно чистым, городом.
Жизнь была похожа на сказку.
И даже дорожки расчищены вовремя.
И даже Аристарх Иванович, среди зимы вновь уехавший в отпуск, настроения не испортил.
Хотя Штольман сильно подозревал – из того отпуска Буланов уже не вернется.
Одним прекрасным летним днем Штольман с Аристархом Ивановичем шли по тихой улочке, когда прямо перед ними ударили гром, молния и все прочие неожиданности. На летней улочке стояла Ольга.
Растерявшийся Аристарх Иванович мямлил что-то вовсе уж невразумительное, Ольга, повзрослевшая, очень похорошевшая, смутилась вдруг не меньше.
- Я был очень рад, что вы всё же поступили на курсы. Надеюсь, у вас всё благополучно? – первые внятные слова оказались очень даже здравыми.
- Я? Не знаю, наверное… - теперь вдруг растерялась уже девушка. – А как у вас дела? Вы раскрыли много новых дел?
Аристарх Иванович оказался очень скромным:
- Я – вовсе нет. А вот Яков Платонович только что вернулся из Кадниковского уезда, где раскрыл очень громкое и ужасное дело, прогремевшее на несколько губерний.
Они уходили вдаль по тихой пыльной улочке, и Яков даже со своего места видел, как сияла под летним солнцем былая вода и кружили над ней стрекозы. Что-то воодушевленно рассказывал Аристарх Иванович, и судя по его жестам, Штольман не только по ходу дела переплыл бурное озеро, но и как минимум, пешком преодолел крутые горные хребты. 
Штольман никак не ожидал, что его летнее расследование приведет еще и к подобному результату.
Сейчас полицмейстер стоял и думал – наверное, он проклят. У него опять пустой следственный отдел. Уехавший в Петербург Аристарх Иванович вез с собой характеристики и рекомендации – Замайский брал его к себе заместителем.  И что-то сильно подсказывало Штольману, что сработаются те великолепно.
А ему лишь оставалось надеяться, что тишь да благодать продлятся еще хоть какое-то время.
Сегодня особой работы не ожидалось. Штольман планировал вернуться домой пораньше и отправиться с семьей в город с благородной служебной целью – посмотреть, как залиты на берегу реки ледяные горки. А заодно и проверить их – на безопасность, гладкость и скорость. В прошлом году горки были просто изумительны. Особенно, если под всеобщий смех влетать вместе с Анной в пушистый сугроб. А в этом еще и Платон подрос – требовалось проверить состояние еще и самых маленьких детских горок. Штольман не сомневался, что малышу тоже понравится.
[indent]
Увы, в участке ожидал посетитель. Уже очень немолодой, заметно потяжелевший, но тем не менее по-прежнему державшийся прямо, мужчина нетерпеливо ходил по приемной.
Глянул властно:
- Генерал Полыванов. Извольте принять по неотложному делу.
Штольман провел в кабинет.
- Прошу вас. Что произошло?
Генерал Полыванов сделал серьёзную военную карьеру, после отставки сохранил своё влияние, а в родном городе в чем-то и приумножил. Так что генерал сжал губы и надменно взглянул сверху вниз:
- Некоторое время назад умер мой сын Павел. Я подозреваю убийство.
Штольман подобрался:
- Слушаю вас. Когда он умер?
- Два месяца назад.
Штольман несколько изумился:
- Отчего вы пришли лишь сейчас?
Тот вновь с тем же несколько презрительным выражением сжал губы, но вынужден был рассказывать:
- Видите ли, он жил отдельно, в родовом имении, в двадцати верстах от Вологды. Признаться, редкая глушь. У меня в городе имеется особняк, весьма достойный, куда я переехал, выйдя в отставку. Однако, сын, под влиянием новой жены, отказался переезжать в город. По словам его жены, осенью он промок под дождем, после чего слег и помер от воспаления легких, наверняка оставшись без достойного медицинского наблюдения. Я подозревал, что возможно, жена нарочно лишила его подобающего лечения, но доказать не мог. Общих детей у них нет, прожили они в браке всего семь лет, претендовать жена ни на что не могла. Но вскоре вскрылись неожиданные обстоятельства: как оказалось, втайне от всех Павел изменил завещание. Кроме вдовьей доли его жене отходило большое и очень богатое имение в Подмосковье, а моему внуку, его единственному сыну от первого брака – всего лишь некоторая сумма денег и родовое поместье, почти ничего не стоящее. Его Павел не имел права никому завещать. Завещание пытались оспорить, но шансы изначально оказались невелики, а вчера получили окончательный отказ. Но в материалах дела я заметил некоторые обстоятельства – у моего сына перед смертью наблюдались довольно странные симптомы, так что возможно даже и отравление.
Штольман глянул пристально и жестко:
- Обвинение очень серьезно. Мне нужны подробности.
К чести генерала, брать себя в руки тот умел, и не самый простой допрос выдержал до конца.
Сын Павел у генерала был единственный. На момент смерти ему было сорок семь лет.
- Увы, Павел вовсе не удался. Я уже было устроил в лучшую военную гимназию, но тот успехов не выказывал, года не проучился – упал с лошади и сломал ногу, да еще и проблемы со зрением обнаружились. Никакого толку не вышло – пришлось отправить в поместье к деду.
Штольман уточнил:
- А пустить по гражданской службе?
Презрительный взгляд генерала показал, что тот о всех гражданских думает.
Затем обо всех действующих лицах Штольман узнал следующее:
Сына генерал женил рано – в двадцать лет. Двое его внуков надежды вполне оправдали, были отданы один за другим в военную гимназию. Невестка к тому времени померла от очередных родов. Дед их, помирая, родовое поместье переписал не на сына-генерала, почти там не бывавшего, и обладавшего своим крупным состоянием, а на внука Павла, и тот немедленно туда переехал. Жил Павел там в одиночку уже более пяти лет, усиленно занявшись хозяйством. Генерал вспоминал о нем крайне редко, пока не случилось несчастье. Поступивший уже на службу и делавший блестящую карьеру старший внук внезапно погиб на дуэли.
То, что генерала то событие подкосило, Штольман видел даже сейчас. Младший внук в технических науках был вполне успешен и даже намеревался поступать в Инженерную академию, но понимания у деда-генерала, который его полностью содержал, не встретил, и пошел по его стопам в артиллерию. Но генерал задумался о будущем. Он категорически потребовал у сорокалетнего тогда сына жениться вновь.
- Признаю, я ошибся. Но кто же мог подумать? Сын отказывался поначалу, но я сумел настоять. Выбрал тот сиротку, ничем не приметную, жившую в приживалках у какой-то тетки. Невестка выглядела вполне подходящей: молодая, восемнадцати лет, крепкая да здоровая. Кто ж мог подумать, что с неё толку не будет?
Жить вместе с отцом, как после первой женитьбы, сын отказался наотрез и уехал назад в поместье.
- Сонечка там волю и взяла, всё тот её баловал – Сонечке то, Сонечке сё, а толку с неё не было.
Не дождавшись очередных внуков, генерал на молодую семью внимания уже не обращал, пока не услыхал о неожиданной смерти Павла.
- Отчего вам не удалось оспорить завещание?
Генерал нахмурился. Ответил неохотно:
- Новоприобретенное имущество. Дела в поместье шли успешно, после реформы шестьдесят первого года многое распродавали задешево, Павел там докупил, еще в торговлю вкладывался, какие-то векселя выгодно приобрел. На свои доходы в Подмосковье крупное поместье прикупил, там тоже дела хорошо пошли – он туда и вкладывал. Да всё на жену в результате перевёл.
Штольман уточнил:
- Как я понимаю, у него один сын, ваш единственный внук, сейчас в военном училище, и он за вами наследует? А жена его сирота?
Генерал ответил резко:
- Мой внук Георгий учебу окончил, по тяжелой болезни отца перед его смертью получил отпуск. На службу едет в следующем месяце. Но его присутствие не помогло – всё уже было на жену переписано.
Делать сейчас какие-либо выводы было рано. Дело Штольману не нравилось совершенно. К тому же он  понимал одно – доказать что-либо через два месяца после смерти будет никак не легче, чем оспорить вполне законное завещание.
Заверил генерала в проведении самого тщательного расследования, распрощался. Связался с Евдокимовым – уездного исправника следовало поставить в известие, да и вызвать в Вологду и хорошенько расспросить местного пристава, а по итогам уже предпринимать все последующие действия.
В результате освободился даже ранее, чем ожидал.
Впереди были горки – и Анна, в новой, обтянутой светлым сукном шубке, с разрумянившимися щечками, похожая на драгоценную фарфоровую статуэтку.
А Платон ужом вырывался из рук няни – он хотел ехать только с отцом, и всё равно ему было, какого размера горка.
- Потерпи, малыш, хотя бы до следующего года, - смеялся Штольман.
Он не сомневался, что на следующий год проконтролирует горки еще тщательнее.

Отредактировано Еленаsh (14.11.2024 22:29)