Глава 3   Встречи

                                               
     Сегодняшний день был торжественно провозглашен Иваном Прохоровичем днем поездки к портному. Что-то должно было произойти во время этой поездки, уж слишком серьезным и торжественным был вид у его соглядатая. После недолгого размышления Яков Платонович решил, что должна была состояться встреча с самим Варфоломеевым.

     Все  так и оказалось. Минут 20 были потрачены портным на снятие мерок, затем он пригласил Штольмана пройти в маленькую гостиную выпить чашку чая, пока он будет подбирать для него несколько отрезов "новейшей и замечательной" материи.

     Яков Платонович совсем не удивился, когда увидел удобно  расположившегося у стола Варфоломеева. В знак приветствия они кивнули друг другу. Улыбка у Владимира Николаевича была скорее искренней, чем служебно вежливой.

     - А Вы, Яков Платонович, действительно и похудели, и постарели. Я думал, Иван Прохорович так проникся к вам симпатией, что сгущает краски.

     Штольман молча придвинул к себе чашку и сделал вид, что все его внимание привлекает только чай. На Варфоломеева он не смотрел.

     - Понимаю Вас, обижены не на шутку, но я Вам не враг, хотя и не друг, - Варфоломеев усмехнулся, - Вы ведь должны знать, что при моей работе и должности друзей иметь нельзя.

     И опять Штольман промолчал, внимательно изучая танец чаинок в своей чашке.

     Не такой представлял себе Владимир Николаевич первую встречу со Штольманом после его освобождения. Обижен, серьезно обижен он на него за то, что не вытащил из тюрьмы раньше. Два года в Петропавловке, которые незаслуженно провел там Штольман, и на его совести.

     - Со дня на день Вас вызовут в Министерство внутренних дел, объяснят цель вашего освобождения и детали задания. Отказываться НЕЛЬЗЯ, - Владимир Николаевич сделал ударение на последнем слове, - да вы и не сможете - оно напрямую связано с Анной Викторовной Мироновой.

     Штольман невольно повел плечами, хотя ему и удалось сохранить безучастное выражение лица.

     - Да перестаньте вы, Яков Платонович, разыгрывать передо мной равнодушие к барышне Мироновой, - Варфоломеев так резко отодвинул от себя чашку, что чай расплескался по скатерти.
     - Эти два года я старался быть в курсе ее жизни, - Владимир Николаевич сделал вид, что не увидел настороженного взгляда Штольмана, - она здорова и сейчас находится в Затонске.

     - Первое время после вашего исчезновения она с отцом несколько раз приезжала в Петербург и пыталась разузнать о вашей судьбе, даже ко мне на прием приходила. Я не мог сказать ей ничего утешительного, - Варфоломеев заметил, как Яков Платонович сжал кулаки, и поспешно добавил, - для ее же безопасности.

     - Ей посоветовали уехать заграницу на время, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания ваших врагов, и она последовала этому совету. В Париже Анна Викторовна стала учиться на медицинских курсах. Согласно моим сведениям, она уделяла много времени учебе, никаких театров, развлечений и поклонников. Она даже не поехала летом в Затонск, а работала в больнице.

     - В Париже с ней был Петр Иванович Миронов, мне не понравилось, что он ввел Анну Викторовну в спиритическое сообщество Парижа, но ведь Петр Иванович любит похвастаться способностями своей племянницы, да вы и сами его знаете лучше меня.

     - А два месяца назад умер Виктор Иванович Миронов, - Штольман ошеломленно посмотрел на Владимира Николаевича, который печально кивнул головой, - из-за сердечной болезни. Анна Викторовна вернулась в Затонск, ведет тихую жизнь, посещает только больницу, где помогает местному доктору, - Варфоломеев замолчал, пытаясь вспомнить фамилию врача.

     - Доктору Милцу, - вырвалось у Штольмана.

     - Да, да, Милцу. Скоро вы уедите в Затонск и сами все у нее узнаете.
     
     - Я кое-что знаю о вашем деле, - Варфоломеев нахмурился, -но там и без меня вам все подробно расскажут, - он выждал минуту, но не увидел никакой реакции Штольмана на свои слова, - меня интересуют другие, старые и, к сожалению, все еще важные дела. Поэтому без вашего участия в их расследовании не обойтись... Разумеется, что неофициального.

     Штольман иронично улыбнулся. Варфоломеев проигнорировал ироничную улыбку Штольмана и продолжал объяснять свои проблемы:

    - Речь, как Вы уже догадались, идет о Затонске. Браун был застрелен при попытке сбежать, полигон закрыт, а все, что он там настроил, сравняли с землей. И если бы не пропавшая папка с украденными Нежинской документами, о всей этой истории можно было бы забыть, - Варфоломеев сделал многозначительную паузу.

    Молчание Штольмана начинало раздражать его, но в душе он чувствовал приятное удовлетворение - Штольман не сломлен, Штольман остался таким же немногословным и хладнокровным профессионалом, каким он и был. Значит его можно вводить в игру, он с интересующей его проблемой разберется...

     - Да и Бог с ней папкой, какой теперь в ней толк, - Варфоломеев усмехнулся, - несколько листков с формулами... Кто в России способен в них разобраться? Для меня важнее выявить и схватить посланцев Германии и Англии, отправленных к нам на ее поиски.

     Варфоломеев откинулся на спинку стула и посмотрел своему собеседнику прямо в глаза. Яков Платонович не отводил насмешливого взгляда, они хорошо понимали друг друга без лишних слов.

     - Цена?

     - Справитесь с заданием, забирайте Анну Викторовну и уезжайте отсюда, хоть в Новый Свет. Сейчас в Европе, кроме Франции, нам нигде не рады.

     - Я бы хотел подать прошение на имя министра Внутренних дел с просьбой о восстановлении на службе. Готов поехать в любое место, где могли бы пригодиться мои знания и опыт, - Штольман выжидательно посмотрел на Варфоломеева.

     - Узнаю Штольмана, все такой же опытный профессионал и преданный России гражданин. Но ведь в Петербурге или Москве вас не оставят, вы помилованы, а не оправданы... Ладно, я вас понял, все, что смогу, сделаю.

      Штольман ушел, а Варфоломеев остался и по старой привычке вспоминал весь разговор со Штольманом. Сегодня проанализировать детали их встречи не получалось, в голове все время крутились воспоминания о его усилиях по освобождению Штольмана. Он понимал, что прежних доверительных отношений у него с Яковом Платоновичем уже больше не будет. Разве только от него, Главного начальника охраны Государя, зависело окончательное решение в таком трудном деле? Он дважды говорил о Штольмане с Государем, и что?

     При мысли о Государе у Владимира Николаевича появилась тянущая боль в сердце, она, словно обруч, сковала грудь и мешала дышать. Варфоломеев достал из внутреннего кармана плоскую металлическую коробочку с пилюлями, открыл ее, взял одну, задумался на мгновение, взял еще одну, и не найдя на столе стакана с водой, запил их чаем. Затем он откинулся на спинку стула, вытянул ноги на середину комнаты и закрыл глаза.

     Государь... только его личный врач и он, Варфоломеев, знали о трагических последствиях Харьковского крушения поезда для здоровья Государя. Его богатырское здоровье и чувство ответственности за своих близких помогли ему удерживать крышу вагона почти полчаса, пока не подоспела помощь. Это спасло его семью, но подорвало здоровье Государя.

     А цесаревич Николай... при мыслях о цесаревиче в душе Владимира Николаевича поднималась волна раздражения, и он не мог ничего с этим поделать. Не готов цесаревич Николай к своему долгу перед империей. Государь не приобщал его к делам государственного управления. У цесаревича нет даже малейшего опыта пребывания у власти.

     Сейчас на цесаревича особое влияние имеет его мать, а около Государыни находятся все больше люди, поведение и мысли которых далеки от норм традиционной церкви. А что будет, когда у власти окажутся цесаревич и его дяди - великие князья, занимающие важные государственные посты? Что ждет Россию? Нет сил об этом думать... нет сил...

     Владимир Николаевич попытался глубоко вздохнуть... получилось. Слава Богу, обошлось. Он открыл глаза и протянул руку к чайнику, пальцы мелко дрожали, и он опять крепко прижал руку к груди... не торопиться, не надо торопиться.

     А вот великие князья торопятся, уже реформу его службы обсуждают с цесаревичем. Не нравится им, что ему подчиняется вся охранная служба, а он сам подчиняется лично Государю. Да и ряд функций службы охраны они тоже хотели бы убрать из его подчинения, особенно в области разведки и контрразведки. Считают, что слишком много власти сосредоточено в его руках, но ведь и вся полнота ответственности тоже... Придумали даже переименовать его должность в Дворцового коменданта. Это его-то, Варфоломеева, назначить комендантом! Похоже, что при царствовании цесаревича он будет не нужен, не ко двору будет. Но ждать, когда погонят тоже не будет, сам уйдет.

     Дворцовый комендант... А кто будет решать мелкие, но такие важные для спокойствия императорской семьи дела, скандалы, интриги, соперничество разных группировок и партий при дворе? Вот даже, чтобы разобраться в убийстве князя Разумовского и помочь Штольману, сколько встреч и разговоров ему пришлось провести! Он даже чертыхнулся, припоминая одну из них.
   
     Дело в том, что Варфоломеев терпеть не мог старых дев, а если старая дева еще и немка, которая берется рассуждать о любовных отношениях и страсти, то у Варфоломеева это вызывало зубовный скрежет. Для него проблема заключалась в том, что Амалия Карловна была доверенным лицом самой Государыни в делах подобного рода. И от того, как она представит эту ситуацию Марии Федоровне, зависело многое - Государь не хотел идти против мнения супруги, особенно в делах ее фрейлин.

     Но делать было нечего. Ради освобождения Штольмана ему пришлось терпеливо, очень терпеливо убеждать Амалию Карловну в том, что фрейлина Нежинская оговорила Якова Платоновича из ревности.
 
     И почему такие бесполые старые девы, коей он считал Амалию Карловну, так любят брать под свое покровительство бесстыдных придворных шлюх? Видимо, думал Владимир Николаевич, обсуждая с ними все детали их интимных приключений, они мысленно проживают то, чего лишены в жизни сами - близких отношений с мужчинами... Хотя, черт их разберет, что они там чувствуют и о чем думают...

     - Я склонен считать, уважаемая Амалия Карловна, - обратился Варфоломеев к пожилой даме, - что показания Нежинской имели своей исключительной целью набросить преступную тень на Штольмана, погубить его.

     - Да что Вы, Владимир Николаевич, - воскликнула дама, - такая цель может быть объяснима только страшной ненавистью, желанием погубить Штольмана, но откуда взяться такой ненависти?

     Варфоломеев пожал плечами.

     - Говорят, что она была на него зла за то, что он хотел жениться на Мироновой.

     - Совершенно понятно, Владимир Николаевич. Она могла быть недовольна им, и только. Ведь он не обещал ей жениться, и она сама никогда не собиралась замуж за полицейского. А между неудовольствием и смертельной ненавистью - целая пропасть, согласитесь?

     - Возможно, Вы и правы, замечательная Амалия Карловна, - Варфоломеев склонил голову в знак согласия, - однако, надо принять во внимание и характер Нежинской.

     Варфоломеев сделал небольшую паузу, он тщательно подбирал слова.

     - Нежинская привыкла повелевать теми, с кем у нее были близкие отношения. Это характер самолюбивый, сильный, развившийся в такой обстановке, которая ей никаких сдерживающих нравственных начал дать не могла. Она узнает, что Штольман променял ее на барышню, с которой встречался лишь по делам расследований, это должно было задеть ее самолюбие. Прежние добрые отношения между ними, - Варфоломеев хмыкнул про себя, - поколебались, их место заняли другие, скажем так, тревожные. Такие отношения не могут долго длиться. Они должны измениться в ту или иную сторону.

     Пожилая дама нервно перебила Владимира Николаевича:

     - Но как только она приехала в Затонск, он опять у нее, говорит, что только она его понимает, что готов быть с ней в близких отношениях... и стал опять ее любовником. Она мне писала об их отношениях. Штольман говорил, что его привязанность к ней осталась прежней. Зачем же желать погубить его, когда препятствие к их связи устранено! Напротив, - продолжала воодушевленно Амалия Карловна, - теперь-то ей и любить его, когда он снова принадлежит ей, а между тем, она обвиняет его и повторяет эти обвинения на суде!

     Вот ведь хитрая лиса, Нина Аркадьевна! Письма она Амалии Карловне писала из Затонска... Знала, кого в советчицы выбирать! Варфоломеев уже не мог скрывать свое раздражение и махнул рукой.

     - Побойтесь Бога, дорогая Амалия Карловна! Нежинская понятия не имеет о любви. Вам ли не знать о большом количестве ее интрижек. Даже в Затонске она продолжала открыто оставаться любовницей князя Разумовского.

     Услышав имя Разумовского, пожилая дама вздрогнула. С ее лица исчезло ласковое выражение, а на щеках и шеи появились красные пятна.

     Вот попал, так попал, ведь даже не специально, удивился Варфоломеев, не зря говорили в свете о ее безответной влюбленности в князя и брезгливой холодности с его стороны. Надо продолжить давить на эту мозоль, обрадовался Варфоломеев.

     - Я считаю, что это была страсть, которая пробудилась в этой порочной женщине, - Варфоломеев сделал ударение на слове "порочной", - когда она снова встретилась со Штольманом в Затонске. А когда страсть овладевает женщиной, тогда и появляется стремление навсегда уничтожить человека, который перестал отвечать на ее чувства. Страсть никогда не останавливается на середине - она или подавляется, или доходит до крайних пределов. Вот почему Нежинская лгала о Штольмане в суде, - заключил Варфоломеев.

     - Может быть, может быть, Вы и правы, уважаемый Владимир Николаевич, - пожилая дама опустила голову, встала, по-старушечьи ссутулилась и медленно вышла из комнаты.

Отредактировано Nora Brawn (04.12.2024 20:24)