Глава 13                                 Расследование

     В понедельник разобраться с чертежом дома Разумовского-Клюева у Анны и Штольмана не получилось. Яков Платонович приехал к Мироновым даже раньше обычного, и провел все утро, обследуя кусты шиповника, где вчера вечером была сломана ветка.

     Анну Викторовну он встретил уже на пороге дома, быстро поздоровался с Марией Тимофеевной и Петром Ивановичем и пообещал найти тех, кто лазают к ним в сад и ломают кусты.

     По дороге в больницу они обсуждали вчерашнее происшествие.
   
     - Яков Платонович, мне показалось или вы и вправду кусты шиповника с лупой изучали, - насмешливо спросила Анна Штольмана, - кусочки ткани от детских штанишек там искали?
   
    - Ничего-то от вас не скроешь, Анна Викторовна, - Штольман покачал головой и смутился, - я не хотел вас пугать на ночь глядя...

    - А точнее говоря - обманули, так? - пребила его Анна.

     - Да, виноват, только ради вашего спокойствия, - Штольман помолчал немного и добавил, - и для своего спокойствия тоже, а то вы побежали бы ночью к тем кустам искать улики.

    - Нет, не побежала бы, - голос Анны зазвенел от возмущения, - я ведь дала вам слово, что буду дома.

    - Нам надо научиться доверять друг другу, разве не так? - Анна остановилась и серьезно посмотрела Якову Платоновичу в глаза. От волнения на ее щеках появился румянец, легкий ветерок поигрывал прядями волнистых волос и распушил строгую прическу, взгляд потемневших глаз был и сердитым, и обиженным одновременно.

    Штольман молчал, он тоже остановился и не сводил с Анны глаз. Потом сглотнул комок в горле и тихо-тихо сказал: "Так, только не разлюби...".

    - Я... никогда, - прошептала Анна и отвернулась, чтобы он не увидел слезы в глазах, а потом махнула рукой и откровенно заплакала, не стесняясь ни прохожих, ни самого Штольмана.

    - Не надо плакать, Анечка, я не хотел тебя расстроить...

    - Это слезы радости. От счастья тоже плачут, разве вы не знали, Яков Платонович, - размазывая ладошкой по лицу слезы, пробормотала его Анечка.

    Через несколько минут они продолжили путь и Штольман рассказывал о своих наблюдениях и выводах. Получалось, что за кустами шиповника довольно долго стоял высокий человек, на руке у него было массивное кольцо, он очень сильно разозлился и в ярости сломал крепкую ветку.

     - А как вы узнали, что у него было массивное кольцо? - с сомнением в голосе спросила Анна.

     - Наблюдая за нами, он мял в руках ветку и очень сильно поцарапал кожицу стебля и листья, пальцами так не сделаешь, - Штольман получил восхищенный взгляд Анны и продолжил, - массивные кольца носят Клюев и Граве.

     - Мне кажется, что это не мог быть Граве. Зачем ему следить за нами? Он и спиритизмом не особенно интересуется. А вот Андрей Петрович мог затаить злобу после вашего с дядей визита к нему. Дядя рассказал мне, что он вел себя как господин "приятный во всех отношениях" - извинялся, объясняя свои букетные подношения долгой жизнью заграницей, где считают, что в дарении цветов нет ничего предосудительного.

     - Он ждал, что мы придем, подготовился заранее, - Штольман поморщился и покачал головой, - и сыграл роль "обиженного и непонятого иностранца в России". Я согласен с вами, Анна Викторовна, вероятнее всего, именно он наблюдал за вами и злился, что вы были не одна. Очень прошу вас, будьте осторожны, не оставайтесь с ним наедине.

     Анне пришлось задержаться в больнице, поэтому возвращались они домой быстрым шагом, но повернув на Царицынскую улицу, остановились. Около дома Мироновых стоял солидный экипаж, а на козлах дремал кучер в добротной, форменной одежде.

     На веранде рядом с Мироновыми стояла высокая, худая женщина с печальными глазами, одетая в соответствии с глубоким трауром. Мария Тимофеевна представила Анне и Штольману Ирину Алексеевну Познанскую, которая приехала специально к Анне Викторовне по личному делу. Семейство Познанских пользовалось в Затонске  большим уважением. Генерал-майор Николай Алексеевич Познанский вышел в отставку по болезни 10 лет назад и переехал в свое имение недалеко от Затонска. Его супруга, Ирина Алексеевна, была двоюродной сестрой князя Мещерского. Все эти сведения Мария Тимофеевна сообщила Анне, пока та приводила себя в порядок после работы в больнице.

     Петр Иванович и Мария Тимофеевна оставили гостью наедине с Анной и Штольманом, которого Познанская попросила остаться как специалиста по полицейским расследованиям. В рассказе Ирины Алексеевны чувствовалась глубокая скорбь о безвременно умершем сыне.

     - Полтора месяца назад наш старший сын Александр приехал из Петербурга на мой день рождения. Он изучает, - она тяжело вздохнула и грустно произнесла, - изучал медицину в Петербургском университете. У него было хорошее настроение, он улыбался, обнимал младших братьев, одним словом, радовался встрече. Около шести часов вечера Саша пошел к отцу в кабинет, чтобы попросить денег.

     - Сколько? - как можно мягче спросил Штольман.

     - 500 рублей, да, сумма отнюдь не маленькая, но для нас приемлемая. Однако отец ему отказал, - Познанская тут же поправила себя, - нет, не совсем отказал, а потребовал объяснить, зачем ему нужны такие деньги. Сын промолчал и вышел из кабинета.

     - Потом, когда слуг допрашивали полицейские, двое из них и гувернантка заявили, что Николай Алексеевич кричал на Сашу. Муж это отрицает, и я ему верю. Он ни разу не ударил мальчиков, а их у нас трое, никогда на них не кричал, - Познанская замолчала и перевела взгляд на Якова Платоновича, - поверьте мне, я говорю правду.

     - Какое-то время после разговора с отцом Саша был расстроен, ушел в парк погулять, а за ужином он был уже в хорошем настроении. Обещал мне на следующий день рождения привести свою невесту, очень хвалил барышню, которую встретил в Петербурге и влюбился. Мы смеялись, ничего не предвещало беды, - каждое слово Ирины Алексеевны было наполнено горячей любовью к сыну.

     - После ужина он ушел к себе. В 9 часов Софи, наша гувернантка, отнесла ему чашку горячего какао, он был жив. А когда я зашла к нему поцеловать его перед сном, он был мертв, но еще теплый... - дальше говорить Познанская не смогла и замолчала, зажав ладонями рот.

     - Вы сразу вызвали полицию? - пришел к ней на помощь Штольман.

     - Да, - Познанская словно очнулась и с благодарностью посмотрела на Якова Платоновича, - но они приехали только утром. Муж сразу закрыл Сашину комнату на ключ, там все оставалась на своих местах.

     - В заключении полиции говорилось о самоубийстве? - продолжал вынужденный допрос Штольман.

     - Да, - Ирина Алексеевна уже не удивлялась вопросам Штольмана, а только смотрела на него с уважением, - господин Коробейников принял во внимание слова слуг о ссоре, а еще они нашли под кроватью пузырек с лекарством мужа.

     - А что это за лекарство, вы знаете, Ирина Алексеевна?

     - У мужа было несколько тяжелых ранений, и его мучают сильные боли. Доктор выписывает ему обезболивающие пилюли с морфием. Это было обычное лекарство мужа, оно не очень охранялось, чтобы быть всегда под рукой.

     - А за два дня до открытия школы, нашелся Сашин дневник. Я с Илюшей, нашим младшим сыном, отбирала детские книжки для подарка школьникам из нашей библиотеки и среди книг увидела дневник, которого раньше у детей не было. Илюша признался, что в ночь смерти старшего брата он вытащил из его куртки красивую тетрадку и спрятал в книжном шкафу, а потом о ней забыл, - Познанская мягко улыбнулась, - ему ведь только 6 лет.

     - А разве полицейские не проводили обыск во всем доме? - уточнил Штольман. 

     -  Нет, только в Сашиной комнате. Когда нашли пузырек с лекарством мужа, все прекратили. Анна Викторовна, - гостья обратилась к Анне, которая задумчиво смотрела в сад, - вы можете узнать у Саши, что случилось на самом деле?

     - Я думаю, что нам надо поехать с вами в имение и изучить дело на месте, - Штольман накрыл руку Анны своей ладонью и слегка сжал ее, - Да, Анна Викторовна?

     Анна вздрогнула, ошеломленно посмотрела на Якова Платоновича и кивнула.

     Пока Ирина Алексеевна прощалась с Марией Тимофеевной и Петром Ивановичем, Анна шепнула Штольману, что во время рассказа к ней приходил дух Александра и показал ей елку в парке и темный пузырек с лекарством на земле под лапами ели, а также большую детскую игровую комнату в доме.

     - Значит дух приходил? - прервал ее рассказ Штольман.

     - Он сам пришел, я не звала, - все еще печально уточнила Анна.

     - Сам не сам, какая разница - ведь так бывало и раньше.

     - Вы считаете, что Дар возвращается?

     - Он никуда не уходил, он все время был с вами, просто он... - Яков Платонович замолчал, подбирая слово, - дремал, а сейчас вы так сильно сопереживали, так близко к сердцу приняли боль матери, потерявшей сына, что он проснулся, - Штольман продолжал убеждать Анну, надеясь, что она поняла его мысль.

     - Дар все время был со мной? - удивление, испуг и радость смешались на ее лице во что-то единое, - вы уверены, Яков Платонович?

     Штольман был так взволнован, что не нашел слов, а только крепко сжал ее руки в своих. 

     В усадьбе Познанских было тихо, дети с няней и гувернанткой Софи Жюжан все еще гостили у Мещерских и должны были вернуться домой только завтра. Беглый осмотр дома не добавил ничего нового к рассказу Ирины Алексеевны, зато детскую игровую комнату Анна узнала сразу, но понять, почему дух Александра показал ей эту комнату, она не могла. Второе видение было связано с большой елью, которая, как оказалось, росла прямо под окном комнаты старшего сына. Яков Платонович убедил ее не искать самой пузырек с лекарством под елкой, а предоставить эту возможность полиции, иначе найденный частными лицами пузырек нельзя будет считать уликой.

     По рекомендации Штольмана Николай Алексеевич написал официальную просьбу о возобновлении расследования смерти его сына в связи с вновь открывшимися обстоятельствами - нахождением дневника Александра. Яков Платонович обещал передать эту бумагу Трегубову и приехать в усадьбу вместе с полицией, чтобы принять участие в расследовании. Детей, няню   и гувернантку договорились привезти домой не раньше 5 часов вечера, когда большая часть работы полиции будет выполнена. Анна Викторовна обещала тоже приехать к Познанским вместе с дядей к 5 часам.

     На другой день Штольман приехал в полицейский участок и решил сразу начать разговор с Трегубовым и Коробейниковым с просьбы Познанских возобновить расследование смерти сына. Причин было несколько, и Штольман сухо и спокойно их перечислил:
     Во-первых, заключение о самоубийстве было сделано на основании только косвенных доказательств;
     во-вторых, в найденном недавно дневнике Александр Познанский выражает надежду на успех своей научной работы в лаборатории университета, мечтает о славе и уважении друзей и родителей, и эта запись сделана в день смерти;
     в-третьих, не была найдена предсмертная записка или просто записка, содержащая несколько слов о том, что в его смерти никто невиновен.
     Наконец, изучая медицину и работая в лаборатории университета, где использовались яды, он имел опыт работы с ними и не стал бы принимать такое большое количество морфия, как выявил в результате вскрытия тела доктор Милц.

     - Все эти причины им помогли выявить и сформулировать, конечно, вы, Яков Платонович, - усмехнулся Трегубов.

     - Не стану скрывать, что господин Познанский обратился ко мне лично, правда, по рекомендации князя Мещерского, - добавил Штольман, зная, с каким пиететом Николай Васильевич относится к титулам и званиям. 

     - Да, это уважаемая семья в Затонске, родственники князя Мещерского. Я согласен, - Трегубов кивнул Антону Андреевичу, - надо сделать так, как говорит Яков Платонович.

     - Но ведь мы уже проводили расследование, я вам докладывал, - голос Коробейникова задрожал то ли от обиды, то ли от гнева, - я докладывал, и вы, Николай Васильевич, согласились с результатами, зачем же повторять? - теперь в словах Коробейникова уже звучал неприкрытый вызов, - я не вижу смысла в новом расследовании, никакого смысла...

     - Открылись новые обстоятельства, - все еще миролюбиво уточнил Штольман.

     - Какие? Видения Анны Викторовны? - со злостью огрызнулся Коробейников.

     - Вы забываетесь, господин Коробейников!

     В голосе Штольмана зазвенел такой металл и холодное презрение, что Антон Андреевич втянул голову в плечи и прошипел: "Приношу извинения".

     - Госпожа Познанская нашла дневник сына, и согласно записям, сделанным им в день смерти, он не собирался совершать самоубийство, - тем же суровым тоном продолжал Штольман.

     - Ладно, ладно, не будем спорить, - Трегубов постарался потушить набирающий силу скандал, - Антон Андреевич, НАДО сделать, - Трегубов выделил голосом слово "надо", - это приказ.

     - Разрешите исполнять? - Коробейников резко развернулся и вышел из комнаты.

     - А что делать? Молод еще и очень самолюбив, - Трегубов развел руками, - но уж вы, Яков Платонович, помогите ему, надо уважить просьбу Познанских.

     Штольман молча кивнул и тоже вышел. В своем бывшем кабинете Яков Платонович сел у столика со стаканами для чая, уступать ему его стол Коробейников не собирался. Ульяшин мучился от такого "свинства" со стороны начальника и был готов уступить свой стол, но чувствовал, что за стол помощника Штольман не сядет.

     Яков Платонович попросил принести дело о самоубийстве Александра Познанского, и Ульяшин, не дожидаясь команды Коробейникова, умчался выполнять его указание. Штольман не спеша рассматривал кабинет, в котором он прожил почти два года, не просто работал, а именно жил все это время в Затонске. В его воспоминаниях кабинет  наполнялся разными людьми, их становилось все больше, гул голосов - все громче, а в центре этого человеческого муравейника у стола стояла чудесная барышня на колесиках - его Анечка.

     Ульяшин быстро вернулся и с удовольствием положил перед Штольманом тонкую папку. Пока Яков Платонович внимательно перебирал и читал материалы дела, Ульяшин не мог усидеть на месте. Он то подходил к окну, то садился за стол и выкладывал перед собой стопку чистой бумаги, собираясь делать записи по ходу разговора, он предчувствовал интересное обсуждение и ждал его.

     Коробейников сидел за Штольмановским столом, не двигался, мрачно смотрел в какие-то бумаги перед собой - он словно окаменел.

     Перевернув последний лист дела, Штольман спокойно отодвинул папку в сторону и потер подбородок.

     - Господа, вам не кажется странным, что Александр Познанский выпил так много пилюль лекарства своего отца, запивая их только одной чашкой какао?

     - Почему много пилюль? - тут же включился в разговор Ульяшин,- я лично пересчитал количество пилюль в пузырьке, который мы нашли у него под кроватью, их оставалось 16 штук.

     - А давайте займемся арифметикой. В каждой пилюле содержалось по 1 грану морфия, так сообщил на допросе аптекарь, верно? - обратился Яков Платонович к Ульяшину.

     - Да, - кивнул Ульяшин, - а чтобы отравить взрослого человека достаточно 3 гран.

     - Верно, - поддержал его Штольман, - но доктор Милц пишет в своем заключении по результатам вскрытия, что доза морфия была превышена в три раза. Следовательно, Александр принял 9 пилюль и запил их одной чашкой какао.

     - Подождите, Яков Платонович, - выскочил из-за стола Ульяшин, подбежал к папке с бумагами и стал быстро перелистовать в ней листы, - вот, нашел, я сам писал, что в пузырьке не хватало только 4 пилюли.

     - Примите к сведению, что старший Познанский до этого принимал лекарство какое-то время, и мог сам выпить эти 4 пилюли за неделю.

     - Значит, - лицо Ульяшина озарила догадка, - был еще один пузырек с морфием, но, - он опять стал мрачным, -  мы никакого другого пузырька не нашли, а обыск проводили очень тщательно, уж поверьте, Яков Платонович.

     - Если его не было в комнате, то это еще не означает, что его вообще не было, - усмехнулся Штольман.

     Антон Андреевич, не подававший признаков жизни во время разговора, вдруг стукнул рукой по столу, выскочил из-за стола, схватил с вешалки кепку и со словами "Едем немедленно", вылетел из кабинета. Штольман с  Ульяшиным переглянулись. Яков Платонович подождал, пока Ульяшин убрал папку в сейф, и они вместе вышли из кабинета. Через час обследования парка пузырек с несколькими каплями морфия был найден под елкой. На пузырьке сохранилась этикетка с названием аптеки.

     Дети, няня и гувернантка вернулись домой около 5 часов. Неожиданное присутствие в доме полицейских и чужих людей их напугало. Илюша подбежал к маме, схватил ее за руку и не отходил от нее ни на шаг. Петя, подросток лет 15, пытался скрыть свой страх, смотрел на всех хмуро и спрятал руки в карманы. Няня охала и поминутно крестилась, а гувернантка Софи Жюжан, миловидная женщина лет 28, сильно побледнела и демонстративно говорила только по-французски.

     К моменту возвращения домой детей и няни с гувернанткой полицейские тщательно обыскали все комнаты в доме Познанских, кроме детской игровой комнаты. По просьбе Штольмана в ней собрались Коробейников с Ульяшиным, супруги Познанские, Анна Викторовна с дядей и Штольманом, няня с детьми и гувернантка. Большая и светлая комната теперь казалась маленькой и тесной.

     Илюша едва сдерживал слезы и Софи попросила разрешения у мадам Познанской увести ребенка в парк. Ирина Алексеевна посмотрела на Коробейникова, и тот кивнул в знак согласия. Софи взяла ребенка за руку и пошла к дверям, но Штольман остановил ее.

     - Мадмуазель Софи, останьтесь, с ребенком погуляет няня.

     - Хорошо, - не стала перечить гувернантка, - возьмите с собой лошадку, чтобы ему было не скучно.

     - Зачем же брать такую тяжелую игрушку, - посочувствовал Штольман.

     - Она вовсе не тяжелая, она ведь полая, - начала объяснять Софи и вдруг резко замолчала.

     Когда няня с ребенком вышли из комнаты, Штольман взглядом указал Ульяшину на лошадку-качалку, тот понял, улыбнулся и подошел к деревянной игрушке.

     - Надо же, какая большая, у меня в детстве тоже была лошадка-качалка, но поменьше и тоже полая. У нее в животе был тайник, и мы, дети, прятали в нем свои сокровища, - с этими словами Ульяшин перевернул лошадку, и все увидели на животе игрушки дверцу с замком.

     - Будем ломать? - Ульяшин вопросительно посмотрел на Штольмана.

     - Зачем же портить такую красивую игрушку. Мадмуазель Софи, дайте ключ, - Штольман протянул руку к гувернантке.

     Окинув всех злым взглядом, Софи медленно достала из кармана юбки ключик и швырнула его на пол. Ульяшин усмехнулся, поднял ключ, открыл дверцу и вынул пачку ассигнаций, свернутых в тугую трубочку, и еще темный пузырек.

     В этот момент Петя бросился на гувернантку с кулаками.

     - Дрянь, какая же ты дрянь! - кричал подросток. Коробейников мгновенно оказался сзади него, схватил за руки и завел их за спину. Петя вырывался и продолжал кричать.

     - Саша говорил, что ты последняя дрянь. Сама лезла к нему в постель, а потом требовала деньги. Он хотел все рассказать родителям и выгнать тебя из дома. Ты убила его!

     Ирина Алексеевна бросилась к сыну, обняла и стала гладить по голове. Петя больше не мог говорить, он захлебывался в рыданиях.

     Через час все было кончено. В ходе допроса, который вместе проводили Штольман, Коробейников и Ульяшин, Софи Жюжан призналась, что она морфинистка и отравила Александра, накапав морфий в чашку с какао и положив побольше сахара, чтобы он не почувствовал горький вкус морфия. Александр отказался давать ей деньги, и она испугалась его угрозы  рассказать все родителям и выгнать ее из дома. Она боялась потерять хорошее место.

     После допроса Антон Андреевич подошел к Штольману и сказал, глядя ему прямо в глаза:
     - Спасибо за урок, Яков Платонович.

     Штольман кивнул, а Ульяшин довольно улыбнулся. Вскоре полицейские уехали и увезли Софи Жюжан. Анна Викторовна дала успокоительное лекарство детям и они уснули.   

     Николай Алексеевич пригласил Якова Платоновича и Петра Ивановича к себе в кабинет "на рюмочку коньяка", а Ирина Алексеевна и Анна перешли в гостиную и рассматривали семейный альбом Познанских. Нежно поглаживая фотографию Саши, Ирина Алексеевна обратилась к Анне:

     - Анна Викторовна, мне трудно сейчас говорить об этом, я потеряла сына и чуть не потеряла мужа, который винил себя в смерти Саши. Поверьте мне, моя благодарность вам останется в моей душе навсегда. Я понимаю, что это вы рассказали Якову Платоновичу и про елку, и про лошадку-качалку...

     - Не я, - покачала головой Анна, - дух Саши показал мне, где искать улики, он хотел справедливости.

     - Но вы стали его проводником в нашем мире. Замечательный Яков Платонович, замечательный, - с восторгом повторила Познанская, - и опытный профессионал довел ваши подсказки до верного результата. Как же вам повезло, что рядом с вами Штольман! Вы с ним как две неотъемлемые части одного целого. Это такая редкость в жизни...

     - Скажите, Яков Платонович, уже получил новое назначение? - поменяла тему разговора Ирина Алексеевна.

     - Нет, еще нет, - смутилась Анна, раньше она не задумывалась о будущей работе Штольмана.

     - Я завтра же расскажу князю о вашей помощи и попрошу его оказать поддержку и содействие Якову Платоновичу при новом назначении. Не возражайте, пожалуйста, - замахала руками Познанская, увидев оторопь в глазах Анны, - помогать порядочным и умным людям сам Бог велел, а князь обладает большим авторитетом в столице, да и мой муж там не последний человек. Мы теперь ваши друзья, верно? 

     А в кабинете Познанского разговор незаметно перешел на воспоминания о Викторе Ивановиче Миронове.

     - Не могу сказать, что мы были близко знакомы, но у Николая Петровича Мещерского встречались часто. Вот с князем Виктор Иванович находился в дружеских отношениях, их объединяла общность взглядов на общественную жизнь и развитие государства. Слушать, как они обсуждают эти темы, доставляло мне большое удовольствие. Умный и достойный человек был Виктор Иванович, Царствие ему небесное, а профессионал-то какой! - Познанский с восхищением развел руками, - даже в Петербург его приглашали.

     - А вы не знаете, кто именно был его клиентом в столице? - Яков Платонович внутренне напрягся.

     - Так, сейчас вспомню... Они с Николаем Петровичем еще обсуждали его фамилию, древний дворянский род, - Познанский поморщился, закусил губы и радостно улыбнулся, вспомнив, - Оленин, да, да, Алексей Алексеевич Оленин, статский советник, служит в Департаменте иностранных дел.

     Штольман откинулся на спинку стула и кивнул. Вот ведь не знаешь, где повезет... Эту ниточку он не упустит, попросит капитана Шилова узнать все об этом столичном клиенте. Надо же, Оленин, какие известные дворянские фамилии могут быть замешаны в убийстве Виктора Ивановича.

    - Виктор Иванович перед знатностью рода и титулами голову не склонял, - усмехнулся Петр Иванович, словно прочитал мысли Штольмана, - для него было важно, чтобы дело было честное, а клиент - человек порядочный.

     - Да, да , вы правы, Петр Иванович, - поддержал его Познанский, - прежде чем принять окончательное решение, он ездил в столицу, встречался с Олениным и остался доволен.
     
     - Какую встречу тот ему организовал! - Познанский оживился, - на вокзале сам встретил Миронова, заранее снял для него номер в гостинице, сам его оплатил. Домой, конечно, не приглашал, но в ресторане всегда заказывал отдельный номер, чтобы и поесть, и дело обсудить. Словом, опекал как родного брата. Виктор Иванович не ожидал такого отношения и согласился.

     Опекал, повторил про себя Штольман, с чего бы это статскому советнику Оленину так вести себя с провинциальным адвокатом, а потом даже не поинтересоваться судьбой бумаг по делу? Или их выкрали из дома Мироновых по его распоряжению? Странный, очень странный чиновник из Департамента иностранных дел...

Отредактировано Nora Brawn (11.01.2025 13:24)