1640, Бражелон
По мотивам А.Дюма, не канон
***
Он приехал весной еще раз через полторы недели после Пасхи, как положено предупредив заранее. Приехал со стороны Блуа с веселым молодым лакеем и дорожным сундуком в нанятой повозке, так что де Ла Фер с невольным испугом подумал, как бы Рошфор не вздумал поселиться в Бражелоне… нет, не насовсем, конечно, но надолго! С него станется!
Кольнуло графа и вот ещё что: Рауль, завидев гостя, прыжками через две ступеньки спустился с лестницы, промчался бегом через двор и лишь у самых парадных ворот будто споткнулся, опомнившись и смутившись. Де Ла Фер взглянул на виконта спокойно и без всякого выражения укоризны, но мальчик зарделся, а гость, скрывая улыбку, легко кивнул ему. Рауль учтиво поклонился, совсем так, как показывал учитель танцев, еще отступил на два шага, поклонился снова и только потом пошел к дому, но обернулся не раз и не два!
Позже выяснилось, что в сундуке у графа скрывалось много чего: две книги с картинками – разумеется, о рыцарях! – для виконта. Для него же – о, восторг! – маленькая золоченая шпага с эфесом в бирюзе и новенькая, сияющая лаком лютня! Мальчик был уже немного знаком с этим инструментом, и Рошфор тут же выучил Рауля какой-то незамысловатой бретонской песенке! Де Ла Фер смотрел на всё это… и даже не протестовал. Как побороть смену сезонов года или остановить стихию? Ветер, например? Вот Рошфор и был этим ветром.
Старинный этикет, как и заповеди христианского милосердия, предписывают хозяину принять гостя, дать ему кров и пищу и отпустить с дарами. Но этот гость, известно, правил не признавал – он сам вручил хозяину подарок из столицы: три пары самых модных перчаток, вышитые ленты для шляпы, золотую и серебряную, и изящно украшенные ножны для парадной шпаги.
– Что это, сударь? – почти возмутился де Ла Фер.
– Пустяки! Новомодные парижские штучки. Я не смог устоять, уж простите! – И хмыкнул, лукаво блестя глазами.
– Но зачем?
– Так праздник же!
Интересно, он почитал за праздник свой визит или все же прошедшую Пасху? Если второе, то возразить было нечего, и де Ла Фер невольно отметил про себя, что все вещи вполне соответствуют его собственным вкусам, не вычурны в отделке и не роскошны напоказ… да что там – безупречны! К тому же, отказаться было невозможно, не обидев гостя! Осталось лишь поблагодарить!
***
На другой день они вдвоем проехались по округе. Конь Рошфора, недавнее его приобретение, требовал хорошей разминки. Де Ла Фер взглядом знатока окинул мышастого красавца и не заметил явных изъянов, разве что жеребец был чуть крупноват. Имя Гиацинт очень подходило ему, тем более что, кажется, от графского плаща на его блестящей шкуре играли чуть приметные лиловые блики! Ну, Рошфор – он и коня выбирал, как перчатки, не иначе!
На прогулке они повстречали соседей, обменялись приветствиями и парой любезностей, и де Ла Фер представил своего гостя: граф Рошфор, господин беррийский наместник.
Едва они разъехались, Рошфор фыркнул и усмехнулся:
– Я всегда изумлялся вашей непревзойденной светскости, сударь! И правда – начальник тайной полиции – фи! Королевский наместник – вот это совсем другое дело!
– Сударь! – вскипел де Ла Фер. – У себя дома позвольте мне самому решать…
– Сударь, ‒ перебил его граф, ‒ я не оспорю того, что лучше для Рауля!
Он, прищурившись, смотрел в небо.
Де Ла Фер вздрогнул и нахмурился:
– Хорошо, что вы сами сказали это.
– Вы правы, со мной не стоит знаться – во избежание. И я помню, что значит доказывать, кто ты есть на самом деле.
– Послушайте, Рошфор, вам всегда непременно нужно лезть в бутылку?
– Мне… куда?! – От такого вопроса граф удивленно повел бровью, пожал плечами и прыснул, прижав пальцы к губам. – Ох, простите!
Де Ла Фер смотрел, еще хмурясь, но уже понимая, какая именно двусмысленность в его словах развеселила гостя! И вот он сам едва не смеялся – куда там в бутылку?! Худшего пьяницу, чем Рошфор, и представить было нельзя, тот от двух стаканов валился под стол, а сам граф в этом смысле был его полной противоположностью!
– А скажите, вас с вашим характером давно не приглашали… м-ммм… на дуэльный поединок?
– На чем? На полудюжине анжуйского? Нет, я сразу бесславно паду! – расхохотался Рошфор и согнулся от приступа удушающего кашля.
Де Ла Фер подъехал к нему вплотную и поддержал под локоть.
– Ну, отпустило? У вас это с коллежа так, я помню?
– Раньше, ‒ отдышался Рошфор. – И это не зараза, не беспокойтесь.
– Рядом с вами от другого умереть недолго… ‒ пробурчал граф.
– От простуды, например. Вон, гляньте-ка! – Рошфор ткнул пальцем в сторону: над ближним лесочком висело легкое облачко и проливалось на землю блистающим дождём! ‒ Как хотите, а мне шляпу жаль, её мне подарила… гм!.. ну, это не важно!
Рошфор пришпорил коня, свистнул, гикнул и помчался в сторону замка, де Ла Фер ухмыльнулся и последовал за ним.
У въезда повторилась недавняя картина – всадников встречал маленький виконт. Он просто катался на кованой решетке ворот туда и сюда и радостно спрыгнул на землю, едва завидел обоих в конце аллеи.
– Идите в дом, виконт, ‒ промолвил де Ла Фер, ‒ собирается дождь…
***
Оставшийся день от обеда до вечера ушел на то, чтобы Рауль похвастался перед Рошфором успехами в чистописании: теперь малыш уже почти подружился с пером и чернилами, хоть буквы кое-где были разной высоты, а строчки изгибались и сползали в угол! Ну, вот невидаль, каллиграфия!
Мальчик и смущался, и одновременно был польщен благосклонным вниманием к своим трудам и успехам. На соседней странице в тетради почему-то были нарисованы сидящие задом коты, каждый из двух кружочков, и все с роскошными хвостами и торчащими в стороны усами! Рошфор пририсовал котам полоски и шерсть дыбом, Рауль захихикал, а граф, взяв в руки лютню, изобразил на двух струнах немыслимый кошачий концерт с перекличкой голосов и жутким завыванием напоследок!
На этом де Ла Фер, кусая губы от смеха, отправил ребенка спать, попрощался с ним, поцеловал и перекрестил на сон грядущий. Виконт тоже приложился к графской руке, отдельно раскланялся с Рошфором, внимательно посмотрел на него и вышел из гостиной.
***
Рошфор еще помучил лютню, подкрутил колки и заиграл что-то меланхоличное, с прихотливой, но привязчивой мелодией. Граф следил за его пальцами, беглости не утратившими: значит, он до сих пор музицирует, и часто. Странно, как минимум странно при его образе жизни. Впрочем, де Ла Фер не мог похвалиться тем, что осведомлен обо всех обстоятельствах жизни своего гостя. Знал он более других, например, что у Рошфора несколько имений и титулов, очевидный достаток, что у него семья как у всех, и что ему довелось овдоветь во второй раз – граф знал всё это, но и только! Однако смутная безотчетная тревога не покидала его с того момента, как Рошфор переступил порог Бражелона. Нет, он не переступил, он свалился, как снег на голову, живой лишь отчасти, но от этого не менее ядовитый! И если даже ему не удалось внести сумятицу в жизнь обитателей замка, то маленький виконт первое время просто бредил им. Интерес графа к Раулю тоже был неподдельным, и вот он приехал снова… Де Ла Фер ощущал исходящую от него угрозу своему устоявшемуся миру и ничего не мог с собой поделать, хоть и стыдился этого чувства. Он корил себя за неподобающие мысли – и о ком, о госте! Пусть тот бывал язвителен, насмешлив, строптив и чересчур прям, даже неудобен, но… непримирим ко всякому злу и подлости. А слыл ведь чудовищем, ха!
Вот так трезво звучал голос рассудка, но его заглушала нерассуждающая и всепоглощающая ревность!
«Что ж, ‒ ухмыльнулся про себя граф, ‒ если вы, Рошфор, явились с неясными целями и молчите, то… гм… прямая дорога залезть вам, любезный друг, в ту самую бутылку – по вашему обыкновению! А там уж не обессудьте, сами признаетесь, что у вас на уме!»
Доля коварства в этом плане, конечно, была, да только был ли выбор? Неужели вот так взять и в лоб спросить: зачем, мол, вы приехали, сударь? Неловко как-то!
Пока граф мучился сомнениями, Рошфор прятал за музыкой возможность вспомнить черты маленького Рауля и сравнить их с чертами графа де Ла Фер.
«Ребенок белокож, кудряв и темноволос, как Оливье; нежный румянец и цвет глаз у него совсем как у Мари, а вот ресницы ‒ мои, и сомневаться нечего! Пожалуй, в скором будущем станет похож и овал лица, а так и брови, и… и ямочка на щеке… едва заметная, и почему-то одна!»
– Вы ещё поете? – вторгся в его мысли голос хозяина дома.
– Нет! – быстро ответил Рошфор и оборвал игру, прижав ладонь к струнам. – Теперь уже нет.
Де Ла Фер, приметив некоторую рассеянность и странное замешательство гостя, как бы невзначай спросил:
– Может, всё-таки попробуете местного вина? Неплохое, как говорят. А вы ведь знаток.
– Пожалуй, но поволочете меня в спальню вы, так и знайте – а за последствия я не отвечаю! – улыбнулся Рошфор и отложил лютню.
– Идет!
Лакей по знаку графа принес кувшин и два стеклянных бокала.
– И в самом деле! ‒ согласился Рошфор, пригубив напиток. – Прошлое лето было удачным для винограда. Скажите, а…
– Что?
– Простите мою нескромность, но Бражелон доходное имение? ‒ вопросил граф и добавил для ясности: ‒ Сколько?
Вот это было вполне в духе Рошфора – задавать прямые вопросы!
– Почему вы спрашиваете? – насторожился де Ла Фер, подспудно понимая, что это несомненно касается Рауля. – Разве вы не видите, что жизнь в имении вполне налажена? Вам не хватает каких-то удобств?
– О, сударь, я-то умею довольствоваться малым! Черт возьми, хорошее вино, поздравляю вас! – и Рошфор долил свой бокал. – Но я никогда не отказываюсь от комфорта, разумеется – я, знаете, в душе ужасный сибарит*!
– Знаю! ‒ кивнул де Ла Фер, оглядывая костюм гостя, весь этот бархат, вышивку, драгоценные пуговки, кружева, батист сорочки в разрезах его рукавов, манжеты, выхоленные руки – впрочем, сам он имел совсем те же предпочтения!
– А вы, конечно, эпикуреец**? «Излишние желания отринь, доволен будь, чем жив, не множь страданья!» ‒ широко поведя бокалом, продекламировал Рошфор, помолчал немного и сказал: – Я вижу хорошо обустроенный дом, красивую мебель, ковры, новую обивку. Отличное вино, недурного повара, расторопных слуг, порядок на конюшне, аллею… гм, грядку ирисов! Ирисов!!! – хихикал он.
– Что смешного, право? ‒ удивился де Ла Фер.
– Я не вижу, ‒ продолжил Рошфор, отсмеявшись и уже прищурившись, ‒ нет, вы обидитесь…
– Нет уж, договаривайте!
– Ну, положим… не вижу правильного устройства дренажа во рвах для отвода лишней влаги с подъездной дороги – тут не работал инженер. Не вижу вырубки подлеска в парке, расчистки просек в лесу, водопровода от колодцев в обычных гончарных трубах. Не вижу распланированного регулярного сада и цветников, мощеных дорожек, террас и фонтана, оранжереи, наконец.
– О! ‒ выдохнул де Ла Фер и прикусил губу: вот это наблюдение! Инженер тут не работал! Не распланирован цветник с фонтанами! Черт побери!
Более половины того, о чем сказал граф, было у него в планах, но остальное… остальное могло и подождать!
– Не стану спорить, что оранжерея прежде всего! – съязвил де Ла Фер.
– Вот и не спорьте! – хмыкнул Рошфор. ‒ Статусность имения непременно послужит репутации виконта, а там и будущей карьере при дворе.
«Ага, вот оно! Ну? А дальше?»
– Вы старый царедворец!
– Точно!
– Вы пьяный старый царедворец!
– А не надо было спаивать! Так сколько? – Сбить графа с мысли было трудно!
– Бражелон приносит до десяти тысяч ливров в год.
«Мало, ‒ подумал Рошфор, прикрывая глаза. ‒ Мало. Жизнь дорожает, а за следующие двадцать лет до совершеннолетия мальчика сколько еще воды утечет?»
– Послушайте, сударь, ‒ сказал он, снова поднося бокал к губам, ‒ но только не выкидывайте меня сразу вон из дома по первому побуждению…
Граф, давая себе время размыслить, неторопливо поднялся и встал у прогоревшего камина, опираясь локтем о резную мраморную колонку:
– Что-то вы задумали этакое… своё?
– И прегнусное! – фыркнул Рошфор. – Вы уверены в своем управляющем?
– Помилуйте!
– Он не вор?
– Я сам проверяю все счета и сделки!
– Фи! Счета и сделки! И это называется вельможа! Куда катится мир? «Я не король и не принц…», как-то так?
– Вы пьяны! – с улыбкой констатировал де Ла Фер.
– Еще не совсем, сейчас допью, и вот тогда… – пообещал Рошфор и хмыкнул. – Так вот, возьмите помощника управляющего.
– И что это даст в общем итоге, кроме лишних расходов на жалование? И где найти знающего человека?
Рошфор помолчал, глядя в бокал.
– Ну, положим, есть у меня такой человек, итальянец. Величает себя банкиром…
– А на деле сущий негодяй и мошенник?
– О, да! Сидит в тюремной камере третий месяц, бедолага, кается и ждет, когда я его повешу. А я его повешу!
– Вы и таких ловите? – с некоторой гадливостью покривив губы, спросил граф.
Рошфор вперил в него долгий взгляд и усмехнулся:
– Я всяких ловлю! Я ловец человеков! Грязная работа, да?
– Сударь, да на что же мне итальянский жулик? – пожал плечами де Ла Фер.
– Вы не представляете, это просто финансовый гений! Уж поверьте!
– Охотно верю, однако – нет! – отрезал он.
Рошфор подумал, что он уже и в самом деле пьян. Он согрелся в тепле этого дома, поддался его заманчивому тихому уюту и пропустил момент, когда перестал контролировать себя. А ведь де Ла Фер просто и без затей напоил его! Интриган! У кого только научился?
Но чем дальше, тем больше Рошфор досадовал на свою оплошность. Пьяный болтливый дурак! Черт его потянул за язык – не стоило и упоминать об итальяшке, надо было просто спустя некоторое время прислать его сюда с фальшивой рекомендацией и четкими указаниями, а там, глядишь, и доходы имения бы возросли, и капитал у виконта образовался! А пустить деньги в оборот через подставное лицо – тоже дело нехитрое, все так живут! Но не граф де Ла Фер, нет! Он погнушается, разборчив очень, и даже в случае нужды ничьей помощи не примет, не подумав о ребенке, лишь бы спесь свою потешить!
– Знаете, сударь, ‒ зло бросил Рошфор, ‒ я всякий раз убеждаюсь, что эта наша хваленая сословная гордость суть недальновидность и негибкость ума. Не более. – Он тоже встал и сразу ухватился за спинку стула.
– Не пейте больше, сударь.
– И удобное оправдание своих жизненных неудач.
Де Ла Фер побледнел.
– Что вы хотите этим сказать? В чем-то обвинить меня или задеть? Я не обижаюсь на… слишком откровенных друзей, но и оскорблять себя не позволю!
– Ну, да, на меня не обижаются. Я ведь пария, не так ли? Вы сегодня напомнили об этом – «господин королевский наместник»!
Де Ла Фер и не хотел, да поневоле смутился.
«Что ж, вы сами его напоили, ваше сиятельство, ‒ мысленно обратился он к самому себе, ‒ так получите порцию правды и не жалуйтесь!»
Ах, Рошфор! Рошфор, презирающий мнения, смеющийся над всем и вся, не боящийся ни бога, ни черта, ценящий людей не по имени, а по делам, даже бравирующий своей жуткой должностью – и он чувствует себя отверженным и тяготится этим? Но он сам выбрал, как служить, разве его принуждали? А высокомерная мрачность, цинизм, роскошь одежд – тоже лишь прикрытие жизненных неудач? Но в чем они, ведь всё у него есть: семья, наследники, счастливая внешность, еще не ушедшая молодость, внимание женщин…
– Послушайте, Рошфор, вы сами прекрасно всё поняли, так отчего же снова…
– Скажите, как обеспечен виконт? ‒ перебил он в ответ.
– Вы намерены считать чужие доходы?
– Намерен. Думали вы о его образовании, о будущей карьере, о покупке для виконта должности, о браке, наконец? – казалось, Рошфор прожжет де Ла Фера взглядом!
Тот даже растерялся.
– Что за вопросы?
– Просто вопросы. Ответьте!
Это было уж слишком!
– Что вам за дело? У вас нет права вмешиваться! – вот теперь де Ла Фер почувствовал приближение настоящего гнева. – Рауль мой сын!
– Он мой! ‒ воскликнул Рошфор и осекся.
– Что?!
– Племянник…
Граф выронил бокал, и он, жалобно звякнув, разбился.
Они стояли глаза в глаза, и в непроницаемой тьме глаз Рошфора плясали золотые отблески свечей. Он был сейчас где-то далеко.
«Мари-Эме, почему? Отдали бы ребенка мне, я бы поверил…»
– Она… ‒ тусклым голосом промолвил де Ла Фер, а вокруг всё падали и падали какие-то невидимые звенящие осколки, ‒ она рассказала? Вам?! Почему вам?
– Она… не рассказала. Не смейте… о ней!
Почему ему? Почему не сметь? Отчего?
Но цепочка связалась: Рошфор – Мари-Эме де Монбазон – Рауль. Да, его племянник! И… что-то еще, что не сказано? Что он скрывает так тщательно? Ведь скрывает? О себе и о ней…
И тут на графа внезапно обрушилась лавина понимания: святые небеса, неужели этот несчастный безумец всю жизнь оберегал в душе чувство к этой женщине – своей кузине? Принадлежа с ней к враждующим лагерям. Не имея ни малейшей надежды. Никогда. Вот почему он смотрит на мальчика с таким пристальным интересом – он видит в нем её черты! И вот почему ребенок тоже потянулся к нему! Это голос крови!
Де Ла Фер немедленно простил Рошфору его неуместные вопросы, отдавая себе отчет, что и сам он на его месте, возможно, действовал бы так же, и, взглянув на него еще раз, изумился его бледности.
– Сударь, пить вам сегодня уже хватит.
Граф попытался отнять у него бокал, но неудачно – тот выскользнул из пальцев и грохнулся на паркет.
Оба они стояли и долго смотрели на осколки.
– В этом доме есть еще целые образцы венецианского стекла? – прозвучало вдруг до невозможности иронично: это был прежний Рошфор с удивленно приподнятой бровью и усмешкой на губах. – Если нет, то позвольте напомнить, что вы обязались отконвоировать… Э-э, нет, не так: обязались отволочь меня в спальню, вот! ‒ Де Ла Фер попытался было подать ему руку. – Э-э, нет уж, я и сам дойду!
***
Утро было не таким и ужасным – вокруг Рошфора хлопотал его лакей с горячими полотенцами, а потом потребовались два ведра воды, и вот граф предстал перед де Ла Фером вполне свежий, с еще влажными волосами, глядящий светло и безмятежно.
– Вы живы?
– Я как тот бродячий кот, на котором всё само присохнет.
– Поберегите свои девять жизней.
– Непременно. Но я велел, чтоб Жирандоль собирался.
– Кто?!
– Жирандоль… То есть Люк, мой лакей. К полудню я надеюсь отбыть в Блуа.
– И ничто не сможет заставить вас повременить с отъездом?
– Сударь, еще день – и меня станет слишком много! – усмехнулся Рошфор. – И, кстати, простите меня за вчерашнее.
– Полагаю, это я виноват перед вами.
– О, неужели мир и тишина над Пикардией и Бретанью?
– Ну, затишье хотя бы!
Оба одновременно фыркнули от смеха.
– Да, пока вы здесь…
– Да, пока я здесь… ‒ начали они опять вместе и снова рассмеялись.
– Так что вы хотели, Рошфор?
– Продайте мне с десяток луковиц ирисов. Девочки будут рады… ‒ граф смутился и даже покраснел.
– Они не продаются.
– А, ну, что ж…
– Я надеюсь, вы возьмете их без всякой платы, хоть вы и всегда при деньгах!
– А! – хмыкнул Рошфор.
– В обмен на услугу. Просветите в подробностях, что теперь бывает нового в устройстве садов? Я интересовался, но ничего особенного пока не нашел.
– Конечно. Но почему бы вам не перенять что-то у соседей?
– В этом я больше полагаюсь на вас.
– Если вы дадите мне время, я пришлю вам примерный план и рисунки. Да, и вот что: почему бы вам не побывать… ‒ граф умолк.
– В вашем бретонском поместье? С Раулем, конечно?
Рошфор вздохнул:
– Граф де Ла Фер, я не отниму у вас сына.
***
Маленький виконт пользовался в доме определенной свободой, потому уже с утра побывал вблизи комнат гостя. Там царило некоторое оживление, пробежал незнакомый молодой лакей, улыбнулся и подмигнул ему, а потом Рауль понял, что господин Шарль-Сезар… то есть, конечно, граф де Рошфор, собирается уезжать. Малыш так расстроился и обиделся, что сбежал в библиотеку и украдкой всплакнул в уголке!
И вот Рауль уже стоял на лестнице и смотрел, как гость садится в седло. Он не слышал, о чем говорили взрослые и чему смеялись, только ловил на себе взгляд Рошфора и опускал глаза. И снова поднимал, чтобы рассмотреть его и запомнить. Перья на шляпе, фиолетово-черное и серо-сиреневое, были такие красивые! И сам он тоже!
А потом случилось непонятное – всадник протянул ему руку в перчатке, и Рауль, повинуясь этому жесту, взобрался на цоколь, где раньше был вазон, и в два приема оказался в седле. Это было не трудно, он ведь уже ездил на маленькой шотландской лошадке, только этот конь больше. Рауль еще успел перехватить обеспокоенный взгляд графа де Ла Фер, но тут господин Шарль-Сезар смешно спросил: «Ну, что, погнали?», и тронул коня с места.
***
Де Ла Фер в оцепенении смотрел, как Рошфор усаживает Рауля в седло перед собой, как обнимает, касаясь подбородком его макушки, как пускает коня шагом, а потом за воротами почти сразу переводит в галоп. Сердце обрывалось и падало, падало с каждым ударом. Вот сейчас Рошфор возьмет и увезет его сына, а он так и будет неподвижно стоять и смотреть ему вслед.
Стук копыт сначала почти затих, но теперь становился всё отчетливее – всадник возвращался!
Рошфор домчал Рауля до самого конца длинной аллеи, а потом повернул обратно. Не доезжая туазов*** тридцати, он остановился и поцеловал малыша в теплую макушку, а потом в подвернувшуюся щечку. Мальчик закинул голову, чтобы посмотреть на графа, и тут за ухо ему упала капля. Но ведь дождя нет! Рауль всмотрелся: на концах черных ресниц господина Шарля-Сезара горели золотые искорки. Это было, конечно, от солнца.
Он снова въехал во двор и сказал:
– Забирайте наследника, граф!
Де Ла Фер принял Рауля из рук Рошфора и прижал ребенка к себе.
– Ну, мне и в самом деле пора.
– Вы хоть вернетесь?
– Разумеется – взглянуть на сады Бражелона. Да, и не забудьте мои ирисы, вы обещали!
_______________________________________________________________
*Сибарит (по названию древнегреческой колонии Сибарис, прославившейся богатством и роскошью) ‒ избалованный роскошью человек, живущий в праздности, но активно ищущий удовольствий
**Эпикуреец ‒ последователь философского учения, исходящего из идей Эпикура. Согласно ему, высшим благом считается наслаждение жизнью, которое подразумевает отсутствие физической боли и тревог, отказ от излишних желаний, несущих заботы и нарушающих покой; также и избавление от страха перед смертью и богами, безразличными к происходящему в мире смертных.
***Туаз – мера длины, около 2 метров