Вечером пили чай из нового самовара, на Крещенской ярмарке купленного. Самовар был изумителен. Из посеребренного и почерненного мельхиора, богато украшенный тонкой работы растительным узором. Поначалу самовар привлек внимание и необычно торжественным видом, а всего более тем, что в похожей технике – почерненного серебра, собирал коллекцию Ладожев. Но для подарка был дороговат – не те у них отношения, чтобы для подобного дара повод оказался. Да Штольману самовар и самому по душе пришелся. Решил брать.
Анна поддержала полностью:
- Себе возьмём. А они пускай в гости приходят и у нас любуются.
Штольман лишь хмыкнул. Ладожева у них в доме за самоваром ему для полного счастья только не хватало. В хмыканье явно слышался отголосок давней ревности, поэтому вслух комментировать не стал.
Подали уже вторую чашку душистого чая – после морозного долгого дня самое то.
- Аня, я на днях уеду, наверное, на некоторое время. Недалеко, в загородное имение – там очень невнятное дело.
Анна выслушала в подробностях, задумалась:
- Если долго болел, отчего сразу вдруг – и убийство?
Штольман не стал говорить, что молодая двадцатипятилетняя жена при сорокасемилетнем муже, богатое наследство получившая – всегда первая подозреваемая.
Побоялся.
Лишь промычал невнятно – мол, всякое бывает.
Анна вдруг загорелась:
- А если дух попробовать вызвать?
Штольман помнил, что легко приходят лишь недавно погибшие, а после сорока дней души уже далеко. А тут два месяца прошло. Павел Полыванов на видящих, приходящих откуда попало, не был похож нисколько, так что Штольман особо не обеспокоился.
- Попробовать можно, - кивнул согласно.
Анна честно попробовала несколько раз. И руки подымала, и за стол садилась.
Штольман, хоть и полностью серьёзность дара понимал, не мог не наблюдать за теми манипуляциями с некоторой иронией:
- Аня, что за шаманские обряды?
Анна ответила очень грустно:
- Он бы и пришел, мне так кажется, но он действительно где-то уже далеко.
Попробовала последний раз:
- Дух Павла Полыванова, явись, для вашей жены, Сонечки Полывановой нужно.
И замерла.
Потом тихо:
- Почему вы умерли?
Тишина. Яков не выдержал:
- Аня, что он говорит?
Анна ответила, тихо-тихо:
- Она мертва.
Штольман не понял:
- Кто мертва?
- Сонечка Полыванова. Такая молодая, совсем девочка. Она говорит: это Господь сжалился над ней, чтобы она одна не осталась.
Штольман соображал быстро:
- Вот как? Хороша же жалость.
- Она ушла. Такая молоденькая и совсем растерянная. Она совсем недавно умерла.
Штольман подобрался:
- Значит, генералу Полыванову еще ничего неизвестно. Он и не подозревал ни о чем, иначе бы не обратился ко мне. Я завтра с самого утра выезжаю, беру с собой Галкина. Нужно успеть первому, и оформить труп как криминальный. Иначе генерал наверняка запретит вскрытие, а при его влиянии настоять на своем будет непросто.
Анна уверенно добавила:
- Я с вами.
Штольман не возражал. Дорога не так и далека, а Анна не так часто с ним куда-либо ездила. Тем более, Сонечка к ней уже приходила, наверняка на месте Анна её еще о чем-то спросить сможет.
[indent]
Выехали затемно, к утру уже были в маленьком поселении в трех верстах от имения. Возле небольшой избы, бывшей здесь пристанищем станового пристава, стояли наготове сани – пристав, судя по всему, собирался по вызову в Вологду. Это Штольман вовремя успел.
В жарко натопленной избе из приоткрытой двери кабинета слышался жизнерадостный голос пристава. Рассказывал он кому-то о письме сына, учившегося в Вологде в реальном училище. «А еще хвалил профессор мое сочинение о великом Державине, - перечитал пристав вслух понравившуюся строчку. - И сказал он, что у меня есть ростки дара... И еще прошу вас, батюшка, привезти мне пять рублей денег на обзаведение письменными приборами».
Штольман невольно подумал, что в реальном училище следовало бы тому ученику больше внимания техническим дисциплинам уделять.
- Вот сейчас и отвезу, - довольно произнес пристав и изумленно уставился на вошедшее в комнату начальство. Из стоявшей у двери большой сумки густо пахло колбасами и свежеиспеченными пирогами.
- Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – тут же вытянулся пристав.
Как оказалось, доктора местного дома не было – его с самого утра вызвали в усадьбу.
Очевидно, новости сюда еще дойти не успели. Штольман своей осведомленности выдавать не стал, велел приставу вместе с ними ехать в имение.
- По дороге поговорим.
Еще ничего не знающий о возможной гибели Полывановой, пристав тут же принялся всех оправдывать. Вскрытие Павла Полыванова не делали, и болел тот долго, да и отец его приехал, не позволил.
«Завещание ведь только после похорон прочитали», - хмыкнул про себя Штольман.
И доктор у них, оказывается, знающий, лечил, как полагается, и Софья Полыванова вне подозрений:
- А Софья Петровна – ангел во плоти, чистый ангел. Уж так за мужем убивалась, так уж плакала…
Штольман заметно насторожился. Светлый образ чистого ангела следовало бы рассмотреть попристальнее.
Пристав же продолжал:
- И так несчастья разные свалились, как муж помер. То инструмент из теплицы покрали, то икону из дому – да прямо на самих поминках. А после и сама прихворала – с горя, видать.
Про странные покражи Штольман велел рассказать подробнее.
- Да всё после и отыскали. Лопаты новые мужики поденщики покрали, хотели в соседний уезд отвезти – да я их на дороге нагнал, собирался было в холодную отправить – да разбежались, ироды. Но лопаты я вернул. А икону студент украсть хотел. Очень уж икона приметная – святого апостола Павла. Уж прям краски так и сияют – и одежды зеленые, а плащ – тот алым как жар горит. Народу в поместье на поминках много было, так студент в комнату прокрался, хотел вынести, а дворник его приметил. Я уж было и протокол писать стал, а Софья Петровна говорит: «Пусть идет себе с Богом. Главное, что образ святой ко мне вернулся». Мол, муж ей ту икону незадолго до смерти своей подарил.
Штольман лишь головой покачал. Зато о завещании пристав рассказал всё подробно. Действительно, большое имение в Подмосковье и сумма денег в придачу досталась жене Полыванова. А по её смерти должно было перейти детям её, ежели они у неё когда-либо появятся. И лишь в случае смерти бездетной, имение возвращалось назад сыну Георгию либо его наследникам. Для всех прочих наследников то завещание оказалось большой и крайне неприятной неожиданностью.
Штольман задумался. Если с Сонечкой Полывановой действительно что-то случилось, то основные подозреваемые – сам генерал и сын Павла - Георгий. Но генерал о возможной смерти невестки даже не подозревал. А сын приехал лишь перед самой смертью уже долго болевшего отца и после того всё время жил у деда в Вологде.
- Кому из прислуги было что завещано?
То, что для самого завещателя казалось мелочью, для кого-то могло оказаться крайне крупной и необходимой суммой. Пристав всех перечислил. И заодно посочувствовал – служили в поместье многие с дедов-прадедов, а теперь хозяина нет, Софье уезжать следовало, а сын в поместье жить не станет – всех наверняка теперь уволят.
Да уж, со слугами тоже не складывалось. Ничего, на месте разберутся.
Отредактировано Еленаsh (14.11.2024 22:58)
. Я такие больше всего люблю 
.
.
.
