Поезд опаздывал почти на час – немало.
- Ну ничего, - сказал дежурный. – Идти быстрее будет.
Наконец-то у станции показался паровоз. Поезд останавливался ненадолго, но дежурный уже через пару секунд узнал обо всём и доложил Штольману. Билеты, как и полагалось, продавались вовсе без мест, лишь с указанием класса, так что доклад его был вовсе не лишним:
- Первого класса два вагона, пассажиров много, но места есть в обоих. Третий вагон напополам – первый класс и второй, там в первом вовсе никого нет. А далее сами видите.
Штольман глянул: поезд на этот раз действительно был невелик. За паровозом - вагон с углем, далее почтовый, далее пара багажных – для багажа и ценного груза. Как и полагается – первый класс, второй, в конце вагоны третьего класса, где и ехали большинство пассажиров. Как упомянул дежурный – в этот раз тех много, лето окончилось, с промыслов многие возвращаются. В конце пара товарных. Вот в общем-то, и всё.
Быстро сделал выбор – ехать ему недолго, общества более никакого не хотелось. Так что Штольман, не торопясь, прошел в свою половину совместного вагона для первого и второго классов – здесь без отдельных купе обходились, и роскоши было поменьше. Выбрал дальний диван у стены, удобно расположился. Вряд ли пассажиров будет слишком много – второй класс здесь отличался от первого лишь качеством оббивки на таких же диванах, зато стоил в полтора раза дешевле. Скорее всего, всю дорогу его никто не потревожит.
Сидел в полудрёме, не увлекаясь уже привычным пейзажем за окном.
Сколько они ехали – может, до получаса. И задремать толком не успел. Поезд шел по высокой песчаной насыпи. Резкий рывок на повороте сбросил с дивана – Штольман полетел на стоящий перед ним другой диван, успел сгруппироваться, ухватиться за сидение, удержаться. Вагон шатался, довольно опасно кренился, держаться удавалось с трудом. Раздающийся отовсюду скрежет ничего хорошего не предвещал. Наконец, после очередного рывка, вагон замер. Громкие крики из помещения для второго класса тоже ничего хорошего не предвещали. Штольман быстро прошел по вагону. Он помнил - во втором классе ехали два поручика. Если в третьем еще и солдаты будут – уже хорошо. Быстрые вопросы, четкие приказы – он был выше по должности и по чину.
- Выводите пассажиров из вагона. Я далее по составу.
Более военных с ними, к сожалению, не было. Но здесь им пока ничего не грозило – следовало узнать общую обстановку.
Спрыгнул со ступенек в песок, ноги провалились почти по щиколотку, поплыли. На инерции сбежал вниз, в начинавшуюся у насыпи высокую, путающую ноги, траву. Огляделся. Всё было несколько лучше, чем он ожидал.
Сразу за крутым поворотом, очевидно, после недавних дождей, на рельсы сошла осыпь. Поезд пытался затормозить, и то почти удалось – и паровоз, и вагоны за ним стояли вполне устойчиво, но остававшийся еще за поворотом хвост поезда занесло – последние товарные вагоны сошли с рельс, прицепленный перед ними зеленый вагон – третьего класса, тоже опасно накренился и готов был рухнуть с насыпи, увлекая за собой следующие пассажирские вагоны.
Штольман вновь поднялся к рельсам – огляделся. У остальных двух вагонов первого класса всё было в порядке – там уверенно распоряжался худощавый мужчина в штатском. Более того, увидав Штольмана, он и его попытался приспособить к делу.
Штольман представился. Тот объявил в свою очередь:
- Павел Сергеевич Хитров, чиновник особых поручений при министре финансов.
Что ж, чин и должность у того были куда повыше Штольмана, но отдавать ему приказы права он никакого не имел.
- Здесь всё в порядке, - заметил Штольман. – я осмотрю вагоны далее.
Второй класс также его присутствия не требовал – поручики, выведя свой вагон, уже вовсю командовали в соседнем.
Некоторое время понадобилось, чтобы не допустить беспорядков среди покидающих вагоны пассажиров третьего класса – паника сейчас была бы опаснее самой аварии. Мундир полицмейстера помог, да и пострадавших там особо не было – разве что незначительные травмы при падении на пол и друг на друга. За спиной порядок – но впереди, на рельсах, по-прежнему стоял наиболее пострадавший вагон, из которого доносились глухие крики и стук.
Несколько крепких мужиков из соседнего вагона уже раздобыв где-то палки и даже пару железных прутьев, пытались выбить двери. От каждого удара вагон шатался еще сильнее - но двери держались. Да уж – тут не московская линия, где двери часто раздвижные и с большими окнами. Здесь северная дорога – окошка в третьем классе вовсе небольшие, а крепкие деревянные двери полностью глухие, без стекол – и сейчас их заклинило намертво.
Пока Штольман пытался оценить обстановку, к вагону подскочил Хитров. Решительным движением отобрал у мужика железный прут:
- Не так. Тут рычаг нужен.
Ловко и уверенно подцепил прутом дверь сбоку, скомандовал:
- Второй рычаг параллельно.
Мужики лишь переглянулись. Штольман понял мгновенно. Выхватил из рук у мужика второй железный прут, встал со своей стороны. Хитров коротко глянул: «Выше. Под сорок градусов». Поднажали одновременно оба. Дверь чуть сдвинулась. Вагон тоже. Накренился сильнее, нависая, и готовясь рухнуть прямо на них в любой момент. Яков подпер плечом вагон, как будто удержать мог. «Еще раз, - скомандовал Хитров. – На счет «три», взяли!».
[indent]
Анна с утра собиралась в городскую управу. Приближалась еще одна зима, и дел по воскресной школе хватало. Свой урок провести – это еще за радость, но - программу утвердить, расписание составить, с преподавателями согласовать. Многие учительницы работали в этом же училище и приходили преподавать в свой выходной добровольно, иногда меняясь друг с другом – еще и учебный процесс под разных учителей подгонять нужно было, и так, чтобы делу не навредить. Но всё уже куда привычнее, уже один учебный год прошел. А вот в прошлом году навалилось всё разом, словно снежный ком. Еще и средств на школу не оказалось – помещение то выделили, а еще освещение в выходной, отопление, учебники где-то взять, писчие принадлежности хоть сколько-то закупить – и так далее по нарастающей. Всё нужно было самой доставать. Анна уже все свои деньги потратила, и не знала, за что первое браться.
Ладожев зашел тогда, глянул отстраненно:
- За свои личные средства у себя во дворе устраивать будете. Или начнёте стабильно работать, или закрою.
Пришлось обращаться к Вере Петровне, включаться в губернские программы. Средств там очень немного нужно было, но хлопот оказалось немеряно.
В этом году куда полегче, хотя заботы всё те же. Анна надеялась управиться быстро, но всё из рук валилось. С утра не по себе отчего-то, но переживать некогда. Сегодня вновь идти в управу, договариваться – на училище дрова заготавливают, чтобы и про них не забыли. А то скажут, как в прошлом году – на вас не рассчитано. Идите куда хотите, хоть сами рубайте.
Примерила перед зеркалом шляпку. Шляпка была хороша – если не знаешь, то и не скажешь, что местные мастерицы делали. Сегодня Анне следует выглядеть важной дамой – вовсе у неё так пока не получалось. И большинство дел уже пора Болотовой передавать – Анна скоро бегать везде не сможет. Уже сейчас не так и легко было.
Вновь застыла на месте. Темно-синий цвет в зеркале расплывался, брался радужными разводами. Что-то голова закружилась – в её положении это нормально. Наверное. Пока у неё ничего не кружилось обычно. Сердце замирало, словно его сжимала чья-то чужая ледяная рука.
- Яша… - прошептала, - Яшенька…
Как она привыкла здесь – где вроде бы всё хорошо. Позабыла уже тот ужас, подкрадывающийся вплотную. Она позабыла, как это – ком в груди и нечем дышать.
- Господи Боже мой! – слова не шли на ум, легче не становилось.
- Что с тобой, Яша? Что там случилось?
Ответа нет. Тишина.
Уже не сознавая, молилась всем богам разом:
- Помогите, хоть кто-нибудь... Всё, что угодно, только бы он уцелел… Всё, что хотите, пусть только он вернется.

- Барыня, барыня, что с вами? – Анна медленно приходила в себя. Новая горничная стояла рядом - веснушки на курносом носу, встревоженный взгляд. Прежняя, старательная да тихая, вышла замуж, переехала к мужу, а эта из деревни под Вологдой, работу еще не всю знает, но хватается за всё.
Анна попыталась отстраниться:
- Всё в порядке, Глаша, всё уже хорошо.
Девушка успокаивала:
- Да и точно уже всё хорошо. Вот и щечки порозовели. А я говорила, барыня – вам бы яблочки моченые кушать, а вы не слушали. Кто яблочки моченые кушает, у того ребятенок потом – как яблочко наливное.
Под уговоры довела до диванчика, усадила.
Поддерживала осторожно:
- Вот водички вам, пейте, пейте.
Анна прислушалась к себе. Кажется, всё обошлось. Что это с нею в последнее время?
Может, и вправду, в постель и отлежаться? Нельзя. Встреча уже назначена. Поднялась, уже не глядя в зеркало. Ей сегодня в управу.

В городской управе шум да гам. На неё и не глянули. Анна уверенно вошла:
- Мне назначено.
Секретарь, не взглянув на посетительницу, что ему было вовсе не свойственно, рассказывал новости, размахивая руками.
Анна заледенела.
Тот продолжал:
- Поезд Архангельск-Вологда шел-шел, да и сошел с рейсов, а вагоны как давай один за одним переворачиваться! Помощь прибыла – а там кровища так и хлещет.
Анна отступила назад, пятясь, выбралась на крыльцо. Секретарь в управе что-то говорил – не важно. Кто может знать? Бросилась бегом в губернское правление, благо, в соседнем здании.
Ладожев решал что-то прямо на ступенях.
Анна пыталась позвать – не до неё. Пришлось ожидать несколько минут, пока обернется и её заметит.
Подошел. Несколько отстраненно:
- Слушаю вас.
Анна старалась казаться спокойной – обстановка способствовала. Всё равно получалось не очень:
- Я хотела узнать ситуацию. Говорят, произошла авария. Там более двух сотен раненых и погибших.
Ладожев глянул в полнейшем изумлении:
- А отчего не двух тысяч? Анна Викторовна, откуда такая доверчивость? Тем более у вас? Если бы там хоть два десятка смертельных случаев было, я бы давно знал. Телеграф в России еще никто не отменял, а они там не самоубийцы, такую информацию скрывать.
И добавил чуть другим тоном:
- Подобное только вашему мужу с рук сойти может.
Анна немного успокоилась. Было бы что-то настолько серьезное, не иронизировал бы.
- Вы уже знаете, что там произошло?
Тот кивнул:
- Авария на путях, один вагон сошел с рельс, помощь направлена, предварительно есть раненые, но не тяжелые. Количество пострадавших уточняется. Пока всё. Ничего критического не вижу. Аварии, увы, и посложнее случаются.
Анна решилась:
- Александр Павлович, я подозреваю, что Яков Платонович может быть там. Он собирался как раз в тот день выезжать.
Тот спокойно кивнул:
- Признаться, я как раз на это и рассчитываю. В подобной ситуации присутствие проверенного лица не помешает.
Анна посмотрела с надеждой:
- Вы думаете, что с ним всё в порядке?
Тот глянул с несколько ироническим удивлением:
- Анна Викторовна, это вы меня спрашиваете? Если бы с ним что-то действительно серьезное случилось, вы бы ко мне сейчас с вопросами не обращались. Вам бы не до меня уже было. Так что да, я совершенно уверен, что с ним всё в полном порядке.
Анна отступила:
-  Спасибо.
Ладожева уже ждали и явно нервничали.
Тот бросил на ходу:
- Будут известия, сообщу.
[indent]
- На «раз-два-три – взяли».
Штольман с Хитровым поднажали разом. Дверь медленно, но заметно поддалась.
- Еще раз!
Заскрежетало дерево, дверь распахнулась. Качающийся всё более вагон тоже дернулся, где-то его заклинило – и устоял.
Штольман глянул. Если сейчас все в узкую дверь ломанутся, то и вагон переворачивать не понадобится. Ухватился за поручни, подтянулся, запрыгнул на ступени. Встал в открывшемся проеме, надеясь, что если и не мундир против света, то хоть очертания форменной одежды видно будет:
- Полиция. Всё в порядке, слушать мою команду! Подходить по одному, женщины и дети вперед.
У самих дверей уже толкались два мужика, добравшихся первыми. Штольман скомандовал:
- Вы оба. Стоите здесь, принимаете людей, передаёте спасателям.
В вагоне чуть притихло. Слова «полиция» и «спасатели» всё же подействовали – значит, помощь уже пришла, всё в порядке.
Один из мужиков явно понял, что-то мугыкнул, отступил чуть в сторону, руки кому-то навстречу протянул. Второй, здоровенный плечистый детина глянул явно недоуменно: как это, он уже тут, а кого-то вперёд? Уже открыл было рот, чтобы заорать: «А чего это бабы вперёд?» Штольман наклонился, негромко и внушительно, ему одному: «Потому что они легче». Как это и на что влияло, он сам объяснить бы не смог. Но мужик замер, рот закрыл, потом вновь открыл, что-то у него в голове шевельнулось – и сложилось. Повернулся в середину вагона, проорал: «Бабы сюда! И кто полегче тоже. Остальным в рожу дам!»
Если там и были, непонявшие с первого раза, вид кулака подействовал надежнее всякой полиции.
Пока Штольман разбирался, Хитров тоже время зря не терял – мужики, прежде бившие в двери, уже выстроились у насыпи, готовые принимать пассажиров. Всё же выбраться из наклоненного над крутой насыпью вагона оказалось не так и просто. Дело пошло. Мужики быстро вошли во вкус, безостановочно подхватывая на руки и оттаскивая в сторону пассажиров.
Судя по всему, ватага занималась обычно погрузкой то ли бревен, то ли мешков с углем.
Штольман с Хитровым отошли чуть в сторону, наблюдая. Вот ватага столь же ловко помогала спрыгнуть с вагона уже мужикам – кажется, выбрались все. Вагон устоял.
- А ловко вы, - кивнул на двери Штольман.
Хитров кивнул:
- Да я в молодости в Министерстве путей сообщений служил, проектами этих же вагонов и занимался.
Сделал движение, словно сигару в кармане отыскивал. Не нашел. Вновь качнул головой:
- Да и вы неплохо.
[indent]
- Ваше высокоблагородие! – Штольман оглянулся. От подъезжающих телег бежали люди, явно со всех окрестных селений собравшиеся. Узнал и полицейских из участка в полном составе – всё же то ближайшая станция, далеко поезд не отъехал. Знакомый пристав головой покачал:
-  Ох, и как ж вы это так, Ваше высокоблагородие.
Штольман оглядел себя – вроде бы и не делал ничего, а мундир проще новый будет пошить. Весь то ли в мазуте, то ли еще в чем.
Пристав, явно успокаивающим голосом:
- Да вы не расстраивайтесь, ваше высокоблагородие. Мы вам грибочков с собой дадим.
Штольман обернулся от непонятного звука. На насыпи сидел Хитров и сдавленно смеялся.
[indent]
Осыпь споро расчистили. Ехали дальше до Вологды на том же поезде, лишь задние вагоны отцепили.
С Хитровым разместились вдвоем в купе.
- Полиция Вологды - как раз хорошо.
Показал документы. Его задание.
По высочайшему повелению начато расследование деятельности частного Общества Московско-Ярославско-Архангельской железной дороги.
- Уже сомнению не подлежит – при строительстве значительно превышена смета. Финансирование частично бралось из других проектов Мамонтова. Затем, для дальнейшего строительства, ему срочно понадобилась модернизация заводов – хотел сформировать единый транспортно-промышленный комплекс. Средства, около девяти миллионов рублей, Мамонтов вывел по фиктивным счетам из акционерного общества вашей Северной дороги, даже особо не скрываясь, что никаким законам вовсе не соответствует. Так же мы подозреваем попутные махинации при начальном оформлении и проектировании – будем проверять всех причастных.
Завершил:
- Я начал проверку из Архангельска, основная комиссия прибудет из Петербурга. Вот предписание лично вам, как представителю закона.
Протянул оформленный документ.
Хитров действительно имел право ему приказывать.
[indent]
Вологда. Даже домой забежать возможности не было. На мундир сверху лишь плащ накинул – благо, на дворе осень. Явился с полученным предписанием в правление.
Ладожев задумчиво перебирал бумаги:
- В целом ничего хорошего. Дело явно заказное, конкретно против Мамонтова. Но вряд ли ему уголовное преследование грозит, насколько я слышал, там не то, что всё казенное на месте, так еще и при срочной необходимости своё вкладывалось.
Штольман мрачно глянул – даже если и так, крутил Мамонтов средствами акционерного общества вперед-назад, без оглядки на законы и бухгалтерию. Думал – раз на благо общества, так ему всё позволено. Теперь аукнется.
Ладожев его мрачный взгляд уловил:
- Да я ж не спорю. Что бы они там не нашли, а своего добьются. Но нас не коснется, акционерное общество от нас далеко, Мамонтов еще дальше.
Штольман лишь головой покачал. Начнут с низов, и там уже прихватят, кого смогут. Посмотрел серьезно. Основные согласования на начальном этапе шли через губернскую канцелярию. Ладожев наверняка сумел бы всё безукоризненно организовать и сам в стороне остаться. Но сейчас пойдут слишком частым гребнем.
Ладожев вздохнул:
- Яков Платонович, меня поражает ваша недоверчивость. Расследуйте спокойно, проверяйте кого хотите. У меня там всё чисто, на каждую бумажку еще три бумажки. Я не ввязываюсь в явный криминал.
Штольман глянул внимательно. При подобной-то прибыли? Совесть у Ладожева была крайне загадочной субстанцией, исследованию не поддающейся.
- Ну что вы так смотрите? Может, и буду ввязываться, когда смогу убедить начальника полиции меня прикрывать.
Штольман буркнул:
- Не сможете.
Тот, ядовито:
- Вот и я о чем.
[indent]
Проверяющие работали всего неделю, зато буквально – с утра до ночи. Полиция понадобилась везде – и при изъятии материалов, и при доставке и допросах свидетелей, и при оформлении. Хитров подключил Штольмана полностью, вызывать никого постороннего не стал. Но Штольман в одиночку работать отказался, объединившись с капитаном, сопровождающим комиссию. Инсинуаций в дальнейшем хотелось бы избежать.
Нарушений в Вологодском правлении действительно не выявили. Хотя и губернатору, и Ладожеву пришлось подключать все связи – проверяющие вели себя жестко. Помогло не очень – комиссия мало на кого оглядывалась. При том, что у Ладожева и в действительности все нужные бумажки в шеренгу по две строем стояли.
Провожали проверку из города буквально со слезами на глазах. Кто крестился, кто пот с лысины вытирал.
Ладожев выдохнул. Провёл со всеми почестями до поезда. Хитров со Штольманом за руку попрощался, пригласил заходить, ежели в Петербурге будет.
Ладожев подошел на перроне:
- Спасибо, Яков Платонович.
Тот изумился:
- За что?
- За то, что отбились. Хитров только вас и воспринимал, уж не знаю, отчего.
Штольман головой покачал:
- Не за что. Я лишь сразу сказал – покрывать не буду, но и лишнего просто так дописать не дам. Хитров нормальный человек, понял.
Ладожев в немом изумлении уставился:
- Яков Платонович, сколько живу, впервые такое вижу. Нормальные петербуржские проверяющие только у вас и бывают, более нигде. Штучный товар, поверьте мне.
Проверка продолжилась уже за пределами губернии, и тянулась еще долго.
[indent]
Забегая вперед – более чем через полгода, 30 июля 1899 года правление Мамонтова было вынуждено подать в отставку. Председателем нового правления стал Павел Сергеевич Хитров. 11 сентября того же года Мамонтов был арестован и доставлен в Таганскую тюрьму. Служащие мастерских Ярославской дороги, по показаниям их начальника, после ареста "плакали и сложиться хотели, внести кто сколько может, чтобы только вызволить его".
Летом 1900 года Мамонтов был оправдан судом присяжных по всем уголовным обвинениям. Однако Московский суд признал того должником и постановил распродать его имущество, в том числе железную дорогу, которая была выкуплена государством в казну.
Железная дорога, один из главных проектов Мамонтова, сыгравшая важнейшую роль в освоении русского севера и обессмертившая его имя, стала в результате причиной его же разорения.

Но жизни Вологды это уже никак после не коснулось.

Отредактировано Еленаsh (24.11.2024 15:13)