«Гейсы нарушаются только тогда, когда суждено».
[indent]
Поезд опаздывал почти на час – немало.
- Ну ничего, - сказал дежурный. – Идти быстрее будет.
Наконец-то у станции показался паровоз. Поезд останавливался ненадолго, но дежурный уже через пару секунд узнал обо всём и доложил Штольману. Билеты, как и полагалось, продавались вовсе без мест, лишь с указанием класса, так что доклад его был вовсе не лишним:
- Первого класса два вагона, пассажиров много, но места есть в обоих. Третий вагон напополам – первый класс и второй, там в первом вовсе никого нет. А далее сами видите.
Штольман глянул: поезд на этот раз действительно был невелик. За паровозом - вагон с углем, далее почтовый, далее пара багажных – для багажа и ценного груза. Как и полагается – первый класс, второй, в конце вагоны третьего класса, где и ехали большинство пассажиров. Как упомянул дежурный – в этот раз тех много, лето окончилось, с промыслов многие возвращаются. В конце пара товарных. Вот в общем-то, и всё.
Быстро сделал выбор – ехать ему недолго, общества более никакого не хотелось. Так что Штольман, не торопясь, прошел в свою половину совместного вагона для первого и второго классов – здесь без отдельных купе обходились, и роскоши было поменьше. Выбрал дальний диван у стены, удобно расположился. Вряд ли пассажиров будет слишком много – второй класс здесь отличался от первого лишь качеством оббивки на таких же диванах, зато стоил в полтора раза дешевле. Скорее всего, всю дорогу его никто не потревожит.

Из такого же немногочисленного второго класса явственно донеслись звуки романса:
"О, в этом радужном виденье
    Какая нега для очей..."
Не очень сильный тенор недостаток голоса возмещал чувствами.

Штольман хмыкнул - во втором классе ехали два поручика, явно в меланхолическом настроении. Стараясь не прислушиваться, сидел в полудрёме.
Сколько они ехали – менее получаса. И задремать толком не успел. Поезд шел по высокой песчаной насыпи. Резкий рывок на повороте сбросил с дивана – Штольман полетел на стоящий перед ним другой диван, успел сгруппироваться, ухватиться за сидение, удержаться. Вагон шатался, довольно опасно кренился, держаться удавалось с трудом. Раздающийся отовсюду скрежет ничего хорошего не предвещал. Наконец, после очередного рывка, вагон замер. Громкие крики из помещения для второго класса тоже ничего хорошего не предвещали. Штольман быстро прошел по вагону. Он помнил о поручиках во втором классе. Если в третьем еще и солдаты будут – уже хорошо.

Быстрые вопросы, четкие приказы – он был выше по должности и по чину.
- Выводите пассажиров из вагона. Я далее по составу.
Более военных с ними, к сожалению, не было. Но здесь им пока ничего не грозило – следовало узнать общую обстановку.
Спрыгнул со ступенек в песок, ноги провалились почти по щиколотку, поплыли. На инерции сбежал вниз, в начинавшуюся у насыпи высокую, путающую ноги, траву. Огляделся. Всё было несколько лучше, чем он ожидал.
Сразу за крутым поворотом, очевидно, после недавних дождей, на рельсы сошла осыпь. Поезд пытался затормозить, и то почти удалось – и паровоз, и вагоны за ним стояли вполне устойчиво, но остававшийся еще за поворотом хвост поезда занесло – последние товарные вагоны сошли с рельс, прицепленный перед ними зеленый вагон – третьего класса, тоже опасно накренился и готов был рухнуть с насыпи, увлекая за собой следующие пассажирские вагоны.
Штольман вновь поднялся к рельсам – огляделся. У остальных двух вагонов первого класса всё было в порядке – там уверенно распоряжался худощавый мужчина в штатском. Более того, увидав Штольмана, он и его попытался приспособить к делу.
Штольман представился. Тот объявил в свою очередь:
- Павел Сергеевич Хитров, чиновник особых поручений при министре финансов.
Что ж, чин и должность у того были куда повыше Штольмана, но отдавать ему приказы права он никакого не имел.
- Здесь всё в порядке, - заметил Штольман. – я осмотрю вагоны далее.
Второй класс также его присутствия не требовал – поручики, выведя свой вагон, уже вовсю командовали в соседнем.
Некоторое время понадобилось, чтобы не допустить беспорядков среди покидающих вагоны пассажиров третьего класса – паника сейчас была бы опаснее самой аварии. Мундир полицмейстера помог, да и пострадавших там особо не было – разве что незначительные травмы при падении на пол и друг на друга. За спиной порядок – но впереди, на рельсах, по-прежнему стоял наиболее пострадавший вагон, из которого доносились глухие крики и стук.

Несколько крепких мужиков из соседнего вагона уже раздобыв где-то палки и даже пару железных прутьев, пытались выбить двери. От каждого удара вагон шатался еще сильнее - но двери держались. Да уж – тут не московская линия, где двери часто раздвижные и с большими окнами. Здесь северная дорога – окошка в третьем классе вовсе небольшие, а крепкие деревянные двери полностью глухие, без стекол – и сейчас их заклинило намертво.
Пока Штольман пытался оценить обстановку, к вагону подскочил Хитров. Решительным движением отобрал у мужика железный прут:
- Не так. Тут рычаг нужен.
Ловко и уверенно подцепил прутом дверь сбоку, скомандовал:
- Второй рычаг параллельно.
Мужики лишь переглянулись. Штольман понял мгновенно. Выхватил из рук у мужика второй железный прут, встал со своей стороны. Хитров коротко глянул: «Выше. Под сорок градусов». Поднажали одновременно оба. Дверь чуть сдвинулась. Вагон тоже. Накренился сильнее, нависая, и готовясь рухнуть прямо на них в любой момент. Яков подпер плечом вагон, как будто удержать мог. «Еще раз, - скомандовал Хитров. – На счет «три», взяли!».
[indent]
Анна с утра собиралась в городскую управу. Приближалась еще одна зима, и дел по воскресной школе хватало. Свой урок провести – это еще за радость, но - программу утвердить, расписание составить, с преподавателями согласовать. Многие учительницы работали в этом же училище и приходили преподавать в свой выходной добровольно, иногда меняясь друг с другом – еще и учебный процесс под разных учителей подгонять нужно было, и так, чтобы делу не навредить. Но всё уже куда привычнее, уже один учебный год прошел. А вот в прошлом году навалилось всё разом, словно снежный ком. Еще и средств на школу не оказалось – помещение то выделили, а еще освещение в выходной, отопление, учебники где-то взять, писчие принадлежности хоть сколько-то закупить – и так далее по нарастающей. Всё нужно было самой доставать. Анна уже все свои деньги потратила, и не знала, за что первое браться.
Ладожев зашел тогда, глянул отстраненно:
- За свои личные средства у себя во дворе устраивать будете. Или начнёте стабильно работать, или закрою.
Пришлось обращаться к Вере Петровне, включаться в губернские программы. Средств там очень немного нужно было, но хлопот оказалось немеряно.
В этом году куда полегче, хотя заботы всё те же. Анна надеялась управиться быстро, но всё из рук валилось. С утра не по себе отчего-то, но переживать некогда. Сегодня вновь идти в управу, договариваться – на училище дрова заготавливают, чтобы и про них не забыли. А то скажут, как в прошлом году – на вас не рассчитано. Идите куда хотите, хоть сами рубайте.
Примерила перед зеркалом шляпку. Шляпка была хороша – если не знаешь, то и не скажешь, что местные мастерицы делали. Сегодня Анне следует выглядеть важной дамой – вовсе у неё так пока не получалось. И большинство дел уже пора Болотовой передавать – Анна скоро бегать везде не сможет. Уже сейчас не так и легко было.
Вновь застыла на месте. Темно-синий цвет в зеркале расплывался, брался радужными разводами. Что-то голова закружилась – в её положении это нормально. Наверное. Пока у неё ничего не кружилось обычно. Сердце замирало, словно его сжимала чья-то чужая ледяная рука.
- Яша… - прошептала, - Яшенька…
Как она привыкла здесь – где вроде бы всё хорошо. Позабыла уже тот ужас, подкрадывающийся вплотную. Она позабыла, как это – ком в груди и нечем дышать.
- Господи Боже мой! – слова не шли на ум, легче не становилось.
- Что с тобой, Яша? Что там случилось?
Ответа нет. Тишина.
Уже не сознавая, молилась всем богам разом. Совершенно бессмысленно и безнадежно.
- Помогите, хоть кто-нибудь... Всё, что угодно, только бы он уцелел… Всё, что хотите, пусть только он вернется.

- Барыня, барыня, что с вами? – Анна медленно приходила в себя. Новая горничная стояла рядом - веснушки на курносом носу, встревоженный взгляд. Прежняя, старательная да тихая, вышла замуж, переехала к мужу, а эта из деревни под Вологдой, работу еще не всю знает, но хватается за всё.
Анна попыталась отстраниться:
- Всё в порядке, Глаша, всё уже хорошо.
Девушка успокаивала:
- Да и точно уже всё хорошо. Вот и щечки порозовели. А я говорила, барыня – вам бы яблочки моченые кушать, а вы не слушали. Кто яблочки моченые кушает, у того ребятенок потом – как яблочко наливное.
Под уговоры довела до диванчика, усадила.
Поддерживала осторожно:
- Вот водички вам, пейте, пейте. Да не переживайте вы так. Всё оно наладится. Будет всё так, как и должно, ничего уж не изменить. Что вы ни делайте - а судьба она лучше знает.
Анна отмахнулась. Прислушалась к себе. Что это с нею в последнее время?
Может, и вправду, в постель и отлежаться? Нельзя. Встреча уже назначена. Поднялась, уже не глядя в зеркало. Ей сегодня в управу.
Эти девочки - которые смогут хоть чего-то добиться в жизни. Одним, без неё, им будет куда сложнее, а может - и вообще никак. Она там нужна, очень. Выкинула посторонние мысли из головы.

В городской управе шум да гам. На неё и не глянули. Анна уверенно вошла:
- Мне назначено.
Секретарь, не взглянув на посетительницу, что ему было вовсе не свойственно, рассказывал новости, размахивая руками.
Анна заледенела.
Тот продолжал:
- Поезд Архангельск-Вологда шел-шел, да и сошел с рейсов! А вагоны как стали один за другим переворачиваться, один за другим...
Анна отступила назад, пятясь, выбралась на крыльцо. 
[indent]

Продолжения нет
  Уже не нужное
[indent]

  Я слишком долго не понимала, что действительно писала лишь для себя.
[indent]
  Ничего не вышло. Бывает.
_______________

Отредактировано Еленаsh (21.04.2025 19:47)